Равноденствие

*** Совсем недавно забытый страх стискивал грудь клещами. Ичиго находился в одной комнате с опасным противником, он очевидно угодил в западню, но всем, что он видел, всем, о чем мог сейчас думать, была его сестра, которая спала, уронив голову на скрещенные руки. Рукоять Тенса Зангетсу больно врубалась в ладонь, мышцы сводило от неподвижности, хотя хотелось сорваться с места и уничтожить любого, кто посмел прикоснуться к Карин. Пульсирующая внутри темнота хотела того же. Невероятным усилием воли Ичиго перевел взгляд на Айзена, который безмятежно дожидался его внимания. — Я вижу, у тебя много вопросов, — с готовностью гостеприимного хозяина заговорил тот. — Спрашивай. Я отвечу. О, Ичиго собирался спросить, много о чем спросить. И начал он с главного: — Что. Здесь. Делает. Карин. В звенящие отрывистые слова даже вопросительная интонация не помещалась. Айзен снова улыбнулся, и Ичиго с отвращением подумал, что на эту рожу ему смотреть до тех пор, пока один из них здесь не умрет. — Имеешь в виду, почему Карин-тян вместе с остальным населением Каракуры не отправилась в Общество Душ? — он сделал глоток чая. — Знаешь, план Урахары неплох. Единственная его слабость в том, что он был единственным, а значит — предсказуемым. Ямамото не позволил бы разгромить город. Он думает, что добраться до Каракуры в Обществе Душ сложнее. Так что, возвращаясь к твоему вопросу, Куросаки-кун, скажу лишь, что не составило труда зайти в ваш дом, когда все люди уснули. И ты ведь сам оставил там своих сестер беззащитными. Так же, как ваш отец. Упоминание отца ознобом пробежало по коже. Дыхание на миг перехватило, мир подергивался мутной пленкой ярости. — Если ты… хоть пальцем ее тронул… — К чему горячиться? С твоей сестрой все в порядке, она просто крепко спит. А мы можем побеседовать как цивилизованные люди. — Что ты под этим подразумеваешь? — спросил Ичиго спокойнее: и впрямь не похоже было, что Карин пострадала. — Для начала неплохо было бы сложить оружие. — Айзен посмотрел на подрагивающий в руке Ичиго меч. — Видишь, при мне ведь нет занпакто. «Зачем он такой высокомерной твари? У тебя и без оружия хватает козырей», — мрачно подумал Ичиго, а вслух заявил: — И не надейся. Меч из рук я не выпущу. — Это вряд ли. — Айзен чуть склонил голову к плечу, во взгляде у него мелькнула скука. — Мне не хочется начинать угрожать тебе, Куросаки-кун. Это так грубо, да и ни к чему. Карин-тян здесь просто для подстраховки. Мы ведь знаем, что ты очень импульсивный мальчик. А присутствие сестры остудит тебе голову, убережет от ошибок, не даст… навредить самому себе необдуманными действиями. Она моя гостья, как и ты, поэтому давай поступим проще. Ичиго не успел даже задуматься, что Айзен подразумевает под этим «проще», потому что в это же мгновение ему пришлось переключиться на тошнотворное ощущение, будто он стоит на чем-то живом. Пока Айзен говорил, пол под ногами подернулся рябью, и Ичиго, не ожидая нападения снизу, не успел среагировать, когда его ступни, как в трясину, провалились во что-то вязкое. Размягчившийся паркет вдруг поднялся, как уродливое щупальце, зацепил острие катаны, потек по всему лезвию, обволакивая его собой и одновременно утягивая вниз. Ичиго одновременно пытался освободить ноги и стряхнуть дрянь с Зангетсу, но в итоге понял, что ни то ни другое не получится. Мысль использовать Гетсуга Теншо промелькнула и исчезла: не хватало еще зацепить Карин, если он не рассчитает силу или эта штуковина взорвется. Темная жижа добралась до гарды и вот-вот лизнула бы пальцы. Прокляв все на свете, Ичиго выпустил рукоять, надеясь, что сможет вернуть Зангетсу в нужный момент, как уже бывало. Меч с булькающим звуком, точно в грязь кинули камень, скрылся в полу, который сразу приобрел прежний вид. Ступни Ичиго тоже неожиданно оказались свободны, и он машинально отошел на пару шагов, хотя в нем шевелилось предчувствие, что метаться уже бесполезно. — Вот теперь ты не будешь отвлекаться, — спокойно заметил Айзен. — Что это за место? — спросил Ичиго, впервые обращая внимание на обстановку. Дурак… какой же он дурак. Не будь он сначала взвинчен погоней за Улькиоррой, а потом испуган из-за Карин, то и раньше бы понял, что таких домов в Каракуре нет. Он нечасто бывал в этой части города, но такое здание заметил бы, а это означало, что все здесь… — Это иллюзия? Все это место — одна большая иллюзия? — Удобно, правда? Ичиго оглянулся на дверь. Двери не было. Два больших окна затянулись, как зияющие раны, накрытые повязками, вместо них теперь висели картины. Из этой нарядной кирпичной коробки не было выхода. — Одна из способностей твоего шикая? Или банкай? — нужно было думать, быстро думать, как сражаться с противником там, где стены защищают его в самом прямом смысле. Пока что это всё выглядело очень, очень скверно. Айзен насмешливо наблюдал за ним, и Ичиго не сомневался, что его читают, как раскрытую книгу. — Не имеет значения. Просто помни: эта иллюзия не развеется, сколько ни тверди себе, что ничего этого нет. Потому что все, что ты видишь, вполне реально. И чай, кстати, отменный. Может, присядешь? Предложение Ичиго пропустил мимо ушей, глядя на сестру. У него появилась крошечная надежда. Ведь если Айзен мог создать что угодно внутри этого волшебного домика, то и человека ему сделать не проблема. Он это уже доказывал, когда сымитировал собственную трагическую кончину. — Откуда мне знать, что Карин не часть иллюзии? Казалось, Айзен только этого вопроса и ждал. В его руке тут же, как по волшебству, появился длинный кинжал, который просто сплелся из воздуха. В самом деле, с такими способностями держать при себе занпакто ему было необязательно. — Давай проверим? — предложил Айзен и приставил лезвие к шее Карин. — Не трогай! — рявкнул Ичиго, делая несколько шагов вперед. Рисковать он не мог, не имел права. Айзен сжал пальцы, кинжал хрустнул, как стеклянный, и рассыпался, растворяясь в воздухе еще до того, как упасть на стол. Карин вздохнула во сне и повела плечом. — Я понимаю твои сомнения, Куросаки-кун. Позволь их развеять: даже Кьека Суйгецу не может создать точную копию того, чего я не видел. А твою сестру я сегодня встретил впервые, — он вдруг отвел в сторону прядь волос Карин, обнажая ее шею. — Смотри, откуда бы я узнал про это родимое пятно, например? Ичиго подошел еще ближе, чтобы разглядеть светло-коричневое пятнышко, — у Юзу было такое же, — и только крепко стиснул зубы. Сомнений не осталось: это Карин. — Убери от нее руки, — тихо сказал он. — Но ты прав, — Айзен улыбнулся на его замечание, — скопировать человека совсем нетрудно, особенно если я хорошо его рассмотрел. Из-за его спины послышался булькающий звук, и Ичиго увидел, как из пола снова вытянулась темная полужидкая масса, только на этот раз высоко, в человеческий рост. Замерев, она начала меняться на глазах, лепиться во что-то, обретать очертания: руки, ноги, голова. Фактура тоже становилась другой, и вся эта картина напоминала малобюджетный фильм ужасов с пластилиновыми монстрами. Когда последние черты получившегося человека затвердели, Ичиго невольно отшатнулся: на него смотрел он сам. — Кьека Суйгецу — удивительный меч, — нежно сказал Айзен. — Удивительный. Он протянул руку назад, и двойник поймал ее, почтительно прижал к губам, негромко произнес странно звучащим со стороны, но узнаваемым голосом: — Айзен-сан… Потом он взглянул на Ичиго с насмешливым, напоминающим айзеновский, прищуром и неторопливо подошел, ступая босыми ногами по паркету. Одежды на нем не было. Ичиго сглотнул, сердце провалилось куда-то в желудок. Это создание напоминало крушение поезда: вызывало тошнотворный ужас, но приковывало взгляд намертво. Он не увлекался изучением себя в зеркале, но сходство было разительным, обескураживающим. Разве что Ичиго никогда не улыбался так чувственно, никогда не смотрел с такой поволокой, не двигался с ленивой грацией, которой в нем отродясь не бывало. Ему не раз доводилось наблюдать, как меняется собственное лицо, когда в его теле оказывается Кон, но сейчас было совсем иначе. Порождение гипноза Айзена сочилось похотью, на шее и груди цвели темные засосы, а ниже пояса Ичиго просто не смотрел. Ему вообще до головокружения хотелось зажмуриться, чтобы никогда больше не видеть себя — таким. Когда они оказались нос к носу, двойник перестал улыбаться. Его лицо закаменело в гримасе боли и отвращения, со сведенными бровями и напряженной, будто перед оскалом, верхней губой, и Ичиго понял, что именно так он сейчас выглядит. Живое зеркало замерло перед ним, копируя позу, наклон головы, даже взгляд. Айзен развлекался. — Хватит, — резко сказал Ичиго. — Ты сюда что, фокусы пришел показывать? Протянувший руку к его лицу мираж побледнел, расплылся, до неузнаваемости искажая черты лица, и исчез. Как Ичиго и думал, медленная «лепка» этой куклы была дешевым трюком, призванным еще сильнее вывести его из душевного равновесия, которого и так не осталось. Другое время, другое место, а он снова чувствовал себя подвешенным в воздухе, снова не знал, чего ждать от Айзена, что можно ему противопоставить. Дежавю было ошеломляющим, оно накатило, как приливная волна. Ичиго пытался выбраться на берег, но его раз за разом отбрасывало назад. Звенящая внутри ненависть только мешала, затуманивая разум. — Как ты здесь оказался? Я думал, ты там, вместе со всей своей сворой, — бросил он вопрос, как якорь. Не только Ичиго так думал: Урахара и Ямамото ведь тоже считали, что вся троица предателей хоть на какое-то время заключена в огненную ловушку. Выходило, что с выводами они поторопились. — Еще одна иллюзия? Айзен с улыбкой прикрыл глаза, молча соглашаясь. Эта непрошибаемая уверенность в себе бесила, и Ичиго, не сдержавшись, фыркнул: — У тебя в жизни хоть что-то настоящее есть вообще? — Есть, — откликнулся Айзен. — Моя сила — настоящая. А оказался я здесь очень просто. Пока шинигами были сосредоточены на нестабильности пространства между Генсеем и Уэко Мундо в тех местах, где планировался проход всех арранкаров, я воспользовался «черным ходом». Заметить открывшуюся на несколько секунд небольшую Гарганту в то время, когда Урахара начал реализовывать первую часть своего плана, было сложно. А скрывать рейацу я всегда умел так, чтобы не привлекать лишнее внимание. Потом я просто заглянул к тебе домой и присмотрел это уютное место для встречи. Вот и все. — Непохоже, чтобы ты торопился куда-то. Не думаешь, что тебя могут найти? — Не могут. Этот дом, пространство вокруг него — как изолированный мир, спрятанный на открытом месте. И поверь, я могу поддерживать его достаточно долго. — Достаточно для чего? — напрягся Ичиго. Весь этот расклад с каждым мгновением нравился ему все меньше. — Для нашей беседы, конечно. Уверен, что не хочешь присесть? Ичиго был уверен, что ему хочется стереть с холеной физиономии ласковую улыбку, но вместо этого он подошел, отодвинул стул и уселся. Айзену нужен разговор? Будет ему разговор. Пусть болтает сколько влезет, это только лишние время и информация. Ичиго даже мимолетно удивился, откуда взялась эта выдержка: раньше он уже не смог бы устоять на месте и кидался бы на Айзена, веря, что ему непременно повезет и в нужный момент сил хватит для победы. Месяц тишины Лас Ночес научил его многому, в том числе — терпению. Да и разве не правильно Айзен рассчитал, что рядом с Карин Ичиго не посмеет ничего сделать? Ему только и оставалось, что подчиняться. Опять. На столе перед Ичиго все еще дымился чай, хотя он уже давно должен был бы остыть. Идеально контролируемое пространство, личная вселенная императора Айзена, слишком маленькая, чтобы удовлетворить его запросам. Ему нужно было несоизмеримо больше, и получить это он собирался с помощью временного шинигами Каракуры, как бы ни абсурдно звучало. Другого объяснения быть не могло. Ичиго посмотрел в чашку, отодвинул ее от себя и поднял взгляд на Айзена: — Раз дело во мне, то зачем этот спектакль с вторжением войска арранкаров? — Отчего же спектакль? — Айзен почувствовал перемену в его настроении и стал выглядеть еще более сытым, будто проглотивший мышь питон. — Просто запасной вариант. Но в первую очередь… — он поднес к губам чашку, не отрывая холодных глаз от Ичиго, и договорил, лишь когда фарфор вновь звякнул о фарфор: — Это все — только для тебя, Куросаки-кун. — Только… для меня? — голос предательски сел. — Я ведь помню, что ты любишь наглядность. «Только для меня?» Перед глазами поплыли картины развороченного города, хлещущая из отрубленных конечностей кровь, всполохи рейацу, месиво кидо и Серо, мчащиеся друг на друга шинигами и арранкары… Что он тут, черт возьми, несет?! — Какое это имеет ко мне отношение? — Самое прямое. У твоих друзей дела идут не так уж хорошо. Скоро из Уэко Мундо придут еще арранкары, толпа Менос Гранде тоже ждет шанса поживиться, Гин и Канаме ненадолго задержатся в капкане Ямамото, каждый из Эспады высвободит релиз… Чем скорее ты поймешь, что не нужно мне сопротивляться, тем меньше шинигами сегодня погибнет. Айзен был прирожденным лжецом и лицемером, но сейчас Ичиго почему-то верил, что он говорит правду. Вся эта бойня была только одной из ниточек, с помощью которых Айзен собирался им манипулировать, и Улькиорра неспроста появился не сразу — сначала дал ему насмотреться, надышаться происходящим, а уж потом повел на «переговоры». И вот тут пора было задавать самый главный вопрос. — Чему я не должен сопротивляться? Что тебе еще от меня надо? — Еще? Я что-то от тебя уже получил? — брови Айзена недоуменно приподнялись, и его удивление вполне сошло бы за настоящее, если бы он не добавил с бархатистыми нотками: — А, да. Разве что твою невинность. Чашка перед Ичиго задребезжала и оглушительно лопнула. Видимо, вся «материя» в иллюзиях создавалась с помощью духовных частиц, и они не выдержали напора рейацу Ичиго, которая полыхнула во все стороны, раскаляя воздух. Выброс получился на самом деле мощным, но Ичиго его почти не почувствовал, мучительно мечтая о крепкой белой шее под своими пальцами, и чтобы сжимать ее до хруста, сплющивать, дробить позвонки… Впрочем, с места он не двинулся, будто бы услышал вдруг где-то вдалеке небрежное «Держи себя в руках» — и послушался. Посмотрел, как осколки снова собираются в чашку, а та наполняется чаем. Пятно со скатерти исчезло — словно ничего и не случилось. Айзен на всплеск духовной силы тоже никак не отреагировал, только посмотрел с легким любопытством, зато Карин сквозь сон тихо простонала что-то и поморщилась. Ичиго обругал себя последними словами: это Юзу почти невосприимчива к рейацу, потому и духов не видит, а Карин гораздо более чувствительна, для нее духовная сила брата — как каменная плита. Кажется, даже Айзен сдерживал свою тяжелую рейацу, чтобы ненароком не убить заложницу раньше времени. — Я целый месяц торчал в Уэко Мундо, — разогнав темноту перед глазами, заговорил Ичиго. — Почему я понадобился тебе именно сейчас? Какое тебе вообще дело до меня? Ты же сам называл всех нас муравьями на твоем пути. Неужели оказалось, что из муравья можно извлечь пользу? — Ичиго, — впервые сегодня Айзен назвал его по имени, и расстояние в пару метров между ними будто сократилось до вытянутой руки. — Ты тогдашний и ты нынешний — это ведь совсем не одно и то же. «Это точно, тогдашний я не знал, что значит чувствовать себя пережеванным куском мяса», — пронеслась бессильная злая мысль. — Не соизволишь снизойти до пояснения? — передергивая его пафосную манеру речи, спросил Ичиго. Вместо ответа Айзен хитро прищурился, у него разве что кончик раздвоенного языка между губ не мелькнул: — Как ты себя чувствуешь в последнее время? — Лучше не бывает, — отрезал Ичиго без промедления. Головные боли, быстрая утомляемость, вспышки рейацу — это не то, о чем он собирался говорить Айзену, пусть уже не сомневался, что тот и так все знает. Временами Ичиго казалось, что тело не справляется с чем-то, распирающим его изнутри, но ощущение быстро проходило, Урахара ничего не замечал, и было очень просто убедить себя, будто все хорошо, свалить выкрутасы организма на пережитый затяжной стресс. Теперь получалось, что своим чувствам стоило верить, а Урахаре — нет. Он вдруг вспомнил кое-что, и раз уж Айзен был расположен отвечать на вопросы, то стоило их задавать: — Вчера в Каракуре был Улькиорра. Раз ты хотел встретиться со мной, то зачем он пытался опять забрать Иноуэ? — Разве пытался? Ты ничего не путаешь, Куросаки-кун? — дистанция восстановилась, но была ломкой, как ледок, затягивающий лужи морозным зимним утром. — Если бы Улькиорра должен был привести Иноуэ-сан, то он бы это сделал. Ичиго и сам так думал, но услышать подтверждение оказалось неприятно, потому что это значило, что цель у Айзена была другая и он ее добился. — Тогда зачем он приходил? — Увидеть тебя, конечно, — снисходительно ответил Айзен. — Настоящего тебя. В незаконченный пазл вписалась последняя, самая важная деталь, придавая картинке смысл и завершенность. Слова Улькиорры о вышедшем времени, слабые арранкары, раненые, но не убитые Рукия и Ренджи… Ичиго угодил на смотрины, да еще в самом подходящем состоянии: подсунутые ему на «разогрев» нумеросы сделали свое дело, стали красной тряпкой, что вывела его из себя, всколыхнула то самое, глубоко запрятанное где-то внутри. Но вот если бы Улькиорра убил кого-то из его друзей, то остановиться Ичиго уже не смог бы. Шиффер это прекрасно знал, и ему это было ненужно. Все тщательно взвешено, спланировано, рассчитано. Между разведкой и боем прошли сутки, достаточно, чтобы подготовиться самим, но не дать противнику времени разобраться в происходящем. Или это только Ичиго не разобрался? Ведь ему все время казалось, что Урахара и Йоруичи что-то недоговаривают, и это сегодняшнее невмешательство поначалу — чего они на самом деле выжидали? Было и что-то еще… совсем недавно, нечто царапнувшее нервы и прошедшее мимо, как незначительное, неважное… что же это могло быть?.. Ичиго напряг память, которая сейчас походила на быстро перетасовываемую колоду карт, и выдернул нужное воспоминание: горячие источники. Те самые, о которых он никому не говорил. Урахара недавно посетовал, что Ичиго с девочками не оценит источники санатория, куда их отправлял отец. Еще одна картинка сложилась мгновенно и отчетливо: это Урахара, когда они рассказали ему о визите Улькиорры, отправился к Ишшину и надоумил его выпроводить Ичиго из города как можно скорее. Ведь торгаш тогда ушел чуть не посреди разговора, «по делам» заторопился… Он все знал. Он уже давно все знал. О том, что и отец был замешан в этом замалчивании, Ичиго отказывался думать. У него и так гулко стучало сердце, а мысли рассыпались бисером. Их было слишком много, и слишком о многом сейчас надо было беспокоиться, чтобы сосредоточиться на чем-то одном. — И как, он увидел то, что требовалось? — Ичиго не узнал собственного голоса, а рот у него перекосило ухмылкой, хотя он уже не был уверен. Даже не стал ждать ответа, все с той же жуткой гримасой спросил: — Чего ж ты не подержал меня у себя еще немного, если надо было… дождаться? Я был в твоих руках. Зачем надо было все это устраивать? Любовь к мелодраматизму взыграла? Айзен провел рукой по волосам, задумчиво посмотрел на него и покачал головой: — Так бы ничего не получилось. Видишь ли, ты еще не до конца понимаешь, что происходит, но уже догадался, что в тебе запрятана очень интересная сила. Эта сила мне нужна, Куросаки-кун, и я до нее доберусь. Уже почти добрался. Хотя это было не так просто. Ичиго смотрел на него с настороженным недоумением. Он уже запутался в этих паучьих сетях, в нагромождениях размышлений, от которых гудящая голова чуть не трескалась, и знал только, что он вляпался в захватнические планы Айзена по самую макушку. К горлу подкатывала тошнота, а тело ломило от рейацу, бурлящие потоки которой Ичиго пытался сдерживать ради сестры. Его молчание Айзен истолковал как полный ступор и даже был недалек от истины. — Для тебя я продемонстрирую наглядно, — улыбнулся, как сюзерен своему туповатому вассалу. А Ичиго подумал о Рукии, которая все время совала ему под нос свое художество и с его помощью издевательски растолковывала самые понятные вещи. Рукия, Ренджи… как там они все? Отсюда невозможно было почувствовать духовную силу сражающихся в Каракуре шинигами и арранкаров, только отголоски двух мощных рейацу проникали в запечатанную комнату-ловушку, и Ичиго не мог точно сказать, что там сейчас творится между Гриммджо и Улькиоррой. Он отвлекся только на секунду, а Айзен уже успел себе наколдовать «наглядное пособие», которое выглядело как бутылочка обычной газировки. Даже забавно было видеть ее в руках Айзена, надменный пафос которого позволял рисовать его в воображении с фарфоровой чашкой чая, как сегодня, или с бокалом вина черт знает какой выдержки, но никак не с дешевым газированным пойлом, которого в Сейретее, наверное, и не найдешь. — Смотри, Куросаки-кун, — тоном доброго и терпеливого учителя сказал Айзен, не подозревая о мыслях своего «ученика». — Запечатанная бутылка. Я могу просто открыть ее, налить воду в стакан и выпить. — Вряд ли ты станешь это пить, — себе под нос заметил Ичиго, потихоньку теряя чувство реальности. Айзен сделал вид, что не услышал, и с силой встряхнул бутылку. — Что будет, если я открою ее теперь? — Не советую этого делать. Еще одно резкое движение рукой. — А теперь? — Тем более не советую. Себя можешь хоть дерьмом поливать, а на Карин брызгать всякой гадостью не надо. — Ты никогда не усваиваешь уроки, да? — насмешливо склонил голову Айзен. — Впрочем, твоя юная дерзость мне даже нравится. Он опять с силой встряхнул бутылку и поставил ее на стол. Жидкость сначала бурлила, но потом успокоилась, только редкие пузырьки газа поднимались на поверхность и лопались. — Все снова спокойно, бутылка будто бы осталась прежней и внешне никак не изменилась, но если теперь ее открыть… — То половина содержимого окажется на тебе, я уже говорил. — Ичиго нахмурился, переводя взгляд с этого доморощенного педагога на объект эксперимента. — Если я правильно уловил аналогию, то это меня ты с бутылкой газировки сравнил? Да ты поэт, Айзен. — Но это в достаточной степени наглядно, Куросаки-кун? — Да, — Ичиго стиснул под столом руки и ответил на прямой, насквозь пронизывающий взгляд. — В достаточной. И то верно: он просто сосуд для какой-то силы, о наличии которой до сегодняшнего дня даже не подозревал. И Айзену нужно не просто получить ее, он хочет взрыва, хочет, чтобы она выплеснулась бурным потоком, а сколько там останется в ополовиненной бутылке, уже не будет иметь значения. Скорее всего, ее просто отправят в мусорку, как часто делают с выдохшейся газировкой. — Так значит… это ты так «встряхивал» меня целый месяц? — Он отвел взгляд, ища успокоения в тени, мягко лежащей на щеке Карин, в прядях ее спутавшихся черных волос. — А потом отправил на полочку отстояться — домой отпустил? — Должен признать, тут проведенная мною параллель немного теряет свою точность. Бутылка взорвется, даже если открыть ее сразу, но с тобой так не получилось бы. Хочешь другое сравнение? — газировка исчезла без всяких спецэффектов, будто картинка с экрана выключенного телевизора. — Если человек достаточно силен, чтобы не поддаться сразу, его можно просто надломить. Потом дать отдышаться и поверить в спасение. А потом надавить снова — и он сломается. Твою печать можно снять именно так. Ичиго чувствовал, как в нем самом словно поднимаются наверх и тихо лопаются на поверхности восприятия пузырьки — отвращение, ненависть, страх, настороженность, гнев. Он перевел дыхание: — Знаешь, аналогия с бутылкой мне понравилась больше. Звучало приземленно, но хоть не так цинично. Только я кое-чего не понимаю. Ты тут так разболтался. Уверен, что я не смогу тебе помешать? — Не сможешь, — негромко, но безапелляционно ответил Айзен. — Собственная сущность предаст тебя, остановить это уже нельзя. И разве я не могу быть честным с человеком, который поможет мне завоевать власть над миром? — У тебя комплекс Бога, ты в курсе? — А у тебя комплекс героя, — почти искренней улыбкой отозвался Айзен. — Всегда все сам, всегда впереди… всегда один. Это подвело тебя в прошлый раз, подвело и сегодня. Привести тебя сюда оказалось даже слишком просто. Ичиго понимал, что его провоцируют, но брешь в самообладании все ширилась, и заткнуть ее уже не получалось. Он только откликнулся единственным, что стучало в голове, будто молотом: — Может, я и лезу вперед всех, но, в отличие от тебя, мне есть кому доверять. Я не один. — Это ты не о Гриммджо ли? Я заметил, что он пришел вместе с тобой — кажется, получить должок с Улькиорры. Надеюсь, ты оценил мой подарок. Ичиго застыл, подбираясь для нового удара. — Маленький, беззащитный… — Айзен сплел пальцы в замок и стал неуловимо похож на главврача психушки в своем белом тряпье и с внимательно-сочувствующей миной. — Беспамятный подарок. Ичиго, соответственно, почувствовал, что такое «съезжать с катушек». — Ты сделал это намеренно? — Я ничего не делаю случайно или просто так, Ичиго. Я не был до конца уверен, что физического, эмоционального и медикаментозного воздействия будет достаточно, и подумал, что неприятность, случившаяся с Гриммджо, сыграет мне на руку. Так и вышло. Воздух не шел в легкие, застревал в горле комьями, а Ичиго все силы тратил на то, чтобы безучастно сидеть на месте. «Он же не мог…» Мысль билась, как птица в клетке. Он не мог. Он же чертова кошка, гуляющая сама по себе. Он не признавал Айзена хозяином — ни раньше, ни сейчас. И он не позволил бы добровольно вот так использовать себя. Ичиго и сам не понимал, почему ему так хочется верить, что Гриммджо не знал, зачем его отправили в Каракуру. — А если бы я его убил? — спросить получилось спокойно, почти безразлично. — Это была бы незначительная потеря, но правда в том, что ты не мог. Только не его, только не ты. — Слышать от Айзена то, в чем сам Ичиго едва сумел себе признаться, было хуже, чем выносить его сладкие улыбки. — Думаешь, я не наблюдал за тобой весь тот месяц? Не видел, что происходит? Меньше всего Ичиго хотелось уточнять, что он имеет в виду. Известие, что Айзен еще и следил за тем, какое гостеприимство оказывают его пленнику, проплыло мимо, не задев клубок искрящих эмоций, но с языка все равно соскользнул едкий вопрос-утверждение: — А, так ты еще и вуайерист вдобавок? — Дерзость, дерзость… — Айзен нарочито устало прикрыл глаза, как взрослый, которому надоело журить ребенка за один и тот же проступок. — Я видел гораздо больше, чем ты можешь представить. И свои наблюдения я использовал правильно. Ты даже вернул ему силу, как я и предполагал. — Он замолк ненадолго, к чему-то прислушиваясь, и улыбнулся особенно мерзко: — Впрочем, о Гриммджо уже можно забыть. Шестой не противник Четвертому. Сквозь рев собственной рейацу, сквозь плотные сплетения духовной материи, созданной занпакто Айзена, Ичиго вслушивался в происходящее на улице, но сказать мог лишь, что они оба еще живы. Случайно опустив взгляд, он увидел, как мелко вздрагивают руки, сцепленные на коленях. Увидел, но не почувствовал. Его вело, тащило куда-то сквозь ревущую, грохочущую темноту, и Ичиго было отчаянно мало самого себя, чтобы поспевать за всем: наблюдать за Айзеном, беспокоиться за Карин, следить за боем Гриммджо и Улькиорры, думать о всех остальных, отбивающих сейчас натиск арранкаров, думать о махинациях Урахары, думать, думать, думать, складывать мозаику, искать выход, ненавидеть, сдерживаться… На все это требовались силы и внимание, все это не помещалось в голове одновременно, и сознание будто расслаивалось, клонировало само себя. Когда мир перед глазами начал множиться, Ичиго прикрыл веки и потянулся к заманчиво дымящейся чашке с чаем. Простое движение, как взмах канатоходца руками, вернуло равновесие. Теплый гладкий фарфор прильнул к пальцам, унимая дрожь, черный рукав плаща на чопорной снежности скатерти резанул контрастом, возвращая зрению четкость. Несущиеся вскачь мысли обрели подобие стройности, разномастные чувства слепились в одно — желание победить. Только это и могло сейчас иметь смысл, все остальное нужно было отодвинуть в сторону. Ичиго чувствовал, что на лбу выступила испарина, а сердце колотится слишком сильно, но у него больше не осталось времени на восстановление хотя бы хлипкого спокойствия: Айзен препарировал его взглядом, как распластанную лягушку. В затянувшейся тишине его голос прозвучал раскатисто и торжественно, как в музее: — Я отвечал на твои вопросы, но так и не дождался одного. Признаюсь, я удивлен. Неужели, Ичиго? Неужели тебе не хочется спросить, что же в тебе такого особенного? Ичиго выдерживал его прямой холодный взгляд, и ему действительно не хотелось ни о чем больше спрашивать. Каждый ответ подталкивал его к краю пропасти, оставалось сделать всего один короткий шаг. Ичиго чувствовал, что он и без Айзена все скоро поймет, и остановить это уже нельзя. Где-то за его спиной протяжно, с гулким эхом начали бить часы.