Часть 1
15 октября 2019 г. в 08:15
— Они сами не знают, что делают.
Резкость в словах Цзян Чэна — обычное явление, но горечь, оставшаяся послевкусием, поражает Цзинь Лина.
Он не помнит, когда в последний раз слышал такой тон у дяди, и это удивляет его, особенно потому, что этой ночью празднуется становление Вэй Усяня и Лань Ванцзи партнерами по совершенствованию. Он стоит один на краю Облачных Глубин, взбалтывая оставшееся вино в чаше, кипя от злости в тени, отбрасываемой ослепительными огнями и атмосферой.
— Что?
— Они не имеют ни малейшего понятия, — Цзян Чэн выделяет каждое слово.
— Сколько ты выпил? — Цзинь Лин поморщился от запаха алкоголя.
Его дядя только ухмыляется, и ничего похожего подросток еще не видел. Голова запрокинута назад, выбившиеся пряди волос, свободные от фиолетовой ленты, рассыпались по лицу, и Цзинь Лин не может отрицать его своеобразного обаяния.
— Дядя, я думаю, тебе стоит прекратить пить, — слова вылетают изо рта Цзинь Лина, он пытается ухватиться за любую мелочь, которая прольет свет на высказывания Цзян Чэна.
Он просто продолжает ухмыляться. Чем дольше Цзинь Лин смотрит, тем больше это нервирует его: взгляд резкий, но не угрожающий, встревоженный, но не обеспокоенный.
Но самое главное, он просто выглядит грустным.
Цзян Чэн никогда не был человеком, легко идущим на контакт. Цзинь Лин встречал сосны с меньшим количеством иголок, пороги с более теплыми объятиями, но все же есть что-то в выражении его лица, что заставляет желудок Цзинь Лина неприятно сжиматься.
Он видит, как дыхание дяди лениво рассеивается в холодном воздухе.
— Это уже не так важно, — невнятно произносит Цзян Чэн. — Он слишком занят своим возлюбленным.
Цзинь Лин щурится на напиток в своей руке:
— Дядя, позволь мне наполнить твою чашу.
Смех, который вырывается из горла Цзян Чэна, поражает племянника:
— Не беспокойся. Я еще даже не напился, а ночь только начинается, — он пожимает плечами, и Цзинь Лин не может найти в себе сил поправить его. Его лицо полностью раскраснелось, язык заплетается, а глаза частично затуманены выпивкой и частично тем, что Цзинь Лин распознает как усталость. Пристальный взгляд Цзян Чэна метнулся к центру открытой площадки. Вэй Усянь и Лань Ванцзи не оставляли друг друга всю ночь, даже сейчас они все еще шепчутся друг с другом. Одна его часть любопытствует, но другая знает, что это не его дело с самого начала.
Цзинь Лин снова смотрит на дядю, все еще озадаченный его нынешним состоянием.
— Дядя, я…
— Мы провели вместе всю жизнь, понимаешь? — Цзян Чэн прерывает его. — Я… я так долго думал, что он единственный в мире, кто никогда не покинет меня, — он прикусил внутреннюю сторону щеки.
Младший втягивает в себя воздух:
— Я не понимаю, — признается он. Он готовится к упреку или, в худшем случае, к ругани, учитывая настроение дяди в данный момент.
— У меня не было ни единого шанса.
Цзинь Лин продолжает смотреть в замешательстве, и либо Цзян Чэн не заметил, либо ему было все равно, но он продолжил.
— Неважно, что случалось. Он просто всегда был рядом. Даже когда его не было, он просто заставлял что-то идти не так, но я… — Цзян Чэн облизал губы и покачал головой.
Если раньше Цзинь Лин не думал, что его дядя пьян, то теперь он был в этом уверен. Он все еще не очень понимает невнятную речь, но все еще пытается утешить, как бы мало этого ни было, положив руку на плечо мужчины с неуверенной улыбкой.
Молчание было столь же неудобным и даже более оглушительным, по сравнению с непонятным лепетом, который изливал его дядя.
— Я ненавидел… то, что он заставлял меня чувствовать. Как будто что-то под моей кожей, и я не знал, что это, но просто жаждал его рядом со мной. Он так чертовски любил жизнь, определение свободного духа, что никто не мог сказать ему, что делать, но он всегда хранил свою честь. Мама всегда волновалась, потому что он шел под бой своего собственного барабана, но отец сказал, что это благословение, — говорит Цзян Чэн, и Цзинь Лин испускает вздох облегчения: его дядя просто предавался воспоминаниям.
Однако Цзян Чэн продолжает, и сердце Цзинь Лина падает вниз.
— Он всегда что-то замышлял, чинил неприятности, даже когда его там не было. Он заставил их отдать всех моих собак, и он всегда втягивал меня в любые неприятности, потому что я был чертовски слеп и наивен. Я просто следовал за ним повсюду, и часто нас обоих наказывали за это, но отец всегда баловал его... — в голосе Цзян Чэна слышится дрожь, короткая пауза, а затем низкий смешок. — А затем твоя мать, — запал прошел так же быстро, как и появился.
Цзинь Лин находится в полной растерянности, пока слова дяди эхом отдаются в голове, окружая его холодным беспокойством, которое впивается в плечи.
— Я просто… — Цзян Чэн выглядит так, будто он тоже в недоумении, его племянник видит, как он ломает голову, пытаясь собрать правильные фразы и звуки на губах. Он допивает остатки напитка и глубоко вздыхает.
— Я думал, что смогу сделать его счастливым, — шепчет он.
Мир продолжает вращаться вокруг своей оси, Цзинь Лин смотрит на старшего так, словно у него выросла вторая голова. Выражение лица Цзян Чэна холодное и отчаянно контрастирует с теплым и энергичным движением позади них. Цзинь Лин видит и читает лицо дяди, и осознание вспыхивает в его голове.
Ох.
Горький смех вырывает его из раздумий.
— Но чего я ожидал? Я отталкивал его, презирал и обвинял при каждом удобном случае, — он сжал челюсть. — Теперь я совсем один.
А они есть друг у друга на всю оставшуюся жизнь. Вторая часть остается недосказанной, но она все еще оглушает Цзинь Лина.
— Есть кто-то и для тебя, дядя, я в это верю.
— Нет, — меланхоличная улыбка мелькает на краю чаши, пока он пытается смаковать оставшиеся капли. — Я так не думаю, посмотри на меня, — он издал легкий смешок, который, как полагает Цзинь Лин, должен был заставить его смеяться, но он может только неловко изогнуть губы, и это слабо похоже на улыбку.
Цзинь Лин опустил взгляд. Ему не нужно еще раз видеть неприязнь на чужом лице.
Еще один тяжелый выдох:
— И однажды ты тоже кого-нибудь найдешь.
— Я не оставлю тебя одного, — слишком быстро отвечает Цзинь Лин. Он ловит себя на этом, только когда произносит последнее слово, но ему не нравится, как это утверждение в данный конкретный момент намекает на то, что он в конечном итоге оставит своего дядю, эмоционально или как-то иначе.
Торжественность высказывания бледнеет от слабого света на лице Цзян Чэна:
— Ты и тот ученик вон там, — он лениво машет в ярко освещенное место, и Цзинь Лин сразу же видит Лань Сычжуя и чувствуют тепло, покалывающее под кожей.
Он понял горечь дяди. Но все же остается небольшое чувство, которое бурлит в груди Цзинь Лина, и он без сомнения распознает жалость.
Они смотрят на звезды, на ночное небо, уходящее в бесконечность.
Время будто остановилось.
— Пойдем, — вздыхает Цзян Чэн, — пришло время передать счастливой паре наши наилучшие пожелания.