Запах моря

Как только в доме прозвучала трель звонка, Юни тут же сбежала по лестнице и затаилась, опасливо, но с любопытством поглядывая на вход. Сбоку хмыкнул Реборн, а Ария, потрепав дочь по голове, продолжила путь к двери. Стоило гостю зайти внутрь, Юни спряталась за мать, сжав в ладошках отглаженную ткань официальных брюк. — Знакомьтесь, это Гамма, мой новый телохранитель, — тепло сказала Ария и, повернувшись к Юни, добавила. — Он будет защищать меня от плохих людей. — Когда я посоветовал тебе нанять телохранителя, я имел в виду кого-то из своих людей, а не подобранного с улицы сопляка, — едко заметил Реборн, осматривая прибывшего. От таких слов гость подобрался, будто бы готовясь к нападению. Пальцы сжались в кулаки до белых костяшек. Реборн лишь фыркнул, даже не меняя положения и вновь обратился к Арии, абсолютно игнорируя «знакомство». — Ребенок… Я пришлю список кандидатов завтра утром. — Не стоит, Реборн, — Ария лишь покачала головой, снисходительно улыбаясь. — Уверена, Гамма замечательно справится со своей работой. После этих слов Реборн наконец оторвался от стены и, многозначительно поправив шляпу, отправился куда-то вглубь дома. — Как знаешь. Но список я все равно подготовлю, — бросил он на ходу, даже не оборачиваясь. — На всякий случай. Ария вновь покачала головой. Этого человека невозможно было изменить. — Дядюшка Реборн не злой, он просто сильно беспокоится за маму, — вдруг подала голос Юни, окончательно выглянув из-за штанин матери, а потом, как будто бы осознав, что привлекла к себе внимание, вновь шмыгнула обратно, пытаясь скрыть пылающие щеки. Гамма неуверенно переводил взгляд с девочки на босса, и, получив разрешение в виде кивка и лукавого взгляда, подошел чуть ближе и присел на корточки. — Я буду хорошо защищать твою маму, принцесса, — серьезно произнес Гамма, смотря прямо в глаза вновь выглянувшей на звуки движения девочке. Юни, насупившись, громко втянула воздух. Она внимательно осмотрела Гамму, будто пытаясь найти признаки лжи в движениях и мимике. Такое выражение лица на ребенке смотрелось до того забавно, что Ария кашлянула в кулак, стараясь скрыть вырывающийся смешок. Гамма же стоически держал лицо. — Обещаешь? — не менее серьезно спросила Юни, а через секунду, слегка замявшись, добавила. — И я не принцесса, я Юни. — Обещаю, принцесса Юни, — слегка улыбнулся в ответ Гамма, и девочке показалось, что по телу мазнул морской бриз. В гостиной Реборн не прекращал кидать на Арию короткие осуждающие взгляды. Да, Юни уже было сложно назвать совсем несмышленой малышкой: в свои восемь девочка поражала окружающих своих сознательностью, которая, Реборн был уверен, передавалась у Джиглио Неро с молоком матери. Но давать присутствовать ей при обсуждении работы было слишком. Представить ей нового телохранителя можно было бы и потом. — Как, говоришь, тебя зовут? — Реборн не без удовольствия заметил, как мальчишка дернулся. О да, они явно не поладят. — Реборн, прекращай издеваться, — Ария в своей невероятной манере всего умела прекрасно разрядить обстановку. — Гамма, лучше расскажи немного о себе, а затем обсудим график работы и можно будет подписать контракт. Реборн фыркнул, прекрасно понимая, что весь фарс с представлениями сделан специально для Юни, которая сейчас прятала лицо в большой кружке с горячим шоколадом. Ария, выбравшая себе телохранителя, и так знала всю его подноготную, причем, возможно, даже лучше самого мальчишки. А Реборн ознакомится с досье этого пацана позже, Ария наверняка пришлет всю информацию вечером. Надо будет сказать Бьянки проверить его еще разок. Можно было бы, конечно, обратиться к Вайпер, но она снова заломит такую цену, как будто он просил ее взломать Пентагон. — Как я уже говорил, меня зовут Гамма. Гамма Мельфиоре, — он стрельнул серыми ледяными глазами на Реборна. — Двадцать лет, родился в Катании. Последние девять лет живу здесь, в Люцерне. — Сосед, значит? — задумчиво, будто смакуя слова на языке, перебил Реборн. — Палермо. Но Юни, до этого жадно впитывающая каждое слово и жест взрослых, больше не слушала. Сердце затрепетало в предвкушении, а с губ против воли сорвался вопрос. — Значит, ты видел море? — в глазах горел искренний восторг, на что Ария вновь зашлась в приступе притворного кашля, и даже Реборн не смог сдержать смешка. Любовь маленькой Джиглио Неро была известна всем, кто хоть как-то был с ней знаком. Ария, будучи главой сети банков, имела запрет на выезд из страны. Доверить поездку с дочерью за границу она могла лишь Реборну, но тот и сам был связан по рукам и ногам из-за должности главы отдела безопасности. Пришлось даже отказаться от итальянского гражданства, но он не мог сказать, что жалеет о сделанном решении. Поэтому Юни оставалось лишь иногда ходить к реке, что буквально виднелась из окна их особняка, либо ездить в горы. Пейзажи, конечно, были красивыми, но море манило сильнее. — Да, можно сказать, что я на нем жил, — слегка недоуменно ответил Гамма, следя за странной ситуацией и еще не знающий, что своим ответом подписал себе приговор. — Расскажешь о нем побольше? — от переизбытка эмоций Юни даже вскочила с дивана, едва не расплескав весь горячий шоколад по кремовому домашнему платьишку, и слегка наклонилась в сторону Гаммы, от чего тот почувствовал себя еще более неловко. — Юни, — мягко одернула ее Ария, понимая, что ситуацию очевидно пора брать в свои руки, — если сейчас мы согласуем все рабочие моменты, ты сможешь расспрашивать Гамму почти в любое время, но пока у нас еще осталась работа. — Простите, — смущенно опустилась Юни обратно на диван. Щеки полыхали огнем. Пузатая кружка в руках почти обжигающе ласкала заледеневшие от смущения пальцы. Хотелось забраться на сидение прямо с ногами, но Юни пересилила себя, стараясь больше не ставить себя в неловкое положение. На секунду вскинув взгляд, она столкнулась глазами со все еще удивляющимся Гаммой. Кончики ушей запылали еще сильнее и взгляд опустился обратно в пучину горячего шоколада. Сам Гамма, слегка сбитый с толку поведением дочери будущего босса, и сам смотрел в пол, зарывшись пальцами в до этого идеально уложенную прическу. Реборн прикрывшись полями федоры, закатил глаза. Кажется, теперь ему придется нянчиться с двумя детьми из этой семейки, а не с одним. И если Юни ему действительно нравилась, то этот мальчишка сулил им лишь дополнительные проблемы на голову. Видит Бог, если он облажается хоть в сущей мелочи, Реборн подстрелит его самостоятельно. Ну, или попросит Леона. *** — Гамма! — Юни едва ли не прыгнула на руки мужчине, даже толком не сняв ботинок. — Привет, принцесса, — Гамма улыбнулся, слегка посмеиваясь и поглаживая девочку по голове. — Как школа? — Я получила шесть[1] за контрольную по математике, — девочка расцвела еще сильнее. Глаза заблестели от возможности порадовать Гамму своими успехами, а бледные щеки тронул едва заметный румянец. — Ну, раз такое дело… — наигранно задумчиво протянул Гамма, хитро щурясь. — Думаю, в качестве награды я смогу рассказать тебе еще немного о море. У нас с твоей мамой все равно есть еще около часа до выхода. Но сначала беги переодеваться, мыть руки и есть. Коротко бросив что-то нечленораздельно-радостное, Юни бросилась выполнять условия сделки, чуть ли не на ходу избавляясь от школьной формы. Обещания Гамма действительно выполнял и вечерами или в пару свободных часов с удовольствием рассказывал о своей жизни у моря и о редких поездках на родину в подростковом возрасте. Юни слушала истории с огнем в глазах, вживаясь в каждый образ моря, про который говорил Гамма. Она была и бушующей штормовой стихией, когда на пляже вешали красный флаг и никто не заходил в воду, опасаясь быть снесенным волной; и мягким штилем, ласково приглашающим в свои теплые объятия; и белой солью, оседающей на телах купающихся; и холодной глубиной с мириадами разноцветных рыб и созданий. Она надевала на себя каждый образ, любуясь им, словно новым одеянием. Но одна вещь всегда оставалась неизменной: в ее ассоциациях буквально на расстоянии вытянутой руки стоял Гамма, с легкой усмешкой смотрящий прямо ей в глаза, где бы она ни находилась. И в эти секунды Юни казалось, что он просто позволяет ей быть в своем обличии, меряя на себя столь прекрасные наряды. Она притворялась морем, в то время как он им был. Юни, зарываясь носом в грудь Гамме, тайком вдыхала его запах. Гамма пах морем. Юни ни разу не была на море, но была точно уверена, что когда она там окажется, море будет пахнуть именно так. Ария, смотря на этот дуэт, слегка посмеивалась, но в глубине души была рада, что ее дочь так хорошо сошлась с новым телохранителем. Она слегка толкала Реборна локтем в бок, будто бы намекая, что когда-нибудь они тоже смогут найти общий язык, на что глава отдела безопасности лишь закатывал глаза и фыркал. Издеваться над мальчишкой было явно интереснее, чем «дружить» с ним. Тем более, даже спустя год, Леон все еще ждал отмашку на контакт с пацаном. А стрелять в друзей было далеко не в правилах Реборна. Ну если речь, конечно, не шла об ученике, но Тсуна слишком весело пугался даже вида оружия, чтобы Реборн мог отказать себе в таком удовольствии. *** Юни сидела за праздничным столом, с интересом разглядывая новые лица. Настолько разные, что Юни никогда бы не подумала, что они братья. Они оба были похожи на Гамму, но рядом друг с другом напоминали скорее незнакомцев, будто разделили общие черты пополам. Единственное, что оказалось у братьев общим и таким непохожим на Гамму — глаза. Светло-карие, практически по-кошачьему желтые, в которых не было и намека на штормовые волны. В основном говорил Нозару, что-то эмоционально рассказывая, периодически дергая себя за длинные выкрашенные в лиловый волосы. Тозару время от времени осаждал разошедшегося на очередной истории братца, на что Гамма на пару с Арией тепло улыбались самыми уголками губ, Реборн, за весь вечер произнесший лишь фирменное «Хаос», закатывал глаза, а пришедший с ним ученик, примерно ровесник Юни, пытался спрятаться под стол на особо громких моментах. Вокруг витала атмосфера праздника и, глядя на развешанные по дому венки омелы, Юни загадала, чтобы это счастье следовало за ними всегда. За окном бушевала буря, снежными хлопьями врезаясь в стекло, фракталами расползаясь по поверхности. Ветер басисто завывал рождественские песни, дополняя теплые разговоры внутри дома, и Юни чувствовала себя в крепости семьи. Атмосфера настолько заставляла растаять в своей нежности, что Юни даже пропустила момент, когда они перешли к подаркам. — Это тебе, принцесса, — Гамма, тепло улыбаясь, протянул ей коробочку в синей блестящей обертке. Бант развязался с первой попытки, после чего Юни бережно начала снимать упаковочную бумагу: так, чтобы на глянцевой синеве не было ни одной прорехи. Рядом, в противовес, разрывал упаковку на подарке от брата Назару, тихо ругаясь под нос из-за того, что бумажка отказывалась сдаваться без боя. В коробке оказалась перламутровая ракушка и с полными боками и острым концом. — Она, конечно, магазинная, — на лице Гаммы расползлась неуверенность и легкое смущение, — но если приложить к уху, все равно услышишь шум моря. Коробка резко полетела на пол вместе с оберткой, и вокруг груди Гаммы обвились тонкие, уже почти не детские руки, трепетно сжимающие в пальцах подарок. Юни крепко прижалась к мужчине, стараясь сквозь эти объятия выразить всю свою благодарность и переполняющее душу счастье. — Она восхитительная! — с искренним восторгом практически прошептала Юни куда-то в грудь, еще крепче сжимая свои объятия. — Спасибо… — С рождеством, принцесса. *** — Мам, пожалуйста! — Юни чувствовала, как к глазам подступают соленые слезы отчаяния. Ее мечта, такая близкая и далекая одновременно, хрустальной вазой стоявшая на краю стола, грозилась вот-вот сорваться в пропасть, оставляя после себя лишь стеклянные осколки неизбежности. Руки крепко сжимали принесенное из школы согласие на подпись родителям, сминая тонкую бумагу, которую до этого так бережно несли до дома. — Но мне же уже четырнадцать! Мне не нужен сопровождающий! Все мои друзья тоже едут, и мы будем под надзором учителей! — голос почти срывался от того, что Юни не знала, как донести до матери столь простую мысль, что от одной поездки с ней ничего не случится. — Я могу звонить тебе каждые три часа! Ну, пожалуйста! — Милая, сейчас слишком неспокойно, — она в который раз пыталась достучаться до дочери, но та, ослепленная возможностью увидеть море, даже не хотела слушать. Ария закусила губу, стараясь не прятать глаза от Юни. Дочь смотрела на нее с настолько волчьей болью, что сердце разрывалось на миллионы осколков, но Ария понимала, что действительно не сможет обеспечить даже призрачную безопасность во время поездки. Верхний ящик стола и электронная почта были переполнены угрозами, и стоит хоть немного ослабить хватку, из Юни попытаются сделать разменную монету. За последний месяц было уже три покушение и оставалось лишь благодарить богов за то, что в их результате никто не пострадал. Но Юни, светлый лучик солнца в непроглядной тьме реальности, не знала об этом и не должна была узнать. Она знала лишь о гипотетической опасности, но не видела черных щупалец, обхвативших их маленькую семью с обеих сторон. — Ты просто хочешь держать меня в золотой клетке! — Ария успела заметить все-таки сорвавшиеся с глаз дочери первые слезинки, прежде чем выбежавшая из комнаты девочка громко хлопнула дверью. Ария обессиленно опустилась в кресло, дав волю собственной боли. Слова, выпаленные в порыве разочарования больно ударили по сердцу, оставляя за собой кровавые следы бессилия. Тихий стук в дверь набатом разорвал оглушительную тишину, заставляя резко взять себя в руки. Рукава дорогой рубашки небрежно стерли блестящие слезы, а на лицо прилипла привычная легкая улыбка, которая в этот раз отдавала едва заметной горечью. — Заходи, Гамма, — Ария даже не старалась скрыть усталость в голосе. — Все в порядке? Я услышал хлопок двери и решил проверить… — Гамма прервал сам себя на полуслове, заметив мокрые разводы на рукавах, и взгляд из настороженного стал мрачным. — Поссорились? — Класс Юни едет к морю, а мое беспокойство не позволяет мне отпустить ее с ними, — усмешка вышла какой-то разбитой и неестественной. — Может, попросить Реборна отправить кого-то с ней? Не зря же он каждую нашу встречу не забывает демонстрировать список новых кандидатов в охрану. — Ты же сам понимаешь, что несмотря на мое безграничное доверие к Реборну, я просто не могу отправить Юни в другую страну, тем более с кем-то, кого я не знаю. Ты сам видел все угрозы, сейчас действительно самое неудачное время для поездок. Пару месяцев назад я бы так и сделала, но… Гамма просто кивнул, тем самым показывая, что продолжать не обязательно. Вселенная сыграла свою злую шутку, настроив время против них и не давая права на ошибку. — Хотите, я поговорю с ней? — Спасибо, Гамма, — улыбка наконец стала пусть и слабой, но искренней. — Может, хоть тебя она послушает. — Вы замечательная мать, Ария. Не вините себя, — сказал он уже выходя из комнаты, но знал, что именно эти слова действительно будут услышаны. Юни нашлась у себя в комнате. Она лежала на кровати, рядом со злополучным пустым бланком поездки, трепетно прижимая к уху ракушку. На чуть опухшем лице не было слез, но Гамма был уверен, что рукава школьной формы были такими же мокрыми, как и у матери. — Гамма, — севший голос сквозил болью, заставляющей сердце сжаться. Стоило лишь сесть на край кровати, как Юни перебралась поближе, зарываясь носом в пропахший морем пиджак. Слезы вновь полились сами собой, пропитывая соленой влагой чужую рубашку. На голову опустились теплые руки, поглаживая как в далеком детстве, а слух улавливал что-то успокаивающее, теплыми волнами растекающееся по комнате. *** — Кто это был? — голос Мэгги сквозил заговорщеским любопытством, стоило двери закрыться за Гаммой и Арией. — Ты о мамином телохранителе? — Юни искренне не понимала, почему Гамма вызвал такое оживление среди подружек. Все девочки как-то странно переглянулись, будто решив для себя что-то безумно важное, а смысл их действий так и не доходил до хозяйки дома. — Телохранитель, значит, — как-то задумчиво произнесла Эмма, будто раскатывая информацию на языке и довольно улыбаясь. — А сколько ему лет? — Двадцать восемь, — беспечно ответила Юни, ведя подруг в свою комнату, где они собирались смотреть фильм и, валяясь на кровати, обсуждать школу. Фильм можно было посмотреть и в гостиной, но Юни казалось, что тогда это потеряет какой-то сакральный смысл таинственности и девчачьего веселья, — они с мамой уже лет восемь вместе работают. — И как же зовут этого загадочного красавчика-телохранителя? — игриво спросила Мэгги, накручивая на палец прядь кудрявых светлых волос. На этой фразе Юни чуть не споткнулась, лишь силой воли сумев удержать шаг. Сердце кольнуло от резкого осознания, что Гамма может понравиться кому-то из ее подружек. Привычный мир, построенный за долгие годы общения, начал осыпаться, разрушая песчаный замок иллюзий. — Гамма, — с небольшой заминкой, которую никто так и не заметил, ответила Юни, погружаясь в собственные мысли. А ведь Гамма действительно был красивым мужчиной. Не каким-то гипотетическим идолом с журнальной обложки, а близким и родным человеком, который всегда утешал ее, дарил замечательные подарки и рассказывал о море. В груди разлилось странное тепло от воспоминаний об их вечерних посиделках, когда она привычно клала голову ему на колени, вслушиваясь в глубокий завораживающий голос, облачающий в слова самые сокровенные мечты. По лицу сама собой растеклась нежная улыбка, а щеки окрасил предательский румянец, заставляющий все лицо пылать вплоть до кончиков ушей. *** Голос учителя по экономике как-то замыливался, отказываясь оседать в сознании, вылетая сквозь форточку в открытое окно. На полях листа само по себе выводилось чужое имя, после чего быстро зачеркивалось множеством штрихов, чтобы не дай бог не попасться на глаза окружающим. Майское тепло пробивалось в класс, окутывая почти летней негой. Где-то на границе сознания мелькали экзамены, но до них было еще так далеко, что настроения на учебу не было. Хотелось петь вместе с птицами, обсуждать недавно вышедший фильм, есть мороженое и, забравшись с ногами на кресло, снова слушать рассказы о море, в последнее время ставшие до отвратительного редкими, но от того только более ценными. Юни бросила короткий взгляд на часы над дверью класса, которые лениво отсчитывали секунды до конца урока. Еще три минуты, урок английского, и до безобразия долгий школьный день подойдет к концу. Сразу ехать домой не было смысла: Гамма и мама сегодня вернутся дай бог к восьми, а до этого вполне можно погулять с девчонками, отрешаясь от учебных проблем. Звонок обрушился на голову летним дождем облегчения. Быстро записав домашнее задание прямо на тетрадный лист, Юни сбросила вещи в сумку и поспешила в коридор, где они договаривались встретиться с Мэгги, у которой вместо экономики шла химия. — Пойдем сегодня в парк после уроков? — подруга быстро отыскалась в потоке учеников, спешащих кто куда. — И ты даже не поспешишь домой к своему Гамме? — поигрывая бровями, спросила Мэгги, за что тут же получила легкий тычок в бок. Но смущенно покрасневшее лицо подруги того определенно стоило. — Он не мой, — буркнула Юни, стараясь унять в секунду забившееся быстрее сердце, в который раз жалея, что рассказала лучшей подруге о своей тайне, — и их с мамой не будет до вечера, — еще тише добавила она, подтверждая, что подруга как всегда попала в самую точку, из-за чего Мэгги весело засмеялась. — Все с тобой ясно, героиня-любовница, — вновь усмехнулась блондинка. — Значит, парк и мороженое под «незаметным» надзором твоего водителя? — Сама-то уже три месяца не можешь признаться Юлиану, а он вообще-то уже даже учиться закончил, и в последний раз появится в школе только на выпускной, — не удержалась от ответной шпильки Юни, за что была удостоена лишь многозначительного фырканья. — Мы, вообще-то, активно переписываемся, и у меня все под контролем, в отличие от некоторых, — как-то не слишком уверенно парировала Мэгги. — Ну конечно, — протянула Юни, усмехаясь в кулачок. — И вообще, пойдем быстрее, английский вот-вот начнется, — удобнее перехватив рюкзак, звякнувший висящими на нем брелоками, девочка ускорила шаг, и Юни оставалось лишь последовать за подругой с улыбкой на лице. *** Юни с замиранием сердца поглядывала на часы, сидя прямо на лестнице напротив входа. Мама с Гаммой должны были вернуться еще час назад, но такая их задержка была вполне обыденной, поэтому Юни так же преданно ждала прямо на ступеньках. В груди трепетало сердце, а вспотевшие от предвкушения ладони сжимали телефон, в глубине которого лежало электронное подтверждение брони на два билета в Италию. Она уже даже договорилась с мамой, пока попросив не рассказывать Гамме о собственном плане. День истины был обозначен сегодняшним числом, когда она собиралась рассказать человеку, занимающему все ее мысли и сердце, о предстоящей поездке. А уже там, на берегу долгожданного моря, она признается Гамме в своих чувствах, если сегодня у нее снова не хватит смелости. Уж в свой восемнадцатый день рождения, в день вступления во взрослую жизнь, она обязательно раскроет свою душу перед самым дорогим человеком. В замке провернулся ключ, заставляя сердце встрепенуться, а тело подскочить в сладостном ожидании. Дверь открылась, пропуская внутрь дома маму и дядю Реборна. Лица обоих были мрачнее тучи, и в сознание Юни начали заползать тревожные мысли. — Хаос, — поздоровавшись, Реборн даже не смог поднять на нее взгляд, из-за чего мысли стали только мрачнее. — А где Гамма? — Юни сама удивилась собственному голосу, звучавшему словно через толщу ваты, а вошедшие синхронно вздрогнули. Юни встретилась с полными слез глазами матери, и собственное сердце казалось разбилось на миллионы осколков, разрезая грудную клетку, из-за чего из горла начал рваться полный боли хрип. Сознание металось, не веря в ту ужасную шутку, что черной мглой нависла над головой. — Мам, где Гамма? — тихо повторила Юни, надеясь, что в прошлый раз ее просто не поняли. — Он оттолкнул твою маму, Юни, — произнес Реборн, снимая ответственность за слова с хрупких женских плеч. — Снайпера успели задержать. Пуля прошла через сердце на вылет, прими мои соболезнования. Реборн на этих словах снял шляпу, прижимая ее к груди. А по прихожей разнесся сдавленный крик. *** Юни стояла на берегу моря, невидящими глазами глядя в пустоту. За спиной маячил какой-то охранник из тех, кого предложил Реборн, но Юни даже не запомнила его имя. В руках Юни сжимала ракушку, ветер трепал короткие волосы, а по щеке обжигающей лавой стекала одинокая слеза. Юни глубоко вдохнула, прикрывая глаза. Гамма пах морем. Но море пахло не им.