Испорчена

Когда в шикарном гостиничном номере она с очень серьезным лицом говорит «Давай сделаем это», сначала Дик думает, что ослышался. Но халатик ее, под которым, похоже, кроме маленьких трусиков ничего нет, намекает, что со слухом у него все в порядке. — Мы встречаемся уже полгода, — Затанна немного нервно скрещивает руки на груди. — И… я думаю, что готова. Да, определенно. В голове у него вихрем вспыхивают тысячи мыслей, тысячи картинок, в которых он опрокидывает ее на постель, словно в видео, которые иногда смотрит украдкой так, чтоб не спалил Брюс, и они делают это громко, бурно и горячо. Во всяком случае, он уж точно готов распрощаться с собственной девственностью, готов на все сто даже только от одной мысли об этом. Даже слишком готов и радостно сходу запускает руки ей под халатик, сжимает упругие, гладкие бедра, трогает груди. Почти незаметно она дергается. Не сопротивляется, не пытается его оттолкнуть, но застывает как деревяшка, когда он укладывает ее на кровать, и даже послушно сама раздвигает длинные, стройные ноги. А еще у нее, обычно решительной и храброй, почти испуганный взгляд, и это некисло коробит. — Ты точно уверена, Зи… — с трудом выдавливает он из себя. — Ой да ладно. — смеется она. Только плечи напряженные, угловатые, и руки вцепились в ткань на груди, как будто подсознательно она ждет, что халатик сейчас будут срывать с нее силой. — Я же знаю, что ты только об этом и думаешь последние три месяца. — Неправда! — нарочито обиженно возмущается Дик и даже не врет. Вообще-то он думает об этом все последние полгода, потому что боже, как можно касаться даже через одежду ее тела, ее теплой кожи, мягких полных грудей, целовать податливые губы, ощущая как вся она отзывается в ответ, и не думать о большем. Особенно, когда им по шестнадцать, он влюблен в нее по уши, и гормоны просто из этих самых ушей лезут. — Пойду лучше в душ. — берет он таймаут. На ее слишком серьезном лице проступает нечто обидно похожее на облегчение. Даже когда они валяются на диване у нее дома, она кажется более чувственной. Позволяет ему уже многое, дышит глубоко и часто, когда он с упоением целует ее тонкую шею и ключицы, и чувствительное местечко под ухом, и не злится, когда от губ и зубов его на коже остаются красноватые следы. Иногда она даже не сводит их потом своей магией, осторожно трогает пальцами глядя в зеркало и смеется чуточку смущенно. С затуманенными глазами, с горящими щеками и припухшими от поцелуев губами она такая красивая, что по возвращению домой он надолго закрывается в ванной и даже это не помогает избавиться от мокрых снов. Слишком отчетливо помнится теплота ее рваного дыхания на его коже и мягкая даже через одежду округлость грудей с чувствительным, твердеющими от прикосновений его пальцев сосками. От желания потрогать их языком и услышать ее тихие стоны и частые выдохи у него крышу сносит. Все мысли неизбежно стекаются на уровень колом стоящего члена так что ни о чем думать больше пока не выходит. И в один момент Дик даже почти злится и обижается, потому что ну зачем предлагать если не хочешь, если я тебе неприятен, и вообще ты считаешь меня озабоченным придурком. Но потом почему-то думает, что, кажется, повел себя именно так. Как озабоченный, эгоистичный говнюк. А Зи испугана и растеряна, и это неправильно. Слишком отчетливо он уже знает — какой нежной, чувственной и податливой она может быть. А вот этого всего через силу не надо. Медленно Дик выкручивает холодную воду на максимум и мучительно терпит, пока в голове не проясняется и не созревает примерный план. — Думаю, с этим лучше не стоит спешить. — говорит он выходя из ванной в джинсах и футболке, как заходил. — Как-нибудь в другой раз. — Но я думала сделать тебе приятно. Я хотела, правда хотела, и даже номер сняла… — бормочет она неловко, и поднимает на него виноватые глаза. — А потом испугалась. — Эй, я подожду столько, сколько будет надо. — мягко обнимает Дик ее за плечи и целует в кончик носа. Ее груди, едва прикрытые халатиком, прижимаются к его груди, когда она обнимает его в ответ. Затанна вздыхает виновато и глубоко, ее теплое дыхание щекочет ему шею над воротом футболки. Холодной воды хватает ненадолго. Интересно, нужен ли будет Бэтмену Робин со стертыми по плечи руками? Со смешком Дик роняет ее на необъятную, слишком мягкую для сна кровать, и прежде чем Затанна успевает испугаться снова, поспешно обещает. — Ничего из того, что ты не захочешь сама. — шепчет он ей на ухо, обводя языком маленькую золотую сережку, отчего Затанна вздыхает снова и облизывает и так влажные губы. — Не больше, чем обычно, ок? — Только футболку сними. — вдруг выпаливает она. С игривой улыбкой Дик пожимает плечами. — Ваше желание — закон, миледи. Ему стесняться нечего, хотя на фоне таких качков как тот же Супербой или Аквалэд он все еще выглядит по-мальчишески худощавым, сколько не пропадай в зале. Ребра выступают стиральной доской, запястья хоть и широкие, но все равно тоже худые. Любопытные, осторожные ладони скользят по его груди, по животу, словно невидимые узоры рисуют. Халатик чуть распахивается, когда, устроившись сверху, она склоняется ниже, и от вида ее полуобнаженных грудей он невольно сглатывает слюну. Конечно же, Зи замечает: в голубых глазах просыпается веселая чертовщинка, а дурацкая, напряженная серьезность эта как перед важным экзаменом или очередной миссией, наконец, тает. Так определенно лучше, когда она улыбается. Больше похоже на веселую, приятную игру. Быстрый поцелуй обжигает ключицу, острые ногти неспешно проходятся по его груди с нажимом, оставляя белые полосы. По коже словно разряд проходит, отдаваясь еще большей тяжестью внизу живота. Чуть склонив голову, она наблюдает за его реакцией. Ерзает, устроившись у него на бедрах, то и дело задевая твердую выпуклость у него в паху. В какой-то момент ему даже кажется что она делает это уже нарочно. Из любопытства, и потому что ей нравится поддразнивать его — а судя по румянцу на скулах, кажется, и себя саму заодно. — Может мне их тоже снять, Зи? — с лукавством и вызовом самую малость Дик поддевает свои джинсы за пояс большими пальцами. И с таким же вызовом она вдруг смеется. — Ну и снимай. Впрочем, когда Дик остается в одних черных боксерах, решительность ее быстро превращается в смущение. С осторожным любопытством Затанна долго разглядывает его, притушив жадный взгляд темной бахромой ресниц. Под ее взглядом член становится еще более твердым и отчетливо выделяется под тонкой тканью боксеров. Внезапно она ведет по нему пальцем, теплым даже сквозь ткань, и не, сдержавшись, Дик стонет сквозь стиснутые зубы. — Прости. — испуганно отдергивает она ладонь, как будто обжегшись. — Больно, да? Боже, она такая милая и такая невинная, что это просто сводит его с ума. Но следующий же вопрос заставляет Дика залиться краской ото лба до самой шеи. — Ты ведь это делаешь? Сам… Подавившись воздухом, он яростно мотает головой. — Нет! — А… как ты это делаешь? Зи внимательно и выжидающе смотрит на него своими огромными голубыми глазами-незабудками, словно реально ждет обстоятельного рассказа о том как он занимается самоудовлетворением в одинокой тишине своей ванной комнаты. С трудом уже соображая что делает, он молча сжимает свой член сквозь ткань боксеров и медленно начинает двигать рукой. Щеки Затанны полыхают алым, влажные губы приоткрываются, но взгляд она не отводит. Напротив, смотрит почти завороженно, как он вздрагивает и кусает губы, как влажное пятно на боксерах становится заметнее, а на лбу у него проступают капельки пота. — Ты думаешь обо мне, Дик, когда делаешь это? В ее мягком голосе звучит отчетливая хрипотца, от которой по телу его прокатывается огненно-сладкая волна возбуждения в такт движениям руки. Сердце колотится о ребра так, словно вот-вот проломит. — Да… — кивает Дик честно. — Каждый раз. Только бы она теперь не спросила, что именно он думает. Потому что уж в фантазиях он позволяет себе все, что в реальности вряд ли бы решился ей предложить. Ее влажная, горячая ладошка вдруг накрывает его сжимающую член руку, быстро перенимает ритм и вскоре уже она сама все увереннее водит пальцами вверх вниз, оставляя Дику лишь послушно толкаться бедрами навстречу да тихо постанывать. Тонкие, ловкие пальцы на темной ткани его боксеров гипнотизируют, легкие словно вот-вот разорвутся от добела раскаленной тяжести в груди. Он даже не сразу осознает, что да, Зи делает это, боже, в первый раз кто-то делает это кроме него самого, и это настоящая, реальная, живая Зи, а не какая-нибудь очередная его фантазия. Реальность происходящего накрывает его лавиной, от которой он задыхается, одновременно Затанна чуть сильнее сжимает пальцы, и это больше чем он сейчас может выдержать. Все тело размазывает сладкой судорогой, и почти скуля от удовольствия он долго кончает в ее все еще неразжатую ладонь. Молча Затанна смотрит на него округлившимися глазами, потом — на мокрое пятно на его трусах и свою такую же влажную руку. Когда она машинально сует себе в рот испачканный палец, от зрелища этого Дика скручивает снова последней волной удовольствия. Оглушенный, он кое-как утыкается мокрым лбом ей в теплое плечо, с которого сполз халатик; ноги как ватные, руки не слушаются. — Боже, Зи, я чуть не умер, но умер бы счастливым. — бормочет он бессвязно. — Так хорошо… Если бы ты только знала, как хорошо. Продышавшись, он находит в себе силы доползти до ванной и вернуться уже в одном полотенце на бедрах. — А ты можешь… — все-таки не выдерживает Затанна, покусывая и так яркую нижнюю губу. — Мне… На ее раскрасневшемся лице остатки смущения еще мешаются с жадным, острым любопытством. Тем самым любопытством, что сгубило кошку. — Все что угодно, Зи. — смеется он, — Для тебя — все, что угодно. В этот раз он уже не совершает прежних ошибок: не спешит, не давит, не пытается получить от нее все и сразу. Прежде чем осторожно спустить халатик с ее плеч, отвлекает ее поцелуями, пока взгляд ее не туманится. Кто не спешит — тот получает больше. Пальцы его легко касаются обнаженной кожи, от невинного прикосновения к шее, к тонким ключицам и ложбинке между грудями к более откровенным. Потом губами, так же не спеша, шаг за шагом сдвигая грань допустимого между ее застенчивостью и страхом, пока Затанна, почти полностью обнаженная, горячая как печка, распростертая по постели, сама не начинает тянуться за ласками. О, и это едва ли не слаще, чем испытывать удовольствие самому. Если поначалу она делалась напряженной стоило ему лишь потрогать рукой ее грудь, теперь же лишь тихо постанывает с плотно закрытыми глазами и запускает пальцы ему в волосы, когда он делает тоже самое языком. На ее напряженных сосках остаются влажные следы его поцелуев, он спускается губами ниже по ее животу, и, но когда он стягивает с нее крошечные трусики, Затанна широко и испуганно открывает глаза, словно проснувшись от сладкого сна. — Не надо, Дик. — она приподнимается на локтях. — Давай в другой раз, хорошо? — В другой так в другой, — соглашается Дик покладисто, прежде чем подсунуть ей под бедра подушку и осторожно, но настойчиво развести ее судорожно сжатые колени. Под первым прикосновением его рта она вздрагивает как от удара током, смущенно и бессвязно просит его перестать, вцепляется в плечи. — Дай мне пять минут, а потом, если захочешь, я больше не буду. — с любопытством облизывается он, так чтоб получше распробовать ее на вкус. — Брось, малышка. Это не больно, это даже не настоящий секс. На самом деле он только в порнушке видел как делают такие штуки, и она уже немного влажная, и пьяняще-терпко-солоноватая и еще чуть-чуть пахнет мылом и чистотой. А от мысли что никто и никогда не трогал ее так, в голове у Дика немного мутится, а член уже снова становится твердым. Скулы Затанны вспыхивают ярко-алым.  — И ты правда хочешь?.. — Очень хочу. — прикусывает он тонкую кожу на внутренней стороне ее бедра, трется щекой. — Ты вкусная. Прямо как десерт. В подтверждение своих слов он снова легко проводит кончиком языка по влажным складкам, и мышцы ее живота заметно сокращаются. — Щекотно! — А так? — с интересом пробует он чуть усилить нажим. — Хорошо… Она откидывается на постели, послушно разводит колени шире, и это еще одна маленькая, но такая приятная победа. Охваченный лихорадочным любопытством, он пробует разный ритм, разный нажим и рисунок движений, и все это похоже на взлом очередной компьютерной системы или на освоение нового приема. Только в разы, в разы приятнее. Ощущение ее мелкой дрожи, ее тихие, но отчетливые стоны, и ее руки, хаотично сжимающие то измятую простыню, то собственные колени, просто сводят с ума, когда он находит тот ритм, который нравится ей больше всего. Устроив для удобства ее длинные ноги у себя на плечах, он ласкает ее все увереннее и методичнее, пока она не становится такой мокрой от его слюны и собственной влаги, что под языком у него почти хлюпает. — Дик… — тихо всхлипывает она, когда ему приходит в голову неплохая идея вместе со ртом использовать и пальцы, раз уж ее чудесные грудки вне зоны его досягаемости. — Еще, пожалуйста. Еще… Влажная от испарины спина ее изгибается аркой, под коленками проступают капельки пота, и дрожь из едва заметной становится ярче. И с одной стороны Дику хочется довести ее до финала побыстрее, а с другой — это такое потрясающее ощущение ее первого в жизни удовольствия, что его хочется чуть-чуть потянуть. В конце концов, для него это тоже первый раз — в каком-то смысле. Наконец, Затанна громко вскрикивает, мышцы ее живота напрягаются, а пальцами в ней он отчетливо чувствует, как изнутри ее тело еще теснее сжимается спазмами. И это настолько хорошо, что в голове у него самого все туманится от желания. Какое-то время она так и лежит неподвижно с бесстыдно разведенными коленями, с темной бурей разметавшимися по подушке волосами — само живое воплощение секса. И лишь когда тяжелое, загнанное дыхание понемногу выравнивается, она находит губами его губы в глубоком, томительно-сладком поцелуе. А потом вдруг шепчет на ухо. — Давай сделаем это сейчас. — Что? — переспрашивает Дик, потому что в голове у него все еще путается. — Трахни меня. — выпаливает она горячо. И смутившись, добавляет уже тише. — Если еще можно, пожалуйста… Резинки у нее предусмотрительно спрятаны в сумочке, дрожащими пальцами он кое-как справляется с этим. И когда он устраивается на ней сверху, Затанна расслабленно гладит его по спине, по плечам, по взмокшему затылку. Только в самый болезненный момент ногти ее ненадолго впиваются ему в плечи. Но он дает ей время привыкнуть, задыхаясь от нежности и удовольствия долго бормочет ей на ухо какая она чудесная и красивая, и любимая-любимая-невозможно любимая… Когда боль от ее впившихся в кожу ногтей понемногу слабеет, он чувствует что можно продолжать. И, черт возьми, это потрясающе. Даже сквозь резинку ее тело горячее, восхитительно узкое и еще мокрое, это слишком хорошо, чтобы в свой первый настоящий раз он мог продержаться достаточно долго. И к тому же он подозревает, что Зи все-таки если не больно, то уж вряд ли слишком приятно… — Два-один… — шумно выдыхает Дик, устраиваясь с ней рядом. — За мной должок, Зи. И почему-то тихо умирает от совершенно невообразимой нежности с одного взгляда на нее, растрепанную, раскрасневшуюся, милую. Перед глазами у него звезды кружатся и сталкиваются, рассыпая искры как в мультиках. Затанна смотрит на него с обожанием, теплыми пальцами гладит по взъерошенным вихрам. — Ух, и все-таки мы это сделали…- почему-то шепотом говорит она, доверчиво прижимаясь всем телом. И это тоже круто — вот так без одежды лежать с ней рядом и чувствовать ее горячей, влажной от испарины кожей. — А ты, между прочим, говорил… Из своего обширного арсенала невинных выражений лица Дик извлекает самое беспроигрышно невинное. — … что не сделаю ничего, из того что ты не захочешь. — с довольной улыбкой мурлыкает он, целуя ее в уголок рта. — Разве же я соврал, Зи? В ее глазах, таких же невинно-незабудковых, вспыхивают озорные искры. — А знаешь, что я еще хочу? — почти прижимается Затанна губами к его уху и долго нашептывает разное, но после «ртом» у него отключается слух, и разобрать удается только отрывочное «попробовать» и «сверху» и еще «с магией». И закончив, наконец, когда у него уже голова совсем идет кругом, а мысленный список идей расширяется до бесконечности, она мило взмахивает своими длинными, пушистыми ресницами. — Как думаешь, Дик, я теперь совсем испорченая? Задумчиво и пристально он рассматривает ее, с трудом сдерживая рвущийся с губ смех. — Ну, с учетом того что это я тебя и ммм… испортил, со всей ответственностью могу сказать: ты испорчена идеально, любовь моя