Святым пристала благодать

Джен
PG-13
Завершён
50
Пэйринг и персонажи:
Размер:
6 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Награды от читателей:
50 Нравится 6 Отзывы 7 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
Когда он очнулся, вокруг снова было темно. Спёртый воздух лип к телу, как давно не менявшиеся бинты. Ноздри щекотал запах пота и насквозь прокисшего вина. Се Лянь сел на циновке и протёр глаза. Он не спал третий день. Третий день он пил, опустошая украденные с кладбища кувшины — тратить деньги в винной лавке он не мог, и ему приходилось снова обирать мертвецов. Он пил и терял сознание на время, которого едва хватило бы, чтобы сжечь палочку благовоний, а потом снова приходил в себя и тянулся за кувшином. Ночи тянулись медленно. Дни ползли издыхающими гусеницами шелкопряда. Его высочество, бывший наследный принц королевства Сяньле, вслушался в себя и не услышал ничего. На мгновение он решил, что забыл обо всём, но нет — воспоминание было там, за головной болью, за спутанными обрывками мыслей, за осколками ощущений. Вот только пьяная бессонница надёжно подавила его, заперла, отделив действия от чувств. Се Лянь негромко рассмеялся и в два глотка опустошил последний кувшин, а потом снова растянулся на циновке в полный рост. Какая нелепость: три дня назад он всерьёз собирался ограбить чей-то богатый дом. Зачем? Сейчас он владел всем, чего только можно было желать. Вернее, избавился от того, чего отчаянно не желал. Хотя бы на время, пока не закончится плохое вино. Шум, раздавшийся из-за двери, резко вырвал Се Ляня из оцепенения. Стук, потом лёгкий вскрик, почти шёпот, и потом шорох — странные, забавные звуки. Всё сейчас казалось ему странным и забавным. Он встал, опираясь о стену, чтобы привыкнуть к головокружению, и вышел из комнаты, тяжело переставляя ноги. По маленькой кухне скользил серебристый блеск полнолуния. В этом полусвете, полумраке бывший наследный принц увидел свою мать: бледная, как луна, она стояла у стола и правой ладонью сжимала левую, укутывая пальцы в рукав ночного платья. На белой ткани уверенно расползалось тёмное пятно. — Что случилось, матушка? — шёпотом спросил Се Лянь. Ему не хотелось ничего знать, но было бы глупо молча стоять и смотреть, а возвращаться без слова — ещё глупее. Её величество, бывшая королева Сяньле, вздрогнула и вскинула голову. Увидев сына, она стыдливо улыбнулась и продолжила возиться с рукавом, который едва ли мог заменить повязку. Краем глаза Се Лянь заметил на столе затупившийся нож и высохший кабачок, который выглядел так, будто его долго рвали собачьи зубы. — Ничего, сынок. Я немного порезалась, это не стоит внимания, — ответила она таким же неловким шёпотом. — Я хотела приготовить завтрак для вас, для тебя и твоего отца, но я до сих пор не… Она оборвала пояснения на полуслове и покачала головой. Се Лянь вздохнул, сделал два шага — виски гудели, как новогодние барабаны — и взял мать за руку. — Позвольте, я взгляну. Её ладони выглядели много хуже, чем в последний раз, когда он присматривался к ним. Красные и обветренные, исцарапанные и шелушащиеся, с обломанными ногтями, с глубоким порезом у основания большого пальца, из которого всё ещё сочилась кровь. Се Лянь смотрел на это и не чувствовал ничего. — Поберегите себя, матушка, — сказал он. — Кто же готовит посреди ночи? Её величество осторожно высвободила руку, снова прикрыла порез тканью и склонила голову. Под луной седина в её волосах блестела, словно прожилки в несовершенной яшме. — Сынок… Поверишь ли, я не могла спать. Чтобы не разбудить супруга, она говорила так тихо, что Се Ляню пришлось наклониться к ней. Они почти соприкасались лбами, и вонь дешёвого кладбищенского вина прилипла к ним обоим. Лицо её величества, окутанное полутенью, казалось теперь царственно бесстрастным. — Я видела сон. — О чём, матушка? — О тебе. Наверное, о тебе. Се Лянь отстранился, опираясь рукой о стол. Пальцы угодили во что-то липкое и вязкое, и он рассеянно скользнул ладонью по столешнице, чуть коснувшись тупого лезвия отброшенного ножа. — Матушка, — сказал он, — вам следует быть осторожнее. Что у вас на одежде? Такие пятна непросто смыть. Разве у вас теперь есть другое платье? Слова падали с языка легко, как раздавленные мотыльки. Её величество покачала головой. — Ты не выслушаешь меня, сынок? — Нет, матушка. — Уже которую ночь мне снится чёрный меч, — сказала она. — Меч, и алтарь, и толпа, и белая маска, и всё вокруг забрызгано алым. Мне снится то, что лежит на алтаре, и оно не похоже на бога. Всякий раз, всякий раз я присматриваюсь и вижу, что оно не похоже на человека. У Се Ляня звенело в ушах. Рот переполнял мерзкий вкус желчи, и голова кружилась вовсю, пустая и тяжёлая одновременно. Се Лянь вцепился в стол обеими руками и медленно сел на пол. Её величество смотрела на него не отрываясь. — Этот сон ничего не значит, матушка, — ответил он так ровно и ласково, будто они снова беседовали за трапезой в королевском дворце. — Он вовсе не вещий. Не извольте беспокоиться. — Почему ты так думаешь, сынок? Теперь у тебя слишком много врагов. Я.. — Вещие сны… Се Лянь почти поверил, что раздвоился и смотрит теперь на себя самого — на своего полоумного двойника, который пытается что-то объяснить, совсем ничего не понимая. — Вещие сны, — пробормотал он, — снятся перед тем, как что-то произойдёт. Не после. Её величество еле слышно ахнула, хватая ртом воздух, и сжала пальцы на вороте платья. Раздался треск разрываемой ткани, в ночной тишине прозвучавший как пение тетивы. В дальней комнате что-то зашелестело: казалось, сдвинулась циновка, и её величество замерла, напряженно вслушиваясь в уже растаявший звук. — Не нужно, матушка. Разве вы не понимаете? — негромко спросил Се Лянь и улыбнулся. — Вы ещё не проснулись. Я тоже сплю. Вот почему мы с вами можем так беседовать. Иначе… Встряхнув головой, её величество резко поднесла левую ладонь ко рту и впилась зубами в указательный палец. Про себя Се Лянь досчитал до тридцати, прежде чем она опустила руку и взглянула на отчётливый багровый отпечаток. Это зрелище как будто успокоило её, на время уняв тяжёлое, рваное дыхание. — Это не сон, — возразила она, делая шаг вперёд. — Я не сплю. Я чувствую боль. — Я не чувствую боли, матушка. Она опустилась на пол рядом с Се Лянем и попыталась всмотреться в его лицо. Он уставился на ножку стола, по которой неторопливо ползла серая ночная бабочка. Ему хотелось снова разделиться надвое и глядеть на себя со стороны, но он не знал или забыл, как это сделать. — Что случилось, сынок? — мягко спросила её величество. — Ничего, матушка. Я немного порезался. Её величество закрыла лицо руками и согнулась, сжалась в комок, почти касаясь лбом пола. Се Лянь не хотел больше смотреть на неё. Он отвернулся и прикрыл глаза, пытаясь справиться с волной тошноты. — Если ты не поговоришь со мной, — шепнул голос откуда-то издалека, — я сойду с ума. Се Лянь вслепую пошарил рукой под столом в поисках ведра с овощной кожурой. — Не извольте… Беспокоиться… Я позабочусь о вас с отцом, что бы ни… Она всхлипнула, цепляясь за полу его одежды, и Се Ляня вырвало прямо на пол, мимо найденного наконец ведра. Её величество подползла поближе и придержала ему волосы, пока он вздрагивал, не в силах остановиться. — Всё хорошо, — проговорил голос из полумрака. — Я здесь. Я здесь. Резко выдохнув, Се Лянь вытер лицо тыльной стороной ладони и обернулся. Лицо её величества покрылось нездоровым румянцем, глаза покраснели, волосы растрепались, выбившись из заплетённой на ночь косы. Он смотрел на неё и видел давний образ — из памяти, из детской сказки: её иссиня-чёрные пряди, уложенные в высокую прическу, перевитые нитями золота и самоцветов. Одна из множества шпилек звенела, как маленький колокольчик, и он, тогда едва ли трёхлетний, раз за разом тянул к ней руки. Её величество смеялась так же звонко, прикрывая рот платком и легко уклоняясь от его цепких пальцев. «Нет, сынок, — говорила она. — Ты уколешься. Нет». — Тебе лучше? — спросила она громче, чем следовало. — Подать воды? — Да, матушка, — хрипло ответил он. — Нет. Она всё же встала и принесла ему ковшик, до краёв наполненный тёплой водой из бочки, стоявшей во дворе. Её движения были плавными и неслышными, точно сама она плыла в илистой озёрной глубине. Се Лянь сделал пару глотков и вернул ковшик ей, почтительно склоняя голову. Усталость связывала его по рукам и ногам. Сердце глухо колотилось, и этот шум мешал думать. Нужно было постараться, нужно было осторожно выбирать слова, чтобы всё это поскорее закончилось. — Спасибо, матушка. Простите. — Он не поднял на неё взгляда. — Подождите немного, и я всё уберу. — Не надо. Не думай об этом, сынок. Она снова присела рядом и обняла его, укутывая своими широкими рукавами, своим древесным запахом помады для волос. Се Лянь закрыл глаза. Вино почти выветрилось, но ещё пара ударов сердца, и он сможет задремать, забыться на какое-то время. Сейчас ему даже не придётся ради этого пить. — Что случилось? — спросил голос из полумрака, обжигая его щеку. В то мгновение Се Лянь ненавидел свою мать. Это чувство грязным кипятком разливалось по затылку, по груди, и он попытался отстраниться, чтобы свободно вздохнуть. Её величество разжала объятия и осторожно взяла его за руки. Прикосновение шершавых, распухших ладоней напомнило ему о том, как они выглядели в лунном свете. Ненависть и жалость боролись в нём, его бросало то в жар, то в холодную дрожь. — Это моя вина, — сказал он, не открывая глаз. — Это не твоя вина, сынок. Ты этого не заслужил, — возразил тихий голос. — Никто не заслужил. — О чём вы, матушка? — О том, что произошло. — Так вы точно знаете, что произошло? — Я знаю наверняка. Расскажи. Се Лянь взглянул на неё из-под полуопущенных век. Она сидела очень прямо, как статуя в древней гробнице, и смотрела на него не мигая. Её рот превратился в тонкую линию — или ровный разрез. — Вы видели это во сне, верно? — спросил он, не ожидая ответа. — Людям, собравшимся в том храме, угрожало поветрие человеческих лиц. Чтобы спастись от него, необходимо… Как мне лучше выразиться? Принести жертву? — Убить? —Да. Я уже не бог, но небеса позволили мне жить в бессмертном теле. Поэтому каждый из них должен был... — Должен был? — Принял решение, матушка. — Сколько их было? Се Лянь ненадолго умолк. Она придвинулась ближе. — Десять человек. — Больше? — В десять раз больше, матушка. Она погладила его по волосам так, словно дотрагивалась до струн расстроенного гуциня. Се Ляню больше нечего было сказать, и он не знал, что ещё она хотела бы услышать. -— Во сне, — произнесла она так медленно, словно говорила с ребёнком, — я молилась о том, чтобы оказаться на твоём месте. На том алтаре… Вместо тебя. Се Лянь смертельно устал. Злость вытекла из него мутным потоком, оставив после себя только жалость. Он протянул руку и разгладил тёмное пятно на рукаве её величества, уже засохшее, несмываемое. — Матушка, для меня это было бы стократ хуже. Они умолкли на какое-то время. Ночная бабочка взлетела над столом, порхнула к окну, и Се Лянь проводил её взглядом. В лунном свете крохотные серые крылья казались серебряными. — Тебе ещё больно, сынок? — спросила её величество, касаясь ладонью его лба, точно желая снять несуществующую горячку. — Нет, матушка, — Се Лянь улыбнулся ей одними уголками губ. — Я ведь уже говорил. — Чего бы ты хотел сейчас? — Спать. Вы позволите мне удалиться? — Не спрашивай. Идём. Бывшая королева встала, отряхнула юбку и помогла бывшему богу подняться с замызганного земляного пола. *** Её сын крепко спал, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Он заснул почти сразу, как только лёг — или упал — на циновку. Склонившись над ним, её величество едва успела шепнуть: «Ты позволишь мне посидеть с тобой?» «Не спрашивайте, — пробормотал он, не поднимая век. — Оставайтесь». И она осталась, неотрывно глядя на него и боясь пригладить его взлохмаченные, мокрые от пота волосы, боясь разбудить или ранить. Мгновения шли, а она не двигалась с места. Будто ждала чего-то, замерев на коленях, беззвучно шевеля губами — воплощение верующей, совершенный образ почитания небожителей. Её мысли были бесконечно далеки от благочестия. Будь под рукой кисть и бумага, она начала бы писать, чтобы рассказать всё тому, кто однажды это прочтёт. Но самые дешёвые письменные принадлежности были теперь для неё излишней роскошью. Оставалось, как в древних преданиях, доверять секреты дереву, камню или пустоте, в которой роились легионы духов — порою добрых, но обычно злых. И всё же, если бы она могла снова взяться за кисть… Её величество написала бы о своей единокровной сестре, которую не могла защитить — ни тогда, когда была невестой принца, ни тогда, когда стала королевой. Ни от несчастного брака, ни от побоев, ни от горя, ни от гибели. Она написала бы о храбрости сестры, и о глупости, и о сияющем взгляде, и о том, как потухли её глаза, когда она вернулась домой, держа на руках своего ребёнка. О том, как сестра стыдилась выбитых зубов и плохо сросшейся правой руки. О стреле, метко выпущенной безымянным мятежником. Её величество написала бы о своей жизни во дворце, о девичьих мечтах и надеждах, и о его величестве, и о племяннике, и о том, как смешно справлялась она с жизнью обычной женщины, как неловко и глупо. Она записала бы всё, что помнила о сыне с его рождения: детские игры, юношеские мечты, большие и маленькие победы, имена его друзей. Всё о его наивности и доброте, о бесконечной упрямой вере, о его вознесении на небеса — и здесь она поставила бы точку, и не стала бы продолжать. Если бы она могла растереть тушь… Но туши не было, а дела не ждали, и в серой предрассветной дымке она поднялась с колен. Нужно было вымыть кухонный пол, и вскипятить лечебный отвар для мужа, и попытаться отстирать рукав ночного одеяния от крови.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.