Рядом с ним...

Жарко и душно, а еще очень ярко и громко. Со скачущих по сцене артистов ручьями и реками стекает пот, мышцы изнывают от усталости, а в горле слишком часто пересыхает. Совсем нет сил на активность, но парни их в себе находят, потому что к каждому из них прикованы тысячи взглядов, потому что крики любимых фанатов стоят усилий. Потому что они сами получают кайф от того, что происходит. Их улыбки самые искренние, самые настоящие, их чувства самые честные, и желание выложиться на тысячу процентов переполняет уставших артистов, заставляя забыть обо всем остальном. Всех, кроме одного. Чон Хосок обычно очень сосредоточен, когда он на сцене. На танцах, на тексте, на толпах АРМИ, на других мэмберах. Примерно несколько раз в минуту его внимание сосредотачивается на чем-то из этого и сменяется на другое по кругу, и так снова и снова. Но сегодня он не такой, а мысли его далеки от огромной сцены, на которой он движется так идеально, словно всю жизнь только и разучивал эти движения, словно всю жизнь начитывал именно эти слова, чтобы читка была безупречной, и Юнги перестал делать какие-то замечания, пусть даже и в шутку просто, потому что слишком вредный и опытный. Он ухмыляется и что-то кричит со сцены, отдается музыке и фанатам, распаляя в них множество желаний и даря каждому восторг. Чон Хосок был невероятно горяч обычно, особенно когда был на сцене. Не понятно, когда его милая сторона передавала бразды правления сексуальной, а затем они вновь менялись местами, эту грань обычно проследить очень трудно. Но сегодня границы этой не существовало вовсе. Сегодня от парня веяло только сексом и ничем другим. Возможно, все дело в его отсутствующих внимании и мыслях, в которых он погряз? В воспоминаниях того странного вечера, который должен был сложиться совершенно по-другому? Все дело в том, что об этом вечере ему напомнила одна юная особа, неожиданно повстречавшаяся Хосоку прямо перед его выходом на сцену. С каких пор она так дружна со стаффом, чтобы тусоваться здесь? Или дело в том, что у компании есть на нее какие-то планы? У Хосока вот они уже есть… Парень в красном пиджаке с микрофоном в руках особенно дерзок сегодня и очень горяч, а публике это безумно нравится, и его это подбадривает еще больше, это приносит ему почти такое же удовольствие, как он ощутил в тот вечер, куда прямо сейчас и были устремлены все мысли Чон Хосока. Просторная тренировочная комната обычно пустовала в такое время, так как все знали, что в нее может наведаться Хосок. Никто не решился бы ее занимать не потому, что он жестоко обращался с другими или выказывал недовольство, если комната была занята, напротив, он всегда был дружелюбен с другими, будь это другие артисты или стафф, стажеры или хореографы, даже если они работали не с Хосоком и BTS. Именно из-за его светлой натуры и вежливого доброжелательного настроя ко всем было негласно решено, что это время принадлежит ему. Никто не хотел доставлять парню, который мог тренироваться здесь хоть до утра, как это бывало не раз, неудобства и тем более стеснять его. Все знали, как Чон занят днем, так что с уважением уступали ему позднее время суток для практики или освобождения головы от мыслей, чтобы здесь он мог быть свободным и отдаться музыке и самому себе. Но в тот вечер в тренировочной была она… Они были знакомы и даже очень хорошо. Когда-то даже снимались в клипе вместе, и там по сценарию даже были друг в друга влюблены. Или влюблен был только Хосок? Да разве важны детали, когда встречаются два человека, любящих танцевать? Как-то само собой получилось, что никто не покинул зал, а тренировка каждого превратилась во что-то совместное, безумно веселое и увлекательное, дарящее обоим новые эмоции. Это было ново, было здорово, было удивительно — просто танцевать без особой задумки, фристайлить не в одиночестве, но вместе с кем-то. Подчиняться чужим условиям своеобразного спектакля и диктовать свои, точно зная, что в ответ тебе подчинятся тоже. Они оба не те, кто танцует бально, академически, даже если дело касается парных танцев. В них обоих слишком много жизни, энергии, слишком много чувств, которые никак не загонятся в рамку, которую партнеры таких видов танцев должны образовывать. Рамки — это не про них. Не про него и не про нее. Им было здорово, они танцевали просто так, потому что это было классно, потому что это приносило удовольствие, потому что это было чем-то прекрасным. Они устали, но не переставали улыбаться друг другу и самим себе, глядя в зеркало или друг на друга, что-то кричали друг другу сквозь музыку, направляя другого туда, куда улетела собственная мысль… Было безумным решить записать видео с таким вот внезапно зародившимся дуэтом. Просто импровизация, ничего больше, просто милое напоминание того, как прошла их почти что дружеская встреча… И хоть тела устали, а дыхание танцоров знатно сбилось, они решили задокументировать свою тренировку перед тем, как закончить. Их последний танец будет лучшим, несмотря на десятый пот, что давно с них сошел, на приятную усталость в каждой мышце… Их последний танец был прекрасен, а закончился он страстным поцелуем, которого никто из них не ожидал в начале этого вечера. Да и в конце тоже никто не ожидал… просто жарко вдруг стало вокруг, невыносимо жарко и очень душно, а еще очень и очень горячо. Он был горяч. Весь взмыленный, в промокшей насквозь футболке, с прилипшими на лоб прядями волос, со сбитым дыханием и распахнутыми, слегка пересохшими губами… он был слишком горяч, глядя на нее так, как никто еще не смотрел никогда. И стоило музыке закончиться, а им замереть совсем близко друг к другу, она не смогла сдержаться, подавшись вперед… Она была горяча и даже очень. Недлинные черные волосы, что не доставали плеч, несколькими прядями прилипли к щекам с последним ее поворотом, белый короткий топ облепил взмокшее тело, а из-под его края тонкими струйкам по стройному животу стекали капельки пота, пока грудная клетка девушки лихорадочно расширялась и опадала, а девушка пыталась поймать распахнутым ртом как можно больше воздуха. Она так на него смотрела, что Хосок не смог держать себя в руках, сокращая расстояние между ними, чтобы жадно ее поцеловать. Что с ним случилось? Обычно он не лезет с поцелуями просто так, тем более к коллегам… но сейчас ему просто сорвало крышу. Парень был возбужден, очень возбужден, и не понятно, возбудила ли его музыка или танцы, насколько соблазнительными он находил движение девушки, что сегодня разделила с ним эту тренировочную комнату пополам. У нее тоже не было ответов на эти вопросы… скорее всего, они оба были возбуждены изо всего, что здесь случилось: и из-за музыки, и из-за движений чужих и собственных, из-за взглядов, которые дарили друг другу и которыми друг друга пожирали большую часть времени после того, как даже не заметили, что веселье их танца переросло в его сексуальность. Они жадно целовались, буквально приклеившись друг к другу, хотя дышать было нечем обоим, но оба на это благополучно забили, наслаждаясь терпкими нотками несдержанного поцелуя пересохших губ… Хосок помнит тот вечер. Он помнит, как хозяйничал языком в ее маленьком рту, помнит, как руки исследовали ее влажное по всем параметрам тело, как она цеплялась за него, помнит… Он помнит, как они пересекли комнату, и как он придавил ее спиной к стене, как поднял над землей, обвивая свои бедра ее стройными ножками, спрятанными под тканью красных спортивных штанов. Он помнит все. Она выгибалась в его руках, а так выгибаются только танцоры. Она в его ладонях была глиной, позволяющей лепить из нее, что угодно, все, что ему придет в голову, чего только захочется. В телах танцовщиц есть нечто прекрасное — их пластичность, способность удивить своими движениями и изгибами даже художника, старающегося с ними справиться. В тот вечер в зале для репетиций, что в это время обычно пустовал на случай, если заглянет Чон Хосок, в зале, дверь которого не была закрыта на ключ, и в котором все еще велась запись их последнего танца, переросшего в большее, чем просто красивое движение двух прекрасных тел, пространство наполнялось громкими вздохами и тихими стонами двух слишком разгоряченных людей, двух безумных танцоров, так увлекшихся музыкой и друг другом, что перешли все границы дозволенного. Хосок отлично помнит тот вечер, он помнит, как им обоим было хорошо у той стены, на которой он не раз задерживал свой взгляд, возвращаясь в репетиционную позже. Он помнит ее стоны, помнит, как кусал ее губы и толкался вперед бедрами, как толкался глубже в ее рот языком… он помнит каждое прикосновение к ее липкому телу, помнит как она прикасалась к нему. Как они целовали взмокшую кожу друг друга, особенно соленую в тот вечер на вкус. Это не было противно, ничуть. Это не было чем-то мерзким, хоть им обоим не помешал бы душ после тренировки… Хосок был бы совсем не против совместного душа. Это было волнующе, немного пошло и очень сексуально. Это было безумно горячо. Стоя сейчас на сцене и глядя в толпу, Хосок облизывается сквозь ухмылку и снова чувствует себя как в тот вечер, и он точно знает, что снова попытается туда вернуться. Или, нет, еще лучше, если они оба создадут в памяти друг друга еще один такой вечер, и в этот раз можно тоже под запись, только в этот раз ее удалять не придется, наспех собираясь покинуть тренировочную комнату…