Iolanta

      Кабинет Пирса в штаб-квартире Вашингтона был оборудован в точности так же, как и кабинет Фьюри в Нью-Йорке. «Плохо, когда с фантазией беда», — про себя усмехнулась Лана, с легким флером безрассудства перешагивая порог. Советник Пирс ждал ее в своем кожаном черном кресле за столом, идентичным мебели Фьюри от и до. Солнечный свет сквозь большие окна падал бликами на лакированную поверхность стола, отражаясь прямиком в глаза девушки. Лана недовольно поморщилась, ловя дежавю.       — Агент Джонс! — он приятно улыбнулся и указал ей на кресло напротив себя. «Все, как в прошлый раз. Удивили бы чем…» — лениво проанализировала девушка, гадая, всех ли ее родственников выловили в льдинах со дна Атлантики. Стоило ли ждать сюрпризов? «Ебаное индийское кино. Хоть бы только танцевать не пришлось», — пронеслась шаловливая мысль, играя против важности Советника напротив. Лана бездумно опустилась в кресло, смотря на Пирса в предвкушении. — Вы все еще в отпуске? — спросил он больше из вежливости, ведь Лана ни на толику не сомневалась, что Советник был в курсе.       — Да, сэр, — коротко ответила Джонс, опираясь на устав.       — Как скоро планируете вернуться? — Пирс этим вопросом, вероятно, хотел забить кость в ее горле.       — Не я это решаю, сэр, — поспешно ответила Лана, игнорируя попытки ее пронять. «Видимо, сегодня в меню блиц-опрос».       — Вы очень похожи на свою мать, вам говорили? — задумчиво произнес мужчина. Джонс нахмурилась, неосознанно выпрямляясь в кресле: «Зачем он уходит от темы? Еще и в такие дебри».       — Обычно говорят, на бабушку. — Пирс усмехнулся и покачал головой.       — Нет-нет, на Джулию, — мужчина посерьезнел, а на его губах появилась грустная улыбка. — Больше всего на свете я любил ее. — Тонкая тёмная бровь стремительно пересекла черту лба, а сама Лана даже не понимала, как она могла бы на такое отреагировать. Джонс была слишком ошарашена, чтобы не дать Пирсу закончить. — Она умерла у меня на руках. Вы не знали, так ведь? — уверено продолжил он, не заботясь о целостности психики Ланы. — Я оказался в той же ситуации, что и вы, когда ваша команда погибла при исполнении. Меня тоже представили к награде. Но вы не присутствовали на своей церемонии. Почему? — протянул Советник с наивностью ребенка, будто действительно задавался этим вопросом на досуге. Лана мысленно закатила глаза. Кажется, во всем мире только Стив был способен понять, почему Джонс, не теряя лишних минут, выбросила эту ебучую звезду в Гудзон. От открытой агрессии девушку останавливали только слова о ее матери.       — Мне передали награду. Я польщена, — без тени улыбки ответила Лана, незаметно елозя на кожаном сидении. Комфорт этих кресел для нее был сопоставим разве что с электрическим стулом.       — В самом деле? — усмехнулся Пирс, ловко зеркаля иронию между строк. — И где же она?       — В упаковке на полочке, сэр, — ответила Лана, с трудом подавив желание сказать все, что думала по поводу этой встречи.       — Тринадцать человек погибло — вся ваша группа. Вам тоже звезда «Героя» кажется насмешкой? — то, как эта рептилия в костюме вертела словами, акцентируя внимания на больных темах, заставляло Лану внутри клокотать от гнева. Она не единожды в голове нарисовала картинку того, как красочно покинула бы этот кабинет, без тени сомнения хлопнув стеклянной дверцей. Но только внутри. Снаружи Джонс выдавали только немного подрагивающие пальцы, которыми она с силой сжимала подлокотники кресла. От Советника это не укрылось: — А вы, — он замялся, кажется, улыбаясь еще шире, — убили скольких тогда? Пятьдесят… Пятьдесят пять человек?       — Пятьдесят четыре террориста, — сквозь зубы ответила Лана, практически чувствуя, как на клочки рвалось ее самообладание. Пирс деловито кивнул так, будто это число было в самом деле чем-то стоящим для него. — Не стала бы называть их людьми, сэр.       — И все это в одиночку. Весьма…впечатляюще, — девушка не сдержала нервный смешок. Лана откинулась на спинку кресла, насквозь прожигая Советника взглядом. Она так хорошо чувствовала эту желчь, которой был насквозь пропитан разговор. Вот только уйти ей отсюда мешало банальное любопытство, потому что Джонс пока не совсем понимала, против кого играл Пирс. Ничего однозначного в его словах не было, это уж точно. — А затем, — продолжил он, — Директор Фьюри подписал приказ о задании в Берлине. Через два месяца после инцидента? — снимая очки, спросил он и кивнул на одну из немногочисленных папок, лежащих у него на столе. — Вы проявили личную инициативу, агент?       Не то чтобы Джонс серьезно трогали его слова об этом, но все же: «Инцидент — как забавно он называл гибель стольких людей».       — Нет, сэр, — коротко ответила Лана. Потакать ее желаниям тогда Фьюри не имел права. Джонс использовала бы этот аргумент в свою пользу, но девушка вовремя осеклась, потому что в противном случае слетела бы не только ее голова. Ведь Лана выполнила миссию. Не судили только победителей, иначе бы ей досталось сполна.       — Тогда выходит, что Директор Фьюри отправил вас на самоубийственную миссию…снова!       — При всем уважении, сэр, — перебила Джонс, не желая выслушивать собственную же биографию по второму разу. — Не припомню, когда ЩИТ стал кружком истории.        Взгляд мужчины ожесточился: — Что, если я скажу вам, Лана, что вы не были виновны в инциденте?       Девушка шумно выдохнула после слов Советника. «Не виновна в инциденте»? Стив слишком часто успокаивал Лану этими словами, чтобы она никак не отреагировала на них.       — Попробуйте объяснить мою невиновность матерям, чьи дети не вернулись домой, — проговорила она. — Детям, которые остались сиротами. Я одна из самых ненавистных женщин Америки, сэр, только потому, что единственная смогла выбраться из пепелища живой. Никто не смотрел на то, завершила я миссию или нет.       — Завершила миссию… — повторил ее слова. Пирс после короткой паузы выложил на стол перед Джонс две папки: — Ознакомьтесь, агент.       Лана протянула руку, лениво стащив папки со стола, и расположила их на своих коленях. Первые страницы — стандартный бумажный отчет. Имена, бланки, подписи: «Как старомодно», — отметила Джонс, вспоминая, что такое оформление было актуально лет двадцать назад. На приложенных файлах дальше стояла пометка «совершенно секретно». Огромные красные буквы поверх всей папки перекрыли слова сухого отчета о миссии.       — И? — без должного интереса пропустив пару страниц, Лана подняла глаза на Советника. — Это мой отчет, сведения. Я все это видела.       — Листайте дальше, — кивнул на папку.       Документы, что прикреплены далее, прежде Джонс не видела. А те, что заметила краем глаза, были заштрихованы. Эти же были чистыми. Пробежавшись по странице глазами, она прочитала еще раз и еще, жадно вглядываясь в короткие обрывки фраз. Перелистнула страницу, следующую. Лана читала, пытаясь разобрать буквы за пеленой злости, окутывающей девушку от кончиков ногтей вплоть до выкрашенных волос. Пирс только издалека наблюдал за сменой эмоций на ее лице. Он поднялся со своего места и встал рядом, опираясь на свой стол по правую руку от Ланы.       — Что это? — процедила Джонс, поднимая на него глаза. — Это неправда! Этого не может быть! — его ладонь снисходительно легла ей на плечо.       — Сожалею, но это так. Ник Фьюри располагал информацией о засаде и о количестве боевиков, что оцепили вашу группу. Ник Фьюри объявил радиомолчание и отключил ваши передатчики. Ник Фьюри отправил вас в котел на убой и затем повесил на вас, Лана, гибель всего отряда, перекладывая собственную вину, — Пирс говорил вкрадчиво и так, будто он разделял ее боль, потерю и разочарование. Джонс, боже, она была слишком накручена, чтобы разбираться в том, было ли сострадание Советника поддельным. — Смерть группы — не ваша вина. Вина Ника Фьюри, до последнего преследовавшего свои интересы. Заработок, — выделил он, — на предстоящей сделке был велик, — Лана подорвалась с места, поравнявшись с мужчиной.       — Мистер Пирс, в целях безопасности Директора Фьюри прошу арестовать меня. Немедленно! — от подступившей ярости девушка не могла ровно стоять. Джонс чувствовала, насколько сильно ее трясло, насколько сильно сжимались засекреченные документы в руках. Пирс изучающе смотрел на нее, затем снова сжал ее плечо в поддержке.       — Безопасность Директора Фьюри — не моя прерогатива, — спокойно сказал он, ловя на себе изумленный взгляд Ланы. — Справедливость, вот ради чего я здесь! В этом кабинете. Справедливость здесь и сейчас. ЩИТ уже не тот, чем был раньше, его заполонили люди не достойные занимать это место. ЩИТ должен защищать людей, а не посылать их, как скот на убой, преследуя собственные интересы. — Пирс поставил ораторскую паузу, затем выпрямился и посмотрел ей прямо в глаза. — Своим поступком в Албании вы доказали свою верность делу, свою готовность запачкать руки ради дела! Ради мира! Ради спасения людей!       — Вы хотите, чтобы я вернулась в ЩИТ? — Лана была в растерянности. Злость все еще разливалась в жилах, разгоняя кровь и здравые мысли прочь, но вариантов, как подавить ее сейчас, Джонс не видела. Ей безумно хотелось закурить и опрокинуть текилы. Стаканов пять. — После этого? — Джонс кивнула на смятые папки, которые желала больше никогда не видеть. «Лучше восемь, — подумала Лана, — восемь стаканов».       — Хочу, чтобы вы продолжили свое дело, агент, — с толком ответил он. — Очистили ЩИТ от тех, кто превратил его в сборище коррумпированных киллеров-пиратов, — мужчина скривился, жестом ладони отбросив эти слова от себя. — Мир во всем мире, безопасность — вот, что люди ждут от нас! Увы, ЩИТ больше не способен обеспечить им это.       До Ланы стало по-немногу доходить, к чему клонил Советник. Пирс хотел предложить ей нечто другое, более ценное, чем долларовый кейс. Но что? Очистить ЩИТ. Каким образом? Убить всех, кто порочит свою форму, свое звание. Эта мысль захватила ее разум настолько стремительно, что Джонс не успела отвергнуть ее, пробуя эту идею на вкус: — А кто способен?       — Те, кто был столпом ЩИТа многие годы, кто обеспечивал мир все эти годы. Кто устал сидеть в тени и ждать справедливости. Это трудное решение, и мне оно тоже далось нелегко. Но я понял, что должен сделать все, что смогу, что угодно, чтобы ни один мужчина больше не сжимал в руках свою умирающую любовь. Чтобы дети не оставались сиротами, теряя матерей, — он взял со стола деревянный ящичек, стоящий на краю все это время. Лана к собственному удивлению заметила его только сейчас. — А вы готовы вернуться к своей работе? — Пирс держал эту коробочку так, чтобы не было видно гравировки, выжженной сверху. Только ее край. Как будто специально. Так, чтобы поняла только Джонс. И она поняла. Выпрямившись, Лана плотно сжала челюсти.       — Да, сэр, — ровно ответила она.       Советник ядовито улыбнулся и довольно кивнул. Он убрал руку с красной гравировки, затем открыл коробку: — Возьмите свою награду, капитан Джонс, — внутри под стеклянным колпаком лежала звезда, в точности та, что Лана выкинула в Гудзон.       Вот она — отправная точка. Джонс меньше, чем за долю секунды поняла: если примет награду из его рук, продаст душу дьяволу. Но Лана не думала, просто взяла. Каким-то механическим движением. Плевать. Плевать на все. Демоны внутри нее, которым Пирс только что бросил кость сочного мяса, защелкивая на каждом электрический ошейник, плотоядно заурчали, соглашаясь. Лана решила, что, если так сможет отомстить, то пускай.       Стив не поймет… «Стив», — это имя сейчас чувствовалось, как неоновая вывеска, которая загорелась где-то далеко на темных улицах ее сознания. Все необратимо погружалось во мрак. Пока, наконец, даже это глухое напоминание о морали не стерлось. Лана сжимала в кулаке медаль «Героя» от ЩИТа, красочно представляя, как та окажется в глотке Ника Фьюри.       Пирс стоял напротив, держал коробку в руках, давая попробовать ее разуму смотреть на вещи без прежних ограничений, и улыбался. Так высокомерно, так кичливо, так, что стало ясно — он был невероятно доволен собой. Лана подумала, что это и не важно. Все это было не важно. Джонс отвлеклась от созерцания медали, зажатой в ее руке. И подняла на Пирса свои зеленые глаза, такие же зеленые, как и шелк подушек внутри той коробочки.       — Хайль Гидра, — пропела Джонс, глядя исподлобья. — Так еще говорят? — усмехнулась она.

***

      Лана не могла точно вспомнить, как добиралась домой. Отсюда сделала быстрый вывод — на автопилоте. Заезжать на подземную парковку она не спешила. Припарковавшись у обочины, Джонс вышла из машины и направилась к маленькому магазинчику неподалеку. Со списком Лана определилась, когда только села в машину, выйдя из здания ЩИТа. Девушка посмотрела в автомобильное зеркало и поняла, что пришло время привести себя в порядок. Раз уж теперь Лана снова стояла «на тропе войны», хотелось выглядеть презентабельно. Девушка взяла с подставки корзинку и прошлась по рядам супермаркета, ища алкоголь. Напиться сейчас было единственным решением, которое Лана видела для этого вечера. Джонс, покрутив в руках бутылку водки, шумно выдохнула и отложила ее обратно на прилавок. «Все-таки было бы неплохо утром проснуться, так что не сегодня».       Лана кинула в корзину пару банок кока-колы, пачку чипсов, жидкость для розжига, пачку леденцов, краску для волос и пачку краски для бровей. Есть совсем не хотелось, так что Джонс, игнорируя полки с едой, прошла на кассу. Продавец с улыбкой поприветствовал ее, пытаясь впарить что-то еще со стойки позади. Лана, сдавшись, взяла пару пачек сигарет и расплатилась, возвращаясь к машине.       Агенты ГИДРы были повсюду. Джонс буквально чувствовала, как они дышали ей в спину. Но вида не подавала. «Все правильно. Так и должно быть», — Лана знала, что таким образом они проверяли не блефовала ли она. Но вот с другой стороны, девушка поражалась самой себе, как так просто согласилась прислуживать осьминогу. Это легко могло оказаться уловкой, чтобы проверить ее лояльность ЩИТу. Или нет. От осознания этого на душе становилось паршиво, но память о том, ради чего Джонс это затеяла, вытеснило тупую жалость. Не Лана предала ЩИТ. ЩИТ предал ее, ее доверие и команду. Поэтому предательство, исходя из этой мысли, уже не выглядело подлым.       Джонс открыла дверь квартиры, тут же замечая сдвинутый половичок паркета перед ней. Кто-то был здесь. Это точно. Установили прослушку, вероятно. Лана усмехнулась: «Прощай свобода, больше голой танцевать в гостиной нельзя». На телефоне загорелся красный огонек, оповещая девушку о новом уведомлении. Лана безразлично прошла мимо него, поставила пакет на стол, вытащила пачку сигарет и закурила, выглядывая в окно. Сбоку от пакета из продуктового лежали две папки: одна об отряде Дельта, другая о деле в Пакистане. По словам Пирса, именно там погибла ее мать.       Лана не знала, что именно произошло в Пакистане, никто не рассказал ей. Это дело было слишком засекречено. Джонс только помнила тот день, когда она ушла. Последний раз поцеловала свою дочь в лоб, улыбнулась и пообещала: «Когда я вернусь, мы поедем в Калифорнию к океану, Ланита». Джонс помнила молочно-шоколадные локоны матери спадающие до плеч, они всегда были мягкими и блестящими. Идеальными. И хранили запах ванили. Каждая вещь в их доме была насквозь пропитана ею. Поэтому запах ванили у Ланы ассоциировался с матерью. Поэтому Лана ненавидела кондитерские. Потому что воспоминания никогда ее не щадили. Их было немного, они служили Джонс единственной связующей с реальностью, поэтому Лана всегда бережно хранила их.       В тот день, когда Джулия ушла, закончилось детство. Лане было пять. Через пару дней ее няне, очевидно, агенту ЩИТа, кто-то позвонил. Женщина-сиделка вышла в другую комнату, оставляя девочку наедине с мультиками, а затем вернулась с болезненным выражением лица, попросив Лану взять с собой пару любимых игрушек. Няня смотрела на девочку с сожалением, прикрывая за непроницаемым лицом слезы, которые то и дело подступали к ее глазам. Тогда Лана не понимала, что произошло. Она просто сделала, как просили. Джонс всегда была такой — делала, что ей говорили. Уходя, мама всегда говорила: «Будь послушной девочкой, Ланита», — и она была. В тот же день Джонс впервые увидела свою бабушку Сьюзен.       После сбора вещей няня посадила Лану в автомобиль, черную машину ЩИТа, в которой их уже ожидала пара агентов. Потом был несколькочасовой перелет, во время которого девочка молча смотрела в иллюминатор. Они с мамой часто летали на самолете, Лана обожала это: смотреть на облака и город внизу. «Ты можешь стать пилотом, когда вырастешь, Лани», — сказала как-то мама, в очередной раз наблюдая за завороженным лицом дочери, смотрящей на мелькающие снизу деревья и постройки.       — Мы летим к маме? — оторвавшись от созерцания облаков, спросила девочка. Это было первое, что она сказала за все время поездки, исключая короткое «здравствуйте» агентам в машине. Няня только покачала головой.       — К твоей бабушке Сьюзен, — Лана непонимающе уставилась на женщину, та лишь смотрела перед собой. Как она могла сообщить, что ее мамы больше нет? Как она могла сказать это пятилетнему ребенку?       Бабушка Сьюзен тогда была в годах, но, как всегда говорила Джонс, «в своем стиле». Ее длинные светлые волосы были идеально покрашены в пшеничный цвет, пряча седину, и уложены в прическу, происхождение которой точно колебалось в средних веках. На ней было тёмно-синее платье с длинными рукавами и подолом, прикрывающим колени, и золотой кулон, поблёскивавший бриллиантами. Ему в комплект шли маленькие сережки. На ногах темно-синие лодочки с низким каблуком. Подкрашенные глаза и губы, немного румян. Благодаря такому гардеробу она выглядела на, плюс-минус, сорок лет. В действительности ей было больше. И намного. В зубах она сжимала дымящуюся сигарету, встречая гостей на пороге квартиры: мужчину в форме ЩИТа, маленькую девочку и женщину лет тридцати, которая держала Лану за руку.       — Поставь вещи там, — кинула она мужчине, кивнув на коридор позади себя. Сьюзен не собиралась пускать этих людей в квартиру. Черта с два они пройдут дальше, чем на два шага по паркету в ее доме. — И выходи! — грозно оповестила Роджерс.       Сделав, как она сказала, мужчина прошел мимо Сьюзен, возвращаясь в коридор. Женщина в возрасте немного наклонилась вперед и протянула руку Лане.       — Здравствуй, красавица, — тогда она выдавила из себя максимум доброжелательности к внучке. Так что девочка улыбнулась и протянула ей руку для легкого рукопожатия.       — Здравствуйте, — женщина улыбнулась шире.       — Ты теперь будешь жить со мной, — оповестила ее бабушка.       — А мама когда приедет? — Лана послушно подалась вперед, когда Сьюзен потянула ее в квартиру.       — Никогда, милая, она умерла, — спокойно ответила женщина. «Няня» из ЩИТа переменилась в лице, но в слух не произнесла ни слова. Сьюзен сделала шаг от двери, когда Лана прошла дальше в квартиру.       — От имени правительства ЩИТа, — начала «няня». Сьюзен знала, что она сейчас собиралась сказать — не в первый раз подобное случалось на ее памяти.       — Приносим свои соболезнования, — перекривляла она женщину, — бла-бла-бла, оставьте их при себе, — затем она захлопнула дверь прямо перед носом двух агентов.       Джонс усмехнулась, представляя себе их лица в тот момент. Она не помнила, что испытывала к бабушке в первую встречу. Она пыталась понять тогда, что значило это «умерла» и почему не вернется. Бабуля Сьюзен не была деликатной или понимающей в тот момент, как и во все последующие. Но тогда Сью села в свое кресло у телевизора, замоталась в клетчатую шаль, налила себе еще мартини и расплакалась. Это был первый и последний раз, когда Джонс видела ее слезы. Ведь в тот день они обе потеряли ее. Лана потеряла мать, а Сьюзен дочь. Пускай они и не общались, пускай и разругались, но Сью все равно было легче злиться на Джулию, пока она была где-то там. А теперь Джулия умерла. На душе у Роджерс осталась лишь скупая обида, грамотного выхода которой отныне просто не существовало.       — Она не вернется, — проговорила женщина, не оборачиваясь к внучке. — Вот, что это значит. Теперь только мы вдвоем, — она осушила бокал и налила еще. — И никого больше не осталось…       — И никого больше не осталось, — Лана повторила эти слова, отрываясь от былых воспоминаний, потушила дымящийся бычок и закурила новую сигарету, попутно доставая из пакета краску для волос и одну из банок с содовой. Как только вытащила из кухонного шкафчика ножницы, Джонс отправилась в ванную, зажимая сигарету в зубах. Лана, выгрузив все содержимое в раковину, посмотрела на собственное отражение в зеркале.       Перед девушкой стояла поджарая, стройная, но до ужаса бледная фигура. На миг показалось, даже потускнели ее зеленые глаза. Лана стянула с себя водолазку и бросила ту на пол. Джонс собрала обесцветившиеся пряди в косу и затем, хорошенько подумав, отрезала ее, оставляя волосы длиной по плечи. Розовая копна отправилась в раковину.       Лана кисло усмехнулась и снова посмотрела на себя в зеркало, задержав взгляд всего на секунду прежде, чем выдохнуть в него ядовитый дым. Она начала разводить краску. Джонс понимала, что красить самостоятельно — не лучший вариант, но она так сильно хотела сделать это сама. Спустя минуту Лана аккуратно проходилась кистью по каждой пряди, стараясь не задевать кожу. Под конец также аккуратно прокрасила брови.       Пока таймер отсчитывал минуты до «смыва», Лана сидела на бортике ванной, перелистывая дело Джулии Джонс. Пирс разрешил ей забрать эти документы, не забыв тонко намекнуть, что после прочтения их необходимо будет уничтожить. Эта папка была тоньше папки о группе Дельта, но все равно довольно информативной: спасательные миссии, эвакуации, множество освобожденных заложников и тонна фотокарточек. На одной из них Джулия была с еще молодым Пирсом. Они обнимались так, будто уже тогда были больше, чем друзья.       Мысль о том, что Советник, возможно, что-то утаил от нее, не покидала Лану. Так теперь ее дополнила еще одна. Что если Александр Пирс — ее отец? Скажи девушка это вслух, саму себя сочла бы сумасшедшей. Это было чистой воды безумие! Но, если просто сопоставить факты в голове, все выглядело вполне логично. Они были вместе какое-то время, возможно, встречались. Пирс сам сказал: «Больше всего на свете я любил ее». Да и саму Лану всю ее службу в ЩИТе не покидало чувство того, что ее кто-то оберегал. Джонс думала: «Может быть, я божья любимица?» Но Бог вряд ли мог превратить ее увольнение в «длительный отпуск с отсроченной датой», а вот Пирс — вполне. Таймер на телефоне сработал и, отключив его, Лана смыла краску, отбросив свои размышления на потом.       Девушка подсушила волосы феном, ровняя расческой каре и отстригая в нужных местах. Спустя время, она остановилась, чтобы взглянуть на результат. Розового теперь почти не было видно, лишь кое-где пробивался еле заметный оттенок. Так что удалось вывести практически идеальный пшеничный цвет волос. Вот так Лана точно была похожа на бабушку Сью. Джонс снова нервно закурила. Немного раскосые глаза, светлые волосы, острый подбородок, только глаза не голубые, а зеленые. «Если и быть злодейкой, то на кого еще равняться?» — эта мысль заставила Лану усмехнуться.       Темный вечер опустился на Вашингтон. Джонс вытащила из посудного шкафа алюминиевую миску, поставила ее на плиту и включила вытяжку на полную мощность. Документы опустились на дно и, щедро облитые жидкостью для розжига, готовились принять свою смерть в огне. Лана не торопилась. Джонс стояла над фотографиями матери и своей покойной группы, ожидая неизвестно чего. Короткий выдох и она, оторвав от папки кусок бумаги, подожгла его от сигареты и кинула к остальным документам. Все мгновенно поглотил огонь. Бумаги чернели и сминались, превращаясь в прах. Лист за листом.       — Прямо, как моя жизнь, — тихо прошептала Лана, наплевав на прослушку. Она в одном белье и джинсах стояла посреди квартиры, сжигала засекреченные ЩИТом документы. «Если бы это была подстава, — заключила Джонс, — меня бы уже давно арестовали». Медаль, врученная Пирсом, лежала на столе, ожидая своей очереди. Когда бумаги лучше разгорелись, Лана без сомнений кинула в самое пекло коробочку с гравировкой Гидры, а саму звезду оставила на столе, чтобы упаковать ее во что-то менее бросающееся в глаза. Дым из алюминиевой посудины тонкой струйкой поволок к вытяжке, вырывая у Ланы со сгоревшими фотографиями что-то из груди.