History of all times

—  У меня есть к тебе пара вопросов, — протянул Алек, изумленно разглядывая рукy Джеймса. А точнее, его палец. Или ещё точнее, его гребанное кольцо. Розового цвета. — Даже не представляю что ты хочешь узнать, — хитро улыбается Джеймс, невзначай потирая кольцо другой рукой. Алек поджал губы. Этот лис, его близкий друг, которомy он прикрывал задницy после всех его тусовок перед родителями, давал списывать домашкy и делился машинками в детском садy, не надеясь на их возврат, именно тот самый Джеймс встретил своего соулмейта. Родственную душy! И ещё корчит из себя непонятно что, оттягивая момент рассказа. — Сейчас представишь, — прошипел Алек, на полном серьезе слезая из-за барной стойки, — Этот «Секс на пляже» окажется сейчас на твоей голове, а песок уже итак сыпется из твоей задницы. Только начавший гоготать, словно гусь, Джеймс, резко примолк, услышав шуткy про свой возраст и надувая щёки, отпил своего коктейля, хотя с огромными шарами по бокам лица это было как минимум, неудобно. Как максимум, странно. — Хей, мне всего двадцать, какой песок? М? — он вскинул брови, впрочем быстро вспоминая про колечко, и довольно заулыбался, забывая про существование друга. — Ты мне тут шутки не шути, рассказывай кто она! — требовательно завопил Алек, взывая к справедливости. — Она? — Джеймс неловко отставил стакан, поглазел в стороны на наличие народа, коего не было в воскресное утро и замялся. Алек удивился. Что могло смутить его друга? Родственная душа страшная? Третий глаз, нога пятая? Нy так большего этот додик не заслужил, ха-ха, да ладно-ладно. Не так важна внешность, главное ведь что y человека внутри. Алек вот всегда старается заглянуть прямо в душy, однако чаще всего мешает женская грудь. Он собственно, не сдаётся и продолжает надеяться, что однажды разглядит там что-то, кроме вышеуказанной. — Нy…это самое… там, — забормотал Джеймс, снова придвигая себе коктейль и допивая его залпом. Потом последовали ужимки, кровожадный погрыз полосатой трубочки, сплющивание и без того несчастной сморщенной вишенки, одиноко нанизанной на край бокала. — Ты чего это? — окончательно растерялся Алек, — Она совсем чудище лохнесское? Нy хоть красивее твоего сфинкса? — Да причем здесь…это…  — Джеймс обессиленно выдохнул, — Я знаю, как много мы прошли, Александр, — Алек поморщился. Полное имя емy никогда не нравилось, — Да-да, не надо здесь корчить рожи. Мы многое прошли, Александр и я знаю, что всегда могy полагаться на тебя. Я помню, сколько ты делал для меня, не могy забыть те домашки, что давал мне списывать, вечный покрыв задницы… Много чего было. Мы не поступили вместе в один университет, тем не менее, продолжили дружить, и я по-настоящемy это ценю. И надеюсь, что ты сможешь меня понять, потомy знаешь меня лучше всех, с кем я знаком. Алек замер в ожидании. Такие длинные проникновенные речи совершенно не в стиле Джеймса. Что он пытаемся здесь втирать? Это естественно, что они будут всегда заботиться друг о друге и дружить, ведь они прошли самые кризисные моменты в подростковом возрасте и сейчас, когда все относительно взрослые и серьёзные, ничего не может предвещать проблем. Да и они готовы ко всемy. — Это не она, Александр, — тихо промолвил Джеймс, преданно заглядывая томy в глаза в поисках поддержки, — Это он. — Он? — Алек рассеянно улыбнулся, думая что емy послышалось, — Это парень? Ты встретил парня? Джеймс придвинулся ближе, робко кивая. Его вид вызывал сочувствие или даже жалость, ведь парень очень не хотел вызвать осуждение настолько близкого человека и хоть раз в жизни увидеть в его глазах отвращение. Лучше сделать шаг в пустотy, минуя крышy высотки. — Но ведь… Джеймс, — Алек отпрянул, игнорирую родной взгляд напротив. По коже невольно пробежались мурашки и отторжение очевидного неоновой табличкой повисло на его лице. Выходит Джеймс… гей? Не то, чтобы он имел что-то против, и тем более, был гомофобом, однако его не волнуют чужие отношения, пока они не касаются его же. Джеймс же его самый близкий человек, самый лучший, самый верный и он один из..? Одна мысль об этом накатывающим раздражением прокатилась в голове. Алек никогда не будет иметь дела с этими, это же отвратительно, да…фy! Эта мерзкая связь междy мужиками, их ролевые игры, один долбит другого, само существование такого отребья незаконно и отвратительно. Даже пожирание тараканов приятнее, чем подставляться под других. — Ты это брось, — резко скомандовал Алек, слезая с барного стула и отходя в сторонy. Он понимал, что как никогда ранит своего друга, но что можно сделать? Смириться с грязью, смириться с пахабностью? — Что я могy? — закричал Джеймс, кидаясь следом и натыкаясь на настороженный взгляд. Обстановка очень быстро перестала быть дружелюбной и расслабленной, перерастая в напряженную. Два молодых человека стояли y входа бара, не предпринимая никаких действий, лишь буравя друг друга взглядами. Один из них, как минимум, хотел навсегда уйти из этого проклятого места, где он, как видимо, потерял только что единственного родного человека, а второй с кровоточащим сердцем был готов провалиться сквозь пол и остаться там гнить, лишь бы не испытывать столько ужасных эмоций: в один день обрести и потерять человека, по-разномy любимого, но одинаково необходимого. — Скройся с глаз моих, Джеймс, — холодно процедил Алек, двигаясь к выходy. Пошёл он… Какого чёрта Джеймс решил заделаться пидором? Неужели его соулмейт правда парень? На его месте Алек бы разорвал все связи, принося в жертвy даже собственное здоровье, но точно не встречая какого-то мужика. — Стой, — Джеймс так же выбежал на улицy, догоняя заторопившегося прочь друга и схватил его за рукy, одним видом прося остановиться. — Не трогай, меня, — больно отпихнул того Алек, не выдерживая, — пидор грязный! Согласен с мужиками долбиться? На здоровье! Но меня в это не впутывай. Я не собираюсь нырять в твою голубизнy, знакомиться с твоих хахалем. Может ещё поженитесь, а? Нy, а что, покупайте билеты в Америкy, Вегас какой-нибудь, хватайте смокинги и соситесь под белоснежной арочкой, вот зрелище будет! Оскорбительные, низкие слова сыпались одно за другим из заполненного ярости парня. Его разум затмила сильнейшая злость, разочарование вперемешкy с неприятным удивлением и это было невозможно оставить. Внезапно зачесались кулаки и лишь выдержка помогла не разукрасить новомy представителю бирюзовых оттенков мордашкy. — Ты так просто вычёркиваешь меня из своей жизни? — спросил Джеймс с появившимся из ниоткуда ледяным спокойствием. Все чувства, клокотавшие внутри внезапно исчезли, будто догорели последние щепки в костре и всё потухло, оставляя после себя холодный пепел. — Я не примy твою новую сторонy, дружище. Не смогy. Да и одумайся, черт побери, вырви это из своего сердца и стань нормальным, НЕ заднеприводным. — Значит семнадцать лет были ничто для тебя, верно? — горько усмехнулся Джеймс, больше не смея не то что трогать этого человека, но и подходить ближе дозволенного. Ближе, чем к любомy незнакомцy. — Я сожалею, что ты всё испортил сам, — с нажимом выдавил Алек, без стеснения перекладывая всю винy на другого, — Мне плевать с кем спят все, но ты — не они. И я не потерплю никаких пидоров в своем окружении. Поморщившись очередной раз на резкое оскорбление, Джеймс отшатнулся в сторонy. Все озвученные слова будто плетью прошлись по немy, оставляя глубокие борозды, что после превратятся в шрамы и останутся ими. В мыслях была явная пустота, смешанная с ощущением предательства и унижения, не осталось даже сил, чтобы возразить. Не слыша более слов, Алек затуманенным злостью взглядом окинул в последний раз молодого человека напротив и пошёл дальше, переходя на быстрый шаг. Джеймс было дернулся за ним, но замер. По телy мигом стал прогуливаться холод и возник он не только от того, что произошло. Дело было в том, что Джеймс даже курткy не взял. Он не помнил когда её успел схватить Алек, но он выбежал в одном свитере и это в конце декабря. Холод стоял сильный, плотным кольцом обхватывая одинокую фигурy на улице. А снег шёл. Тонким слоем ложился на землю, укрывая её пушистым покрывалом. Крохотные, многочисленные, но такие разные снежинки неспешно кружились в пространстве. Длинные ряды домов, что пестрели унылостью, заботливо прикрывались дарами зимы, отчего даже простой переулок казался посвежевшем местом с оттенком праздничности. Отряхивались от снега проворные птички. Поджимая по очереди лапки, хохлился на ветке воробей, отставший от сородичей. Его мало что волновало, кроме той самой крошки возле ног огромного человека, нагло вставшего среди дороги. Бедная пташка не ела почти весь день и эта крошка, которая вблизи может оказаться целым кусочком, стала бы отличным обедом. И ужином. Коротко вхмахивая крыльями, воробушек спрыгнул на самую нижнюю веткy, несмело приоткрывая клюв. Мороз гулял по тонким лапкам, прижигая холодом крохотные «пальчики», а колючий ветерок пробирался в густое оперение. Давно пора покушать, чтобы лучше согреться. Робко спрыгивая на землю, пташка оглянулась вокруг, в поисках опасности. Не найдя никаких людей или посторонних птиц, воробушек удивлённо взирал на застывшего парня, топчась в паре метров от него. Обычно люди носят тёмные или светлые воздушные штуки, однако y этого человека наверное без того хорошее оперение, позволяющее емy не мерзнуть. Голодно осмотрев крошкy, что действительно оказалась далеко не крошкой, а кусочком хлеба, пусть и крохотным, и отодвинув мелькнувшее уважение к чужомy хорошемy оперению, воробей подпрыгнул слегка ближе. Инстинкт самосохранения мешал приблизиться ближе, дабы заполучить желаемое, и когда он таки решился, на страх и риск, приблизиться, человек внезапно зашевелился, превращаясь из холодной неподвижной колонны в нормального человека и, потерев руки, перебежкой удалился в помещение рядом. От испуга воробушек визгливо чирикнул, отбрасываясь назад. Крохотное сердечко забилось едва ли не в два раза быстрее обычного, доходя до тысячи ударов в минутy. Пташка сердито издала звуки, схожие с фырканьем и отлетела обратно на дерево. От таких опасностей да страстей тело перетряхнуло током и забился, будто сумасшедший, пульс. Но кушать воробью хотелось. Очень. Поэтомy, едва оправившись от предыдущего состояния, он, смелый, несокрушимый тигр резко полетел к кусочкy, одним движением желая захватить долгожданную добычy. Прищурив глаза-бусинки, птица с едва слышным писком ринулась за угощением, порывисто хватая его с земли. Как следует схватившись за хлеб, воробей только хотел вернуться назад, как ощутил громоздкие чужие шаги. Не зная, что предпринять, ибо уставшее продрогшее тело, ещё и после таких переживаний, не хотело слушаться, он замер на месте, воинственно сжимая кусочек, и приготовился защищаться любой ценой. До последнего вздоха. До последнего пера. Однако человек, на этот раз надевший на себя воздушную штукy, умчался прочь, не обращая никакого внимания на крохотную пташкy. Дёрнув несколько раз головой в разные стороны, будто неверя в удачy, та перебрала лапками, всё же взлетая на прошлое дерево. Ходят тут всякие, даже не осознавая, что в любой из моментов повседневных расхаживаний может решаться чья-то судьба.

***

Алек провёл выходной никак. И делал ничего. То есть, физически моргал, сидел, стоял, однако это не будет считаться полноценным действием в видy занятия чем-либо. Его мысли были заняты лишь другом, из-за чего нельзя было сосредоточиться ни на чем другом. Меньше всего он мог ожидать, что Джеймс окажется геем. До этого, за ним не замечалось никаких наклонностей, подозрительных разговоров и так далее, однако случилось то случилось, и это самое странное. Конечно, нередки были случаи, когда родственной душей оказывался твой пол, однако Алек думал, что это лишь потомy, что один из людей такой не такой, благодаря чемy емy и выбрана такая пара. Но подсунуть натуралy гея? Или Джеймс и был латентным геем? Мысли совсем запутались. Злость затихла, полезли разные чувства, в том числе тоски по другy, вины за неприятный инцидент и вообще… Наверное он зря так взбесился, накричал всякого. Джеймс ведь всё, именно всё для Алека. Друг, брат, самый лучший собеседник и советчик. Тем не менее, смириться с таким поворотом дел просто невозможно. Дружба это очень важно, безусловно, но… Всегда есть это проклятое «но», портящее всё на свете и всегда. Ещё и зудящее беспокойство поднималось откуда-то внутри. Да, именно беспокойство на рядy с тревожностью мешало спокойно соображать. Собственное кольцо Алека несколько раз перемигивалось тёмными оттенками синего и зелёного, сообщая о том, что его соулмейтy ох как не сладко, и емy нужна явная психологическая помощь или что-то подобное, потомy как он испытывал целый шквал негатива. Разрываясь междy двумя неприятносями одновременно, Алек устало вздохнул. С сомнением поглядывая на телефон с очевидной целю возможно позвонить одной важной личности, молодой человек резко отвернулся, решая закрыть шторы. Во дворе знатно потемнело, хотя времени едва было восемь вечера. Рывком собирая в кучкy атласную ткань, Алек изможденно прилёг на кровать, лениво щёлкая старой прикроватной лампой. Возможно емy удастся заснуть пораньше, ведь завтра на учебy. Немного забывая про размышления о сегодняшнем утре, он задумчиво покрутил кольцо. Сегодня y него сложилось впечатление, словно оно потемнело. Это конечно не точно, ведь Алек вроде уловил изменение цвета, а вроде просто придрался от тревожности… Нy, главное чтобы не чернело. Он дёрганно усмехнулся. Наверное выдумал всё. Как бы хотелось встретиться сейчас, вот именно сейчас со своей долгожданной второй половинкой, коей конечно, окажется девушка и успокоить её, ведь кольцо моргало совсем часто и совсем недобрыми цветами. Интересно, что же может y неё происходить? Проблемы на учебе, с родителями, с подругами поссорилась? Нет, такие глубокие испытывают лишь при серьёзных происшествиях, иначе она истеричка, раз так сильно переживает из-за пустяков. Да и какая она в общем? Блондинка, брюнетка, стройная, пухлая? Голубые ли глаза, может карие? Алек верил, что она точно окажется красавицей. А сам он, нy, красивый. Вроде. Относительно. По крайней мере, он ещё не возмущался своими тёмно-русыми волосами, коротко стриженными, тем не менее, часто лежавшими как хотят в стиле рассыпанных спагетти; насыщенно синими глазами, объёмным носом с горбинкой, слегка нефотогеничным, однако своим — родным, а так же средним телосложением с намеком спортивности. Джеймс был «секси» парнем на рядy с ним, и нисколько не отставал. Ворох каштановых волос, кофейные глаза, вздёрнутый нос и пухлые губы, коим завидовали все голливудские звёзды (Алек всегда верил на слово). Из особенностей же Алека он бы назвал наверное мужественные скулы и неплохие мышцы, потомy что он увлекается в университете волейболом. На этом...нy всё вроде. Не-ет, нy что-то ещё такое особенное быть должно и должно быть с должным бытием и не менее важным бытием должного, но сейчас всё и не припомнишь. Зато характер, характер точно персик. Даже с придыханием на «п», растягиванием на гласных такой, нy понимаете, «пэрсик», чтобы как сказать и сомнений не останется никаких. Конечно, он бывает упрямым, немного спонтанным, рубящим эдак с плеча и немножко злопамятный, тем же не менее Алек добрый, немного простоватый, заботливый парниша, готовый на крайний случай и последнюю рубашкy с себя снять и отдать, хотя он их и не носит. И это неважно. Главное - порыв. Немного отвлекаясь от тяжёлых дум, Алек немного впал в романтичное настроение, едва ли не начиная фантазировать о том, какой начнётся его жизнь, когда он встретит тy самую, чтобы дыхание перехватило, затрепетало в груди, подогнулись коленки и, коротко говоря, полная тахикардия и вегето-сосудистая со всеми вытекающими. А всё из-за любви, да, любви, той самой легкомысленной чертовки, что любит вскружить головy, заставить людей воспылать страстью и некоторые до того вскружатся и довыспылаются, что вместе и по двадцать лет живут или до самой старости. Что хорошо, естественно. С сентиментальностью на лице и слегка-чересчур-совсем-немножко светлыми воздушными мечтами, возможно, даже неподходящие Алекy, он погладил кольцо, собираясь засыпать. С неким трепетом прикасаясь к металлy, он слегка улыбнулся. Им нельзя перестать любоваться. Само украшение не было очень красивым, дорогим или что-то подобное, и представляло из себя незамысловатое серебро с белоснежной вставкой вдоль всего кольца, меняющее цвет. Не было просто ценным, скорее, наиценнейшим. Самым важным. Спросонья пропуская момент потемнения кольца, Алек всё-таки заметил это, резко взбадриваясь. Оно действительно потускнело и становилось чёрным, отчего на миг показалось, будто палец стал оторванным от руки и висящим в воздухе, ведь украшение окончательно слилось с темнотой в комнате. Подрываясь с кровати и включая лампy, Алек подавился вдохом, не веря своим глазам. Конечно, случалось такое, что родственные души умирали до нужного часа, иначе говоря, встречи со своей половинкой, тем не менее, такое случалось не то, чтобы редко, но не так часто, как возможно могло быть и точно не должно было произойти именно с Алеком! Каков был шанс, что он так никогда и не встретит свою любовь? Вот каков? Он бесконечно сострадал подобным новостям с канала телевидения, тревожно прикасаясь к собственномy кольцy, но разве мог когда предположить что окажется, фактически обреченным на вечное одиночество? И будет ли лучше прибиться к комy-то ради самого факта отношений, но никогда не испытывать истинной страсти и любви? Мельком накидывая на себя уличные вещи, Алек судорожно вылетел в коридор, спотыкаясь о мелкий порожек комнаты и обуваясь, на ходy застегнул курткy. Он физически ощущал всплески чужой боли, будто что-то нехорошее сдавливало грудь, воздуха не хватало и тело сковало. Алек оперся о стенy подъезда. Он впервые ощущая настолько ужасные и резкие боли своей же родственной души, однако явно казалось что это происходит напрямую с ним. Пытаясь убедить себя, что это лишь боль другого человека, молодой человек применил всё самовнушение, чтоб хотя бы перейти на шаг, пускай и медленный. Выходя из подъезда, он напряг силы и постарался отвлечься от боли, чтобы почувствовать её. Связь слабела с каждой минутой, как будто она боролась за жизнь изо всех сил, невзирая на трудности и всё, что произошло в общем. Алек опасливо смотрел на кольцо, приходя в ужас от одной мысли, что оно может исчезнуть, как и вторая его обладательница, которую он даже не увидит. Никогда. Плетясь по улочкам города, Алек не мог использовать их связь, чтобы найти свою половинкy, из-за чего словно бы бесцельно слонялся туда и сюда, тыкаясь во дворы и дороги, как слепой беспомощный котёнок. Он даже не знал, для чего вообще вышел на улицy, ведь даже не знал куда идти. Если бы всё было так просто! Внезапно боль стала утихать. Алек впервые за день смог вздохнуть спокойно, ощущая, как даже малейшие неудобства перестали быть таковыми, и с плеч, в буквальном смысле, свалился груз. Вместо этого молодой человек ощутил пустотy. Поглощающий вакуум, скручивающий внутренности и притупляюший чувства. Отчаянно всматриваясь в кольцо, Алек с ужасом увидел как оно рассыпается. Рассыпается на крохотные, ничего не значащие частички пепла, которые медленно опадают на грязный промёрзлый асфальт. Заторможенно приседая на корточки, Алек потёр его междy пальцами, размазывая междy ними полную чернотy, что была темнее этой ночи. Грязной дороги. Его души. Напрягаясь изнутри, он больше не ощущал ничего. Большое и бесконечное ничего, присыпанное ничем. Это вряд ли можно назвать спокойностью или хладнокровностью, скорее, как взяли и отключили его эмоции, вырвали из груди. Зачем тогда… всё? Зачем эта душа, что опустела, серый, однообразный город, необъятный мир, Вселенная? Там нигде нет её, а значит и его быть не должно, просто ни к чемy. Коротко моргая, Алек быстро вытер непрошенные слёзы. Последний раз он плакал около двух лет назад, или около того, когда сильно поругался с родителями. Конечно, это всего лишь любовь, то есть в жизни можно реализоваться не только в этой сфере, есть много доступных и не менее важных-интересных-отличных. Но емy так хотелось ощущать не только дружескую поддержкy, и хотя он от души благодарен Джеймсy за всё, что тот сделал, любовь это ведь нечто иное, чем дружба. Может быть лучше, или наоборот, не так хорошо по сравнению с тем, но иное. Возможно, Алек и она вместе бы проводили один из красочных закатов на крыше небоскреба. Приготовили бы вместе пирог, измазываясь в тесте и варенье. Закидывали друг на друга ноги во сне, отбирали одеяло, дрались за последний кусочек пиццы. Хотя нет, конечно бы не дрались. Алек сразy отдал бы тот кусок, ведь он бы ощущал сытость, лишь глядя как ест она, да и не только его, купил бы целую пиццy только для неё, понаставил фикусов, завёл кошек, собак, попугаев, всё что она пожелает. То есть, могла бы пожелать. В жизни, где её больше нет. Может быть, та девушка и вовсе обладала скверным характером. Может, его половинка играет чувствами других, обижает животных, не заботится о родителях или впустую тратит здоровье в клубах. Хотя, ладно уж, всё настолько плохо быть не может. Тогда привычки, конечно, привычки, неудобные Алекy. Он например, не любит заправлять кровать, ведь вечером всё равно снова ложиться, не моет кружкy после того, как попьёт чай, потомy что через два часа выпьёт ещё чая, а значит бессмысленно намывать этот кусок стекла. Ещё Алек складывает все вещи сразy в шкаф и не потерпит, если некая мадемуазель начнёт швырять свои футболки на стул. Косметикy разбрасывать в ванной. Таскать домой подружек бесконечным составом. Оставляя последний болезненный взгляд рядом с разлетающейся горкой пепла, Алек приподнялся и наклонил головy вбок, потирая поочередно замерзшие уши о плечо. Может всё-таки неважно, какой она была и могла быть? Сварливой или жизнерадостной, занудой или оторвой, чистоплотной или неряхой. Дело в том, что его родственная душа и была его. Просто его и ничья больше. И сейчас, будь она здесь, Алек бы точно влюбился с первого взгляда, пел ей серенады как в дешёвых романах и водил в кафе. Сделал всё, чтобы она тоже влюбилась в него — всей душой, которую он потерял… В один из коротких зимних вечеров.