Первая помощь

Если Лара думает, что сможет отделаться от него простым «я в порядке» — она плохо его знает. Иона стучит в дверь её номера до тех пор, пока та не распахивается; не обращая внимания на злобные взгляды Лары, он решительно проходит внутрь, ставит на кровать сумку с медикаментами и плюхается рядом сам: — Я никуда не уйду, пока не осмотрю твою ногу. Может, он и не врач, а просто повар, которого угораздило увязаться за безбашенной девчонкой в опасное путешествие, длящееся вот уже три года, — но взгляд со стороны и не дрожащие от потери крови руки всяко лучше, чем ничего. Лара тоже это понимает — а может, решает, что согласиться с Ионой легче, чем пытаться выставить за дверь, — поэтому расстёгивает штаны, со стоном стаскивает их под колени и с обречённым видом садится рядом с ним. Её бедро выглядит не так плохо, как он ожидал: несколько мелких резаных ран по всей коже, одна, покрупнее, на внутренней стороне, прямо на пересечении с напрягшейся связкой, и ещё одна, самая большая — на внешней. Хорошего мало, но Иона-то боялся, что ей до кости пробило. Пока он, встав для удобства на колени рядом, промывает раны антисептиком и сшивает края самой крупной, Лара молчит, разве что за упрямо сжатыми губами иногда слышится скрип. У Ионы едва слёзы не наворачиваются, когда он поднимает взгляд на её лицо. Её жаль чисто по-человечески: Ларе всего двадцать шесть, она молода и красива — но вместо того, чтобы гулять с подругами по ночным клубам, уезжать оттуда с парнями, в общем, вести разгульную жизнь наследницы безобразно богатого дворянского рода, она практически в одиночку преследует могущественную тайную организацию, в арсенале которой — армия головорезов, БТРы, вертолёты и самые настоящие танки. Лара могла бы с наслаждением закапываться в мокрый песок возле пирамид где-нибудь в Египте, как и её родители, мотаться по всему миру в поисках заросших пылью времён сокровищ — почти как сейчас, только без страха в любую секунду умереть от пули. Закрепив бинт понадёжнее и пришлёпнув его сверху пластырем, чтобы уж наверняка, Иона легко поглаживает по нему — его ладонь спускается на внутреннюю сторону бедра Лары, где и замирает на пару секунд. Он всматривается в её лицо, пытаясь найти какие-то отголоски боли или недовольства, но нет: Лара отвечает ему голодным, выжидающим взглядом, так что он не может не спросить: — Птенчик, хочешь, я с тобой побуду? То же самое Лара спросила у него, стоило Ионе оправиться от раны в животе там, в Сибири. Они тогда так громко трахались, что распугали всех местных в округе — то есть, кричала в основном Лара, пытаясь, наверное, показать, как же она рада тому, что Иона остался в живых. Не то, чтобы он с тех пор чувствовал себя обязанным Ларе, но не помочь подруге было бы с его стороны настоящим свинством. Вместо ответа Лара подхватывает его под затылок, прямо под собранными в хвост волосами, и прижимается к губам — не целует с языком, даже не раскрывает рот, просто касается. Ионе этого достаточно. Ни о каком проникающем сексе и речи быть не может — не хватало ещё разбередить раны слишком активными движениями — поэтому Иона бережно убирает руки Лары, когда та пытается залезть к нему в штаны. Вместо этого он, не вставая с колен, проводит обеими ладонями по её бедрам, так невесомо, как только может — по внешним сторонам, потом гладит острые коленки и скользит на внутренние стороны, до тех пор, пока пальцы не встречаются над влажным пятном смазки на её трусиках. Под его большими руками Лара кажется ещё меньше, чем есть на самом деле, и Иона ловит себя на мысли, что, если бы он мог, он встал бы стеной между ней и остальным миром, чтобы больше никто и ничто не смогло её ранить. В сердце щемит от нежности, когда он осторожно подцепляет резинку белья, скатывает по бёдрам и, едва дыша, касается большим пальцем клитора. Под подушечкой этот маленький узелок плоти бьётся всполошно, как пойманная птичка; сам себе Иона кажется огромным неуклюжим великаном, иррационально боится раздавить его в кровь — только требовательный стон Лары напоминает ему, что бояться не нужно. Лара мокрая насквозь, но Иона всё равно убирает на мгновение руку, чтобы облизать большой и указательный пальцы — не столько чтобы увлажнить их, сколько ради естественного мускусно-медового аромата Лары, — и только после этого сжимает клитор и начинает легко поглаживать. Тело Лары отзывается мелкой дрожью, незаметной для глаза, но хорошо ощутимой под ладонями; самой ей, может, хотелось бы активнее и жёстче, но сделать Лара ничего не может, потому что Иона надёжно придерживает её свободной рукой за бёдра, чтобы ненароком не повредила себе что-нибудь. Ей только и остаётся, что стонать, поначалу с ноткой недовольства, с претензией и с вызовом, но потом всё тише и тише — от разливающего из точки между ног удовольствия. Безошибочно определив момент, когда Лару накрывает в очередной раз, Иона всё-таки проникает одним пальцем в её влагалище и находит чувствительное местечко на передней стенке. Лара кусает губу, поводя бёдрами под его рукой. Она уже почти всё. — Давай, птенчик, — подбадривает её Иона, ускоряясь так, чтобы не причинить ненароком дискомфорта — но не убирает палец даже после того, как Лара с тихим сопением сжимается вокруг него раз, другой, стискивает внутренними мышцами в почти непрерывной судороге целую минуту. Оставив её клитор, Иона сильнее массирует точку внутри, а потом… Ну, трудно сказать, кто виноват: или он, что не подумал вовремя отодвинуться, или Лара, которая уже открыла рот, чтобы предупредить, но не успела. Горячая влага брызжет ему прямо в лицо, заливает футболку, собирается небольшой лужей между его коленей; Иона невольно отфыркивается, но не прекращает ласкать Лару, пока брызги не сходят на нет — и только когда он уже не может выжать ни капли, то убирает наконец руку и протирает глаза, чтобы хоть увидеть выражение лица Лары. Оно воистину стоит всех богатств мира: у неё розовые от смущения скулы, ошарашенные, как у пойманной в свет фар лани, глаза, подёрнутые дымкой удовольствия, и улыбка — чуть испуганная, но бесконечно счастливая. — Прости, Иона, я не успела тебя... — Ничего, птенчик. Попробуй поспать до вечера, хорошо? — Он помогает ей забраться под одеяло, стараясь никуда не накапать. — Только не проспи нашу встречу. Лара сонно смеётся ему в спину, пока Иона уходит в ванную умыться, — и к тому моменту, как он возвращается, уже крепко спит.