oh, i know that i'll regret this when i'm sober but, every shot i'm getting closer, getting closer is it true that 80 proof is the reason i'm with you? oh, i know that i'll regret this when it's over
***
when the sun comes down, then we transform
***
Одри не совсем помнит, как оказывается в каком-то обшарпанном клубе на окраине города, но её это не особо волнует до тех пор, пока в её руках очередной шот чего-то, у чего горький неприятный вкус, отдающий далеко за сорок градусов. Её также не волнует, что этот клуб отличается от тех, в которых она сама бывала раньше, гламурных и ярких, безумно дорогих, настолько, что по сравнению с ними, он похож на дешёвый кабак для бедной и безбашенной молодёжи, которая ищет что-то покрепче и побюджетнее вместе с кем-то крайне сомнительным, тем, кто «не более, чем на одну ночь»; ровно как и то, что обычно она пьёт, если вообще пьёт, лишь коктейли, в некоторых из которых сахара и то больше, чем алкоголя, чего нельзя сказать о пойле, которое подают в этом заведении. Одри не знает, как её сюда занесло, но танцует среди толпы пьяных студентов так, будто она одна из них, так, как никогда в жизни не танцевала. Её почти не волнует, что она сама совсем не вписывается в эту толпу, не подходя не только по возрасту, — её шикарное, дорогое платье от именитого бренда никак не сочетается ни с обстановкой клуба, ни с рваными джинсами парня, танцующего рядом с ней; как и то, что единственным стилем танца, который был ей прежде доступен и который воспринимала её матушка, что, конечно же, связанно, был классический балет, такой же, отчасти, чопорный, как и строгая преподавательница Одри, которая, увидев те «па», которые выделывает её «лучшая воспитанница» на танцполе какого-то нищенского клуба на окраине города, наверняка, схватилась бы за сердце. Одри, в принципе, ничего уже не волнует, наверное, поэтому она соблазнительно улыбается парню, который протягивает ей бокал с чем-то явно алкогольным, и кивает на его приветствие, тем самым, давая зелёный свет на все последующие действия. Ей плевать на то, что завтра она обо всём пожалеет: пожалеет о количестве выпитого, о сломанном каблуке любимых туфель, об оставленных чужими пальцами синяках на теле и о ночи в такой же чужой постели. Ей абсолютно всё равно на то, что утром, натягивая на себя своё дорогое платье, местами порванное бесстыдными руками незнакомца, который перед этим действом представится ей как Гарри, она попытается тихонько скрыться с «места преступления», стыдливо пряча глаза, пытаясь не смотреть на спящего парня, чья оголённая сползшим вниз одеялом кожа будет краснеть длинными полосами, оставленными острыми ногтями Одри, покрашенными розовым лаком, и не чувствовать «грязные», горящие пламенем на её собственном теле следы чужих тёплых, но грубых ладоней; как и на то, что через две недели у неё свадьба — пышное белое платье уже висит на вешалке в её гардеробной, тысяча приглашений, выбранных ею же, уже разосланы их адресатам, а помолвочное кольцо с бриллиантом лежит у неё в шкатулке, снятое заранее, дожидающееся свою блудную хозяйку. Ровно через две недели у Одри свадьба с нелюбимым человеком, которого выбрали ей родители и который старше её, уже двадцатипятилетней, на добрых десять лет, ровно через две недели её жизни и, в частности, молодости, которую она так и не успела распробовать, вечно ограниченная запретами родителей, придёт конец, поэтому ей абсолютно всё равно на следы широких ладоней на коже, количество выпитого алкоголя и сломанный каблук, она опрокидывает в себя ещё один шот и танцует так, будто завтра не существует, потому что проблемы той, завтрашней Одри, её ничуть не колышут, ведь всё, что у неё самой есть для того, чтобы испытать все прелести молодости, с которой её совсем скоро насильно разлучат, это сегодняшний вечер, и она не собирается отступаться от шанса побыть свободной хоть немного из-за страха перед возможными последствиями — сейчас они ничего для неё не значат. Она улыбается парню, которого, как потом выяснит, зовут Гарри, и принимает всё, что он может ей дать, пусть даже потом, через две недели, на собственной свадьбе, держа за руку своего новоиспечённого мужа, она почувствует на себе уже знакомый прожигающий взгляд и горько пожалеет, встретив его, незнакомца из клуба, вновь, но уже не в качестве кого-то сомнительного, кого-то, кто «не более, чем на одну ночь», а в качестве двадцатилетнего младшего брата своего суженного, но сейчас, не зная об этом и даже не особо желая узнавать, Одри плевать на всё, она не хочет ни над чем раздумывать, ведь вокруг оглушающая музыка, потные извивающиеся тела и запах дешёвого алкоголя, перемешивающийся с так желанным ею ароматом свободы, которой у неё никогда не было и уже, вероятно, не будет. Одри поднимает руки над головой, будто хочет возвыситься над толпой малознакомых людей, и чувствует себе (почти что) счастливой — она молода, (почти) свободна и желанна, и ей абсолютно, совершенно полностью всё равно на то, как она здесь оказалась, как и на всё остальное, впрочем; пусть даже завтра в то же самое время она задохнётся от стыда, жалости к себе и вины, но это будет завтра, а сегодня она, наверное, в первый раз в жизни не хочет ни о чём думать, чтобы, наконец-то, ни о чём не жалеть.***
why do people do things that be bad for 'em?
***
uh, yeah, i might regret this when tomorrow comes but, them drunk nights are more fun than sober ones