***
Три года спустя. — Отлично поработали, друзья, — Момоко Аваюки вышла в Сеть и улыбнулась. — Концерт удался, уже начали появляться первые фото. Думаю, вы заслужили отдых. Следующие действия Кайто знал наизусть: работники сцены отведут певцов первого и второго поколений в отсек сна, подключат к капсулам и оставят до следующего выступления. С того момента, как бесследно из команды исчезли сначала Леон и Лола, а следом за ними и Мириам, ему и Мейко, последним из первого поколения, не оставалось ничего кроме как работать со «вторыми». Из обрывков разговоров он узнал, что их музыка не имеет аналогов во всём мире. Вокалоидами становились только лучшие исполнители, остальным приходилось переучиваться на другие профессии или идти на добровольное уничтожение. Мир не терпел инакомыслия, в том числе в искусстве. Но и тем, кто стал частью искусства, пути назад также не было. Кайто не мыслил своей жизни без сцены, и ему казалось, что он был рождён под музыку. Был уверен: такие же мысли и у других Вокалоидов. И всё же… Всё чаще в воспоминаниях появлялось одно и то же место, один адрес. И Кайто хотел знать, что тянет его туда. Не мог решиться спросить, но сегодня это было необходимо, потому что он думал только об этом месте и лишь программа помогла ему не забыть текст песен. Он привычно шагнул в капсулу, поправил шарф и стал ждать очереди. — Аваюки, где находится это место? — спросил он, когда девушка подошла к нему. Она замерла, так и не нажав кнопку усыпления. — Откуда ты знаешь этот адрес? Ты ведь никогда не выходил дальше концертных помещений, — Кайто пожал плечами. Хотел бы он сам найти ответ на этот вопрос. Девушка решительно убрала руку от кнопки и отчаянно прошептала: — Ещё один… Кайто никогда бы не подумал, что у такой хрупкой девушки может быть железная хватка. Момоко буквально вырвала его из капсулы и жестами попросила молчать. Озираясь, она толкнула какую-то дверь и повела певца тёмными улицами. Порывы ветра сбивали со лба его синюю чёлку и били по глазам. Над ними в воздушных трубах пролетали аэромобили, наполняя гулом всё вокруг. Парень без возражений шёл за девушкой без возможности закрыть уши от этих звуков. — Потерпи, — тихо уговаривала Момоко, сверяясь с картой в своей камере внутри глаза. Неожиданно она повернула куда-то вглубь, стало ещё темнее, пока не скрипнула дверь. — Вот, мы на месте. Не смотри, что всё такое старое, просто попробуй вспомнить что-нибудь ещё, — и, наконец отпустив руку Кайто, Аваюки закрыла дверь и замерла около стены. Комнаты освещались неприятным, совершенно несовременным желтоватым светом, в котором её волосы казались золотыми. Да, он чувствовал, что ему здесь знакома каждая деталь, но всё… Словно из другой жизни. Кайто медленно прошёл по комнате и вдруг наткнулся на что-то необычное. Нет, не чип для проигрывания, а какой-то диск на квадратной подставке. Чуть толкнул подставку вперёд, и она въехала в небольшой ящик. Откуда-то начала играть музыка, и потом — голос. Не такой, как он слышал каждый раз у друзей и подруг по сцене. Этот голос звучал, звенел, был переполнен чем-то, чему Кайто не знал названия. — Он как живой. Поёт так же, так ты говоришь, — тихо сказал он и попробовал подпеть, но что-то ему не понравилось в своём голосе. — Почему я не могу петь так же? — Потому что настоящая музыка была запрещена Правителем. Пять лет назад. А три года назад… — Три года назад появились мы, как замена, — сказал Кайто и захлопнул рот ладонью. Откуда он знает это? Момоко улыбнулась. — Да, именно так. Ты начинаешь что-то вспоминать. Как и они. Девушка подошла к противоположной стене, выключила музыку и открыла незаметную дверь. За ней оказалось пять капсул, но открытых. Три из них уже были заняты. Кайто удивлённо смотрел на эти капсулы и не мог поверить. Леон, Лола и Мириам. Они без движения лежали в капсулах, абсолютно без проводов и приборов для сна. — Что с ними? — бесцветным голосом спросил парень, протянул руку к ближайшей капсуле, но Момоко одёрнула его. — Они спят? — Теперь уже да. Навечно, — сдавленно выдохнула девушка и, помолчав, продолжила. — Кайто, ты и остальные «первые» — дефектное поколение, которое подлежало уничтожению. Но когда проект запустили, никто уже не смел говорить о вас, как о дефектных, хотя каждый научный работник знал об этом. Новая музыка была нужна срочно, и вас оставили до первой оплошности. — она выждала минуту и вдруг улыбнулась. — А ты удачливее остальных, предыдущих переклинивало после этой новости и они становились такими, какими ты их увидел. Твоим «несовершенством» стали не до конца стёртые воспоминания. — Ты меня уничтожишь? — спросил он, ни один мускул не дрогнул на лице. — Зачем мне это? Подумай над тем, что я тебе рассказала, и реши для себя, хочешь ли вернуться на сцену. Останься здесь, я вернусь через час. Кайто задумался. Впервые за долгое время. Может, это тоже его дефект — уметь думать, не следуя алгоритмам? Настоящая, более живая музыка звала к себе, манила своим звучанием и была знакомой. Словно он уже где-то слышал её. Именно этот голос, эти интонации и манера исполнения — почему всё казалось родным? С трудом разобравшись в управлении странным ящиком, Кайто вернул запись к началу, всё ещё стараясь понять, чего же не хватает ему для такого же пения. Но ответов больше не становилось, и певец вытащил диск из ящика, разбирая тонко написанные иероглифы. «Мои первые песни.» Имени исполнителя не было. Тогда Кайто снова поставил диск на воспроизведение. Почему автор не записывал на чипы? Это же намного удобнее. А эти диски и ящики — старина дремучего двадцать первого века. Может, он любил старину? Кайто задавался этими вопросами впервые, но ответ на них казался ему очень важным. Да и другие знакомые вещи — откуда Кайто про них знает? Может, всё-таки когда-то он был здесь? В поисках ответов он прошёл вдоль полок, нашёл ещё несколько дисков, которые были подписаны так же непонятно. «Студия. Соло», «Студия. Дуэт и хор», «Гитара». Теперь у Кайто точно не было сомнений, что здесь, в этом пустом доме, переполненном старинными вещами, когда-то жил музыкант. И Кайто всё сильнее понимал, что хочет быть похожим на этого неизвестного музыканта, петь живым, не компьютерным голосом. Однако вряд ли это когда-нибудь случится, ведь неизвестный хозяин — человек, а Вокалоид — всего лишь киборг для воспроизведения музыки. Но и возвращаться на виртуальную сцену тоже не хотелось — теперь Кайто желал слушать настоящую музыку, пусть даже этим и предавал своих друзей. Больше ничего особенного он не нашёл. Фигурки на полках не привлекли его внимания, а фотографии в электронных альбомах были специально испорчены. Когда вернулась Момоко, Кайто листал один из таких альбомов, без успехов отыскивая в нём что-то работающее. — Кто жил в этом доме? Девушка поджала губы. — Один очень хороший человек. К сожалению, теперь он вряд ли вернётся сюда. — Я бы хотел познакомиться с ним. Или хотя бы петь как он. Ты сможешь сделать мне программу с таким же голосом, Аваюки? — Нет, — печально покачала головой та. — Ни одна программа не способна заменить настоящих чувств, неподдельных эмоций или чистого человеческого голоса. Всё это у тебя отобрали, превратив в машину. Просто оболочку с механизмом внутри. И если кто и способен вернуть всё обратно, то это только тот же человек. Доктор. Мастер. — Тогда отведи меня к нему. — Не могу. Шинтаро… Мастер обладает огромной властью, но подчиняется Правителю и ничего не делает без его ведома. Правитель думает, что твои друзья, — она кивнула в сторону двери с капсулами. — уже утилизированы. Но я не смогла просто так разобрать их на шестерёнки. Всё-таки когда-то они были людьми. И тебя лишать жизни я тоже не хочу. Никчёмный я сотрудник. — девушка задумалась, а потом снова решительно схватила Кайто за руку. — Мы вместе проберёмся в клинику Вокалоидов. Отключим все аппараты и не дадим ещё живым людям окончательно потерять душу. И обещаю, что мы найдём способ вернуть тебе всё, что ты потерял. — Почему ты так за меня беспокоишься? — Потому что когда-то этот уютный дом был твоим. И ты не должен был его забывать.***
Кайто очень хорошо помнил, как его выводили из клиники после полной реабилитации. Тогда белые стены и абсолютная тишина ничего для него не значили. Это был просто проход, в конце которого его погрузили в капсулу. Очнулся он уже за сценой. Теперь же абсолютно белое пространство начало сводить с ума. Не из-за того ли, что он дефектный? И всё же он продолжал идти следом за Момоко, которая зорко смотрела по сторонам и наконец остановилась у одной из дверей. — Здесь находится пульт управления всеми аппаратами. Над новым поколением Вокалоидов работа ещё не началась, так что мы очень вовремя. Если отключим сейчас — люди выживут. Нужно будет только взломать матрицу управления и перекрыть основной источник энергии. Справишься? Кайто кивнул. Он уже знал, что проникнуть в матрицу девушка не сможет, потому что в ней слишком много человеческого. А у него получится. Может, в той же матрице он сможет найти и способ возвращения настоящего себя? Если да, то это будет прекрасно, потому что тело без души ему больше не нужно. Он успел возненавидеть себя за это недолгое время. Дефектный. А может, иметь чувства — это всё же не дефект? Может, это как раз благо, которое помогает чувствовать себя живым, а не отголоском жизни? Идеальным, безупречным, но всё же отголоском. Потому что голосом он перестал быть три года назад. Но вот Момоко взломала замок двери и каким-то хитроумным прибором отрубила киборга-управляющего. Кайто тут же снял с него шлем и перчатку, подключаясь к матрице. Источник энергии виден без всякой помощи — белым потоком среди верениц цифр и символов. Перекрыть… Но как? Не имея других вариантов, он просто сжал поток рукой в перчатке. И стал с ним единым целым. Сквозь него, не задерживаясь, проходили мегабайты информации. О каждом, кто за эти года стал Вокалоидом. И их забытом прошлом. Только один раз череда образов задержалась, наполняя Кайто утерянными воспоминаниями. О доме, о первом записанном диске, потому что чипов он никогда не признавал, о любви к музеям и желании когда-нибудь превратить в музей свой дом. Он вспоминал всё это и чувствовал, что сквозь него течёт жизнь, бурная и яркая. Загубленная когда-то Правителем. Но в то же время пробуждалось что-то ещё. Голос. Сначала шёпот, а потом надрывное пение, то самое, о котором он мечтал. Желанное пение, которое разрывало его системы и микросхемы на кусочки. Поток не становился тоньше, а сил удерживать его уже не было. Вокалоид разжал пальцы, отключиться от матрицы и снять шлем уже не было сил. Где-то снаружи раздался незнакомый мужской голос, словно приговор. Любые чувства разрушают механизмы. Кайто только улыбнулся. И снова начал петь. Возможно, последний раз в своей жизни. Распадаясь в виртуальной реальности на нули и единицы, Кайто желал только об одном. Чтобы Мейко тоже оказалась дефектной и смогла прервать работу этой клиники.