Память

„And the mercy seat is waiting And I think my head is burning And in a way I'm yearning To be done with all this weighing of the truth. An eye for an eye And a tooth for a tooth And anyway I told the truth And I'm not afraid to die“. The Mercy Seat — Nick Cave

Дни пролетали незаметно. Гермионе казалось, что Северус получает удовольствие и от прогулок по городу, и от тихой музыки в барах, и от долгих ленивых завтраков – по крайней мере, он выглядел если не счастливым, то довольным. Вставал он, по-прежнему, ни свет ни заря и до завтрака читал какую-нибудь книгу из ее библиотеки. Собственно, называть „домашней библиотекой“ несколько забитых под завязку шкафов стал именно он, и Гермионе это нравилось. Она все чаще ловила себя на том, что ей очень легко и интересно с Северусом, и все чаще вспоминала фразы из своей записки, оставленной в зеленой тетради для себя самой: «Гермиона, посмотри на этот милый маггловский напоминатор и улыбнись. Забудь на секунду о дрянном характере С.С. Улыбнись еще раз. Вспомни, что все это продлится лишь несколько недель. Улыбнись и этому. А сейчас иди к С.С. И попытайся его вытерпеть. Не отходи на много часов дальше чем на двадцать пи дюймов от Его Слизеринства и ты избавишь его от мучительных головных болей и прочих побочных эффектов энергетической связи. И постарайся не треснуть его по голове. Или, хотя бы, треснуть не слишком сильно. В конце концов, тяжелое детство, высокий подоконник, летающие под потолком игрушки... Ну, ты себя поняла. Ты. 20.06.2010» Насчет детства и подоконников она была тогда права, но в остальном... Да, нередко приходилось считать до трех дюжин, чтобы успокоиться и переспросить Северуса, что же он имел в виду своей фразой. Переспросить без возмущения и злости. И без усталого отчаянья - „что же ему примерещилось на этот раз“. Трескать его по голове – как Рона когда-то – совершенно не хотелось. Хотелось встряхнуть с силой за плечи и заставить посмотреть в глаза, а потом поцеловать, так же крепко, как встряхивала. Гермиона ограничивалась только второй частью, но и ее хватало. А через пару дней она поймала себя на мысли, что Северус и сам считает до непойми-скольки, чтобы не вспылить сразу и не накинуться на нее с глупыми обвинениями. И переспрашивает очень многое – нарочито-безразличным тоном, который звучал бы естественно, если бы речь шла о работе или о делах Ордена. Но не сейчас. Не здесь. Не когда... не когда до конца осталось так мало дней, что пора уже считать не днями, а часами. Северус называл это „каникулами от смерти“, и она каждый раз ежилась от этих слов. Каникулы бывают два раза в год как минимум. А Северус уйдет навсегда. Не вернется ни к Рождеству, ни следующим летом. На-всег-да. И ей останется только то, что будет в эти дни. И, что самое страшное, ему останется тоже только это. Только то, что у них будет в эти дни. В один из первых дней в Лондоне Гермиона привела его в свой любимый бар – стилизованный под старую Америку, с тихим кантри и очень вкусной жареной картошкой. Северусу бар понравился, хоть он и был по его словам „предельно маггловским“. Они устроились за угловым столиком к глубине зала, Северус наблюдал за остальными людьми в баре и тихо, но очень едко комментировал увиденное. Картошку он даже оценил по достоинству, но Гермионе все же казалось, что ему понравилась не столько сама еда, сколько то, что его кормят с рук – Гермиона окунала ломтик картошки в соус и протягивала Северусу, он ни разу не отказался, но и ни разу не потянулся к тарелке сам. Гермионе от этого было и весело, и грустно одновременно. Весело, что он и сам рад сближению и что ему больше не приходится пересиливать себя, чтобы отринуть тяжелые воспоминания. И грустно, что ему важно до болезненности, чтобы о нем думали и заботились. Или чтобы думала и заботилась именно она, раз уж их судьбы так переплелись хоть на время. На какой-то короткий момент Гермионе показалось, что он окончательно расслабился и уже не ждет ни от кого никаких подвохов, но тут Северус неожиданно спросил: - А кто это поет? Музыкой он прежде не интересовался вовсе, поэтому Гермиона растерялась и даже не сразу смогла вспомнить имя. - Джон... Или просто Джо... Как же фамилия... А, точно! Джонни Кэш. Певец в стиле кантри, жил в Америке. Тебе нравится? - Любопытно, - ответил Северус сдержанно. - Слова интересные. И исполнение к ним подходит. Что-то про Трон Господень... Магглы ведь так называли одно из своих орудий убийств? Гермиона мысленно выругалась – только „The Mercy Seat“ Северусу услышать и не хватало. О камере смертников, невиновности и ожидании смерти. - Ну... там про электрический стул и казнь... - выдавила она наконец. - А, да... забыл, как оно называется. Электрический стул. Что ж, похоже... - он ненадолго задумался и снова спросил: - А где можно достать запись? Бабину, кассету или как там это называется. Ну и то, на чем слушают. - Бабину? - Такую большую плоскую катушку, на которую намотана лента с записанным голосом, - пояснил Северус. - Или пластинку, если они еще выпускаются. Я думал, что их перестали делать уже давно. У отца был проигрыватель, но он редко разрешал его включать, да и все равно пластинки какие-то дурацкие были. - Пластинки? У родителей целая коллекция есть – Битлз и что-то еще в этом духе. Они их не слушают, любуются просто. Катушки тоже были – папа рассказывал, но они у нас не сохранились, ими уже давно никто не пользуется, да и кассетами тоже. Сейчас другие проигрыватели. А этот альбом Джонни Кэша у меня есть – папа подарил когда-то. Я тебе его на АйПод залью и дам. Северус недоуменно приподнял бровь: - Куда зальешь? - В плеер. Но это проще показывать, чем рассказывать. Рон мои объяснения так и не понял, до Джорджа дошло только когда я стала показывать на деле... - Я не Уизли! - вскинулся Северус. - Да, ты лучше, - улыбнулась Гермиона, - но мне будет проще показать, чем объяснить. Можешь считать это фобией объяснений, - улыбнулась она. Он тихо фыркнул и тут же успокоился, а Гермиона снова поймала себя на мысли, что он слишком во многом ведет себя как недолюбленный ребенок, который постоянно ждет поддержки и похвалы близких людей. Когда они пришли домой, Северус с интересом наблюдал, как она записывала в плеер альбом Кэша, и почти не задавал вопросов – понял все с ходу. Даже хваткому Джорджу потребовалось гораздо больше времени, чтобы во всем разобраться. А на следующее утро Гермиона обнаружила Северуса не с книжкой, а с плеером в руках – он слушал невеселый альбом по кругу, вернее, несколько песен из него. И от этого выбора Гермионе стало совсем не по себе: что же сейчас творится у Северуса в душе, если его тянет именно к таким словам и к таким песням?.. За четыре дня до возвращения в Хогвартс – Гермиона старалась даже мысленно называть это именно так, а не „концом каникул“, как Северус – она захотела показать ему любимый зоомагазин, маггловский, в паре кварталов от ее дома. Магазинчик был небольшой и очень уютный, и она иногда заходила туда просто полюбоваться на животных: задумчивых рыбок, сонных черепах, деловитых хомячков, шумных канареек и, конечно же, кошек. Только в последние месяцы как-то не складывалось, пока готовились к обряду. Северус отказываться не стал, приняв предложение Гермионы как и все в эти дни – со сдержанным любопытством, недоуменно пожав плечами скорее по привычке, чем действительно выражая недоумение, зачем им идти в какой-то магазин. Он словно пробовал на вкус необычную для него часть жизни и даже не пытался вернуть все в привычное русло, плыл по течению и только удивлялся иногда, если Гермиона показывала ему что-то совсем уж неожиданное. Идея показать Северусу это место возникла у Гермионы, когда она рассказывала ему про Косолапуса и что никак не соберется купить себе другую кошку. - До сих пор не понимаю, почему Косолапуса столько лет никто не покупал! - удивлялась она. - Он же особенный, и это чувствовалось. Конечно, хозяйка волшебного магазинчика пыталась меня разжалобить, и бедный котик выглядел таким несчастным, но стоило мне взять его на руки, я поняла, что он не просто кот, и уже потом сообразила, что без книзлов в его роду уж точно не обошлось. Он сидел рядом, а мне казалось, что он понимает все до последнего слова, только ответить... нет, даже не «не может», а именно «не хочет». Ленится и немного вредничает. Говорить ребятам, что я что-то такое необычное чувствую рядом с Косолапусом, я сначала постеснялась – думала, посмеются... а потом как-то не до этого стало. Ну вот почему его так долго никто не брал?! - закончила она почти возмущенно. Северус снисходительно усмехнулся: - Наверное потому, что тоже чувствовали в нем книзла. А он – чувствовал их. Книзлы же за версту ненадежных людей чуют, гнильца человеческая их раздражает. Кого-то твой Косолапус наверняка оцарапал сходу – по человеческим меркам ни за что, ни про что, по книзловым – за прогнившее нутро. Кто-то и сам опасался того, что исходит от книзла. Ну а кто-то просто не любит кошек. Не только в виде профессоров Трансфигурации. - … но и в виде любимицы завхоза? - подколола его Гермиона. - Мисс Норрис, кстати, не такая уж и вредная была, - ответил Северус неожиданно серьезно. - Если смотреть на это со стороны профессора, а не ученика Хогвартса. А по сообразительности она и книзлу бы фору дать могла. Не просто так на нее наложили заклятие оцепенения. Гермиона удивленно уставилась на него: - А ведь верно... Северус довольно хмыкнул, и Гермиона рискнула спросить, хоть и старалась прежде не касаться его прошлого: - А у тебя какие-нибудь животные в Хогвартсе были? - Нет, не было. - Ясно... я Косолапуса тоже только на третьем курсе купила. Северус замолчал, прикидывая, продолжать ли рассказ, но потом все же заговорил: - Дома у меня был кот. То есть, не совсем дома. Он был уличный, но я его подкармливал, и иногда проносил в свою комнату – когда отца дома не было. Я читал, а он спал рядом. Я звал его Маркизом. Он был черный с желтыми глазами, настоящий волшебный кот. Очень умный и очень грациозный. Хоть и тощий совсем. Гермиона едва не прокомментировала: „Как ты сам в те годы“, но вовремя удержалась от шутки, которая могла обидеть Северуса. А он продолжал: - Думал, что возьму Маркиза с собой в Хогвартс. Матери бы за это платить все равно не пришлось, а Маркизу там было бы лучше – и корма бы ему от домовых эльфов вдоволь перепадало бы, и ночевал бы в теплом замке. Ну и у меня было бы домашнее животное. Но Маркиза прибили в начале лета. Маггловские подростки. Ну или просто молодые дебилы. Они меня лет на девять-десять старше были. Когда я нашел Маркиза, он был уже совсем холодный. Они в него камни кидали, мрази. Я догадывался, кто именно. Но ответить смог только через пару лет. Угостил пивом, которое у отца украл. Выглядело так, что мелкий пацан подлизывается к взрослым, чтобы в их компанию взяли хотя бы мальчиком на побегушках. Травить их насмерть я опасался – в Азкабан мне не хотелось. Так что тем мразям повезло – живы. Хоть и не совсем целы – плодить себе подобных уродов уже не смогут. Солгу, если скажу, что сожалею о последнем. Гермиона молча взяла его за руку и вздохнула. Вроде как принято считать, что человек гораздо важнее животного и что отвечать живодерам так, как ответил Северус – плохо. Но тем ребятам было лет двадцать – если в этом возрасте нет мозгов даже на то, что нельзя мучить и убивать животных, то тут уже никакое воспитание не поможет. И если бы такой лоб просто потехи ради решил убить Косолапуса... Гермиона не хотела думать, смогла бы она сдержаться и не отомстить, или нет. Отвлекло от неприятных мыслей то, что они уже подошли к магазинчику. Северус без особого интереса окинул взглядом аквариумы и террариумы, поморщился при виде хомячков и крыс, а вот кошками заинтересовался. - А может, купить котенка прямо сейчас? - предложила она. - Ты хотел бы? - Мы говорим не об игрушке мне на пару дней, - пожал плечами Северус. - Я все равно заведу себе кота или кошку очень скоро. Думаю, после того, как ты... как ты уедешь в Хогвартс, мне будет очень одиноко. А с котом будет немного полегче. Я могу купить котенка потом, а могу сейчас. Как хочешь? - Давай посмотрим. Северус снова пожал плечами, но Гермиона почувствовала – безразличием тут и не пахнет. Она взяла на руки рыжего котенка с белыми лапками: - Милый, правда? - Не бери рыжего, - посоветовал Северус. - Ты его будешь слишком часто сравнивать с Косолапусом. Думаю, не в пользу нового кота. Возьми черного или трехцветного. Черный котенок никак не хотел даваться на руки и забивался в угол, Гермиона уже протянула руки к техцветному, как заметила клетку с серой пушистой кошкой. - Ей около семи месяцев, зовут Дымка, - пояснила продавщица. - У хозяйки началась сильная аллергия, и Дымку отдали обратно несколько месяцев назад. - Несколько месяцев? - изумилась Гермиона, беря кошку на руки. - У нее нет хвоста, прищемили дверью. Дымка стала ластиться к Гермионе, и она уже собралась сказать, что возьмет именно эту кошку, как наткнулась на расстроенный взгляд Северуса. - Что-то не так? Она тебе не нравится? - Кошка как кошка, просто... Ты все к себе тянешь из жалости, да? Все калеченное и ненормальное. Косолапуса, ее... „Меня“ повисло в воздухе. Гермиона нахмурилась и прижала Дымку к себе: - Ничего ты не понимаешь, ни в кошках, ни... вообще,- фыркнула она. - О Косолапусе мы уже говорили. Он был чудесный именно потому, что был книзлом... - произнесла она, чуть понизив голос. - И если кто-то не понимал, почему Косолапус просто чудо – это характеризовало людей, а не кота. И с остальным – то же самое. Дымка – просто изумительная кошка. Даже без хвоста. Зато посмотри, какая у нее шерсть, какая мордочка, какие глаза умные... Кошка хмуро покосилась на Северуса и осуждающе мявкнула. - Вот именно, - поддакнула Гермиона. - Я тяну к себе все необычное, выдающееся, экстраординарное и замечательное. Можешь судить хотя бы по тому, что я так к тебе привязалась, - закончила она с пафосом и улыбнулась. - Очень остроумно, - буркнул он в ответ. - Не знаю, как насчет остроумия, но зато честно. Дымка утвердительно мявкнула, потерлась о Гермиону лбом и запела. Гермиона ссадила ее обратно на стол и окликнула продавщицу: - А можно я заберу Дымку на следующей неделе? Вы ее оставите тут для меня? Продавщица обрадованно закивала, уверяя, что Дымка обязательно дождется Гермиону и ничего с ней за эти несколько дней не случится. - Почему на следующей неделе? - приподнял бровь Северус. Он осторожно протянул руку к кошке, дал ей себя обнюхать и только потом почесал за ухом. - Ну, раз она тебе не понравилась... - Во-первых, это твоя кошка и нравиться она должна прежде всего тебе. Во-вторых, она мне не «не понравилась». Просто я заметил нечто общее в последовательности твоих выборов. - И сделал неверный вывод, проанализировав эту последовательность, - ответила ему в тон Гермиона. - … но это не повод для тебя делать неверный вывод о том, что твоя кошка мне не нравится и что я не хочу ее видеть в твоей квартире эти дни, - продолжил Северус как ни в чем не бывало. Гермиона прыснула смехом, наблюдая, с каким деловым видом Дымка гладится об его руку. Меньше чем через четверть часа они были дома, и пока Дымка вдумчиво исследовала свое новое жилище, Гермиона не отходила от нее ни на шаг, Северус же с иронией наблюдал за обеими. Но как только кошка облюбовала себе место в кресле, Гермиона утянула Северуса в спальню: - Самое время для разъяснительной беседы. Кто, за что и почему мне нравится. На пальцах и в доходчиво-практическом варианте объяснений. Чтобы кое-кто не делал неверных выводов из анализов последовательностей. Беседа прошла без слов.