Достаточно сладок для укусов

      Акутагаве Рюноске не чужды следы от зубов на шее.       Каждый день, когда он сдаётся и позволяет Накаджиме Ацуши зайти в его дом, за считанные минуты становится днём, о котором он сожалеет, ведь Ацуши никогда не даёт ему работать и всегда, подобно котам, требует внимания. Акутагава мог поклясться, что Ацуши был единственным человеком, который время от времени обретал внешность и силу огромного сильного зверя, что Рюноске часто подмечал или дразнил его за то, что он больше, чем кажется на первый взгляд. Конечно, Акутагава мало что знает о поведении тигров, потому что видел их лишь на расстоянии, в телевизионных программах или в зоопарках, где люди берегут свою драгоценную природу как зеницу ока.       Рюноске знает кое-что о домашних котах, и даже имел одного, будучи ребёнком, но воспоминания об этом времени в лучшем случае расплывчаты, и потому довольно бесполезны в этой ситуации. Прямо сейчас Ацуши аккуратно помещается в пространстве между спиной Акутагавы и спинкой дивана, цепляясь своими ногами за его ноги и надёжно обхватывая его грудь своими длинными руками.       Когда-то Акутагава жаждал такого внимания от Дазая, и теперь получать его от кого-то другого кажется неуместным, так что Акутагава откладывает бессмысленные надежды, чтобы сосредоточиться на бумажной волоките. Ацуши прекрасно понимает, что дела Портовой Мафии очень важны для мафиози, однако он в той же степени знает, чем можно отвлечь Рюноске, когда у того ещё есть работа, так что ничто не мешает оборотню попытаться заставить Акутагаву бросить всё и вместо этого заставить его обратить внимание на себя. Его новейший способ особенно действенный и оставляющий заметные метки на шее и плечах мафиози.       Ручка в руке Рюноске немного трясётся, и он вздыхает, положив руку на лоб Ацуши и отталкивая его от себя до тех пор, пока зубы оборотня не перестают впиваться в шею. От этого долгого прикосновения зудит кожа.       — Прекрати, оборотень. Я занят, и ты знал это, когда я впускал тебя в свой дом.       — Ты всегда занят, — разочарованно бурчит Ацуши и кладёт подбородок на плечо Акутагавы, а затем, как осьминог, обвивает его талию ногами. — Разве тебе не нужно взять перерыв?       — Знаешь, сейчас не время для перерывов, — закатывает глаза Акутагава, потирая отметину на шее, чтобы унять зуд, а затем возвращается к отчёту, который притащил ему Чуя прошлой ночью с убедительной просьбой внимательно всё просмотреть.       — Я знаю. Дазай-сан рассказывал мне о работе на этой должности.       Ацуши заходит слишком далеко. С тихим стуком Рюноске бросает ручку на кофейный столик, однако не похоже, что Ацуши это волнует. Так или иначе, упоминание бывшего наставника Акутагавы всегда производит на мафиози сильное впечатление, но Ацуши, кажется, никогда не знает, когда переступает черту. Рюноске едва может сосредоточиться на слабой боли в районе сердца, когда зубы оборотня вновь впиваются в его кожу — в этот раз ещё сильнее и ближе к месту, где срастается шея и плечо. Прежде, чем Акутагава успевает возмутиться, Ацуши прикусывает сухожилие, вместе с этим проводя своим шершавым языком по его гладкой коже, заставляя мафиози ругаться и угрожать Расёмоном, чтобы избавиться от назойливого тигра.       — Всё же тебе нужно отдыхать время от времени, — Ацуши присасывается к оставленному своими зубами красному пятнышку, и Акутагава медленно закрывает глаза, тяжело вздыхая. — Если бы ты не хотел провести со мной время, ты бы не пустил меня к себе.       — Если бы я тебя не пустил, — сейчас Акутагава не хочет думать о том, что Ацуши вкладывал в смысл своих слов, — ты бы звонил в дверь и отказывался покидать мою территорию.       — Ну, я просто хотел побыть рядом с тобой. С каких пор это плохо? В противном случае, ты бы весь день сидел взаперти, пока у мафии не появились бы дела, если бы я к тебе не пришёл, — Ацуши улыбается, и Рюноске может почувствовать своей кожей изгиб его губ, стараясь не дрожать от того, насколько это восхитительно, и пытаясь унять дрожь в пальцах. — Позволь помочь тебе расслабиться.       — В этом нет никакой нужды, — Акутагава снова шлёпает по его макушке, и пальцы на его животе давят сильнее, заставляя его голос дрогнуть. — Оборотень…       — Ты никогда не называешь меня по имени, даже когда мы одни, — руки Ацуши настолько быстрые, что Рюноске не успевает среагировать, когда те уже расстёгивают его рубашку спереди, пока не обнажится плечо, а через мгновение на нём смыкаются зубы тигра, и Акутагаве приходится прикусить язык, чтобы не заскулить.       Когда Рюноске уже не пытается избавиться от Ацуши, тот смелеет, и его руки перемещаются к оставшимся пуговицам на рубашке, расстёгивая одну за другой и проводя пальцами по участкам постепенно оголяющейся кожи. Никому, кроме него, не позволено делать такого, и Акутагава думает, что он, возможно, слишком испортил оборотня, позволяя ему подобное. Голова мафиози начинает кружиться, когда Ацуши оголяет другое его плечо, как изголодавшийся зверь, припадая ртом к непомеченному месту на чужом плече. Чуя будет задавать вопросы. Анэ-сан будет смеяться над ним.       Ладонь Рюноске сползает на затылок Ацуши, а пальцы зарываются в неровные непослушные волосы, пока он думает о том, чтобы оттолкнуть оборотня и поставить его на место. А затем Акутагава давит на его затылок, прижимая парня ещё ближе к себе. Робкий стон, вырывающийся изо рта Ацуши и тёплым дыханием растворяющийся на коже мафиози, заставляет всё его тело вздрогнуть, почувствовав множество мурашек. После Накаджима кусает, и глаза Акутагавы грозят закатиться слишком далеко, в то время как его бёдра плотно сжимаются от удовольствия.       Это смущает. Изо рта Рюноске вырывается тихий приглушённый стон, когда Ацуши раз за разом проводит языком по следу от укуса, а затем присасывается к оставленной отметине. Ещё больше смущает то, как Акутагава откидывается назад, отворачивает голову в сторону, давая Ацуши столько места, сколько ему надо, и хрипит, когда пронырливые пальцы поднимаются к его груди.       — Ты наконец-то расслабился, — гордо произносит Накаджима, и Акутагава сопит, когда эти же хитрые пальцы поглаживают его соски. — Вот зачем я здесь.       Внезапно руки Ацуши обвивают его грудь и давят так, что Акутагава оказывается спиной на диване, и оборотень заползает на него, утыкаясь носом в его обнажённую шею. Это происходит неожиданно, однако Акутагава машинально запрокидывает голову назад, и, когда кончик языка Ацуши касается его бледной кожи, веки Рюноске начинают часто подрагивать. Затем человек-тигр вновь кусает, теперь прямо под челюстью Акутагавы, от чего последнему после придётся постараться, чтобы скрыть следы укуса.       Никому, кроме Ацуши, не позволяется видеть Акутагаву голым, так что нельзя сказать, что у оборотня есть конкуренция. От одной только мысли, что Накаджиме хочется показать принадлежность Рюноске только ему, с уст Акутагавы срывается низкий гортанный стон.       — Так ты пришёл сюда, чтобы полностью оставить меня в синяках и раз за разом втыкать в меня свои острые зубки? — хрипло спрашивает Акутагава.       Ацуши запрокидывает голову, чтобы посмотреть на него. В золотисто-фиолетовых глазах плещется что-то тёмное, опасное и в то же время чарующее, однако сердце Рюноске всё равно уходит в пятки от этого взгляда.       — Да, — как само собой разумеющееся, произносит оборотень, заставляя внутренности Акутагавы сжаться. — Но ещё я пришёл сюда, чтобы ты наконец стал менее напряжённым и расслабился. Постоянно быть в стрессе не весело.       — Не всё в этом мире должно быть весёлым, — без какой бы то ни было причины раздражается Акутагава, о чём он прекрасно знает.       — Мы должны, — пальцы Ацуши слегка надавливают на укусы в области шеи и плеч Акутагавы, слегка ухмыляясь. — Кроме того, тебе это нравится.       — Ты отвратителен, — в ответ шипит Акутагава. Слова оборотня, тем не менее, заставляют его поёжиться от некомфортного ощущения, словно он оказывается в ловушке.       — И всё же я тебе нравлюсь, — Ацуши облизывается и проводит языком по горлу Рюноске, кончиком дразня его кадык. — Особенно я нравлюсь тебе, когда кусаю.       — Ты льстишь себе, — конечно, оборотень говорит чистую правду, однако Акутагава не собирается так просто признавать его слова.       — Вообще-то, нет. Это не в моём стиле, и ты знаешь это. Мне просто нравятся звуки, которые ты издаёшь, когда я тебя кусаю.       — Заткнись, — Акутагава вновь зарывается пальцами в волосы Ацуши, напрягая руки, скованные рубашкой. — Если ты собираешься это сделать, так прекрати болтать и просто сделай это.       — Мне нравится, когда ты руководишь мной, чего бы это ни стоило, — слегка рычит Ацуши, из-за чего по груди, к которой прижимается оборотень, проходится волна вибрации.       Мысли Акутагавы задерживаются на этих словах, однако Ацуши начинает покусывать то место, которое дразнил до этого языком, с силой, недостаточной для того, чтобы оставить метку, однако достаточной, чтобы заставить тело Акутагавы мелко задрожать, и они оба знают, что оборотень выбрал слишком чувствительное место для укуса. Ацуши осторожно спускается губами до более сочной части его шеи и аккуратно кусает её, впиваясь в кожу зубами так медленно, что Рюноске почти доходит до грани безумия: укус кажется ему только лучше.       — А ещё тебе нравится, когда я кусаю тебя сильнее, — Ацуши отстаёт от горла Акутагавы, своими длинными тонкими пальцами подбираясь к его штанам, расстёгивая их и стягивая до колен, а затем кладёт указательный палец на внутреннее бедро мафиози. — Хочешь, чтобы я укусил тебя здесь, даже если никто, кроме нас, этого не увидит?       — Накахара-сан может увидеть, если нам придётся переодеваться рядом друг с другом, — голос Акутагавы для него самого звучит отстранённо и убаюкивающе. — Но, если тебе так хочется, можешь укусить. Я тебя не остановлю.       — Просто скажи, что хочешь этого, Рюноске, — нетерпеливо говорит ему Ацуши, скаля свои белоснежные клыки.       Акутагава кладёт руку на затылок Ацуши, когда Накаджима расстёгивает оставшуюся часть его одежды, оставляя мокрые поцелуи на впалом животе, опускаясь губами всё ниже и ниже, после чего оказываясь на бёдрах Акутагавы. Его губы и язык начинают бродить по ландшафту, с которыми Ацуши уже очень хорошо знаком. Акутагава привык бриться в области бёдер, потому что ему так удобнее и потому что Ацуши проводит слишком много времени, расцеловывая их. Однако сейчас Рюноске сожалеет об этом, ведь из-за бритья его кожа становится слишком чувствительной к прикосновениям оборотня.       Стоит Ацуши провести языком вверх по внутренней стороне бедра Акутагавы, тот заметно напрягается: он всё никак не может привыкнуть к этим прикосновениям. Какое-то время Ацуши дразнит его лёгкими покусываниями, а затем как можно сильнее впивается зубами в нежную кожу, срывая с губ Рюноске ещё один жалобный всхлип. Акутагава опускает глаза и тут же вспыхивает, встречаясь взглядом с затуманенными глазами оборотня, отстраняющегося от его покрасневшей от отметин кожи. Продолжая поддерживать зрительный контакт, он вновь льнёт к укусу и бережно зализывает его, приглушая боль.       — Ты будешь чувствовать его каждый раз, надевая брюки или садясь, — довольно улыбается Ацуши, прижимаясь к внутренней стороне бедра Рюноске.       — Как же я тебя ненавижу, — пальцы Акутагавы лениво поглаживают волосы оборотня. Он чувствует лёгкую вибрацию от мурлыкания Ацуши. Внезапно губы парня сминают ткань его нижнего белья, и Акутагава дёргается от этого неожиданного действия. — Ацуши, что ты делаешь?..       — Ты назвал меня по имени, — Ацуши изумлённо поднимает взгляд, и его руки начинают действовать с новой силой, стягивая следом за брюками нижнее бельё Рюноске. — Позволь мне наградить тебя.       Язык Акутагавы становится лёгким, как хлопок, и всё, что он может пролепетать, лишь: «Только не кусай здесь», а затем Ацуши с блестящими глазами накрывает его своим ртом, активно действуя губами и языком. По крайней мере, теперь он не кусает.