(Не)Родные

— Привет! — сказал непривычно длинноволосый, загорелый и вооруженный какими-то пакетами Рудольф, после чего расцвел в своей фирменной, в тридцать два зуба улыбке, которая только самую малость напоминала оскал. — А мы в гости! На мгновение Йонге испытал сильнейшее дежавю, от которого голова почти пошла кругом. Все это уже было: хищная, недобрая ухмылка Руди, его набыченная, покрасневшая шея, будто он в любой момент готов броситься в драку, и даже эта фраза, произнесенная натужно-жизнерадостным тоном… Но кое-что все-таки отличалось. Кое-что чертовски важное: на этот раз компанию ему составляла не вертлявая, усыпанная бледными веснушками девица, а здоровенный, темнокожий субъект, внимательно рассматривавший Йонге с высоты своего роста. «Сколько в нем? — невольно задумался Йонге. — Метра два? Нет. Больше». Здоровяк непринужденно занял собой почти весь дверной проем. На таком фоне собственные метр восемьдесят девять вдруг показались какими-то скромным и незначительными. Йонге совсем не понравилось это ощущение. — Мы у тебя немного перекантуемся, — беззаботно-агрессивно сообщил Рудольф, снова переключив внимание на себя, — а потом посмотрим, что выйдет. И, прижав пакеты к груди, ловким движением просочился в квартиру. Йонге настолько опешил от такой наглости, что даже не подумал его остановить и пару секунд просто пялился на стремительно удаляющуюся спину. И только когда она скрылась из виду заорал: — Какие еще «немного»?! Что значит: «выйдет»?! Вернись немедленно! Рудольф! Я не разрешал! Рудольф! Он хотел было броситься за вконец обнаглевшей рожей и пинками выставить его обратно, но вовремя вспомнил про третьего участника их маленькой трагикомедии. Пока Йонге отворачивался, здоровяк успел привалиться к дверному косяку плечом и сцепить руки на груди. Вся его поза выражала ленивую расслабленность, но светло-карие, почти с желтинкой, глаза, продолжали сверлить Йонге с настороженным интересом. Йонге уставился на него в ответ. В наступившей тишине было отчетливо слышно, как в гостиной заработал телевизор: рекламный ролик сменился новостной передачей, а затем — каким-то крикливым ток шоу. — Он сказал, ты не будешь против, — вдруг подал голос здоровяк. Говорил он со странным, смутно знакомым акцентом (латинос?), и тембр был ему под стать: глубокий бас, от которого на загривке собирались нехорошие мурашки. Чтобы удержать их и случайно не показать слабину, Йонге тоже сложил руки на груди и шумно дыхнул носом: — Он соврал. Здоровяк выразительно пожал плечами. Потом представился: — Санджай. И протянул Йонге руку. Йонге уставился на нее с недоверием. Интуиция завопила: «Не делай этого!» — но спустя мгновение Йонге протянул руку в ответ. Ладонь Санджая оказалась теплой, сухой и мозолистой. Он аккуратно сжал пальцы Йонге своими, явно рассчитывая силу, и молчать, продолжая строить из себя крутого парня, после этого было бы уже совсем мудачеством. — Йонге, — нехотя признался Йонге. — Старший брат этого обнаглевшего придурка. — Я в курсе, — Санджай кивнул и вдруг ухмыльнулся, отчего его и без того внушавшая опаску рожа сделалась еще страшнее. — Придурок мне рассказывал. Так я могу зайти? Йонге растерянно обернулся и еще раз посмотрел в сторону гостиной. С одной стороны, ему до безумия хотелось ответить «нет», вдарить дверью этому непрошенному гостю по лицу, бегом добраться до Рудольфа, отдубасить его по первое число, как в детстве, и тоже выставить на улицу, чтобы этому белобрысому придурку больше никогда не пришла идея притащиться без предупреждения и в непрошенной компании, а с другой… В глубине души он знал, что не сможет. Рука не поднимется. Он сдался еще в тот момент, когда увидел этих двоих на пороге, и с этим ничего нельзя было поделать, разве что попытаться выбить из себя всю дурь методичными ударами головой о стену, но Йонге честно сомневался, что это принесет хоть какой-то результат, кроме сотрясения. Он вздохнул. — Ладно, заходи. — Спасибо. Санджай подхватил с пола темную, плотно набитую сумку (и что же напел ему Рудольф, что он так упаковался? что Йонге по доброте душевной позволит пожить у себя в квартире пару месяцев?), прошел в коридор, чуть пригнувшись, чтобы не удариться головой о притолоку, и вдруг опустился на корточки и начал снимать обувь. Йонге уставился на него с изумлением, но вовремя прикусил язык и просто закрыл дверь. Несколько секунд прошло в тревожном молчании: Йонге переминался на месте, Санджай сражался со шнурками на ботинках. «Я требую днк-тест!» — донесся из гостиной женский голос на грани истерики. — Кстати, вы не очень похожи на братьев, — сообщил Санджай, снова выпрямившись и неприятно нависнув сверху. — Если бы мне давали доллар каждый раз, когда мне об этом говорили… — пробурчал Йонге, а потом решил: какого хрена? Если Рудольф решил промолчать по этому поводу, это не означало, что Йонге должен делать из их семейной шарады какой-то большой секрет. — Мы не родные братья. Оба приемные. — М-м… — Санджай кивнул и зачем-то добавил: — Приемная семья — это тоже неплохо. Лучше, чем никакой семьи. — Кому как, — скривился Йонге. Думать об этом ему сейчас не хотелось. Зато, когда они с Санджаем наконец вышли в гостиную, все лишние мысли разом вылетели у него из головы. За ту пару минут, что он топтался в прихожей, Рудольф успел добраться до холодильника и до заныканного в нем пива, и теперь развалился на диване, закинув на него ноги в истоптанных и страшно замызганных кроссовках, пялился в телек и тянул «Будвайзер» с таким видом, будто всегда тут был, и ничего крамольного не происходит. Аккуратистская часть личности Йонге — та, что заставляла его заправлять покрывало под матрас, раскладывать книги по размерам и цветам и никогда не забираться на диван в обуви — завопила дурным голосом. — Рудольф! — О-о-о! — задумчиво протянул Санджай, сбросил подозрительно звякнувшую сумку с плеча на пол и прошёл к окнам. — Так вот на какую квартиру можно заработать на медицинской контрабанде. Не веря своим ушам, Йонге снова обернулся к Рудольфу. Пальцы сами сжались в кулаки. — Руди, что ты ему наплел?! — Ничего такого, — Рудольф невинно хлопнул глазами и сделал мелкий глоток из бутылки. — Только правду. — Какая еще контрабанда?! — пуще прежнего взвился Йонге. Его от макушки до пят пронзил какой-то очень детский страх: попасться и быть наказанным за это. А следом вспотели ладони и пришла адреналиновая горячка. Этот Санджай (если его действительно так звали), мог оказаться кем угодно, хоть агентом ФБР, и Рудольф притащил его к Йонге в дом?! — Ты дебил?! Это незаконно! — Он медленно выдохнул, огромным усилием воли заставив себя разжать кулаки и снова начать дышать. Желание как следует врезать Рудольфу и необходимость соблюдать цивильность перед посторонним грозили порвать его на части. — Твоя бурная фантазия иногда бывает крайне… не к месту. Санджай чуть повернул голову и внимательно наблюдал за ними от центрального окна. Йонге адресовал ему извиняющуюся улыбку. Без практики вышло — как он чувствовал — кривовато. — Простите Руди. Он любит иногда наврать с три короба. Не знаю, зачем. Может, думает, что это смешно. — Так он и в этом солгал? — Санджай скептически выгнул брови. — Конечно, — поспешил уверить Йонге. — Я коммерческий пилот. В основном вожу богачей на их виллы на островах. — А еще — замороженные почки, печенки и селезенки всякого плебса в плавучие клиники в нейтральных водах, — снова подал голос Рудольф и, увидев выражение лица Йонге, рассмеялся. — Да ладно, не надо так нервничать. Санджи — свой парень. К тому же, мы к тебе с деловым предложением. «Это происходит не со мной, — про себя решил Йонге. — Это сон, галлюцинация или плохой трип. Мне надо просто очнуться». Он моргнул один раз, другой, даже тряхнул головой, но Рудольф никуда не делся и по-прежнему занимал диван, нахально подперев голову рукой и глядя на Йонге с невинностью малолетки. — Я не понимаю, в какую игру ты сейчас играешь, Руди. Сначала исчезаешь почти на два года, не звонишь и не пишешь, а теперь внезапно заявляешься с каким-то… мутным типом, мелешь про меня какую-то чушь и еще чего-то… — Эй! — перебил его Рудольф. — Санджи не какой-то «тип»! Мы спим вместе! И если на то пошло… — Ничего не хочу об этом знать! — крикнул Йонге, подняв руки. Руди всегда отличался широтой взглядов, так что, хотя сама концепция Йонге давно не шокировала (тем более, он и сам был грешен), одна только мысль об этих двоих в койке… Его передернуло, и он бросил короткий взгляд на Санджая. — Кстати, извиняюсь за «мутного». И за «типа» тоже. — Ничего, — Санджай примирительно поднял ладонь. Правда, с его габаритами выглядело это все равно угрожающе. — Не очень уважительно, зато честно. — Слушай, Йонге, — снова вклинился Рудольф, — я правда не хотел ничего плохого. Я думал, устроим сюрприз! Семейное воссоединение! Мы втроем посидим, поговорим, съедим ужин, обсудим дела… Тем более, тебе явно нужна компания. У тебя в холодильнике только полуфабрикаты для микроволновки да этот гребаный майонез. Ну и выпивка. Как-то слишком много выпивки… Чудесно. Только этого Йонге и не хватало: Рудольф, отчитывающий его по поводу неправильного образа жизни. — Содержимое моего холодильника — не твоего ума дело! — Да, да, да, — Рудольф лениво отмахнулся.— Но это не проблема! Мы по дороге купили всякий нормальный хавчик, а Санджи умеет делать охренительный бириани. Чесслово, лучше, чем минет. Санджи! — он обернулся к здоровяку. — Давай, продемонстрируй моему неверующему братцу секреты царской кухни! — Это можно, — неожиданно легко согласился Санджай, буквально в два движения снял куртку, закатал рукава рубашки, открыв мощные, покрытые татуировками предплечья и посмотрел на Йонге. — У тебя найдется глубокая сковородка? Ну или небольшая кастрюля? *** Неведомый «бириани» и впрямь оказался хорош, хотя не содержал даже следов мяса. Взамен в нем наличествовала туча зелени и кусочков какой-то непонятной, пусть вкусной, но странно волокнистой хрени, которую Йонге так и не смог распознать (в этом прослеживалось явное влияние Рудольфа на выбор ингредиентов). Помогать себе Санджай запретил и выпер Йонге из его собственной кухни, едва заполучив вожделенную сковородку с кастрюлей. Оставалось только ретироваться обратно в зону гостиной и посматривать оттуда за тем, как он моет руки, шуршит какими-то упаковками, набирает воду из-под крана, а потом ловко и сосредоточенно что-то режет, варит и жарит. Позже, уже за столом, Йонге предпринял несколько безуспешных попыток выцыганить у Санджая рецепт, но тот горделиво отказался, пояснив только, что это семейный секрет. Возразить на это было нечего, поэтому пришлось доедать молча, по возможности игнорируя Рудольфа. Оставшись наедине, они предсказуемо разосрались пуще прежнего, и теперь Руди то и дело бросал на него многозначительные взгляды, работая ложкой так, будто от этого зависела его жизнь. Йонге с сожалением посмотрел на свою порцию: когда он доест, им снова придется разговаривать… В этом не было ничего нового. Тактика уламывания в исполнении Рудольфа не менялась уже лет двадцать: если не помогали простые уговоры, он лез драться, а если не помогала драка, начинал ныть. Уговоры уже были испробованы, на мордобой при постороннем он так и не решился, так что наставал черед нытья. Его предчувствие зависло над столом черным облаком, и Йонге сам себе удивился: неужели он настолько мазохист? Эта история повторялась из года в год: оказавшись на одной территории, они почти сразу начинали ссориться, после чего провоцировали действительно серьезный конфликт, били друг другу морды и предсказуемо разбегались. Снова оставшись в одиночестве, первое время, Йонге испытывал по этому поводу только облегчение, но дальше, к собственному стыду, иррационально начинал скучать. Впрочем, ровно до того момента, как брат врывался в его жизнь снова, и этот безжалостный, убивающий остатки нервов цикл повторялся по накатанной. Что в такие моменты руководило Рудольфом: ненависть или какое-то извращенное чувство ностальгии по временам, когда им волей-неволей приходилось делить одно жилое пространство, как плохо бы от этого ни было — Йонге не знал и знать не хотел. Слишком уж было от себя противно… Он мог прекратить это безобразие в любой момент, еще когда им было по восемнадцать, но не прекратил до сих пор. Почему? Почему все, что было связано с братом, превращало его в наполненную соплями и ностальгией тряпку? Он медленно отставил тарелку, открыл для себя банку пива и мысленно приготовился. Пиздеж Руди можно было воспринимать только на полный желудок и в слегка поддатом состоянии. Рудольф отзеркалил его движения, откинулся на спинку стула и даже приоткрыл рот, но вместо него вдруг заговорил Санджай: — Давайте обсудим дела? Йонге поморщился. Грудь кольнуло разочарованием, а в голове будто заскрипели шестерни. Все это было неправильно. На ум невольно пришел прошлый эпизод в этих же декорациях: подружка Руди была гораздо болтливее и раздражала куда больше, но зато не лезла куда не надо и не рушила привычную схему их семейной ссоры. Нет, все-таки он был неисправим… Йонге раздраженно постучал пальцами по столу и резко бросил: — Валяй. Если это окажется какая-нибудь очередная афера, он просто выставит их за дверь. А потом переедет и не даст Рудольфу свой новый адрес. Никаких больше сомнений и идиотских переживаний. Баста. С него хватит. — Группа, которую я представляю, — тем временем заговорил Санджай, — нуждается в опытном пилоте, который сможет аккуратно, регулярно и без лишнего шума переправлять кое-какие грузы для наших друзей по эту сторону границы. — Он прервался, глядя на то, как Йонге медленно оседает на своем стуле, и почти мягко добавил: — Разумеется, мы готовы щедро оплачивать такие услуги. — И что же это за грузы? — сквозь зубы осведомился Йонге. Хотя уже знал ответ. Самым жутким было то, что, на самом деле, он не был так уж сильно удивлен. Вместо ответа Санджай продемонстрировал многозначительную ухмылку, и это стало последней каплей. — И кто же эта ваша так называемая «группа»?! Хотя, нет, постой. Дай угадаю? Синалоа? Медельин? — Йонге перевел взгляд на Рудольфа. — Кого ты притащил ко мне в дом, Руди?! — Зачем так психовать? — Рудольф недовольно изогнул губы и сложил руки на груди, словно пытаясь отгородиться от его гнева. — Я привел к тебе человека с деловым предложением, вот и все. — С деловым предложением?! — на мгновение, Йонге даже потерял дар речи. Задохнулся, так что голос резко уехал вверх. — Ты хочешь втянуть меня в наркотрафик! — Ну да. И что? — Рудольфу хватило смелости на то, чтобы презрительно фыркнуть и уставиться Йонге в глаза. — Это ничем не отличается от того, чем ты уже занимаешься! — Не лезь, куда не просят! — Гнев толкнул Йонге вверх, и он навис над столом, упершись в него кулаками. — Ты не понимаешь, что мелешь! Это не одно и то же! — Нет, одно! — Рудольф тоже вскочил, и они едва не столкнулись лбами. — И ты сам об том знаешь! — Нет! — Да! Гнев исказил его лицо, сделав гораздо моложе. На щеках вспыхнул румянец. Если смыть этот идиотский загар и постричь по-прежнему, будет видно, что эта яростная краснота забирается даже под линию роста волос… Йонге отшатнулся. — Что ты опять возомнил, Руди? Что нам снова по пять лет, и если ты сломаешь что-то, что мне дорого, а я побью тебя за это, на твои вопли прибежит мамаша, чтобы поставить меня в угол, а тебе дать шоколадку?! Ты не понимаешь, что это давно не так?! Что все это — не какая-то дебильная игрушка, это моя жизнь! В чем дело?! Ты настолько сильно меня ненавидишь?! Так же резко, как появилась, вся краска мигом слетела с его лица. Кажется, настолько растерянным Йонге видел своего так называемого братца всего один раз: в тот день, когда заявил, что съезжает из дома и собирается служить по контракту. — Ты что, совсем… — начал Рудольф. — Я же говорил, — вдруг перебил его Санджай и снова будто вбил между ними клин, — эль, но ло ва, а фер. Эль, но эс эсе типо де омбре. Рудольф гневно зыркнул в его сторону. — Но! Эль эс буэно! И когда Санджай закатил глаза, повторил громче: — Эль эс буэно! Санджай выразительно взмахнул рукой, а Йонге понял: этой передышкой надо пользоваться. Если он хочет что-то сделать, то делать это надо сейчас. — Слушайте, вы оба, — он выпрямился во весь рост и попытался охватить парочку взглядом, но обращался все же больше к Санджаю, как к самому проблемному элементу. — Мне осточертели ваши намеки, и меня не интересуют ваши предложения. Так что спасибо за ужин, но лучше собирайте свои манатки и валите отсюда. Или мне придется вас выставить. Изменения, творившиеся с будто высеченной из камня рожей Санджая, происходили постепенно: сначала выгнулись кустистые брови, потом дрогнули и медленно разъехались уголки широкого рта и, наконец, темную, покрытую то ли веснушками, то ли пигментными пятнами, кожу на щеках прорезали тонкие лучики морщин. Все вместе выглядело так, будто Санджай прикидывал, каким мясцо Йонге будет на вкус. И будь он лет на десять помладше, то наверняка бы обосрался и дал деру. Но сейчас Йонге даже бровью не повел: подобные демонстрации, даже в исполнении подобных типов его уже давно не пугали. Он на своей шкуре уяснил нехитрые правила бандитских разборок, главное из которых гласило: кто первый дернется, тому и ствол в хлебало. А ствол у него был. И не один. Ближайший — прямо под столешницей. — Как это на тебя похоже! — Тон Рудольфа был настолько искренним, что Йонге даже на секунду поверил, что тот действительно просто обижен и не понимает, что происходит. — Никого толком не выслушать, не дать объясниться, а просто наорать и выставить за дверь. И кому после этого пять лет?! — А мне не надо ничего выслушивать или объяснять! — огрызнулся Йонге, впрочем, не переставая играть с Санджаем в гляделки. И, о чудо, тот первым ответ взгляд! Йонге с облегчением посмотрел на Рудольфа: — Просто свыкнись с несколькими простыми фактами: меня не касается, чем ты занимаешься, а чем занимаюсь я — не должно касаться тебя. Не лезь не в свое дело и не заявляйся ко мне в дом без приглашения. А возможно, Рудольф и правда не прикидывался. Во всяком случае, от этих слов его аж перекосило. — Ну да. Конечно! Мы же с тобой совсем не братья, так? — Не совсем братья, — поправил его Йонге. — Даже не представляете, — вдруг подал голос Санджай, — какое количество порнографии начинается с этой фразы. Тут Йонге почувствовал, что перекашивает уже его. — Не сомневаюсь, что ты в этом деле — эксперт. — Не совсем, — снова ухмыльнулся, Санджай, — но я готов учиться. Терпение Йонге лопнуло так, что почти зазвенело в ушах. — Все, — сказал он, указывая пальцем в сторону двери, — на выход. — И ты вот так выставишь нас на улицу на ночь глядя? — Рудольф округлил глаза. — Я уверен, что вы сможете позаботиться друг о друге, — съехидничал Йонге. — И что у вас хватит денег на отель. Или на ночевку у ваших так называемых… — он нарисовал в воздухе кавычки, — «друзей по эту сторону границы». — Вот видишь, — сказал Санджай, с грохотом отодвинул стул, встал, снова превратившись в самый угрожающе высокий предмет окружения, и небрежным жестом отряхнул брюки. — Я же говорил. — Да, ты говорил, — буркнул Рудольф, тоже отталкивая стул ляжкой и на ходу взъерошивая жутко отросшую шевелюру. — Может, мы и правда зря гнали сюда дольше суток… При этом он хмурил лоб, трагически заломив брови, и это была такая дешевая, такая примитивная в своей очевидности манипуляция, что Йонге со стыда хотелось закрыть лицо руками. Но все же… — Слушай, извини. Я правда не хотел ничего такого, — Рудольф, заглянул ему в глаза. — Я вечно все порчу, да? Жизнь явно его ничему не научила. — Одна ночь. — Это был определенно его голос: он чувствовал, как шевелятся губы и вибрируют в горле связки, но почему-то все равно до конца не верил, что говорит это. — А утром вы сдрисните и забудете про этот адрес. И, глядя на то, как Рудольф натурально светлеет лицом, добавил: — Какой тебе от этого прок, Руди? Ты же понимаешь, что я не передумаю утром? — Возможно. — Рудольф пожал плечами. — Но ты ведь сам сказал: мы не виделись почти два года. *** После недолгих дебатов было решено расположить Санджая на диване, на котором тот еле поместился. Рудольф же с подозрительной легкостью согласился переночевать в армейском спальнике на полу, гордо заявив, что ему, в отличие от некоторых, такой способ отдыха привычен. Санджай все это время пытался недвусмысленно намекать, что куда рациональнее было бы расположить кого-нибудь на кровати Йонге, но когда они с Руди шикнули на него вдвоем — заткнулся, и Йонге наконец смог отправиться в кладовку за спальником. Кладовка представляла собой неуклюжее нагромождение коробок, разобрать которые у него вечно не хватало ни времени, ни желания. Оглядев эту вечно разрастающуюся груду барахла, которая кочевала с ним из квартиры в квартиру, Йонге страдальчески вздохнул. Те, что приехали аж из Сан-Антонио и были гневно подписаны когда-то черным, а теперь уже совсем посеревшим маркером: «Халупа!» — истерлись по краям, грозясь вот-вот развалиться. Скотч на них пожелтел и местами отстал… Давно надо было что-то с ними сделать — может, даже выкинуть, не открывая — но трогать эту часть своей жизни Йонге не хотел. Да и пришел он сюда совсем за другим. Распихав часть коробок ногами и убедившись, что армейская среди них отсутствует, Йонге обреченно воззрился на верхнюю часть кособокой пирамиды. Откуда у него вообще столько вещей? Надо выкинуть все к чертовой матери! Не задумываясь! Рудольф же вон как-то живет? Вечно на ногах, нигде не задерживается, а из личных вещей у него только бумажник с фотокарточкой их приемной мамаши… Решительно засучив рукава, Йонге сунулся наугад, передвигая коробки и попутно прокручивая в голове эту странную мысль: Рудольфу же действительно важна вся эта херня — семья, дом, знакомые вещи… а хламом обрастает почему-то не он, а Йонге. Почему? Но тут наверху показалась знакомая наклейка и, возликовав, Йонге мигом забыл о всякой посторонней чуши. Немного расчистив пространство для маневра, он аккуратно потянул армейскую коробку на себя, и вдруг оказался в центре игры в «Дженгу»: картонная пирамида дрогнула и начала заваливаться прямо на него. Он попытался отступить, но было уже поздно: часть верхних коробок с грохотом свалилась прямо Йонге на голову. При этом, одна из них раскрылась, и на него буквально вылился небольшой водопад из дискет, каких-то бумаг, ручек, скрепок… — Твою мать! — ругнулся Йонге, и тут же ему в макушку врезалось что-то металлическое и тяжелое, оказавшееся степлером. Йонге коротко взвыл и согнулся, держась за голову. — Эй! Тебе нужна помощь? — раздался из-за двери голос Рудольфа. — Себе ее окажи! — рявкнул Йонге, потирая ушибленное место. Он был уверен, что заработал шишку. За дверью подозрительно зашуршали, но Рудольф благоразумно промолчал. Йонге подождал еще пару секунд, пока почти режущая боль в макушке не превратилась в неприятную, равномерную пульсацию, медленно открыл глаза и с удивлением обнаружил, что армейская коробка выкатилась ему прямо под ноги. Он остервенело содрал с нее бумажный скотч и начал перебирать содержимое. Рамка одного из дипломов разбилась то ли сейчас, то ли во время последнего переезда, и мелкие стеклянные осколки были повсюду: на кителе парадной формы, на деревянном ящике с иракскими трофеями, на кожаной коробке с иракской же медалью, и даже на засунутом на самое дно спальнике… Взгляни он на эти вещи еще лет пять назад, наверняка испытал бы острый приступ ненависти. Сейчас же его моральные ориентиры сместились настолько, что в груди даже ничего не дрогнуло. Разве что, стало немного обидно за бездарно потраченные несколько лет. Зато теперь он умел летать на всем, что способно подняться в воздух. Интересно, а где сейчас форма Рудольфа? В похожей коробке на чердаке дома в Сан-Антонио? Впрочем, думать об этом не хотелось. Вообще. Никогда. Если бы у Йонге вдруг появилась такая возможность, он с удовольствием избавился бы от всех детских воспоминаний, но, увы… Торопливо распинав коробки так, чтобы можно было приоткрыть дверь, он протиснулся в образовавшуюся щель, всучил слегка ошарашенному Рудольфу спальник и поспешил обратно в гостиную. Ему предстояло еще одно неприятное дельце: очистить тайники с оружием и перетащить все стволы и патроны в спальню. Просто так, на всякий случай. Решившим у него заночевать говнюкам он не доверял. *** Йонге в десятый раз перевернулся с бока на бок, открыл глаза и протяжно вздохнул. Сон не шел, присутствие двух людей в соседней комнате прямо через стенку давило на нервы, и успокоить их просто дыхательными техниками не получалось. Йонге бросил взгляд на часы, на мерцавшие на них цифры: 3:42 — и вздохнул еще протяжнее. Принять таблетку снотворного и наконец отключиться было заманчиво, но позволить себе такую слабость он не мог. Кто знает, что творится в головах у парочки за стеной? Вдруг, стоит ему уснуть, и его придут убивать? Или, еще хуже… Будто в подтверждение этой теории, у двери подозрительно зашуршали. Йонге мигом сел, сунул руку под матрас и нащупал засунутый туда пистолет. Шорох повторился, послышались приглушенные голоса. Йонге разобрал только короткое: «Ладно!» — прежде чем скрипнул замок. — О. Ты не спишь. — Взъерошенного и завернутого в незнакомый плед Рудольфа, кажется, нисколько не взволновала наведенная на него мушка прицела. Он захлопнул дверь и решительно прошлепал к кровати. Йонге недовольно засопел и убрал ствол. — Чего тебе? — Тоже не могу спать, — Рудольф пожал плечами и будто невзначай приземлился на край матраса. Йонге сдвинул брови. — Вас там двое таких. Вали обратно, пока не выставил. — Ладно, признаюсь! — Рудольф ловко забрался на кровать с ногами и сразу же нивелировал значимость этого движения, подняв руки и кривовато усмехнувшись. — В спальнике неудобно, спина отваливается. Я стал слишком стар для такого дерьма. — Ну так потесни соседа, — Йонге ухмыльнулся в ответ, про себя недоумевая: что делать дальше? Больше всего хотелось схватить Рудольфа за шкирку и выпихнуть его обратно в гостиную, дав пинка на дорогу. Но Йонге понимал, как это выглядело бы со стороны: жалко. Как будто он струсил и до сих пор не может перебороть то, что случилось между ними два года назад. Он не мог себе это позволить. Значит, придется терпеть. — Я пробовал, — признался Рудольф. — Но он меня выгнал. — Не мои проблемы. — Йонге пожал плечами. — Вы сами хотели ночевать тут, а не в гостинице. — Да ладно тебе! — Рудольф склонил голову к плечу и захлопал глазами. — Потеснись немного! Смотри, я даже принес свое одеяло! Он затряс пледом, посылая в сторону Йонге волну пыли и какого-то странного запаха, от которого сразу невыносимо зазудело в носу. — Эй! Кончай! — Йонге попытался загородиться руками, но все-таки не выдержав, чихнул. — Прекрати! — Второй чих накатил сразу вслед за первым. — Ну так я могу остаться? — невинно поинтересовался Рудольф. Йонге медленно потер переносицу и прислушался к ощущениям. Опасность третьего чиха кажется миновала, но нос заполнили сопли, и взгляд Рудольфа вот-вот должен был просверлить в нем дырку. — Ладно. — Он громко хрюкнул, втягивая сопли и пытаясь за таким маневром скрыть неловкость. — Только больше не тряси этой чертовой тряпкой. В полумраке странный узор на пледе казался почти черным, но Йонге догадывался: стоит включить лампу, и тряпка окажется вырвиглазно-цветастой. — Откуда она у тебя вообще? — Подарок матери Санджая! — с внезапной гордостью в голосе объявил мостящийся к нему поближе Рудольф. — Между прочим, знаешь, у него такая клевая родня!.. — Нет! Стоп! Ничего не хочу об этом знать! — Ладно-ладно, — Рудольф хохотнул. — Молчу. Он повозился еще немного, пристраиваясь на другой половине кровати, но потом накрылся дурацким пыльным пледом, заложил руки за голову и затих, всем своим видом выражая чистоту помыслов и умиротворение. Йонге удивленно уставился на него сверху, но тут его нагнал новый приступ неловкости, и он поспешил улечься и повернуться к Рудольфу спиной. В наступившей тишине стало слышно его размеренное, чуть посипывающее дыхание (давний подарок от иракской кампании), и этот звук вдруг показался Йонге таким умиротворяющим… Тело наконец начало наливаться приятной тяжестью, глаза закрывались сами собой, и Йонге уже почти провалился в сон, когда услышал: — Эй, Йонге… Слышь? Не уснул еще? Сил хватило только на то, чтобы недовольно замычать. — Знаешь, о чем я сейчас вспомнил? — Рудольф как всегда предпочел не заметить его страданий. — Помнишь, когда меня только привезли домой, я боялся спать один и все время забирался к тебе в кровать? А мама приходила, ругалась, давала нам по задницам и уносила меня на место? Йонге встрепенулся. Всю приятную сонную тяжесть как рукой сняло. — Это так странно… — тем временем продолжал Рудольф, — столько лет прошло, а у меня до сих пор чувство, как будто она сейчас зайдет и выгонит меня. Тупо, да? Йонге скрипнул зубами. — Как по мне, тупо продолжать называть ее матерью. Несколько мгновений Рудольф молчал, но потом зашуршал, переворачиваясь. — Почему? Она же нам мать? Йонге закатил глаза. Сколько раз они ссорились и даже дрались из-за этого вопроса? И вот, Рудольф снова зачем-то его поднимает… — Она была просто женщиной, которая решила, что взять на воспитание двух несчастных европейских детишек — выгоднее, чем ходить на работу. Вот и все. — Но у нас появился дом. — Этого мало! — отрезал Йонге. — Это ее не оправдывает! — Все потому, что ты помнишь своих настоящих родителей братишка. — Рудольф хмыкнул, явно наслаждаясь произведенным эффектом. — А я — нет. Йонге прикрыл глаза и заставил себя медленно сделать вдох и выдох. Но от вопроса все-таки не удержался: — Зачем ты все время это делаешь? — Что именно? — в тоне Рудольфа сквозила ухмылка. — Бесишь меня. — Не знаю… — Рудольф зашуршал, переворачиваясь. — Так проще, наверное. А может, хочу убедить себя в том, что надо держаться от тебя подальше… Он снова заткнулся, явно обмозговывая что-то: Йонге чувствовал его взгляд затылком. Рудольф со свистом втянул воздух сквозь зубы и наконец продолжил: — И, знаешь, я все время думаю про это… про Фелисити, про нашу последнюю ссору… — Матрас качнулся, Рудольф резко прижался к Йонге сзади. — Я хочу повторить. Йонге даже не думал: рука согнулась сама, и он резко, без замаха ударил брата по ребрам. Рудольф охнул и схватил Йонге за горло. — Да ладно, — он выдохнул Йонге прямо в ухо, — зачем злиться? Тебе же понравилось… Йонге взревел, крутанулся, пытаясь стряхнуть с себя чужую тушу, и они оба свалились с кровати. По приземлении он пребольно ушиб локоть, но Рудольф, кажется, пострадал сильнее. По крайней мере, на то, чтобы вскочить на ноги у него ушло больше времени. Йонге пережил краткий миг беспокойства, тут же задавленный гневом. — Какого хрена?! — заорал он, невольно принимая боевую стойку. — Ты совсем мозгами повернулся?! — А что? — Рудольф шмыгнул носом и отзеркалил его движения. — Я соврал? Или тебе просто стыдно? Йонге кинулся на него с ревом, но Рудольф блокировал удар коленом и врезал Йонге головой, так, что в глазах на мгновение сделалось совсем темно. Йонге пошатнулся, но, не теряя времени, влепил ему кулаком по роже. Рудольф отшатнулся и схватился за челюсть. — Сука! На Йонге уже в который раз нахлынуло резкое ощущение дежа вю: два года назад они точно так же стояли друг напротив друга. Правда тогда, дело было днем, и между ними с криками металась рыжеволосая девица, от упоминания одного имени которой у Йонге до сих пор холодело в животе: Фелисити. Если бы он тогда не напился, если бы не поддался на уговоры Рудольфа трахнуть ее вдвоем… — Ты это начал! — рявкнул Йонге. Рудольф фыркнул, отбрасывая назад загородившие лицо отвратительно длинные волосы. — Мы оба это начали, братец. Мы оба. Кто из них дернулся первым, Йонге так и не понял, но врезали они друг другу одновременно. А потом, еще раз. И еще. Йонге захватил странный азарт, какого он не испытывал, наверное, с детства: как много ударов они смогут нанести, пока их не прибегут разнимать или кто-то отключится. В какой-то момент, одна из подсечек Рудольфа все-таки сбила его с ног, и они повалились на пол, впрочем, не переставая друг друга мутузить. Йонге как раз хотел заехать ему под челюсть, но тут Рудольф вдруг замер и сказал очень ясным голосом: — Так. Хватит. Йонге машинально отпустил длинные патлы, и Рудольф слез с его бедер, попутно задев бедро Йонге каменным стояком. Но и у самого Йонге красовался похожий, поэтому вопрос о его наличии у брата он предпочел опустить. — Бля… — сказал Рудольф, привалившись спиной к стене и этим простым высказыванием выразив испытываемую, похоже, ими обоими сложную гамму чувств. — Бля, — согласился Йонге, усаживаясь рядом. Все болело, но он чувствовал себя странно живым. И Руди… Как будто, что-то неправильно вбитое между ними вдруг встало на место: никто не пришел их разнимать, они остановились сами. Йонге бросил взгляд на терявшийся в полумраке профиль, увидел темную ссадину на изначально прямом, а после Ирака — слегка с горбинкой носу, и его вдруг осенило. — Почему ты все время таскаешься за мной? Поперся на службу, хотя всегда презирал армию, а теперь, к этим бандитам… Зачем? — М… — Рудольф отвлекся от облизывания разбитых о скулу Йонге костяшек и коротко на него глянул. — Не знаю. Это как ненависть, только наоборот. И я так привык к этому, что когда тебя нет, мне этого не хватает. У тебя же так же? Йонге задумался. — Не знаю. Наверное. — Он уставился в потолок. — Но бандиты… Ты дебил, Руди. — Сам такой. — Да, — нехотя признался Йонге, — сам. Ему вдруг стало любопытно: какой была бы жизнь Рудольфа, если бы их приемная мамаша выбрала бы вместо него какого-то другого ребенка? И что если во всем виновата даже не она, а сам Йонге? Что если это он и червоточина на том месте, где у нормальных людей сердце — испортили Рудольфу жизнь? Тогда надо было срочно все исправить. — Знаешь, ты мог бы просто попросить у меня денег на мастерскую, — щедро предложил Йонге. — Сидел бы там, перебирал свои любимые железяки… — О, да. Я мог бы… — Рудольф хмыкнул и вдруг привалился к нему и пристроил голову у Йонге на плече. Йонге автоматически повернул голову и понюхал его волосы. Пахло потом, немного пылью и… Рудольфом. — Знаешь, я кое-чего понял. Кажется, мне нравится ненавидеть тебя наоборот, братец. Так жить как-то веселее, что ли. А тебе?.. Меня?.. Йонге чувствовал, что, на самом деле, этот вопрос совсем о другом. Или, точнее, не совсем об этом. Но… Он вздохнул и пристроился на макушке брата щекой. — Да. Мне тоже.