Из переписки баронессы Вейзель

Дорогая кузина Карла, надеюсь, мое письмо застанет тебя в добром здравии. Как поживает Отто, не беспокоит ли его спина? В посылку, которая сопровождает это письмо, я вложила особую мазь из трав с рецептом и описанием, когда и как ее применять. Это привет от моей Мелхен, она обещает, что мазь должна если и не прекратить боль, то, по крайней мере, уменьшить ее. Прости, что так долго не писала, но здесь, в Хексберг, почти невозможно выкроить свободную минутку. Тем более, мне пришлось постоянно принимать поклонников Мелхен. О, милая Карла, ты даже не представляешь, как я намучилась. Казалось бы, если за твоей кровинкой ухаживают несколько во всех отношениях достойных молодых людей, мать должна только радоваться. Я тоже поначалу думала так, ведь все же лучше, когда есть из кого выбирать, чем когда никто не проявляет внимание к твоей дочери. Я никогда еще так не ошибалась, Карла! Началось все с того, что к нам в гости зачастил Луиджи Джильди, приятель Ротгера, тоже капитан корабля, а с недавних пор еще и фельпский принц. Принц из него, правда, как из меня олларианская монашка, поэтому в дальнейшем буду писать о нем как о «капитане Джильди». Он все вел какие-то разговоры с моим племянником об экспедиции к Седым землям — глупость несусветная, если хочешь знать мое мнение, — но и на Мелхен поглядывал. Девочка моя от его взглядов тушевалась (я бы тоже тушевалась, глаза-то южные), но себя держала, была приветлива и ни разу не повела себя грубо. Ротгер постоянно оставлял их наедине, чему я была, признаться, не очень рада — какой-то Фельп, на другом конце мира, да к тому же откуда мне знать, что за семья у этого капитана Джильди. Мой милый Курт, правда, писал о нем, как о достойном молодом человеке, хорошем военном и капитане, но право слово, чем думал Ротгер? Фельп! Как же мне навещать мою девочку? Нет, сладься у них все, я бы и слова не сказала, но все же… Эти визиты не остались незамеченными, как потом мне рассказывал Дитрих. Ты же знаешь, он служит комендантом в Хексберг и поэтому знает все и про всех. Особенно про то, что делает прибывшее с инспекцией высшее начальство. Как раз в то время Первый маршал Савиньяк пожаловал полюбоваться на Северный флот. Но прежде своего патрона к нам в гости напросился его младший брат, виконт Сэ. Представь себе диспозицию, дорогая Карла: пять часов пополудни, у мальчиков как раз закончились занятия с ментором, малыш Рокэ уснул, Мелхен и я вышиваем. Арно Савиньяк подсказывает Мелхен нитки для узора, глядя грустными черными очами, при этом не забывая разливаться соловьем о том, как хорош его друг полковник Придд — будто кто-то в этом доме думает иначе — у камина печальной тенью стоит капитан Джильди и все смотрит да смотрит, несмотря на подзуживания со стороны Ротгера. Почти идиллия. Как раз подали печенье, что в обед испекла моя девочка, замечательный рецепт, розмарин, изюм, просто прелесть и очень хорошо сочетается с крепким травяным настоем. И тут заходит служанка и докладывает, что Первый маршал просит его принять. Заставлять такого гостя ждать неучтиво, поэтому я, пусть мы и были не в выходных платьях, велела его впустить. Я подумала было, что маршал Савиньяк хотел о чем-то переговорить с Ротгером, как-никак, мой непутевый племянник все еще вице-адмирал, может, об этой безумной идее с Седыми землями. Например, отговорить его от такой затратной для казны Талига затеи. Но нет, наш гость пожаловал, как я потом с удивлением поняла, исключительно ради Мелхен. Я писала в предыдущих письмах, мы были представлены друг другу во время нашего с дочкой путешествия по Придде. Дитрих потом объяснил, что он случайно проговорился о нашем пребывании в Хексберг, и маршал сразу же пожелал нанести нам визит. Увидев младшего брата, Савиньяк помрачнел, а заметив еще и капитана Джильди, даже поморщился. И присоединился к нашей скромной трапезе. Он, конечно, соблюдал приличия, но и засыпал Мелхен кучей комплиментов. Девочка моя, правда, особо им не радовалась, и вообще постаралась отсесть подальше, благо можно было спрятаться и за виконта, и даже за пришедшего вмести с маршалом Дитриха. На том ничего не закончилось, и подобное времяпровождение стало у нас даже каким-то обыденным. В течение недели к нам в гости к пяти часам захаживали оба Савиньяка, при чем иногда казалось, будто младший специально вертелся под ногами у старшего. Наблюдать за этим краковяком было забавно, но я боялась за репутацию Мелхен, поэтому, заручившись поддержкой Ротгера, — тот, насколько я понимаю, отстаивал интересы капитана Джильди, что в очередной раз заставляло меня задуматься, а нужен ли моей девочке такой кавалер, и уж тем более, — не придется ли ей самой править этим Фельпом, — вызвала маршала Савиньяка на откровенный разговор. Тот признался, что хотел бы сделать Мелхен предложение, но всегда наталкивается на противодействие своего брата и в редкие минуты, когда ему все же удается пробить защитные маневры виконта Сэ, — на нежелание самой Мелхен вести беседы. Признаться, Карла, я в какой-то степени была горда за мою девочку. Согласись, многие из достойнейших женщин пали бы просто от того, что их крепость осаждает такой блестящий военный, а поговаривают, еще и будущий кансилльер. А с другой, я порадовалась ее уму, ибо я была представлена вдовствующей графине Савиньяк, и не хочу сказать ничего дурного об этого замечательной женщине, но быть ее невесткой — непомерный труд. Опять же, будь в деле замешана любовь, и с этим можно было бы сладить, да только если даже привязанности нет и в помине, о чем тут говорить. И это было всего лишь началом. Ибо еще через несколько дней вслед за Первым маршалом Талига в Хексберг подтянулись другие военные. И среди них барон Райнштайнер. Ах, какой положительный и внушительный мужчина, Карла. Хоть мы и состоим в родстве через моего милого Курта, представлены мы были друг другу только во время прошлогодней моей поездки по Придде, о чем я тебе раньше уже писала. Должна сказать, что молва о нем не врет и даже почти ничего не приукрашает, истинно оживший образец из саг о Завоевателе. Тот редкий случай, когда старая порода не вырождается из-за родственных браков, а наоборот, вбирает только лучшее. Южане почему-то считают его занудным — по крайней мере, я сама слышала, как капитан Джильди в разговоре с Дитрихом упомянул об этом недостатке — но где им понять настоящих агмов! И потом, он не зануден, а основателен, очень полезное в браке и на службе качество, я считаю. Вот мой дорогой Курт, он был основателен во всем — и стал лучшим артиллеристом Талига и самым лучшим мужем для меня! Как бы то ни было, барон тоже стал нашим завсегдатаем, и вот от него Мелхен за Дитриха и младших братиков не пряталась. Они очень живо обсуждали бергерские и южные суеверия, обменивались мнениями о легендах и вообще вели крайне занятные беседы. А с каким энтузиазмом барон сметал пирожки с черникой. И как он всегда хвалил умения Мелхен. При взгляде на них мое сердце радовалось, ведь именно пирожки в Гюнне стали залогом нашего с Куртом счастья. И, будь мой дорогой супруг жив, он тоже бы радовался, ведь всегда говорил мне о том, что барон Райнштайнер с достоинством несет имя своего рода. Милая Карла, ты же понимаешь, любая мать надеется для своей дочери на лучшую партию, и для меня пределом мечтаний был старший из младших близнецов Катершванц, а тут… В общем, несмотря на сопротивление Ротгера, я всячески стала способствовать сближению барона и Мелхен, благо они находили компанию друг друга приятной. Ничего предосудительного, конечно же, или Георг, или Александр были при них. И все бы ничего, но Савиньяки ради такого дела решили объединить усилия, справедливо рассудив, что врага лучше бить сообща, а добычу делить уже потом. Первый маршал постарался загрузить барона работой, что тот ловко обходил, а виконт Сэ с тем же энтузиазмом, что ранее мешал старшему брату, теперь вклинивался в разговоры и проводил обманные маневры. С истинно кавалерийским тактом. Но не на тех напали. Барон, во-первых, опытен в том, чтобы держать оборону, Курт говорил, что под его командованием перевал Грубельвельт ни разу не подпустил противника, а во-вторых, он использовал ту же тактику — объединил усилия с капитаном Джильди. Но результат получился забавный: пока в гостиной Ротгера партия Юг-Север противостояла кавалерийским наскокам партии Савиньяков, мой племянник стал заключать пари со всеми своими сослуживцами, кто же выйдет в этой кампании победителем, а Мелхен продолжала вышивать под рассказы Дитриха об устройстве крепости Хексберг. Ах, был бы жив Курт, как бы он радовался интересу, что наша девочка проявляла по отношению к фортификации! А дальше случилась в прямом смысле неприятность. В один из вечеров к нам в гости пожаловали капитан Давенпорт и герцог Эпинэ. Пришли они по отдельности, но если появление лишь одного из них могло привнести дисбаланс в проходящие боевые действия, то появление обоих было просто катастрофой. Первым пожаловал герцог, воспользовавшись моим зимним обещанием накормить его нормальной едой. Пойми, дорогая Карла, когда я увидела этого замученного человека в ставке армии зимой, во мне и вправду, несмотря на все его преступления против короны, проснулось сочувствие. Вот просто захотелось утешить и обогреть его. У него тогда взгляд был даже хуже, чем у голодной, побитой собаки. В общем, сейчас он несколько оправился и по каким-то своим делам поехал в Придду, а затем и в Хексберг. В другой ситуации я была бы рада его видеть, но не тогда, когда в гостиной несколько военных соревнуются за внимание красивой девушки. И, как оказалось, герцог Эпинэ прибыл за тем же. Он, видите ли, считает себя обязанным проследить, чтобы Мелхен после всех бед нашла свое счастье, и в том он будет находить утешение в грустный час. И это герцог мне рассказал с лицом великомученика, пока пил травяной отвар с вином, наблюдая за кавалерийскими наскоками виконта Сэ. Признаться, я захотела подсыпать ему какой-то дряни в питье, потому что ни одна мать не захочет, чтобы ее девочка служила утешением и сиделкой кому-то, когда бы могла быть радостью и солнцем чужой жизни. Хуже стало, когда пожаловал капитан Давенпорт. Я не помню, писала ли я об этом прежде, но он влюбился в Мелхен с первого взгляда, когда мы все вместе прошлой осенью прибыли в Альт-Вельдер. С тех пор неоднократно делал ей предложения и неоднократно получал на них мягкий, но непреклонный отказ. Я, в общем-то, совсем не удивлена, столь грубого и вечно недовольного типа еще поискать. Пока он сопровождал нас из Марагоны с телом Курта до Альт-Вельдер, я на него насмотрелась. Мелхен, голубка моя, была терпелива и дружелюбна, но ни о каких теплых чувствах там и речи быть не могло. Ну и правильно, нечего моей девочке делать в Надоре, там отвратительный климат. Курт мне рассказывал о болотах Ренквахи, и меня совсем не прельщала мысль о путешествии туда, пусть и ради графского титула внуков. В общем, капитан Давенпорт пожаловал, преподнес какую-то странную южную статуэтку и, воспользовавшись добротой Мелхен, которая вышла из своего бастиона, состоящего из Георга, Александра и Дитриха, и решила проявить доброту по отношению к неоднократно отвергнутому ею кавалеру, начал нести какую-то околесицу про Флоха, Роха, правнуков Кабиоха и Скалах. Мелхен даже расстроилась, должно быть, как и я, решила, что капитан Давенпорт тронулся разумом. К счастью, барон Райнштайнер успел вмешаться, и далее разговор пошел об очередных южных верованиях, в том числе и о каком-то Олиохе. Но вечер был окончательно испорчен. На следующий день Мелхен сказалась больной, а когда Первый маршал попытался навестить нас под предлогом заботы о моей девочке, просто сбежала из своей комнаты. К счастью, она оставила записку о том, чтобы мы не волновались, но из своего укрытия в ветвях ясеня спустилась только под вечер. Как она туда забиралась, для меня непонятно, но, что более всего удивительно, как Дитрих вместе с Александром и Георгом умудрился устроить ей там небольшую хижину так, что мы с Ротгером этого не заметили. Мальчишки в обед передали ей еду в корзине, которую она спустила вниз вместе с очередной запиской, что хочет в покое закончить вышивку и не бояться, что она станет причиной спора многих. В тот момент меня посетили мрачные мысли о том, что, возможно, имело бы смысл отказаться от предписаний моего лекаря, покинуть морское побережье и вернуться домой, в Бергмарк. Все талигойское войско за намивсе же не поехало бы, а барон Райнштайнер, в конце-то концов, должен был бы рано или поздно получить отпуск. И мы к тому моменту уже подготовили бы основную часть приданого. Несколько дней все шло по одному и тому же сценарию: утром Мелхен говорила о слабости и забиралась на ясень, Ротгер получал записки от всех заинтересованных лиц о ее здоровье, убедительно врал, а я пыталась придумать, как же нам выйти из столь сложного положения. Все-таки продвижение по службе всех моих сыновей в нашем мире зависит не только от их усилий и трудолюбия — в их способностях я ни на мгновение не сомневаюсь, — но и от возможных содействий и противодействий высшего начальства. Я, конечно, не думала, что кто-то из поклонников Мелхен опустился бы до мести, но не стоило забывать о том, что даже лучшие из нас порой совершают не самые достойные поступки. В общем, необходимо было соблюсти тактичность и осторожность. Надеяться в этом на Ротгера не приходилось, тем более что он был расстроен явным поражением капитана Джильди. Спасение пришло неожиданно. Однажды днем я решила серьезно переговорить с Мелхен о сложившихся обстоятельствах и не стала дожидаться, когда она спустится из своего убежища. К моему огромному удивлению я увидела, как с ясеня спустился сначала Дитрих, а потом Мелхен. Они попросили у меня благословение. Сказать, что я была изумлена, это означает приуменьшить. Более того, я была искренне возмущена тем, что они скрытничали. О чем я, естественно, им сразу же и сообщила, обозвав Дитриха отвратительным мальчишкой, а дочку прохиндейкой. Но тут же заключила их в объятия, благословила и пожелала им счастья. А разве могла я иначе? Оба они смотрели друг на друга, как Курт когда-то на меня, как моя покойная сестра на ее мужа-марикьяре, а тот на нее. Александр, Георг и Ротгер выглянули в сад на весь этот шум и поздравили наших голубков. Ротгер имел наглость пошутить, что наконец-то я увидела очевидное. Но на радостях я даже не стала его ругать. По здравом размышлении Дитрих оказался вполне подходящей партией. У него хороший доход с земель в Нижней Бергмарк, приличное жалование, как у коменданта Хексберг, свою службу он знает. Возможно, он никогда не станет чем-то большим, но зато жены комендантов обычно живут вместе с мужьями, и моей девочке не придется познать тот страх и тоску, что каждый год испытывала я, отпуская Курта на место службы. И потом, я всегда смогу приехать к ним в гости, что тоже несомненный плюс. И даже то, что они кузены, меня не расстраивает, все-таки по крови — но не по духу и сердцу! — Мелхен нам не родная, а значит, и дети у них должны быть очень красивыми и здоровыми. Говорить о том, что это понятным образом решило все мои затруднения с остальными ухажерами Мелхен, не приходится. Все они приняли известие стойко и выпили за счастье будущей семьи. Что же до меня, то пусть я никогда не возьму на руки барона Курта Райнштайнера, я буду знать, что моя дочка счастлива. Сейчас же мы, не спеша, но упорно собираем приданое, обсуждаем дату свадьбы и где ее лучше провести, составляем списки приглашенных и продумываем пункты брачного договора. И да, милая Карла, ты и вся твоя семья заранее приглашены, мы думаем на месяц Осенних Волн, а о точной дате и месте, надеюсь, сообщу тебе в следующем письме. Передай приветы и поцелуи твоей родне, твоя Юлиана, баронесса Вейзель.