Пронзающий ночь

      Фильм был отличный. Зомби-апокалипсис захлестнул мир, и главный герой бегал с битой, отмахиваясь от восставших мертвецов направо и налево, снося им бошки и мерзкие конечности, а в финале накрыл их всех большим ярким взрывом… Гусёна смотрела этот фильм уже третий раз. Современная классика, говаривала она, советуя картину друзьям, одноклассникам, соратникам по несчастью, оставленным вместе с ней после уроков в наказание за игру в футбол в школьной столовой, Зигзагу, в общем, кому только можно.       Фильм Гусёне не нравился.       Точнее, не понравился —  в этот раз. Она пошла на сеанс, чтобы развеяться, поднять себе настроение старым-добрым голливудским насилием, и что же? Впала лишь в ещё большее уныние! Ну кто бы мог подумать, как сказал бы её папа...       Ох, папа…       Девочка вышла на порог кинотеатра и вдохнула терпкий вечерний воздух, пропитанный ароматами влаги и асфальта. Папа точно не будет рад, если узнает, во сколько она вернулась домой — положенные для этого восемь часов вечера давно минули. Да и поздние походы в кино вряд ли входили в список вещей, позволенных лимитами её наказания длинною в месяц, по крайней мере официально. Хотя на деле едва ли Дрейк сможет изображать недовольство любимой дочерью дольше двух недель — это был его лимит.       Поёжившись, Гусёна решила, что не стоит этот самый лимит испытывать лишний раз. Если она поторопится, папа ничего и не узнает. Он ушёл ещё днём, зависнув по каким-то антиприступным расследовательским делам в полицейском участке, а потом, скорее всего, сразу отправился патрулировать. Если быстро запрыгнуть на автобус, она будет дома через пятнадцать минут, сидеть за уроками, как и полагается примерной дочери… Если сможет уроки в свою голову впустить. И если бы им препятствовал лишь сегодняшний фильм!..       «Вжух! Киногерой промчался, сжимая биту, и на губах его заиграла ухмылка. Он вскинул своё оружие, и глаза его, полные торжества и триумфа от быстрой расправы, сверкнули багряно-алым…» Ухх, она и не замечала, каким жутким он выглядел в тот момент. Ну и пугал наверно всех этих зомби…       Но зомби не могут пугаться. Им-то что, они уже мертвы. Зато как же умеют бояться живые люди…       Девочка раздражённо зажмурилась, когда следом пред мысленным взором стал взрыв. Который тоже внезапно потерял все прелести крутости и вселял лишь смутное чувство опасливости и беспокойства… Нет, да что ж такое-то! Она будто размазня какая, будет ещё от любимых фильмов нервничать! А дальше что, перейдёт на бразильские сериалы гогиной мамы и научится вышивать крестиком? Ага, розовых мишек и кроликов, пфф!..       В душе Гусёна конечно знала, что не фильме-то, по-хорошему, дело, и не в ней самой. Ну, не совсем в ней. Отчасти?..       …Полные торжества и этого кровожадного триумфа, этого кровожадного предвкушения быстрой расправы, глаза сияют багряным. Как угли. Как раскалённый металл. Искажая до боли родное лицо куда как сильнее, чем пробежавшие от клюва и глаз под перьями жёсткие морщинки…       Сказав своему подсознанию строгое и категоричное «фу», школьница яростно зашагала по улице, стараясь думать о чём-то другом.       Это было альтернативное будущее. Нет, даже не так, это было не случившееся будущее. Не случившееся. Теперь, когда она вернулась домой, ничего этого и не будет, теперь всё хорошо, всё мирно, она со своим отцом, и ничего не произойдёт ни с ним, ни с городом, ни с…       Углубившись в борьбу с собственными мыслями, девочка не расслышала звуки шагов и голоса, пока не было слишком поздно. Из подворотни за углом вынырнула группа подростков старше неё лет на семь. В кожанках, берцах, с шипами. Один из них помахивал банкой с энергетиком, периодически поправляя съезжавшую с модного положения на голове кепку, другая вертела баллончик с краской. В целом на гопников не тянули, но весьма бы хотели.       — О! Привет, малявка! — хмыкнул парень в кепке. — И чё эт ты тут забыла?       — «Улица Сезам» уже давно закончилась, — добавил его друг, гордый носитель высокого ирокеза.       — Пройти дайте, — пробурчала Гусёна, мрачно вперившись в компанию, загородившую ей путь. Она сейчас была в совершенно не подходящем для всего этого настроении.       — Ууу, осторожнее, Веснушка, старшие разве не говорили, что ходить по проезжей части запрещено, а? — протянула девушка, растягивая клюв в издевательской улыбке. Она носила дреды, украшенные яркими бусинками, и это вызвало в разуме Гусёны лишь ещё один укол непрошенных ассоциаций и воспоминаний. Нет, это всё определённо абсолютно не вовремя. Но будь у неё при себе хотя бы клюшка…       В другое время девочка и без клюшки была бы уверена, что сможет надавать этим хулиганам по самое не хочу: она немало напрактиковалась в борьбе с превосходящим по весу противником на Танке и его школьной банде. А уж с клюшкой да шайбой, зарядив им в затылки своим фирменным броском (который ей определённо стоило запатентовать! Что бы ни говорил хоккейный тренер. Вот против Антиплаща этот приём пришёлся более чем удачно)… Однако всё, чего хотелось Гусёне сейчас, это оказаться дома, в спокойном и уютном хаосе своей комнаты, и желательно — с крайне отвлекающей книжкой в руках…       Отвлекаться дома хорошо, но сейчас это сыграло против девочки: отметя дальнейшие «переговоры» и попытавшись проскользнуть мимо перекрывших тротуар противников, из-за одолевавшей уже не первый день рассеянности она растеряла часть обычной своей прыти — и обладатель ирокеза успел ухватить «жертву» за край ветровки.       — Уй, какие мы надутые, — протянул он, — ни здрасте, ни до свидания! И чему тебя только учили, малявка! — и он захихикал, мерзко так, хрипловато, почти как Стальной Клюв, только куда менее впечатляюще. — А считать тебя обучали? Циферки различать? Смари, ты нам — те бумажки с циферками, которые мама с папой тебе дали на хлебушек, а мы тебе за это лапки не оторвём, а? — «недогопник» перехватил добычу за капюшон, но вынужден был резко отпрянуть, когда та ловко лягнула его голень. Обеспокоенно охнув, он немедленно протянул руку к качнувшемуся ирокезу.       — Осторожнее! Больная! Ты хоть знаешь, сколько я его делал?!       Компания засмеялась.       — Ага, он ещё и спит с ним! — фыркнул парень с кепкой. — И с банкой мусса, как с мишкой плюшевым!       Опозоренный почитатель ирокезов покраснел, не то от стыда, не то от злости, и вдруг понял, что сжимает одну только куртку. Во время всеобщего гогота Гусёна ловко вывернулась из ветровки и поспешила отбежать от компании к противоположной стороне улицы.       Почитатель ирокезов скрипнул зубами.       — А ну вернулась, Веснушка сопливая! — взвизгнул он куда более агрессивно, — Мы с тобой ещё не закончили!       — А я с вами ещё и не начинал!       Подростки замерли, услышав непонятно откуда раздавшийся голос. И Гусёна замерла вместе с ними. А затем влажный, почти что ночной воздух прорвала завеса густого лилового дыма.       — Я — ужас, летящий на крыльях ночи! Я — жвачка, застрявшая в волосах преступности! Я…       — Это Черныш! — в абсолютном ужасе пискнула девушка. Парень, хватавший ранее Гусёну, бросил её куртку на асфальт и ринулся к проулку, уже не особо заботясь о состоянии хрупкой причёски — но именно оттуда герой и появился. Выплыл, грозно наставив на незадачливую банду свой газовый пистолет.       Очевидно, почувствовав себя крайне неуютно под дулом оружия посреди пустой улицы, «недогопники» сбились в кучку. А Гусёна, против всего на свете надеясь, что отец её не заметил, начала поспешно пятиться, намереваясь скрыться в подворотне напротив.       — Для вас Чёрный Плащ, злоумышленники! — веско произнёс борец с преступностью, производя какие-то манипуляции с пистолетом. И когда он поднял оружие вновь, его дочь почувствовала, как у неё перехватывает горло.       Компактная остроносая ракета светлела, будто кость, в фонарном свете, отражаясь в расширившихся глазах перепуганных хулиганов предвестником скорой расправы…       — Это ж как бомба! — прокричал кто-то из них. И крик, казалось, послужил компании спусковым механизмом: застывшие было в немом оцепенении, словно кролики, пойманные фарами несущегося на них автомобиля, подростки бросились в рассыпную. Но Гусёна знала: нет, не успеют! Взрыв накроет их всех!       Она стояла на краю тротуара противоположной улицы. Можно было шмыгнуть за мусорный бак… Но можно было и попытаться что-либо сделать! Она не знала, как так вообще получилось, откуда у Чёрного плаща — у её Чёрного плаща! — появился такой смертоносный заряд для пистолета, не знала и откуда взялось желание использовать его на банде незадачливых хулиганов, был лишь инстинкт, который отчаянно кричал об опасности! А затем за долю секунды вспыхнуло беспокойство — он её всё же заметил? В их руках? И решил… Отомстить?! — и ужасное подозрение, не отпускавшее последний десяток дней: а её ли это всё-таки папа?! А не изменилось ли всё-таки прошлое? Её ли это вселенная?!! Её Чёрный плащ никогда бы, уж во всяком случае вот так просто, почти без повода, никогда бы не…       Сен-Канарский герой усмехнулся и вскинул орудие. И нажал спусковой крючок.       — Чёрный плащ, нет!! — крикнула девочка, не заботясь уже ни о скрытности, ни об осторожности. Она метнулась вперёд, забыв про бордюр тротуара, и почувствовала, как нога, найдя опору куда ниже, чем ожидалось, начинает скользить по асфальту, а вслед скользит и вся остальная Гусёна…       Ба-бах! — радостно рявкнул небольшой салют, посылая весёлое эхо гулять между домами и осыпая на головы улепётывавших хулиганов снопы зелёных и синих искр, стремительно гаснувших, прежде, чем добраться до хотя бы чего-то пожароопасного, даже высокого ирокеза.       — Вот так-то, — самодовольно пробормотал под нос Чёрный плащ, гордо сдувая небольшой дымок с дула пистолета, послужившего новогодней ракетницей. Но затем, будто переключившись в другой режим, мгновенно посерьёзнел и кинулся к дочери через тихую, уже почти что ночную, и, к счастью, лишённую трафика улочку.       — Гусёна! — обеспокоенно воскликнул Дрейк. — Ты в порядке?! Что ты тут делала?! Они тебе не навредили? Ты давно должна была быть дома! Ты не ударилась?!..       Девочка охнула, всё ещё приходя в себя — посыпавшийся на неё ворох вопросов ничуть не помогал. Внезапно она поняла, что сидит, развалившись, прямо на асфальте, да ещё и на проезжей части.       — Извини, пап, я знала, что ты не разрешишь, поэтому не спросила, я была на вечернем сеансе в кино, но если бы не эти, я была бы уже дома, и я правда сделаю всю домашку, и посуду помою, и я не хотела перебегать дорогу, я знаю, что нельзя, извини, и почищу сегодня зубы, и завтра, я обещаю, и уберусь у себя, правда-правда, я честно обещаю, я…       Не переставая тараторить, Гусёна поспешила подняться, но тут поняла, что левая лодыжка категорично против таких телодвижений.       …Он подошёл совсем близко. Фонарный свет, бивший сзади, выхватывал тёмный силуэт в плаще.       — И выкину мусор, и никогда-никогда не буду перебегать дорогу, и я не хотела не слушаться, честное слово, это правда…       Её отец опустился рядом на колено.       — Чшшш, — произнёс он. — всё в порядке, дорогая! Ты в безопасности! — и, протянув к девочке руки, он обнял её, крепко прижав к груди. На мгновение Гусёна обмерла — а затем вдруг почувствовала себя очень гадко. Как она могла сомневаться в нём!       — Папа! — пискнула девочка, обнимая его в ответ. Горло вновь обхватили невидимые когти, но уже по другой причине.— И-извини, — опять пробормотала она, теперь уже точно зная, за что извиняется. А ещё поняв, что нос вот-вот предательски шмыгнет.       — Извинения приняты, — мягко усмехнулся Плащ, похлопав дочку по спине, а затем чуть отстранил её от себя,— Но знаешь, вам в школе действительно стоит проводить больше спектаклей, такой талант пропадает! — хмыкнул он. — Прости, юная леди, но, боюсь, придётся прибавить к твоему наказанию ещё неделю. Сейчас действительно поздно! А что, если бы я не подоспел вовремя?! — Дрейк нахмурился. — И не говори мне, что могла бы справиться с ними сама!       — Ну… Вообще-то и правда могла… — пробурчала Гусёна себе под нос. Обычно это вылилось бы в жаркий спор по отстаиванию детских прав на самостоятельность, но даже сейчас она не могла смолчать.       Чувствуя, что эта строптивая упрямица больше напоминает его привычную дочурку, Плащ спрятал улыбку.       — Предлагаю обсудить данный вопрос дома. Давай-ка поднимайся. Или… Ох, у тебя что-то с ногой?! Что ты умудрилась с собой сделать за пару минут?!       Он осмотрел лодыжку девочки, ощупал потихоньку красневшую припухлость и вздохнул.       — Так и знал. Поздравляю, у тебя растяжение! И что это тебя потянуло на кульбиты, почувствовала зов большого балета? Решила переквалифицироваться в маленького лебедя?       — Ещё чего! — Гусёна чувствовала, как спадает нервное напряжение и рассасывается комок, забившийся в горло.       — Надо быть аккуратнее, родная, падаешь уже на ровном месте… Это всё от усталости. Тебе давно ведь пора в кровать! — категорично заявил Дрейк, поднимая девочку на руки. То, что сам он зарабатывал не меньше вывихов, чем его дочь-спортсменка, и не малую часть из их — по не менее глупым причинам, герой упоминать не спешил.       — Знаешь, а ты со временем не легчаешь, — пожаловался он через несколько шагов. Однако Гусёна чувствовала, как аккуратно он её держит и как крепко прижимает к себе. Пробормотав в ответ что-то, что звучало, как она надеялась, достаточно легкомысленно, школьница прижалась в ответ, не обращая внимания на то, как вдавливается в щёку пуговица двубортной черноплащевской куртки.       И внезапно девочку посетила мысль, на столько очевидная, что ей вновь стало стыдно — но на этот раз не перед отцом.       — Пап, а где Зигзаг? —потребовала она, чуть отстраняясь.       — В башне, чинит «Громокряк», — Чёрный плащ пожал плечами, — что ему очень требуется, «Громокряку», я имею ввиду, после вчерашней-то посадки! — он перехватил её на руках поудобнее, — Ты что, забыла?!       — А, точно, — протянула Гусёна. В самом деле, чего это она. Зигзаг умудрился приземлить самолёт на автомобильной парковке — прямо поверх автомобилей. Такое не забудешь! — А «Крысолов» где? — поинтересовалась школьница куда более расслабленно.       — На соседней улице, — пробормотал Дрейк, останавливаясь перед одним из зданий. — Не хотел идти с тобой через проулки, мало ли… Но знаешь, я думаю, мы всё-таки срежем. — и он потянулся одной рукой к карману со своим газовым-и-не-только пистолетом. Прицелился…       — Держись!       Плащ ухватил дочку покрепче, взмывая в воздух с помощью крюка-кошки. И Гусёна повиновалась, пользуясь лишней возможностью вжаться в отцовское плечо. На мгновение приподняв голову, она заметила, как отразился в его глазах блеск фонарей и сияющих вспышек автомобильных фар с пронёсшейся сбоку авеню — золотисто-алый…       На мгновение, на одно короткое мгновение, там, посреди тихой улочки неподалёку от кинотеатра, она была совершенно, абсолютно уверена. Всё чувствовалось настолько похоже и на столько реально: пистолет, выстреливающий ракетой, грохот взрыва, и Чёрный Воин, надвигающийся на неё как на пойманную добычу… Но нет. Это был её папа. Это был Чёрный плащ — и это был её мир.       Девочка вдруг поняла, что снова трясётся и ничего не может с этим поделать. Какой позор!..       Гусёна никогда не боялась высоты или прыжков с кошкой, которую и вовсе иногда таскала, чтобы втихаря потренироваться. Дрейк нахмурился, уже действительно обеспокоенный. Между прочим, Гусёна ничего не тащила из его оборудования уже полторы недели. И вообще была необычайно тиха — по сравнению с собою обычной. Сломала торшер всего один раз, периодически вспоминала вытереть ноги перед дверью или помыть посуду, и даже — святые небеса — начала делать вялые попытки пропылесосить в комнате! Продолжалось это «безобразие» уже дней десять, собственно, с последнего случая, когда она увязалась вслед за ним на дело. Он тогда в очередной раз повязал Квагу и Мегавольта, ещё и в компании гигантской юлы смутного технического предназначения. Юлу сдали на растерзание учёным из ШУШУ во главе с мисс Беллум, закадычных злодеев отправили под суд. Кстати, помнится, эта парочка тогда тоже вела себя весьма смирно. Плащу польстило то, как оба рухнули при виде него в обморок; неужели он наконец-таки начал вселять ужас в сердца преступников?!..       Что до Гусёны, то она каким-то невероятным образом провалилась внутрь квагиного судна. Однако пробыла там не больше пары минут, за это время ни один из злодеев не успел навредить ей. И всё-таки…       — Дорогая, что-то не так? — спросил Плащ, замечая, как дочка приподнимает голову, но тут же прячет лицо обратно в его куртку.       — Всё в норме, — пробухтело ему куда-то в плечо. Понятно.       Моментально оценив ситуацию, Дрейк принял решение. Возможно, слегка импульсивно, но растяжение — не такая уж серьёзная травма. Гусёна сталкивалась с ними пару раз и быстро оправлялась, а эластичные бинты хранились в их доме на видном месте. Почему-то герою не хотелось тянуть до базы в башне, а затем до дома, что-то подталкивало спросить прямо сейчас, и на ум лезло затасканное «дальше это не может продолжаться».       — Что такое? — удивилась Гусёна, когда они остановились на крыше пятиэтажного здания.       — Твоё «всё в норме» мне всю шею отдавило, — пожаловался её отец, присаживаясь у парапета. Девочка поспешила разжать мёртвую хватку, и он растёр смятые перья.       Пробормотала извинение и замерла, необычайно вежливая и на редкость спокойная. И уж очень на редкость тихая.       — Гос?       Она не откликнулась. Гусёна поджала губу, продолжая сидеть у Плаща на коленях, чувствуя его тепло и мягкую руку на плече… Но не в силах осмелиться и поднять лицо. Где-то глубоко внутри всё ещё тлел иррациональный страх, что кровавый блеск так и сияет по-прежнему у него в глазах. Конечно же это не так, она знает, что это не так, знает, знает, но продолжает сидеть, точно восковая кукла, уставившись на поцарапанную пуговицу на двубортной фиолетовой куртке.       — Гос, дорогая, нам надо поговорить. — Дрейк вздохнул. — Ты в последнее время сама не своя! Ведёшь себя странно, как будто избегаешь смотреть на меня, а что это было там, на той улице!? На секунду мне казалось, что ты… Боишься чего-то?.. — «Меня?!» — Гусёна, я не понимаю…       Он протянул руку к её подбородку и хотел заглянуть дочери в лицо, но та не подняла голову. Решив попробовать другую тактику, Плащ нахмурился под маской.       — Слушай, если это из-за того наказания, то мы же не раз с тобой говорили, тебе нельзя со мной на патрули, мало ли что может случиться!..       — Да не наказание, — выдавила девочка, чувствуя, как возвращается комок, в этот раз в компании мерзкого покалывания в носу и в глазах. «Не знаю, что без тебя бы и делал», стояло в её голове. Ох, а вот она прекрасно знала. Даже слишком... — это… Другое.       — Другое? Что ты… — Дрейк напрягся. Возможно, что-то всё же случилось тогда, десять дней назад, в этой дурацкой машине в форме юлы? — С тобой что-то произошло?!       — Ну… Типа того… — Гусёна поняла, что не выдержала и шмыгнула. Тяжёлая слезинка сорвалась-таки с ресницы и покатилась по щеке.       Плащ вспомнил, как она кинулась обнимать его, едва появившись из аппарата, игнорируя даже слова про наказание, и как затем смирно помыла после ужина посуду, словно и правда считала свою кару справедливой — во что, зная её хоть немного, сложно было поверить. Он стёр пальцем слезу с пушистых детских пёрышек… И тут его словно пронзило: что там лепетал Квага? И что, куда важнее, говорила потом доктор Беллум? Юла времени? То есть, как машина времени?! Он не думал, что клоун успел запустить её. Очевидно, он ошибался.       — Гусёна. Это что-то, связанное с машиной Кваги и Мегавольта? — кивок.       — Расскажи мне, что ты в ней видела, — Дрейк старался, чтобы голос его звучал как можно мягче.       Девочка колебалась. Поначалу казалось, что самым лучшим — и самым простым вариантом будет просто забыть всё, чего она насмотрелась в том жутком будущем, как страшный сон. Но кошмар продолжал возвращаться. Продолжал возвращаться образ знакомой фигуры, закованной в тяжёлую броню, с пылающими кровожадными глазами, наставившей на неё оружие, источающей хладнокровие и властность…       «— Подумаешь, не видала я газового пистолета!       — Газового?! Я уже давно выкинул его на свалку!       …И он поднял на неё ракету размером с какую-нибудь мини-ядерную боеголовку. Пары таких ВАОНовцам хватало, чтобы снести средних размеров здание…       — …Должен был раскусить тебя с самого начала… Проявляла преступные наклонности… Все основания стереть тебя в порошок…»       Основания? Преступные наклонности? Жестокие слова всё ещё звучали в ушах, хотя были сказаны не её папой.       …А потом он остановился. Остановился, загнав её в угол, наставив оружие, но именно в его скрытых алым глазах сверкнул ужас. И руки затряслись…       Гусёна сглотнула. Она была права: даже тогда в нём всё равно ещё оставалось немного от Чёрного Плаща. Глубоко внутри… Но не слишком ли глубоко?.. Она вызвала всё это жуткое полицейско-диктатурное сумасшествие — его сумасшествие. Но, возможно, если она расскажет, опишет всё заранее, она окончательно предотвратит даже малейшую возможность рождения того мира. Превращения её папы в монстра.       Девочка вздохнула, чувствуя, как вслед за первой слезой на глазах набухает вторая.       — Это тебе не понравится, — с таких хрипловато произнесённых слов она и начала своё повествование.       Дрейк смотрел недоверчиво, едва останавливая себя от того, чтобы вмешаться, но внимательно слушал.       — Комендантский час в восемь?! — он всё-таки не выдержал. — Эй, звучит не так уж и плохо! И, готов поспорить, я разобрался со всеми теми очередями в магазинах, когда из десяти касс работает только одна!..       — Да уж наверняка, — проворчала Гусёна, и от её тона улыбка Дрейка как-то потухла.       Победил наконец всех преступников… Стал знаменит по всему городу… Ха, да наверняка и не только! Звучит как не самое плохое будущее… Или нет?       Ответ формировался сам собой по мере дальнейшего повествования, и Чёрный плащ почувствовал, как ярость внутри мешается с полнейшим ужасом за свою дочку. Бедная девочка! Как она вообще могла смотреть на него после такого!..       — И бедный Зигзаг… — пробормотал он себе под нос. Поймал выражение лица Гусёны, слегка раздражённое. — Прости-прости, больше не перебиваю!       — …И, если бы ты всё-таки заполучил эту машину, ты бы, не знаю, переписал законы Ханурапти, всех приговорил к смерти за то, что они в своей древности не чистили зубы или утром вставали не с той ноги, и даже за законы эволюции как-нибудь предписал бы смерть…       — Ну это уж перебор! — Плащ приподнял бровь. — за плохое настроение утром тогда и меня расстреливать надо… И не «ханурапти», а Хаммурапи, — рассеянно поправил он. Голова от услышанного всё ещё шла кругом. Дрейк нервно усмехнулся, потирая рукой затылок.       — Да я звучу хуже Антиплаща! И… В самом деле, бедный Зигзаг…       Герой почувствовал укол вины. Конечно же, это не он, не нынешний он порвал все отношения со своим верным напарником только затем, чтобы в последствии хладнокровно осудить его за какую-то мелочь на… Что там было, каторга?! Нет, просто вот как вообще он был способен до такого дойти? Это же всё-таки Зигзаг! Преданный добродушный Зигзаг, всегда готовый подставить плечо, всегда готовый помочь, хоть в варке супа (правда, не лучший пример его помощи), хоть в неравном сражении против вооружённой до зубов армии кротов с диктаторскими амбициями. В самом деле, и он, да и Гусёна, принимали легкомысленного помощника как должное. А ведь не блиставший умом, но верный друг, судя по всему, как мог старался направить его, Плаща, моральный компас после пропажи дочери… Кстати о моральном компасе и диктаторских амбициях. Да судя по тому, что он там устроил, звучит и правда хуже антиплаществской антивселенной. Его жестокий двойник хотя бы не приговаривал своего Зигзага ни к смерти, ни к судьбе, смерти подобной…       — Послушай…— сжав зубы, Дрейк бережно прижал к себе фигурку дочери, затем оставил на её макушке поцелуй. — ох, Гос, мне жаль…       Гусёна ощутила новых приток слёз, поотхлынувших за время рассказа.       — Пап, я обещаю, я никогда не уйду, никогда не пропаду, обещаю! Я люблю тебя как Чёрного плаща, и пожалуйста, никогда не становись этим Воином, даже близко, и я буду всё делать, пожалуйста…       Тот обхватил её раскрасневшееся залитое слезами лицо в ладонях.       — Это я обещаю, моя дорогая. Я никогда не стану этой жуткой дешёвой копией Плаща! Даю своё слово!       На этом девочка всхлипнула особо звонко и обхватила его, уткнувшись клювом в грудь. Прижав дочку к себе, отец начал мягко поглаживать её по спине, упёршись подбородком в рыжие хвостики.       — И я хочу, чтобы ты знала, Гос, все основания, которые у меня есть, говорят мне, что ты — самая лучшая дочь на свете. Только с самыми лучшими, самыми отважными, самыми добрыми наклонностями… Я так горжусь тобой, моя девочка…— и это была правда. Он безумно гордился ею. Даже в самой страшной ситуации она не теряла мужества, даже за решёткой готова была бороться с унынием — и со всей на свете несправедливостью!..— Гусёна, моя дочка…       Он особо часто повторял эти слова в первые месяцы после того, как удочерил её. Словно самому себе не доверяя в том, что вернулся к своей прежней личности, что завёл семью. Что теперь у него и правда есть дочь…       Эти слова всегда разливали странное тепло по всему телу. Не только дочь, но и кто-то, за кого стоит сражаться. За кого и ради кого… И ради кого не позволять себе роскоши сломиться. Когда именно он это осознал, в который момент, Дрейк не мог точно сказать, но давно уже понял, что любит Гусёну так же крепко, как если бы она была его родной кровью, а может, и крепче, чем если бы она была частью всего его существа… Она была его героем. Храброй, благородной, беспечной, крушащей всё на своём пути, чего уж греха таить, не слишком прилежной в школе, но несомненно умной и такой доброй. А что до того, кем сам он приходится ей…       — Пап, как ты мог только подумать, что я могу от тебя убежать! — прошмыгала Гусёна из-за его плеча.       — Да я… Сам не знаю… — Плащ нервно усмехнулся, стараясь скрыть собственную неуверенность. — Может, я был недостаточно хорошим отцом для тебя…       — Да ты лучший папа на свете! Это я даже не знаю, что бы делала, если б тебя не встретила, наверно, так бы и куковала в приюте…— категорично заявила девочка. И это тоже была правда. Она почти не помнила своих родителей и всё ещё безумно любила дорогого ей дедушку... Но ведь это не значит, что ей нельзя любить кого-то другого, так? В конце концов, её дед был знаком с Чёрным плащом, и что-то подсказывало, что он бы не обиделся.       Дрейк мягко усмехнулся.       — Ты хочешь сказать, если бы те дуболомы Тараса Бульбы тебя не похитили?       — А что, было весело! Знаешь, спать в Башне было круто!       Да, было весело. И интересно. А ещё страшно. И очень-очень горько — в те дни после взрыва. Гусёна до сих пор не могла точно сказать, сколько их тогда прошло прежде, чем Плащ, точнее, Дрейк Маллард, пришёл за ней, живой и почти что здоровый. Не только ей тяжело было думать, что она его потеряла…       До Плаща не сразу дошло, что в вопрошавшем голосе Гусёны не было обвинения. Он мягко отстранил её от плеча и вновь заглянул в лицо девочки.       — Дорогая моя… Во всём, что ты видела, в этом будущем мире, ты не виновата! — он вздохнул. — Ты не причём!       Та смотрела необычайно серьёзно.       — Ну как ты можешь так говорить? Это из-за меня ты слетел с катушек…       — Но это были только мои катушки, — ответил Дрейк, вновь обнимая Гусёну. И внезапно подумал, что она тоже по-настоящему сильно его любит. И правда, как только он мог даже предположить, что она может сбежать от него? Бросить, не сказав на прощание ни единого слова? Как он мог иметь так мало веры в неё?!       — Мне так жаль, Гос… — повторил он едва слышным шёпотом. Его малышка не должна была проходить через нечто подобное!       Если кому здесь себя и винить, так это только ему. Только ему…              Они не двигались так пару минут, продолжая сидеть на крыше пятиэтажки, защищённые от ветра более высокими башнями, а город нёсся и вечерел вокруг, всё больше переползая в ночь.       Плащ здраво рассудил, что если он сейчас продолжит рассыпаться в извинениях и объяснениях к ним, они так и будут сидеть, выясняя — зная строптивый характер Гусёны, неизменный в любые времена — кто же из них больше перед кем виноват. А между тем холодало!       — По-моему, кому-то давно пора домой, — заметил он, — к урокам, ужину и кровати.       — Уроки? У меня же больная нога…       — Которую мы перемотаем эластичным бинтом и помажем кремом. Мне известно, что такое растяжение, не переживай, и я прекрасно знаю, что с ним вполне можно ходить в школу. А вот от футбола пока придётся воздержаться, особенно в школьных столовых!       И когда он только успел переговорить с её классной руководительницей! Девочка мысленно вздохнула. Но вот на счёт ужина папа был прав, она после завтрака ела только попкорн в кинотеатре (школьный обед не в счёт. Кто вообще ест школьные обеды?!).       Гусёна отстранилась от слегка вымокшей куртки, но не опустила руки. Дрейк собирался было встать, но вдруг вновь посмотрел ей в глаза.       — И я всё-таки хочу напомнить, ты действительно важна для меня. А потому, будь осторожнее! Я ведь только поэтому не пускаю тебя на патруль и расследования, для твоей же безопасности!       В этот раз — только в этот раз Гусёна не стала спорить, просто кивнув, показав, что, если и не согласна с такой «политикой», то, во всяком случае, её понимает.       — Я буду осторожней, пап! — это она обещать действительно могла.       Плащ сжал её плечо.       — И не засиживайся так допоздна в гостях, ты же видела, что творится на улицах! И говори мне заранее, куда идёшь, даже если боишься, что я не разрешу, ведь я тебя знаю, ты всё равно туда проберёшься… И нет, это не касается Башни, когда я говорю, что туда нельзя, значит, туда действительно нельзя, там может намечаться испытание оружия или битва… И, когда гуляешь долго с друзьями, периодически подходи к телефонной будке, звони мне, просто сказать, где ты, и показать, что всё в порядке, жива и здорова, это же не сложно…       — Эй, это уже перебор! — запротестовала школьница. — Что-то тут зябко становится, не считаешь? — добавила она прежде, чем последовали бы другие «и», хотя на деле в руках отца было вполне тепло и уютно.              Мотоцикл поджидал их как раз рядом со зданием.       — Пап… — Гусёна подняла голову, застёгивая лямку мотошлема.       — Да, дорогая?       — А если я действительно такая важная… Эмм, на счёт того наказания…       Чёрный плащ хмыкнул.       — Ну уж нет, мисс, было преступление, и наказание за него есть наказание, и, если помнишь, к нему прибавляется сверху ещё неделя за твои сегодняшние матч в школе и киновечер! — заявил он, оставляя при этом тёплый поцелуй на шлеме дочери, там, где пластик скрывал её лоб. Девочка даже не стала протестовать.       — Ну, стоило попытаться!       Слёзы на лице высохли. Остатки их помог стереть чистый носовой платок, возникший из одного из многочисленных черноплащевских карманов. Сейчас школьница вертела его в руках, наматывая на палец.       — Пап? — снова спросила она.       — Что такое? — отозвался Дрейк, на этот раз — с задавленными нотками раздражения в голосе. Мотоцикл почему-то отказывался заводиться. Зигзаг опять лез в его механизм со своими принципами «главное, чтоб могло разбиться, на крайняк заклей жвачкой»?!..       — А почему ты не арестовал тех хулиганов на улице?       — Эту шпану-то? — воспоминание о короткой потасовке его развеселило. — А что с них взять? Молодые идиоты, много о себе думают, оставляют безвкусные надписи на стенах… С ошибками… Если их сейчас арестовать, они так и останутся безграмотными!       Мотоцикл наконец взревел. Звук мотора был чистый, и Плащ, успокоившись, кивнул сам себе головой. Дал по газам — и они понеслись. Раздражение на пилота таяло, как и желание задать ему по приезде хороший выговор. «Даже если Зигзаг и правда колдовал над мотором... Он всего лишь хотел помочь».       —…К тому же, если их сейчас запереть, вот тогда-то они и научатся — вместо грамоты — быть профессиональными преступниками. Или просто ненавидеть весь мир… — герой задумчиво помолчал, вспоминая некоторые случаи из рабочей практики… И невольно возвращаясь в мыслях к тому, что рассказала Гусёна.       — Кстати, как тебе сигнальная ракета? — улыбнулся Дрейк, вырывая из раздумий и себя и дочку. — Мне захотелось добавить к своему арсеналу что-нибудь новенькое, знаешь ли! Что-нибудь забавное! И на Новый Год меня буквально озарило…— его лицо стало серьёзнее, он на секунду перевёл взгляд с дороги на девочку. — Но буде к тебе когда-нибудь опять случайно попадёт в руки мой газовый пистолет, будь с ней аккуратнее! Если ты вдруг зарядишь ею в кого-нибудь, то ожогов не избежать!..              «Крысолов» нёсся сквозь полночь, поглотившую Сен-Канар без остатка, к свету и теплу их уютного дома. За рулём Чёрный Плащ — Ужас, летящий на крыльях ночи, но ни в коем случае эту ночь не пронзающий. И его дочь, Гусёна Маллард, была в этом абсолютно уверена. Она была уверена в своём отце и своём герое — а он в ней.