***
— Это была хорошая идея, — признает Санса, когда начинает ощущать, как расслабляется ее тело в ванне, как каждая его клеточка отдыхает и восполняет силы, а плохие мысли выскальзывают из головы по мере того, как комната наполняется ароматами цветов. — У меня других не бывает, — заявляет Мирцелла, потягиваясь. — Спа — это всегда хорошая идея. После трудного дня, недели, месяца. А у тебя, подруга, все время сплошное напряжение. — У тебя теперь тоже, — улыбается Санса, признавая правоту Мирцеллы. Последние дни — это череда эмоциональных взлетов. У Сансы внутри все трепещет — конечно, причина этому одна — Тайвин, и Санса не может ничего с собой поделать. Однажды начав, она не может остановиться, ей нравится такая игра, нравится то, что пришло в ее жизнь, когда Санса решила принять свои чувства. Но как же это утомительно — все время быть в эйфории и думать над тем, как Тайвин видит то, что с ней творится. Он поддерживает все ее попытки, он на ее стороне, как и прежде, но долго ли так будет? Знает ли он правду? Эти мысли утомляют. К счастью, Мирцелла оказывается очень убедительна. Санса не помнит, чтобы она оказывалась в спа-салоне на целый день хотя бы раз в жизни. Одна процедура, когда время позволяет, но чтобы целый день посвятить — никогда. Но теперь Санса на деле видит все преимущества такого времяпровождения. Все так, как и описывала Мирцелла: большие ванны, пушистые белые халаты и полотенца, расслабляющие ароматы и медленная музыка. Будто попадаешь на островок, где время замедляется. Все здесь такое неторопливое, никто никуда не спешит, можно позабыть обо всех тревогах и просто остановиться на миг, уйдя от суеты будних дней. Наслаждение, расслабление и забота о своем теле и разуме. — А, свадьба, — Мирцелла лишь отмахивается. — Свадьба будет только летом. В Хайгардене. Там же так красиво летом. Смысла жениться сейчас все равно нет — подождем, пока там все расцветет. Фотографии получатся великолепные. — Не только же в фотографиях дело, — удивляется Санса. — Ты выходишь замуж за Уилласа. Не только фотографии должны тебя тревожить. — Санса, меня ничто не тревожит. По крайней мере сейчас, — Мирцелла разводит руками в стороны под водой, провоцируя небольшие волны, которые устремляются к Сансе и исчезают, так и не достигнув ее. — Я жду медовый месяц. А свадьба — это не для нас с Уилласом. Свадьба — это для прессы, для бизнеса, для семьи. А вот медовый месяц… Италия, виноградники, коттедж вдали от всех… Я, Уиллас и огромная кровать, в которой мы будем валяться целыми днями и пить вино. А вечером выбираться погулять и нырнуть в бассейн перед сном. Не могу дождаться! Санса улыбается красивым мечтам Мирцеллы. Картинка в воображении вырисовывается заманчивая. Большего, пожалуй, двум любящим друг друга людям и не нужно. Только бы никто не мешал наслаждаться друг другом. — Теперь-то ты понимаешь, что все то время, что ты медлила, боясь признаться, ты сама у себя отнимала мгновения счастья? — Я-то понимаю. Но почему ты этого не понимаешь? — острое ехидство в глазах Мирцеллы заставляет Сансу издать стон и с головой погрузиться под воду, чтобы скрыться от этого смешливого взгляда. Она сама расставила силки, и сама же в них попалась. Как это нечестно. — Вылезай. Задохнешься же там. Санса показывается над водой лишь затем, чтобы сделать вдох и сказать «нет». И снова скрыться под водой, в которой покачиваются розовые лепестки. — Здесь только ты и я, и ты не убежишь от разговора. — Ты что, привела меня сюда только за этим? — негодующе говорит Санса, понимая, что прятаться под водой она и правда долго не сможет. Санса проводит руками по лицу, убирая со лба мокрые пряди и прилипший к коже лепесток. — Я думала, ты хочешь мне помочь. — Все еще хочу. — Ты испортила мне расслабляющую ванну, — корит Санса подругу — все одолевающие ее мысли возвращаются. — Извини, — без капли сожаления произносит Мирцелла. — Но ты не ответила на вопрос. Ты сейчас в той же ситуации, в которой я была тогда. Ты подбадривала меня, ты верила в меня, благодаря тебе я решилась на признание. И я не могу бросить тебя теперь, когда ты тоже нуждаешься в помощи. — Я ни в чем не нуждаюсь, у меня все прекрасно, — возражает Санса. — Все просто замечательно. — Будет еще лучше, если ты, наконец, признаешься. — Зачем? — Странные у тебя вопросы. — Что это мне даст? — пускается в размышления Санса. — Меня устраивает то, что есть сейчас. Мы с Тайвином прекрасно проводим время и… — О, теперь ты зовешь его по имени. — Мирцелла! — Большой шаг, безусловно. — Так вот, — игнорируя ее слова, продолжает Санса, — я признала свои чувства для себя, меня совершенно устраивает наше взаимодействие на работе и вне ее. — Но может быть больше взаимодействия, — напоминает Мирцелла. — Сейчас ваши отношения какие-то непонятные. Вы больше, чем коллеги, не сказать, чтобы друзья… В общем, у вас взаимная симпатия, которая может перейти в нечто большее, если ты решишься. — Почему я? — Ну не он же! — Почему?! Мирцелла глубоко вздыхает, снова проводит руками по воде. Когда Сансе больше всего нужен ее ответ, она не отвечает! — Надо вылезать. Пойдем перекусим и поговорим об этом, — предлагает Мирцелла. Ее тон будто намекает, что разговор будет серьезным, а Сансе так не хочется быть серьезной сегодня! Завтра, в понедельник, ей, конечно, придется быть собранной, но только не сегодня. — Не уверена, что хочу. — Надо, — Мирцелла первая протягивает руку к полотенцам. — Просто ты не знаешь его отношение к таким вещам, а я, хочется в это верить, знаю. Так что просто послушай, что я скажу. Делай с этой информацией, что хочешь, но знать ты должна. — Ладно, — любопытство одерживает верх. Кутаясь в мягкий белый халат, Санса вспоминает тот вечер, когда она оказалась у Тайвина дома. Она и в самом деле не отказалась бы от большего взаимодействия, но на что ради этого придется пойти… Они размещаются в больших плетеных креслах, уложенных белыми и исторгающими невесомые ароматы подушками. Санса берет в руку мягкий теплый круассан и с наслаждением впивается в него зубами. Меньше всего ей сейчас хочется вести серьезные разговоры, но она понимает, что глупо будет не воспользоваться такой возможностью. Санса не знает, куда ей двигаться — прошедшие недели не дали ей ответа. Ей все еще нравится ходить с Тайвином в ресторан по четвергам, ей нравится засиживаться у него в офисе после окончания совещаний, ей нравится с ним разговаривать, но как долго все это может продолжаться? Сам собой напрашивается какой-то шаг, и она знает, какой, и Мирцелла знает. Но этот шаг кажется таким большим, таким непосильным, будто он изменит все до неузнаваемости. На деле же почти ничего и не изменит, просто откроет что-то новое, что-то большее. Но как возможно решиться? — Послушай, — начинает Мирцелла, когда от круассанов на белоснежной тарелке остаются лишь крошки. — Ты, конечно же, догадываешься, что твои чувства не остались для него тайной? — Мне показалось, что Тайвин раскрыл меня в тот вечер, когда вы с Уилласом объяснились, — признается Санса. — Он сказал, что влюбленность легко обнаружить. Говорил о тебе, но смотрел на меня так, будто имел в виду меня. — Если тогда еще не понял, то теперь точно знает. Он все всегда знает, а ваши отношения далеки от просто деловых или просто дружеских. Это все видят. И моя мама. И дядя Джейме. В общем, это очень заметно. И… — …и Тайвин тоже это видит. Я поняла, — торопит подругу Санса. — Ты же не думаешь, что он к тебе равнодушен? — Я тоже заметила, что он относится ко мне не просто, как к коллеге, — вынуждена она признать. Это так странно — наконец не отрицать очевидные вещи. — Замечательно! Все будет проще, чем я думала, — хлопает Мирцелла в ладоши и тут же опускает руки на стол, наклоняясь ближе. — Так вот: вы оба — взрослые люди. Так что нужно что-то решить. То, что сейчас происходит — это не дело. Решайтесь уже на что-то. Либо переходите в плоскость дружбы, либо рабочих отношений, либо еще в какую плоскость… горизонтальную. — Мирцелла! — Что? Я же сказала: взрослые люди. Мы тут все все понимаем. И видим напряжение между вами. Искры. Как хочешь называй. Но не жди от него первого шага, потому что от тебя все зависит: ему нужно, чтобы ты была готова, чтобы ты все приняла и осознала. Он знает, что тебе непросто, что тебя многое может останавливать, тебе нужно все обдумать. Он не хочет на тебя давить. Когда ты созреешь, тогда все и будет. Не раньше. — К чему ты мне это говоришь? — Потому что я вижу, что ты созрела. И тебе нужен знак. Вот я и даю тебе знак. Другой едва ли сыщется. — Значит, я ему нравлюсь? — уточняет Санса. — Да. Ты не думай, что я настаиваю на чем-то, — добавляет Мирцелла, — если ты не уверена, то ты ничего никому не должна. Но в противном случае… это действительно очень большое облегчение, когда все решается. Знаю по себе. Как только описать это… будто все проблемы разом исчезают, все тяжелые мысли. Только представь: не нужно больше думать, равнодушен он к тебе или нет, правильно ли ты истолковала его слова или надумала лишнего. Все сразу становится проще. Признаешься только в одном, и сразу становится возможным обсудить другие темы, которые прежде обсуждать казалось зазорным. Но ты поймешь это, только когда сама испытаешь. Я желаю тебе счастья. Как и ему. Санса знает, что Мирцелла права. Подсознательно понимает это. И подсознательно желает сбросить с себя этот груз постоянных сомнений. — Может и правда стоит рискнуть… — с сомнением произносит она. — Если хочешь поехать сейчас, я дам тебе свою машину и шофера. — А куда ехать-то? — удивляется Санса такой поспешности. Ей не помешали бы день или два на раздумья, но Мирцелла, кажется, не хочет ждать момента, когда зыбкая решимость Сансы растворится. — Уже вечер, он наверняка дома. Но я позвоню и уточню на всякий случай. — Мирцелла, не так быстро, — останавливается ее Санса, когда видит, что Мирцелла уже тянется за телефоном. — Спокойно. Скажу, что хочу заехать. — А вместо тебя приеду я? — Он даже больше обрадуется. Все, я звоню. — Нет, — останавливает ее Санса. — Я сама. Довольно этих игр. Она достаёт телефон и быстро находит нужный контакт. Отвечают почти сразу, и это совсем ее не удивляет, хотя лишает возможности поддаться сомнениям. — Санса. — Привет. Ты сейчас дома? — получив положительный ответ, Санса окончательно решается, считая, что все звезды сегодня сошлись. — Я заеду к тебе ненадолго? Нужно кое-что обсудить. — Ты побледнела, — замечает Мирцелла, когда Санса отнимает от уха телефон. — Не бойся. Все будет хорошо. Итог тебе уже известен, просто нужно к нему прийти.***
Санса просит водителя сделать музыку в машине громче, чтобы заглушить мысли, не дать страхам разрастись, хотя ее саму уже переполняет нетерпение. Теперь уже Санса сама хочет сделать этот шаг. После стольких месяцев, после всего… Она сможет. Она готова, теперь уже готова. Санса решительно выходит из машины, но у двери дома все же останавливается. Она не знает, что говорить. Как говорить. Какие слова подобрать. Все это кажется простым, но на деле… Я смогу, повторяет себе Санса. Глубокий вдох и отступать больше некуда. Эта гостиная уже ей знакома, и все же Санса с осторожностью усаживается на диван, оглядываясь, будто она здесь впервые. Уже так поздно. Не так поздно, как в прошлый раз, но все же поздно, а она здесь. — Кофе? — предлагает Тайвин. — Чай? — Не сейчас. Я хотела поговорить, — решает Санса не оттягивать момент. Любая задержка, и она непременно спасует. Тайвин садится на диван с ней рядом. Санса смотрит на него и пытается угадать, что может измениться в его лице, когда она признается. Наверняка он уже все знает, но все же, когда она скажет… Может ли она не признаваться прямо? Может ли она намекнуть? Санса тянется к его руке. Она знает, что, коснувшись ее, ощутит больше уверенности. В Тайвине-то уверенности всегда столько, сколько нужно. Уверенность и спокойствие — то, чего ей в этот момент так отчаянно не хватает. Тайвин ничего не говорит, когда она накрывает его руку своей ладонью — настолько, насколько это возможно, когда ее ладонь гооаздо меньше его. — Я хотела сказать, — Санса медленно поднимает глаза. — Хотела сказать… Возможно, ты и сам знаешь, что именно. — Возможно, я предполагаю, — ровно отзывается он. Тайвин внезапно сжимает ее пальцы — несильно, но ощутимо, и сердце Сансы согревает это чувство. Она смотрит на их переплетенные пальцы, и решимости становится больше. Если она признается сейчас, то сможет держать его за руку столько, сколько захочет, и ей не нужно будет придумывать поводы, чтобы его коснуться. — Не знаю, как лучше это объяснить, — признается Санса. — Просто я уже давно очень к тебе небезразлична. Ты это наверняка заметил. — Заметил, — подтверждает он. Она поднимает на него глаза. Тайвин улыбается ей, и Санса улыбается в ответ. Она приободряется. Он все знает, он понимает ее, и большего не нужно. Хотя все же чего-то не хватает. Быть может, на третий раз у нее получится больше конкретики. — В общем… как-то так. Это то, что я хотела сказать. Что ты мне нравишься. Вот, — Санса не может сдержаться и смеется. — Это ужасно. Что я только что сказала? Тайвин улыбается, поглаживая ее пальцы. — На мой взгляд, не так плохо. Очень в твоем неповторимом стиле. Мне нравится. — Мой неповторимый стиль? — И ты. — И я? — Да. — Это… очень хорошо. — Пожалуй. Так ты будешь чай? Или кофе? — От чая я бы не отказалась. Какой-нибудь травяной, если можно. — Нужно расслабиться после таких признаний? — понимающе интересуется он. — Очень нужно, — кивает Санса. Тайвин выпускает ее руку и уходит, а Санса смеется про себя. Ей становится легче, как и обещала Мирцелла. Но как же это было… Санса не может сдержать улыбку. Она сидит и улыбается, пока не понимает, что не может больше сидеть на месте. Она встает, делает шаги по гостиной, кружится. Будь у нее крылья, она непременно бы взлетела, и этот полет описал бы все ее чувства, от которых захватывает дух. Все в ней ликует, и этой радостью хочется поделиться со всем миром. Санса подхватывает телефон. «Я это сделала!» — пишет она Мирцелле и идет в сторону кухни. Зачем ей целый мир, если есть Тайвин, и она может поделиться радостью с ним. Кухня освещается лишь лампой над столешницей, а за окнами стоит непроницаемая тьма. Тишина ночи нарушается лишь мерным постукиванием ложки о стенки чашки, и этот звук оказывается на удивление успокаивающим. — Так не терпится получить свой чай? — Так не терпится увидеть тебя, — честно говорит Санса, что чувствует. Теперь она всегда может говорить то, что хочет сказать, не прикрывая это иронией, не сводя все в шутку и не играя ни в какие в игры. Просто искренне сказать. Оказывается, это так приятно. Сначала ты признаешь свою симпатию прямо, а потом, каждый день или каждый час, выражаешь ее уже другими словами и другими действиями, проявляешь, как чувствуешь. — Санса… — Завтра на работе я буду вести себя как обычно, — обещает Санса. — Но сейчас… сейчас я просто очень счастлива. Он отставляет чашку и подходит к ней. Санса следит за каждым его движением и выдыхает, когда Тайвин оказывается совсем рядом. Его пальцы едва касаются ее щеки, и у Сансы дыхание сбивается от мягкого прикосновения. Она сама тянется к его ладони, чтобы ощутить ее тепло. Прикрывает глаза, будто это может удержать мгновение, которое, впрочем, не собирается заканчиваться. Которое готово перетечь в нечто большее. Тайвин целует ее неспешно, и каждое касание, каждое движение сохраняется в сознании Сансы, остается вечным оттиском печати, воск которой, застыв, все же сохраняет свое тепло где-то внутри и согревает. Губы Тайвина будто касаются не губ Сансы, а самой ее души, которая жаждала этого так долго, что теперь, получив, изнемогает от счастья. Как и сама Санса. Само время, кажется, встает на ее сторону — оно останавливается, позволяя долгожданному моменту длиться вечно. Поцелуи и улыбки, легкие довольные смешки, прикосновения, переплетенные пальцы и скрепившаяся всеми невысказанными прежде, но показанными теперь чувствами. Санса отстраняется, открывает глаза, внутренне все еще переживая мгновения поцелуя. Она не знает, чего ей хочется больше: смотреть на Тайвина, обнимать его, целовать или просто держать за руку, сидя рядом. Она делится своей трудностью с ним, и это кажется таким естественным — просто сказать то, что у нее на душе. — Мы можем сделать все по очереди, — предлагает он, и Санса с благодарностью улыбается — такой ответ приходится ей по душе. — У нас же еще много времени? — спрашивает она. — Много, — отвечает Тайвин, хотя до рассвета остается всего пара часов. Конечно, потом у них будут и другие рассветы. И закаты. У них еще будет много дней впереди. Но счастью не нужно много времени, понимает Санса. Даже одно мгновение в объятиях любимого способно превратиться в вечность. В блаженную, сладостную вечность. Секундное касание пальцев отпечатывается в памяти, а кожа еще долго хранит воспоминание о тепле родных пальцев. Счастью не нужно много времени. У счастья свое время.