Ящик Пандоры

Херки — темный народ. В своих раковниках только и пишут, что Михаэль Драу никакой вовсе не Флагман, а ссаная нищенка с жидкой предпринимательской жилкой по отцовской линии. Их хлебом не корми, дай только калькулятором пощелкать безо всякой на то причины. Но любому более-менее адекватному человеку понятно, что никакая Михаэль не нищенка. Это не так. У него, конечно, и в самом деле нет одежды от ведущего готического дизайнера, и одиннадцатый айфон он не купит (не дорого, просто попса и мейнстрим для малоумных). Но все же Михаэль Драу обладает таким богатством — не только духовным, но и материальным — что обзавидуется любая херка. Да что там, даже сам Алазар Маевский, одежду которого Михаэль может себе позволить только позаимствовать, о таком может только мечтать. Богатство это Михаэль холил и лелеял, и по мере его дальнейшего накопления подумывал даже сделать каталог. Ну или картотеку. Систематизировать, в общем. Чтобы не рыться, не выбирать, а открыть книжечку — и вот пожалуйста, рубрики по случаю, по поводу, по теме. С виду кладохранилище представляло собой заурядную сумку для ноутбука, из тех, в которых носят, например, старые Асусы размером с хороший фолиант. Но внутри… О, внутренности его поразили бы неподготовленный ум, а ум и нутро величайшего контртенора всех времён и народов (после Фаринелли-кастрата, быть может) приводили лишь в приятный трепет. Там были пихарды. На каждой стенке сумки, закреплённые в заботливо пришитой резинке, как карандаши в школьном пенале, или, как дядьМише больше нравилось думать, как патроны в пулеметной ленте. Это сравнение часто увлекало его ум прочь от затхлой квартиры, в кибермиры, где завидной наружности мужчины вскидывали бы дикрайзеры, пожав плечом, а то и двумя. Пихарды для Михаэля были чем-то много большим, чем начинка для гульфика. Каждый имел историю, и каждый имел определенные показания для применения. Вот, например, пихард из самого Берлина — жемчужина, брульянт и гордость. Этот пихард Михаэль надевал только на концерты, и только на те, на которых исполнял любимого немца. Это был грандиозный черный самотык, и особенно от всех прочих его отличал смутно-тематический коловрат, рельефно исполненный на стволе. Он был тяжел и не очень-то удобно лежал в штанцах, но оно того стоило. Кроме того он был одним из немногих гибких пихардов. Если бы публика на концертах Михаэля была бы чуть менее примитивная, он бы никогда не использовал кнут — он прибивал бы кепку к сцене прямо этим пихардом, а пихард бы хлопался об кепку и монструозно сотрясался бы. Он бы внушал. Был и другой, прямо противоположный — прозрачный, вроде как стеклянный, миниатюрный пихард с мушками, как классический хрустальный графин, с блестящими звёздочками внутри. Этот пихард неплохо подходил к рубашкам с рюшами, к карнавальным маскам и длинным волосам. Михаил давно не носил его, и лишь изредка красовался с ним перед зеркалом. Этот пихард напоминал Михаэлю о том, кто он такой. Он — готический андрогинный принц, пусть и немного заматерел. Принц этот просто скрыт внутри Михаэля, как пихард скрыт внутри сумки. Повседневный пихард, он же пихард для прогулок — самый невзрачный и самый дешёвый, но от этого вовсе не самый плохой. Он вселяет уверенность, он придает осанке что-то неуловимо самцовое, а лицу придает абсолютно мужской шарм. По правде говоря, с этим пихардом можно и в пир, и в мир, и в добрые люди — на радио, или на фест какой-нибудь в качестве наставника. Пихард на все случаи жизни. К тому же, относительно портативный, и, если всю сокровищницу с собой тащить не хочется — например, в тур, где между концертами по верхним боковым полкам особо с багажом не напрыгаешься, — то можно ограничиться только этим. Особенно если не предвидится аншлагов, что иногда случалось с артистом даже такого масштаба, как Михаэль Драу. Или, например, элегантный красный пихард, с лаковым блеском, с идеальным бликом? Несколько экстравагантно, и зрелому мужчине не к лицу, но в молодые года Михаэль блистал с ним! Этот пихард отлично сочетался с блестящим кожзамом и красными тенями, и был именно той неуловимой перчинкой, которую ощущал каждый зритель, но природы которой не мог уловить. Впрочем, Михаэль мог бы воспользоваться им и сейчас — скажем, посетить с ним готический шоурум, или побыть где-нибудь приглашенной звездой. В конце концов, этот пихард прекрасно дополнил бы любой вечерний выход, пусть даже за пышечкой. Полной противоположностью вечернего пихарда был пихард официальный. Лаконичный и строгий в линиях и цвете, он был куплен по случаю съёмок клипа про… Про что, Михаэль не помнил, но помнил костюм, предназначенный для этого клипа — великолепный, мужественный костюм — в нем хоть в ООН выступать. В нем он этот пихард и выбирал, потому что визуальный ряд не терпит никаких неточностей. Пихард должен был идеально подходить. И пихард подходил. К сожалению, кроме как с тем костюмом, который стал тесен в бедрах, этот пихард носить было совершенно не с чем. Среди стройного ряда пихардов выделялось два пустых места. Первое из них принадлежало пихарду для творчества — самому большому и самому креативному из всех. Он был ядовито-зеленого цвета, а вместо головки у него была какая-то неведомая не то клешня, не то кибер-пупочка. Вкладывая этот пихард в свои штаны, Михаэль обретал вдохновение и мог писать, писать и писать ночи напролет, и из-под пера его (и из-под пихарда) выходили самые вкусные сцены, самые резонансные статьи и самые язвительные комментарии. Рисовать с этим пихардом тоже было хорошо. Этот пихард редко лежит в сумке, поскольку его место — на столе или в ящичке стола, чтобы при необходимости вдохновения достичь его как можно быстрее, без лишних телодвижений. Второе же пустое место было не просто пустым местом — оно было зияющей дырой в сердце Михаэля. Оно принадлежало пихарду, который Михаэль не видел и не держал в руках уже много лет — маленькому, совсем миниатюрному, немного карикатурному, который он сам лепил из соленого теста и украдкой сушил на батаре. Пихард этот был трагически утрачен при не самых приятных обстоятельствах. Это было очень давно, ещё в родном городе — Михаэль давал концерт только для своих, и по этой причине был к концу концерта смертельно пьян. После концерта он был пьян мертвецки, и тогда же проводил с пихардом последние минуты. Их разлучил нестерпимый, неудержимый позыв к мочеиспусканию — Михаэль бежал, запинаясь за собственные ноги, и едва терпел, расстегивая штаны. Бульк! — и сердце Михаэля замерло. Пихард исчез в темных водах толкана. Забыв обо всем, Михаэль шарился тогда рукой в колене унитаза, но тщетно — пихард чудным образом проскочил его сразу после падения. С тех пор Хабаровск тяготил его, мысль о разлуке отравляла дни и ночи, и Михаэль вынужден был уехать. После этого пихарда он долго не отваживался завести новый, а когда отважился, то выбирал долго, придирчиво, и каждый увиденный пихард казался ему лишь бледной тенью безвременно почившего. С тех пор у Михаэля появилось много пихардов, но ни один из них так и не удостоился пустующего места. Но все же приобретение пихардов радовало Михаэля. Каждый новый пихард как бы открывал новую грань его необъятной личности, оттеняло его «я». Если бы Михаэль принялся перебирать всю свою коллекцию, он вспомнил бы всю свою жизнь поминутно, только прикасаясь к какому-либо из пихардов. Конечно, он помнил и цену каждого — эта его унаследованная способность ещё больше укрепляла Михаэля в мысли о собственном богатстве. Да если прикинуть суммарный чек, то херки удавятся, подавятся своими шуточками про шекели! Но до подсчёта суммы нарастающим итогом Михаэль никогда не опустился бы — во всяком случае, не в отношении своих пихардов. Они бесценны. Они — часть его. Возможно, самая лучшая. А херки? Что херки? У-е-би-ща, что с них возьмёшь!