***
Блум прислоняется лбом к холодному стеклу, подгибая под себя ногу и ёжась. За окном льёт дождь и всё кажется таким тоскливым и одиноким. Деревья, потемневшая дорожка, качели. Она никогда не любила дождь — ледяной, мокрый, зачастую сопровождающийся ветром, пробирающим до костей, или молнией и громом, от которых бывают перебои с электричеством и всё погружается во тьму. Тогда кажется, что по углам комнаты змеится что-то, готовое наброситься и утащить в какой-то другой, страшный и пустой мир. За окном никого, а редкие прохожие спешат скрыться от капель и взгляда, и в такие моменты у неё всегда создаётся впечатление, что она совсем-совсем одна во всей вселенной. Блум тяжело выдыхает на запотевшее стекло, рисуя смайлик, который тут же смывает. Она поднимает взгляд на хмурое небо и почему-то вспоминает о Валторе. Его глаза теперь такого же цвета. Раньше они были льдисто-голубыми, но после того, как он стал жить с ними, они стали цвета грозового неба. Блум это нравится. Она думает, что к его мрачному выражению лица этот цвет отлично подходит. К тому же, он часто плачет — тот же дождь, только солёный. Небо плачет слезами. Она хмыкает от нелепости сравнения, чувствуя себя чуточку лучше. — Дорогая, всё в порядке? Орител бесшумно подходит, кладя руку на плечо и выглядя несколько обеспокоенно. Он всегда двигается незаметно, словно просто растворяясь в одном месте и возникая в другом, и всегда переживает за неё, чутко подмечая малейшие изменения в настроении — раньше никто не понимал её так. — Да, просто холодно, — она трётся щекой о тёплую ладонь, вспоминая, как в детстве забиралась на колени к Майку, а Ванесса приносила горячий шоколад или зелёный чай, ласково гладя её по голове. Тогда на душе становилось тепло. Теперь на душе становится жарко. — Мне тоже. Можем отправиться на кухню и поискать что-нибудь вкусное. — И потом завалиться в мягкую постель, — Блум спрыгивает с подоконника под смех отца и шум ливня и думает, что можно было бы взять с собой Валтора. У него высокая температура тела и греться об него должно быть очень удобно. — Звучит неплохо. — Можно Валтору с нами? — Думаешь, из него выйдет хорошая грелка? — он насмешливо фыркает, беря её под локоть и направляя в сторону Восточного крыла. И как ему удаётся читать её мысли? — Отличная, я бы сказала. И его приятно обнимать. — Тебе просто хочется поваляться на нём и потрогать его волосы. — И это тоже. Несмотря на драматичное закатывание глаз Блум видит — он не против. Она знает, он и сам думал об этом, они привыкли лежать в постели втроём, и при мысли о кровати сразу же приходят мысли о Валторе, это закономерность, тесная взаимосвязь. Это неизбежно. Не то, чтобы это волновало кого-то из них.***
— Что думаешь? Блум думает так много, что не знает, с чего начать. Перед ней, на каменном полу камеры, в тяжёлых цепях и с кляпом во рту сидит Валтор, зло щуря глаза. Спутанные волосы свисают, грязная одежда местами порвана, на виске запёкшаяся кровь. В воздухе витает запах крови, металла и терпкого пота. И почему-то от этого ноздри раздуваются шире, а в груди что-то дёргается, откликаясь на необычную картину. — Разве его не казнили? — Нет. Я решил, что смерть — слишком просто. Хотя для всего Волшебного Измерения он мёртв, — Орител жёстко ухмыляется, кивнув Валтору, и тот вскидывает подбородок, смотря с яростью и отчаянием. — Мм. И что, хочешь, чтобы я помогла тебе пытать его? Пытки никогда не были ей интересны, как и в целом боль, и она морщится, представляя, как ломаются тонкие пальцы, как покрывается ожогами кожа, как вытекают глаза и воняет палённым мясом. Но если отцу очень хочется, наверное, она сможет наступить себе на горло и немного потерпеть. — Что? Нет! Я бы никогда не попросил тебя о подобном, — отец качает головой, выглядя почти возмущённо, и подходит к Валтору, хватая за волосы и запрокидывая голову. — Я предлагаю нечто интереснее и приятнее. Он снимает кляп и впивается в губы поцелуем, игнорируя протестующее мычание и попытку вырваться. Блум шокированно распахивает глаза, наблюдая, как отец насилует чужой рот, одной рукой удерживая русые пряди, а другой разрывая рубашку, оголяя шею и грудь. Она смотрит и не может отвернуться — не хочет. Она подходит к ним, опускаясь на колени, не заботясь о бальном платье, которое наверняка помнётся, и протягивает руку, словно в трансе касаясь бьющейся жилки на шее, медленно ведя пальцами вниз, обводя ключицы и ямку между ними. Кожа нежная и горячая, и Блум нестерпимо хочется впиться в неё зубами, оставляя наливающийся синевой след. Прокусить, наблюдая, как капли крови набухают и стекают вниз. Эта картина встаёт так ярко, что она почти чувствует металлический привкус на языке. Поймав одобряющий взгляд отца, она подаётся вперёд, сжимая зубы на солоноватой коже. Валтор сдавленно стонет, Блум кусает сильнее и отстраняется, завороженно разглядывая тёмно-бородовую кровь. Одна капля срывается вниз, стекая по груди, оставляя тонкий след, пока не исчезает в пупке. — Неплохо. Вижу, тебе понравилось. Он галантно подаёт руку, и Блум поднимается, пересекаясь с удивлённо-затравленным взглядом Валтора. — И что теперь? Оставим его тут? — Нет, я уже приказал подготовить ему комнату. — Ты знал, что я соглашусь, — она щурится, скрещивая руки на груди. — Надеялся. Только вот… — Орител кривится, грубо дёргая прядь под тихое шипение. — Терпеть не могу длинные волосы у мужчин. — Не надо. Мне нравится. Я могу их заплетать. — Если хочешь, — отец выглядит озадаченным, но послушно отходит от Валтора, беря её за локоть. — Пойдём, у нас ещё есть дела. Им займутся. Блум оборачивается на выходе, рассматривая сгорбленную фигуру, от которой веет горьким отчаянием. Лицо Валтора скрыто волосами, но она уверена, что уголки его губ опущены, а глаза закрыты. Он понял — пора платить за ошибки.***
Блум откладывает карандаш, разминая задеревеневшие пальцы, и переводит взгляд на кровать. Орител, как всегда, в одних штанах, расслабленно потягивает медовуху и перебирает пальцами длинные пряди, Валтор полулежит на спине со сведёнными коленями и закрытыми глазами, обнажённый. Она думает, насколько сильно горят раны от плети, особенно в таком положении. Должно быть, очень. На его плечах и ключицах ярко алеют укусы, следы от пальцев наливаются синевой на бёдрах, на скуле слабо кровоточащая ссадина, ставшая привычной. У Валтора язык без костей, а отец не терпит грубости и носит печатку на среднем пальце. Блум думает, что это что-то вроде личной метки, означавшей, кому Валтор принадлежит. Ссадина на скуле — от Оритела. Следы от зубов на ключицах — от неё. — И долго нам так сидеть? — Пары часов хватит. Орител фыркает, удобнее устраиваясь, и кладёт ногу Валтора себе на бёдра, поглаживая колено. Блум наклоняет голову набок, внимательно вглядываясь в выражение лица Валтора — что там отразится? Злость, боль, отвращение, отчаяние, тоска, удовольствие, стыд? Она думает, что это будет демонстративное отвращение с лёгким налётом стыда и бессильной злости. И что отец позволит ему это. Валтор поджимает губы, отворачиваясь и скрещивая руки на груди. Орител хмыкает, продолжая вырисовывать невидимые узоры на голени. Прямо в цель. За всё это время она неплохо изучила их и их отношения, и теперь ощущает удовлетворение от осознания, что знает своего отца и любовника настолько хорошо. Валтор ненавидит их обоих, ненавидит своё положение и отсутствие магии, но Орител выдрессировал его тело, и оно предаёт своего хозяина раз за разом. Вот и сейчас Валтор кусает губы, до побеления сжимает плечи, а его член уже стоит наполовину — отец бесстыдно лапает его двумя руками. Одной, обняв, играет с напряжённой горошиной соска, другой оглаживает внутреннюю сторону бёдра, что-то тихо шепча на ухо. И Валтор дрожит, выгибая спину, прикрывает глаза, пряча расширенные зрачки, а Блум ощущает волны ненависти, исходящие от него. К себе, к Орителу, к ней. Это остаётся неизменным. Блум в нетерпении мнёт край юбки, старательно контролируя скорость шага, ощущая на себе насмешливый взгляд отца. Она не понимает, как ему удаётся оставаться таким спокойным — они идут в комнату Валтора, и отец сказал, что тот должен быть одет во что-то интересное, что ей понравится. Но что это? Ведь определённо нравится и ему. Блум не знает, откуда в ней такой интерес к телу Валтора, точнее, когда он успел настолько вырасти, и где-то очень далеко в сознании робко дребезжит смутная мысль, растерявшая очертания так, что уже не вспомнить, чем она была. — Вот мы и пришли. Орител открывает перед ней дверь и она влетает в комнату, тут же натыкаясь взглядом на высокую фигуру, стоящую у окна. — Нравится? Валтор поворачивается, смотря высокомерно и холодно, но это лишь придаёт его образу какую-то законченность, совершенность. Обтягивающие кожаные штаны как вторая кожа, отсутствие — господи — белья, прозрачная рубашка, расстёгнутая на несколько пуговиц, подведённые чёрным глаза, шелковистые волосы, блестящие на свету. — Да, — она выдыхает на грани слышимости, но Валтор презрительно фыркает, а Орител подходит к нему, резко влепляя пощёчину. — Не стоит так себя вести. Валтор смотрит затравленно и зло, а Блум недоумённо хлопает ресницами, замечая каплю крови, пятном расплывающуюся на воротнике. — Или снова ударишь? Не помню за тобой тяги к насилию, — он кривит губы, касаясь покрасневшей скулы. — Многое изменилось. Ты ещё удивишься, — отец дёргает его на себя, обхватывая за талию и вплетая пальцы в волосы, слизывая набухшую кровь. Валтор шипит и дёргается, но Орител держит крепко. Блум облизывает губы, наблюдая за развернувшейся сценой, ощущая томление в животе. Она никогда не думала, что грубость между двумя мужчинами будет вызывать у неё такие странные чувства, особенно учитывая, что один из них её отец, а другой — бывший враг. Пусть они оба чертовски горячи. Орител толкает Валтора на постель, уперев руки в бока и с довольной усмешкой разглядывая, и вся его фигура источает злорадство и жестокое удовлетворение, разливающиеся в воздухе и заражающие Блум. — Ты только посмотри. Разве здесь ему не самое место? И какие ноги. Уверен, они бы восхитительно смотрелись у меня на плечах. — Ага. Взгляд заостряется на рассыпавшихся по подушкам волосам, светящихся ореолом чего-то небесно чистого, на поджатых губах, сдерживающих колкости, на стройных ногах, сведённых в коленях, на очертаниях кубиков пресса, на глубоко вздымающейся груди с тёмными сосками, ярко выделяющимися на бледной коже. — Хочешь что-то сделать — делай. Он принадлежит нам. Блум хищно облизывается, залезая на кровать между ног Валтора, и наматывает прядь на палец, слегка оттягивая. Она шелковистая и нежная, и Блум улыбается, завивая её и отпуская. Валтор не сводит с неё внимательного настороженного взгляда, и она видит, как напряжены его мышцы, сплошной комок напряжённости и нервного ожидания, полной неизвестности и готовности ко всему. Она нервно сглатывает, ведя рукой по груди и животу, остановившись в нерешительности у края штанов. Валтор молчит, тяжело дыша, и она знает, что позади стоит отец, который сверлит Валтора предостерегающим взглядом — только попробуй сделать что-то не так. Блум глубоко вдыхает сладковатый от цветов и фруктов воздух, опуская руку на пах Валтора. Орител одобрительно хмыкает, а Валтор отворачивается, закрывая глаза. Сдаваясь. И ненависть в его коротком взгляде, брошенном на неё, слишком очевидна.***
Блум смотрит на лежащего на полу Валтора и не знает, что чувствует — жалость и желание помочь или мрачное удовлетворение. Он пытался сбежать. И ему почти удалось. И теперь отец в ярости, гневно сверкает почти чёрными глазами и тяжело дышит, явно с трудом удерживая себя от чего-то посерьёзнее пощёчины и удара под дых. Она садится на стул, разглаживая юбку, и закусывает губу, наблюдая, как Орител пинает Валтора и что-то шипит в лицо. Валтор бледен, на лице кровавые подтёки и ярость, перемешанная со страхом. Он ненавидит их, хочет сказать что-нибудь ядовитое и болезненное, но не решается, потому что знает, что не сможет себя защитить — его магия надёжно запечатана и освободить её может лишь Марион, которая старается держаться от всего этого подальше. Ей не нравится то, что они делают, но она молчит, принимая это, и Блум ей за это безмерно благодарна — Ванесса бы наверняка попыталась отговорить её от участия в этих отношениях, не поняв тонкой, но прочной и глубокой связи. — Ты действительно думал, что сможешь сбежать? — отец кривит губы, пинком переворачивая его на спину. Валтор всё так же молчит, не смотря на него, сжимая ворс ковра и не пытаясь подняться. Блум нервно сжимает колени, не зная, стоит ли что-то делать, стоит ли вмешиваться. Часть неё кричит, что нужно остановить Оритела, что нельзя так жестоко поступать с Валтором, другая же часть хочет продолжения и, желательно, с её участием. Хотя роль наблюдателя её тоже вполне устраивает. — В чём дело? Боишься посмотреть на меня? — Ты мне отвратителен, — Валтор всё же поворачивает голову к отцу, и презрение со злобой ясно читаются на его лице. — Взгляни, во что ты превратился. Стал насильником, так ещё и спишь с собственной… Предложение прерывается. Орител резко хватает Валтора за волосы и с силой прикладывает об пол, тут же влепляя мощную пощёчину и рыча на ухо. Блум лишь потрясённо наблюдает, поняв, что Валтор хотел сказать. И это должно бы её волновать, хоть немного, но нет. Ей абсолютно всё равно. Она любит отца, а он — её. И не важно, кто что думает, они счастливы, и даже мама ни слова против не говорит. Так какое право этот демон имеет говорить в таком тоне об их отношениях? Никакого. Орител тяжело дышит, нависая над Валтором, и Блум думает, что же он предпримет дальше. Сломает парочку костей? Отхлестает плетью или розгами? Запрёт в темнице? Возьмёт силой, порвав его? Что? Что же он сделает? Отец выбирает первое. Он с размаху наступает на тонкие пальцы правой руки. Раздаётся громкий хруст, почти потонувший в крике боли. Валтор откатывается в сторону, прижимая раненную кисть к груди, его глаза блестят от слёз, губы поджаты, а лицо побелело. Орител садистки ухмыляется. Блум тошнит и хочет большего. Хочет крови. — Ты больной. — А ты не учишься на своих ошибках. Орител хватает Валтора за волосы и бьёт об стол, снова и снова, а Блум зачарованно наблюдает, как перекатываются мышцы под кожей отца, как русые волосы взметаются в воздух и падают. Чудовищно. Восхитительно. — Надеюсь, впредь ты будешь думать, прежде чем что-то говорить и делать. Левая часть лица Валтора залита кровью, она же стекает по волосам, пачкая пол. Русый цвет становится грязно-красным, ярко констатируя со светлыми прядями. Блум облизывает губы, жадно следя за капающей с волос кровью. Что-то внутри неё дрожит от желания, поднимается что-то тёмное и алчное. Слабая часть неё, желавшая помочь, окончательно замолкает. Валтор провинился, нарушил правила. Валтор должен быть наказан. А кровь на его волосах выглядит великолепно.кричи, кричи, кричи, как будто я разрушаю твоё тело кричи, кричи, кричи, как будто я разрушаю твой разум. вся моя сущность порочна, ты приближаешь меня к богу.