Чудовище

— Чудовище. Это не ругательство. Просто констатация факта. Глаза Бинхэ прикрыты, сквозь длинные ресницы мерцает багровый отблеск. Его ладонь скользит по волосам Шэнь Цинцю, пальцы разделяют тяжелые пряди, сжимаются в кулак. Боль почти привычна, она лишь отголосок, призрак той, что была тогда… Мысли соскальзывают в прошлое, и Бинхэ это замечает. Тянет на себя сильнее, наматывает волосы на кулак. — Как же вы меня любите, учитель. Его свободная рука скользит по боку, по обнаженной коже, обжигая теплом и чуть царапая мозолями от меча на ладони. Шэнь Цинцю наклоняет голову и улыбается краем губ. — Если ученик почтителен, отчего же его не любить? Они оба знают, что это неправда, они оба помнят прошлое в том старом мире, где каждый из них успел побывать палачом другого, но сейчас это лишь добавляет немного остроты ощущениям. Боли у каждого из них и так достаточно. Пальцы скользят в глубине тела, Бинхэ приоткрывает рот и жмурится, как никогда похожий на того юного и чистого мальчишку, которого хотелось успеть сломать. Пока он не примется ломать в ответ. — Других своих учеников вы любите так же, учитель? Бинхэ отводит колено в сторону, снова тянет волосы на себя, пальцы нежно ложатся на горло Цинцю — туда, где бьется и частит пульс. Шэнь Цинцю вытаскивает пальцы и подхватывает ноги Бинхэ, разводя их чуть шире. — Так — только тебя, Бинхэ. Это самый верный ответ. Глаза Бинхэ распахиваются, пальцы расслабляются, и Шэнь Цинцю осторожно входит в его тело на вдохе. Не резко, не быстро, у него нет желания снова превратиться в человеческий обрубок просто потому, что не сдержался во время игры на ложе. Любое соитие тел — то же искусство войны, и проигрывать в этот раз у него нет никакого желания. — У учителя такой сладкий язык. Бинхэ вновь на миг прячет взгляд, прячет надежду, прячет того мальчишку, которым он не перестает быть, даже вновь став верховным правителем двух миров и обзаведясь гаремом с тысячью жен, и тянет Шэнь Цинцю на себя. Поцелуй почти сладок — у Бинхэ нежные губы, и он впускает его язык в свой рот так же, как впускает его в свое тело. Они оба замирают на миг и почти не двигаются — ноги Бинхэ обнимают его за талию, обе руки зарываются в волосы, а Шэнь Цинцю лежит на нем, опираясь руками о кровать, прижимая волосы Бинхэ к простыням. В живот упирается член Бинхэ. Боги, а может, демоны наградили чудовище действительно огромным размером. И Шэнь Цинцю не перестает удивляться, как это вообще хоть куда-то вмещается. Они могли бы поменяться позициями, Бинхэ не отказался бы быть наступающим и этим осадным тараном взломать его задние ворота. Но за три года Шэнь Цинцю понял, что им обоим в этом извращенном подобии отношений нужна была добровольность, а не насилие. Целоваться не слишком удобно, но оба не спешат. Просто скольжение языков во рту, влажно, горячо, лениво. Теплые выдохи на коже, зубы, чуть прикусывающие за губу. Они чуть меняют положение головы, то углубляя поцелуй, то просто едва соприкасаясь губами, обмениваясь дыханием. Часть волос Шэнь Цинцю тяжелой пеленой спадает вниз, закрывая от света. Они разрывают поцелуй, Бинхэ отводит его волосы от лица и улыбается. И Шэнь Цинцю замирает на миг, не в силах осознать, как и почему они оказались в этом мгновении, растянутом в вечности, как и почему договор о спасении главы Юэ превратился вот в это — странное, страшное взаимное наслаждение. — Сладкий, учитель, у вас и правда сладкий язык. Шэнь Цинцю закрывает глаза, сглатывает ком в горле и начинает двигаться. Сейчас лучше молчать, потому что иначе навстречу этой страшной дикой нежности на ненавидимом до боли лице выплеснется его собственная. Которую не на кого было направить, кроме женщин из борделей, на чьих коленях он спал. Которая, перегорев, превращалась в яд слов и действий. Он чуть меняет угол, поднимая бедра Бинхэ выше, и вызывает следующим толчком короткий стон. — Ученику… есть еще чему поучиться у учителя. Щеки опаляет жаром. Первый их раз был странным и мучительным для обоих, потому что Бинхэ никогда не был снизу, а Шэнь Цинцю — сверху. Шэнь Цинцю открывает глаза и встречает взгляд багровых зрачков. Да, вот теперь это снова знакомое чудовище, демон с усмешкой на лице. — Учитель принимает похвалу его мастерству. Он толкается еще раз, и еще. Возбуждение знакомо накрывает тело, поднимается черной волной. Внутри Бинхэ узко и жарко, Шэнь Цинцю просовывает руку между их животами и проводит пальцами по головке, влажной и действительно большой. Член Бинхэ ложится в ладонь, как рукоять меча. Они вновь немного меняют позу, чтобы обоим было чуть удобнее. Водить ладонью в такт собственным движениям легко, тела движутся, сталкиваются друг с другом. Музыка, что сопровождает постельную битву — вздохи, стоны, частое дыхание, хлопки плоти о плоть, влажные звуки поцелуев. Они смотрят друг на друга не отрывая взгляда, это сильнее слияния тел, сильнее того возбуждения, что подкатывает под горло, заставляя дрожать. Это сильнее боли и страшнее любви. Они видят друг друга в этот момент. Словно впервые. Свести пики своих наслаждений в один миг — достаточно легко для заклинателей. Только взгляд не отпускает взгляд, два разбитых зеркала глядятся друг в друга, сплетаясь в бесконечную красно-черную бездну. Одну на двоих.