Танец Мертвой Луны
1. Предупреждение
Так-знаем и так-говорим мы, кимери, дети крови Лорхана, дети Велота: когда бы ни подняли в небо глаза те, ждущие смерти, они увидят лишь Луну Мертвецов. Пленников уже достаточно для жатвы. Пленников почти достаточно, а если их будет мало - то можно захватить ещё. Неды пришли на наши земли - и будут прокляты и уничтожены. Я, Аландро Сул, голос в ночи, ухмыляюсь в их лица: слушайте. Слушайте и трепещите, если ещё нет у вас понимания, что следует бежать без оглядки. Пока не проведён ритуал Алой Жатвы, есть еще шанс спастись. После не помогут никакие молитвы и чары. А пока - бойтесь, порождения Атморской зимы, потому что вулканическая жара растопит вас, как огонь растапливает лёд, и не останется ничего, кроме воды и соли слёз ваших женщин. Хотя женщины будут убиты тоже - к чему оставлять плодоносные лона врагов? Вычищая скверну, ее вычищают полностью - ваш народ будет вычищен так же даже с изнанки серединного мира. Нет пощады для тех, кто посмел осквернить владения кимери дыханием своей алчности; на горе себе, дети снега, вы перешли через горы, вытеснив нас с земель, что Велот взял своими. Вы пришли к нашим соседям под видом гостей и сделали их рабами, но дети Велота сильнее прочих. Вы глупы, если верили, что смогли захватить наши земли и сделать нас частью вашей империи. В недобрый час вы приведете своих воинов на наши дома, потому что удача отвернулась от вас. Мы запрем вашу кровь и обратим против вас, и заставим видеть то, что хотим мы, и когда видения рассеятся, вы увидите, что насиловали не наших женщин, а своих матерей; что поедали не яства со столов нашего урожая, а внутренности собственных братьев; что вы пили не хмельной мед, но кровь и слезы своих младенцев. Я, Аландро Сул, щитоносец Хортатора всех велоти, говорю вам: нет здесь для вас ни земли, ни удачи, лишь дурная смерть, но я лишь вестник гибели, что расчищает дорогу перед вождём, облачённым в Ужас и тень Ужаса. Могучие руки Хортатора черны от запекшихся яда и крови, черны, словно хохот Плута в ночи, словно пустота в глазницах обречённых: вот, он явился, откликнувшись на зов велоти, нуждавшихся в острие для копья своего гнева, и Хортатор воистину подобен Бритве Мерунеса, срезающей жизни, словно переспелые колосья. И подобен он Булаве Отца Чудовищ, дробящей судьбы, словно стопы девиц, давящих ягоды комуники в чане для брожения по осени. И подобен он Ваббджеку, Преломляющему Реальность, словно дурное стекло гор. Луна-и-Звезда ещё не взошла на небосклоне, но Хортатор - тот, кто собирает ручьи в потоки, потоки в реки, реки в море, и море это есть ваша кровь. Если порождённые Атморой считают, что кимери подобны дрожащим салиачи, которых нибенийские рабы сумели утопить в их собственной сукровице, а выживших прогнали туда, куда не смотрят никакие боги, то дорого заплатят за ошибку. Неревар Индорил, Хортатор, не желает ждать чужой помощи и чужого снисхождения. Он вырывает победу из груди недских богов, заставляет иссохнуть горло их Криков, выцарапывает глаза их бесстрашия, выскобляет нутро их удачи и бросает лучшие куски порождениям даэдра, что благоволят ему, а остальное оставляет гнить под равнодушным небом. Хортатор способен пожрать лед и изрыгнуть Истинное пламя, заставляющее мясо слезать с костей и обнажать правду: и правда в том, что неды лишь бренная плоть, развеянный по ветру пепел, будущее-что-обречено-не-сбыться, и потому не стоящее иной судьбы. Слушайте же, потому как я, Аландро Сул, вестник будущей гибели. Или вы считаете своих жалких богов настоящими? Какое право имеете вы клясться именем Шора, когда это наши предки пришли сюда по следам крови Лорхана? Даэдра говорят с нами, как со своими детьми и братьями. Трое, что видят в душах велоти истинное и наставляют их, есть столпы нерушимой крепости. Боэта жесток и любит багряные пиршества; перед двумя его лицами лишь кровь недов должна касаться земли, иссыхать пленкой, становиться черным прахом - кровь же кимеров останется внутри их жил. Пролитая, она вернется, выпарится из пепла сожжённых селений, сгустится из тумана над местами насилия, станет источником страха, источник станет ручьем, ручей станет рекой, река станет морем. Неревар соберёт море-со-вкусом-железа и сделает его молотом, и ударит в щит Атморы, и тот расколется, и расплескается тысячью осколков, и они уйдут в песок и сгинут, не дав потомства. Воистину, Хортатор умеет собирать разные воды. Есть море живых и море мёртвых, и море призраков: даже тени не останется от дерзнувших осквернить Велотиид. Убирайтесь, или будете растерзаны, как исчезает за секунды глупец, попавший в заводь полную рыб-убийц. Мефала знает, кто останется по ту и эту сторону Сети, и прядёт свой Гобелен иглой, в которую продеты волосы тысяч верных ей жён. И игла эта - кости вашего бога, которые наши предки вытащили из него наживо. Азура предсказывает поражения и призывает сотни тысяч, и тысячи сотен неудач, что прольются дождём копий и стрел, пронзающих каждое нечистое дело, что задумано против народа Розы Сумерек. Боэта, Мефала и Азура хранят нас. Но, хоть Трое Столпов, что Велот считал достойными поклонения благоволят кимери, когда речь идёт о войне без жалости, стоит возносить и другие молитвы. Малакат испытывает кимеров на прочность их тел; он указывает отверженным и отвергшим себя от путей хнычущих предков, которые упивались солнцем среди коралловых отмелей и боялись смерти с моря, что путь к жизни есть путь единой крови в реку одного народа. Малакат даст силу нашим воинам, ибо еще при жизни смертным преклонился перед доблестью Велота. Мерунес Дагон способен поделиться яростью. Мы пропустим его сквозь врата и накормим его воинов досыта и укажем, где сады вашей плоти, и пойдём сжинать урожай плечом к плечу с лучшими из воинов даэдра, и будет Дагон призывать орды своих тварей на ваши дома, когда вы ложитесь спать или любить своих жен и наложниц, мирные, не ведающие беды. Молаг Бал способен поделиться гневом. Мы призовём этого князя, и он дарует нам изобретательности для новых пыток и хитрости для новых засад. И сам будет пытать вас, калечить вас вместе с нами. Шеогорат способен даровать достаточное безумие, чтобы не сомневаться в выбранном пути. И мы пройдем по нему, изменяясь, но оставаясь неизменными, а вы запутаетесь в собственных отражениях и развеетесь дурным сном. Периайт даст болезни, ослабляющие мужей и обезображивающие женщин, и чуму, забирающую сильных и слабых без разбора, и червей в нутре, и жуков, копошащихся в гниющих ранах, и позор смерти в нечистотах и кусках собственного доспеха и поруганного знамени. Намира даст гниющую плоть ваших отцов и матерей, не способную зачать, и мертвецов, восстающих беспокойно и бездумно; отроки зачахнут, младенцы родятся уродами, первенцы обратятся против всего колена, а последние поглотят первых, и как собаки, пожрут их трупы среди роящихся мух. Вермина призовет кошмары, смущающие разум и лишающие сна. Всё, сделанное днём, вы узрите и ночью - а чего не случилось, узрите ярче и подробнее правды, и будет она выворачивать и истончать изнутри ваши души. Ноктюрнал подарит нам удачу, и заставит тех из вас, обладающих предметами силы, утратить их, и заставит боящихся тьмы убояться её стократ. И Сангвин дарует нам силы плясать на ваших костях и сделает чаши из ваших черепов, и черепов ваших детей и предков, и плюнет в ваши пустые глазницы, и не будет лучшего наполнения для ваших пустых голов, чем извергаемое презрение Первого и Второго отверстий. Что же, вот говорю я вам, Предвестник Гибели, что знает и ведает. Иные боятся даэдра, но не мы: иные пресмыкаются перед ними, но не мы. Бойтесь тех, с кем Обливион говорит на одном языке. Ибо нет ничего сильней и стабильнее вечного изменения, что есть наша кровь и сущность. Что же, вы еще стоите здесь своими лагерями, оскверняете песок и глину прикосновениями своих сапог? Что же. Земли, напитанные кровью, лучше плодоносят. День Алой Жатвы близок. Мы посеем ваши зубы как семена, построим ритуальный дом из реберных клеток, берцовых костей и черепов, и удобрим разверстую почву алой росой вашей плоти, а шкуры наденем, словно плащи, и их отвратительное, иссыхающее убожество подчеркнёт золото наших тел и напитает гхартоки, что растут на них. Мы соберем пленников, дадим им оружие и заставим драться друг с другом. И мы вспорем животы воинов, и начиним их глазами и языками их жён, а те, в свою очередь, смогут заново породить их косматые головы. И дети будут совокупляться с отрезанными органами родителей, и старики будут обриты точно рабы, и старшие пожрут пепел и испражнения младших, потому что наши маги прикажут им. Мы похороним мертвецов так, чтобы даже предки, встретив их по ту сторону, не смогли бы узнать своих проигравших детей и прогнали, содрогаясь от отвращения. Мы похороним их без почестей, как черверотов и заражённых скальных ползунов; мы оставим их трупы гнить на пересечении воды и суши, где никогда нет покоя, или выкинем в места нечистот, и не будем подпускать поедающих падаль тварей, чтобы те очистили останки. Наши враги захлебнутся собственной гнилью и не смогут быть от нее очищены даже в миг смерти мира. Мы отсечем их имена от их теней, а тени - от древа рода, и те не смогут восстать и пройти по призрачному мосту своих предков. Мы - кимери, дети Костей Земли, которыми нанесём на лик мира знаки силы, а вместо краски используем костный мозг и кровь первенцев наших врагов. Ушедшие сейчас - уйдут с позором и проклятием, но может быть, живыми; оставшихся ждёт Забвение, доселе неведомое смертным мужам и жёнам. Так говорю я, Аландро Сул, щитонсец и глашатай Хортатора в день Хогитума. И да услышат нас Трое, и Четверо, и все те, к кому взывает пролитая кровь, и те, кто склонятся перед нами и станут сражаться за нас подобно друзьям и слугам. VЭ Х0РТVТ0R ВЕЛ0ТNNД VЭ ПАД0ХУМ КМЕРИ МЕРИТ СМRИТА ЭТУН.2. Пленники
Воистину нет слуха у детей Атморы, а боги их самонадеяны - предостережение высказано и услышано, но не принято. В нашем языке нет слова "милосердие-к-глупым-врагам". Потому нет к ним более пощады. Вот, движутся к нам послы ложного мира: шкуры зверей на их плечах и бороды такой длины, словно кто-то повернул им черепа верхом вниз. Вот, восходят они к нашим ашханам и просят за томящихся нагими в яме пепла пленников, чтобы тех оставили жить. Они дрожат, но пытаются казаться прямыми; просят о мире, высматривая слабые места. Их хитрость - жалкие уловки короткоживущих дикарей. Словно они не знают, что Хортатор не берет пленных - лишь будущих жертв ведет к алтарю предначертанного, как положено проводнику помогать заблудившимся отыскать место своего единственного назначения. Словно они не знают, что для нас подобны неразумному скоту, с которым разговор ведется лишь силой. Словно они не знают, что никогда не владели нами, потому что мы не признаем ничью власть, кроме власти своей крови. Разве они не знают этого? Разве они не слышали предупреждения? Что же: мы научим их так-знать, и по сравнению с тем сады Хадхула Огненного покажутся ходившим среди них прекрасным лугом, где гуары пасутся среди высоких побегов. Что же, салиачи взывали к Мерид, павшей, и та пыталась ослепить Пелинала, но мы так-знаем издревле, от самой зари покинутого края: не свет, но огонь выжигает глаза, и сколь бы Пелинал, неистовый в своем безумии и жестокости, не хвалился победами, он лишь жалкая искра рядом с костром нашей ненависти, лишь дитя, в наивной гордыне топчущее насекомых. Слушайте же, все, ищущие невозможных уступок: не будет того. Салиачи создавали скульптуры из развестрых и пересобранных тел рабов: мы же не боимся сотворить атронахов плоти из ещё живущих воинов, и чужим богам нечем отразить подобное колдовство. Ваши боги отвернулись от мира, как от покрытого струпьями и язвами больного, и потому не имеют здесь истинной силы. Молитвы и надежда не помогут вам. Вот, послов ложного мира обезоружили и связали, бросив им в лица обвинения во лжи, как горсть раскаленных уголий. Вот их ведут к месту будущей жертвы - и они смотрят, содрогаясь, проходя по коридору из зачарованных копий, на которых распустились злые цветы: головы недских вождей, ещё живые благодаря нашей магии, кричат, отсечённые, не имея воздуха в легких, и тела, пронзённые заживо, содрогаются в неистощимой агонии. Разве мы не благородны, сохраняя жизнь даже этим жалким обрубкам людей, чтобы они устращали своих живых соплеменников? Разве не пощады и сохранения жизни у нас вымаливали посланцы недского воинства? Что же, пусть так-живут, пока мы не подадим их к столу тех, кто любит пожирать живьем. Мы не воюем больше - и не следуем никаким законам войны. О нет. Это давно уже не война. Хортатор не чурается бойни, потому что неды не понимают войны и не имеют чести. Неды не понимают своего места и не имеют истинного понимания нас. Имеющий ум развернется немедля. Имеющий истинный ум не приходил бы сюда вовсе. Но мы не дадим им возможности спастись. Время слов и время терпения кончилось. Не стоит завидовать долголетию меров: не стоит касаться своими стопами чужой земли и сражаться подло, нарушая собственные клятвы, потому что мы перерубим ноги по колени и заставим плясать среди углей на оставшихся культях. Мы помним цену, заплаченную Балретом и Садалом. Мы помним все нарушенные соглашения. Мы помним долго и прощаем медленно, потому что в наших языках есть только слова искупление-кровью, искупление-болью, искупление-смертью, но нет прощения-просто-так. Даэдра не умеют прощать не искупивших вину, и мы не станем тоже. Не послы ныне уже, но пленники, осознавшие свое положение, идут, трепещущие, к месту празднества - кто может идти, а иные ползут или ковыляют, удерживая остатки тела жалкой деревянной подпоркой, не различая дороги кошмаров, которую вымостил дремлющий в глубинах Реки Забвения Ужас, которую охраняют его слуги и слуги теней, и лики смерти восстают перед пленными, усмехаясь. Хотите ли знать, долгобородые трусы, ЧТО мы делаем с вашими братьями и отцами, малодушно сохранившими существование, о котором вы так молили, принося нам украденные дары и ложные обещания? Смотрите же, жалкие, на клетки, в которых окажетесь и сами. Стоят они на пустоши, и каждый пройдет мимо них, кто отправится на завтрашний праздник Алой Жатвы. И даже самые жалкие твари небес и воды, земли и тайных миров посмеются над вами, запертыми в клетях из ваших же костей. Смотрите, глупцы, заключавшие с нами союзы и соглашения, что и не думали хранить, как дорого стоят пустые слова - о, мы научим вас ценить истинную Пустоту, ведь Хортатор слышит её песню! Наши воины уродуют и оскверняют ваши тела, наши маги уродуют и оскверняют ваши умы, наши жрецы уродуют и оскверняют ваши души. Вы не уйдете отсюда целыми или разъятыми. Велотиид голоден, словно разверстая пасть Обливиона, и вы сами навлекли на себя этот голод. Велотиид пожрет вас так, что о вас не останется даже тени памяти. Вот клетка для нечестивых. В ней неды, что сделаны пожирателями сырой плоти друг друга, они грызут друг другу гниющие члены и с вожделением дерутся за алое мясо. Запах здесь подобен скотобойне и радует слуг Дагона. Иные даэдра и наши братья лишь распаляют здесь аппетит. Вот клетка, где одержимые похотью сношаются друг с другом, и со своими отцами, и с братьями, и с трупами тех, кто не вынес или не возжелал греха, и поедают жидкости и извержения тела. Запах здесь подобен неубранному нужнику, и унижения радуют слуг Малаката и Боэты. Вот клеть, пол и стены в которой - из битого стекла и эбонитовых игл, смазанных заразой, и нельзя в ней ни сесть, ни встать, не поранившись, и в ней заперты те, благородных кровей, что отдавали приказы. Все они больны или на последней стадии болезни и черты их изъязвлены и тела покрыты струпьями, но им нечем утишить свои язвы, а когда сверху через решетку слуги Намиры и Молаг Бала льют соляной раствор, пленные глупцы кричат, радуя слух даэдра. Но это лишь начало песни Боли, что должны узнать их глотки, залитые медом мечтаний о нашей земле. Завтра, после празднества, когда будут открыты эти пристанища страдания, мы найдем в них мертвецов, и сделаем из них атронахов плоти, чтобы те продолжили терзать, мучить и насиловать живых, разрывая им отверстия и члены. Уцелевших рассудком мы опоим ядовитыми травами, чтобы они отправились осквернять своих матерей и своих детей и сбивать защитные символы с гробниц предков - нет ни желания, ни удовольствия в этом для наших воинов, пусть неды погребут и свое прошлое, и свое будущее собственными руками. А те, кто останутся, станут, ликуя, выедать внутренности еще живых своих сородичей, словно пришли на изысканный пир, а потом совокупляться друг с другом, невзирая на узы родства, чести или вассальных клятв, а потом набьют все полости своего тела насекомыми и едкими специями, готовя себя к столу наших великих предков и тех, кого мы позвали вместе с ними. Мы готовимся к празнику Алой Жатвы. Мы смотрим на дым, и насилие, и мечущихся людей, трупы и атронахов, и смотрим, как насекомые прогрызаются сквозь мясо привязанных, как вылупляются личинки, что были отложены в зашитые глаза, как злокрысы с подпаленными хвостами выбираются из алых ходов в живых телах. Неды, поражённые даэдра, уничтожают себя, поскольку пришла гроза - и Шеогорат забавляется, поскольку любит появляться на празднике первым. Сошедшие с ума, их маги вживляют мертвые оболочки скампов в утробы их женщин и заставляют рожать и нянчить, словно младенцев, зловонных, сморщеных и набитых гноем и опарышами… и их женщины, дрожащие от слез и страха сделают это, или станут супругами кланфирам и даэдротам. Сошедшие с ума, их воины купают своего чемпиона в кислоте никс-вола и скармливают тому заживо, а потом, очнувшись, смотрят, как кислота разъедает и переваривает бьющегося еще глупца в изящном прозрачном желудке насекомого. Он кричит, а кислота смазывает и плавит искаженные черты - но хитин прочен, и вскрыть его нечем. Пусть смотрят. Как скот, они будут забиты, и как скот, разделаны и пожраны, и забыты, потому что не стоят воспоминаний существа с такой слабой волей, не умеющей поддержать дерзкие замыслы. Шеогорат лишь приветствует их проявлением своей силы. Мы готовимся к празднику Алой Жатвы. Весь ужас, что видели их глаза, лишь подготовка к тому, что дети велота сотворят в грядущий день. Разве И ЭТО предупреждение не стоит того, чтобы прислушаться?3. Восхождение
Неревар, хан Индорил, поднимается на свой новый трон. На шее у него ожерелье из истекающих кровью сердец, на плечах его - содранная кожа, в ушах его вдеты нити с нанизанными на них пробитыми зубами и кусками кости, а гхартоки сияют, радуясь пище. Хортатор с ног до головы выкрашен в синий цвет своего дома, что означает цвет жертвы и цвет победы, и гекатомба, что он приносит, хороша. Одежда его - плоть, кости, волосы и попранные надежды павших. День Жатвы наступил, и день этот яростен и велик. Истинное пламя рассекает, сразу же запекая раны жаром, потому Неревар пользуется иным оружием - топором из черного обсидиана, что дарит незаживающие рваные раны, и острым куском застывшего вулканического стекла иного оттенка, что оставляет под кожей тонкие иглы, которые невозможно достать. Он проходит перед строем пленных. Они освобождены, но не могут пошевелиться, скованные величием его силы. Хортатор лично делает надрезы на лбу и скулах недских начальников, и сдирает лицо с черепа всякого, кто рангом старше сотника. Предки не сумеют узнать их, но умрут они не сразу. Никто не мешает им сразиться с Хортатором. Но неды стоят немыми... и не наши чары тому виною. Неды слабы - и знают об этом. Мы показали им. Жрецы Трёх и Четырёх столпов ждут в храме Стенаний. Открываются одна за одной клетки и клети, выпуская мерзость недов, осознавших ужас меретического гнева, и Хортатор встречает их - клинками, и копьями, и топором, и чарами, и голыми руками. Вождь всегда должен быть первым среди своего народа, и Хортатор не чурается того, что должно быть сделано - а совершает наилучшим образом. Гребень его волос бел, но и на него попадают алые капли. Губы его кривятся в усмешке, клыки оскалены, и сам он напоминает даэдра - но потому он есть Луна-и-Звезда на горизонте Велоти, а не кто-то ещё. Поэтому мы идем за ним, и даэдра склоняются перед ним как перед равным и подносят дары как союзному королю. Многие смотрят на Неревара и содрогаются в ужасе. Многие задают себе вопрос: готовы ли действительно встать рядом? Готовы ли обагрить руки свои в крови - и напитать ею узоры своего тела и отверстые раны, что неутолённый гнев выгрыз в их душах? Готовы ли стать истинно иными, презрев ложное милосердие и блестящее убожество словесных битв? Кимеры ушли с Саммерсета из-за лицемерия и лжи, что душили их на сверкающих островах прародины. Теперь кимеры говорят: враги должны умирать, и умирать мучительно - так, чтобы все иные содрогнулись и отвернули лица свои от земель велоти. Слабые салиачи звали нас моричи, темный-как-зло народ, и многие, но не все, приняли это имя. Не все готовы совершать истинную жестокость, бескомпромиссно, даэдрически утверждая, на что способны и почему лучше не пересекать их пути. Не у всех есть клыки кагути, чтобы не просто обнажить, но и воспользоваться не единожды. Но Неревар пришёл от Азуры, и Мефалы, и Боэты; Падомаи держал руки хортатора, и стали они черны по локоть - потому для него нет преград, а в сердце его нет милосердия к чужакам и предателям. Праздник Алой Жатвы в самом разгаре - о, Хортатор знает, что делает, и поступки его тверды, а пальцы его помощников уже скользят от липкой крови. Нет рядом с ним ни утончённого политика Дагота, ни конструирующего восхитительные машины Сила, ни сладкоречивого Вивека, но стоят Аландро Сул, шаман пустошей, и Альмалексия, хан даэдра. Аландро из рода Сулов, которых больше нет ни в серединном мире, ни среди владений Обливиона, не боится убивать. Он умеет пытать хорошо и вселяться в тела врагов, и не чурается проявлять свою верность хану велоти подобным образом. Альмалексия, дочь Боэты, правит рядом с ними и щедро красит себя в красный, но не из почтения к своему отцу-матери или кому-то еще, не из желания угодить Хортатору и задобрить его, как слабые жены делают, чтобы не получить взбучки. Нет, она делает это во славу самоей себя и принося дары даэдра, первее всего воспевает собственное величие. Она приходит когда пожелает и делает так-как-чувствует-в-миг-есть - срезает груди женщин и делает себе платье; приказывает пленным совокупляться с животными, ибо скот должен любиться со скотом; вырезает беременным тайные места и неродившихся детей и скармливает им же. Альмалексия Индорил Джарун, Дочь Боэты и истинная жена его Сыну, кровожадна и изобретательна, но сегодня она насытилась страхом, болью и кровью - и потому удалилась в покои своей Матери-Отца пировать иным образом. И остались лишь двое в круге жрецов, чтобы завершить ритуал так, как подобает, единственным образом, и потом очиститься от призванного мрака. Аландро слишком устал быть тихой тенью, душащей спящих, тонким клинком, вырезающим самое важное - он не меньший даэдра, чем иные близкие Хортатору, а может и больше. Кровь пьянит его, и чем ее больше, чем бурнее поток, чем чаще он припадает к разверстым ранам, тем сложнее ему остановиться. Он чувствует тень далекой грозы и призыв того, кто расколот на Порядок и Беспорядочное. У них есть сродство, но какое, Аландро не хочет знать - и единственный зов, который он слышит, это голос Хортатора, выкрикивающего магические формулы и иные приказы. Никто не творил Алой Жатвы со времен Садала, но пришло время научиться на старых ошибках. Боль, ужас и безумие собираются в древнюю чашу, испещрённую даэдрическими символами, и туда же воины кимери, подходя, сбрасывают десятину своих трофеев, отгоняя падальщиков и мух от чанов, куда отправляется остальная добыча. Жрецы Азуры, Боэты и Мефалы поют гимны, ударяя в бубны из человеческой кожи, стуча в барабаны из спиленных крышек черепов, играя на флейтах из берцовых костей: это злая магия, старая магия, запретная, нечистая, но и противостояние это - грязь. Духи Обливиона стекаются на зов, истекая слюной; о, не только тела они умеют терзать, и в глазах их отвратительное и потустороннее ликование. Жрецы Малаката, Мерунеса Дагона, Шеогората и Молаг Бала наполняют гигантские камни душ, выпуская внутренности оставшимся пленным; тела недов живут, пока не оказываются полностью выпотрошены. Чародеи Телванни и Дагот плетут усмиряющие и пробуждающие чары. Огромный атронах плоти, источающий мерзость и величие, восстает из оскверненных останков, поднимается, расправляя уродливые члены, щетинясь костями, обрывает невидимые цепи. Братья Раздора научили кимеров создавать живой кошмар: своими ошибками и своей победой, своими жизнями - и своим вечным заключением. Алый Колосс движется к лагерям и селениям захватчиков, и Неревар идёт с ним, ведя за собой воинов, а Аландро Сул с багряным лицом возглашает их появление, потому что уже некуда бежать и незачем спасаться: континент будет очищен. Хватит велоти склоняться под чужой пятой, хватит рассчитывать на удачу. Пусть устрашатся и взвоют в животном ужасе даже самые стойкие из врагов; пусть усомнятся, не со злыми духами ли связались. Хортатор ведет своих воинов в тишине; лишь шаману и провозвестнику позволено оглашать ночь своим упоением кровью; лишь несущим огни позволено встряхивать костяными трещотками; лишь жрецам, призывателям и колдунам дозволено обновлять свои чары. Сегодня Неревар Индорил Мора идёт не устрашать, терзать или мучить; время страха достигло наивысшей точки - сегодня он жаждет только уничтожения и очищения, и кимеры согласны с ним, и Алый Колосс начинает своё служение среди пожарищ и вопящих будущих трупов. Настанет время вернуться к одеждам жалости и сострадания - но не скоро. Хортатор не приходит в час сытости и довольства - лишь в час великого гнева. Мефала обучила кимеров тайному убийству и искусству рассчитывать силы. Боэта обучил их колдовству и вероломству. Азура даровала им сумерки, чтобы нападать. Хортатор же показал, как пользоваться столь щедрыми дарами - и преумножить их величие стократ. И так было до Неревара и будет после.