Мегера или ангел: слово в защиту Арабеллы Бишоп

Данной героине от фанфикшеров, как правило, достается все самое неприятное. Главным образом за то, что она назвала Блада «вором и пиратом». Он забыл и простил, а вот его поклонники (чаще – поклонницы) – нет! И потому Арабеллу стараются всячески принизить, расписать в черных красках или убрать из сюжета. Сама будучи обиженной вместе с капитаном на такое оскорбление, я все же полагаю, что подобный взгляд слишком необъективен. А в тех случаях, когда в итоге Блада сводят с авторской девицей, и вовсе очевидно, что вся вылитая на Арабеллу грязь служит лишь одной цели – возвысить собственную героиню, которую иначе просто и не заметили бы. Потому я предлагаю разобраться с обликом этой дамы более подробно. Дочка и племянница плантатора Странная деталь биографии – спорная. Именно тот факт, что полковник Бишоп является дядей Арабеллы, дал повод фанфикшерам писать, что все же семейные черты дают о себе знать. И, послав маэстро Сабатини в дальние страны, на основе своих соображений о генах сочинять истории о том, что Арабелла больше мегера, чем ангел. Я же, будучи убежденным канонистом, настаиваю на том факте, который прямо прописал автор, а именно: «Хотя в жилах Арабеллы и текла кровь, родственная полковнику Бишопу, у неё не было его пороков, к счастью, этими пороками обладал только он, а не вся их семья. Брат полковника Бишопа — Том Бишоп, отец Арабеллы, был добрым и мягким человеком». Вывод (несколько забавный): если у Арабеллы и были пороки, то такие, которые не совпадают с пороками ее дяди! Конечно, добрый и мягкий плантатор – это звучит еще более странно, чем «один очень хороший человек из Тайной Канцелярии» ((с) «Гардемарины, вперед!»). Особенно странно с учетом слов самой Арабеллы насчет плантаторов: «Все плантаторы – жестокие и суровые люди». Однако тут есть ряд «но». Во-первых, слова о характере отца Арабеллы и ее самой принадлежат автору – а в своей вселенной автор царь и бог. И он не ошибается в характеристиках, в отличие от своих героев, которые регулярно дают неверные оценки людям. Во-вторых, в мире Сабатини существуют благородные пираты, так отчего бы не существовать добрым плантаторам? Ну а следовательно, смотри пункт первый – словам автора можно доверять полностью, а вот словам героев – с оглядкой. Компаньонка-плантаторша «…она была его компаньоном по плантациям, хотя и не принимала активного участия в делах». Это еще одна странная деталь биографии. Безусловно, все вел Бишоп. Однако как Арабелла умудрялась не видеть всего того, что он творил? Вот тут мы вступаем в область догадок. Неоспоримо, что всей мерзостности характера родственничка она не знала до беседы того с лордом Уэйдом – Сабатини прямо говорит, что только тут она поняла, насколько он ужасен. «Бишоп не так уж часто открывал перед своей племянницей истинную свою сущность, но в этот вечер излишне выпитое вино развязало язык жестокому плантатору». И только после этого она делает вывод о его жестокости и мстительности. А значит, можно предположить, что большая часть того, что происходило на плантации, от нее тоже была сокрыта. Такое условие заложено самим романтическим жанром, в котором чего-то может не быть по определению. Например, откуда-то же брались «гостевые» каюты на «Арабелле», где Блад умудряется расселить то детей д’Ожерона, то Арабеллу с ее горничной и лорда Джулиана. Почти современный лайнер выходит… Так что можно было бы просто все объяснить жанром – ну не видела она этого, не знала и даже не предполагала. И все же, можно ли это объяснить логически, а не просто законами жанра? Возможно ли это в действительности? А почему нет! Что делать барышне на плантации? Ее жизнь проходит в саду рядом с домом, в городе возле торговых лавок и в домах супруги губернатора и немногих подруг вроде Мэри Трейл. Ее участие, вероятно, сводится к управлению домом и домашними рабами. Она может проезжать порой вдоль плантаций – но что она в этом случае увидит? Просто работающих людей. Здесь просто следует отвлечься от экранизаций, особенно от отечественной, где Блад тоже работает на плантации и именно там происходит разговор Арабеллы с ним. На деле же она не ходила по плантациям и не следила за работой там. А что творится возле бараков рабов, для нее и вовсе абсолютно не знакомо. Однако есть ведь еще работорговля. И есть ее же слова о тяжелом характере плантаторов – откуда-то ведь она взяла этот вывод! Нравы разных веков Сабатини поселил своих героев в конец семнадцатого столетия, сам будучи человеком начала двадцатого. Почему это важно? Времена автора, а следом за ним и его герой, призывают к гуманизму. Однако сам по себе семнадцатый век был наполнен насилием: господа били слуг и рабов, родители колотили детей, мужья жен. И это не было жестокостью в глазах этого времени. Любой родитель полагал, что наоборот тем самым он воспитывает и проявляет любовь к своему ребенку; господин видел в этом благоволение слуге – что он лишь проучил наглеца, а не выгнал вон и так далее. Потому здесь приходится говорить о том, что есть некая «допустимая жестокость» - некие действия, которые вызваны не злобой характера, а обстоятельствами и правилами этого времени. Если есть проступок, за него следует наказание – и в этом нет ничего предосудительного. Вполне логично предположить, что Бишоп именно все свои действия, о которых Арабелле все же становилось известно, объяснял именно так: он не может иначе, это оправдано тем, что раб нарушил приказ. До какой степени сама Арабелла считала это нормой? Следуя времени, она должна была бы это считать допустимым, конечно. Но все же я рискну сделать вывод, что нет. Ведь если бы она считала эти действия безусловно оправданными, она вовсе не заговорила бы о тяжелом характере дяди! Потому что просто не видела бы в этом жестокости. Потому я и делаю вывод, основываясь не на нормах времени, а на гуманизме Сабатини, который всячески подчеркивает именно эту черту и в Арабелле, и в Бладе: оба прекрасно осознают, что люди вокруг часто действуют оправданно, но все равно считают это поведение жестокостью. Поэтому, когда Арабелла говорит о том, что все плантаторы такие, она озвучивает то, что ей твердит все общество: сам дядя, губернатор с его женой и иные дамы Барбадоса наверняка. И Арабелла старается сама себя убедить в том, что такова жизнь, хотя сама она склонна видеть в этом жестокость. Расизм и работорговля Когда Сабатини упоминает негров-грумеров, бегущих за лошадью Арабеллы, он попросту следует реальности. Заявляя о гуманизме и свободе, в начале двадцатого века еще очень слабо говорили о равных правах негров. Его, конечно, признают за человека (что уже много, недавно совершенно серьезно считали обезьяной), но не признают за равного себе человека. Поэтому, с точки зрения автора и читателя, никакого жестокого обращения с неграми нет – бегут и бегут себе за хозяйской лошадью. Вызывает ли «белая» работорговля отвращение у Арабеллы? Мы этого точно знать не можем. Но здесь легко предположить, что «срабатывает» дух времени: почти наверняка ей объяснили, что эти люди – преступники, для них каторга вместо казни – это благо, ведь потом же они отработают и станут свободны! Одно мы знаем точно – Блад привлекает ее внимание и вызывает сочувствие. Отчего? Увы, здесь тоже можно лишь догадываться. Впоследствии она говорит, что он отличался от других. Вероятно, это так, ведь, как мы знаем, Блад, в отличие от товарищей, смог не сломаться и добраться до острова пусть и небритый-грязный, но сохранив внутри себя гордость человека. И его взгляд на нее только подтверждает это. Как знать, может, если бы на нее так смотрел бы Волверстон, девичье сердце было бы отдано Старому Волку! Но Блад успел быстрее… Мягкая, добрая, обидчивая… Опуская тот факт, что на молу Блад обращает на нее внимание без какой-либо ясной причины (может быть, просто долго женщин не видел), в дальнейшем он интересуется именно проявлениями ее доброты – в отношении него самого или в отношении пленных испанцев, которых он лечил. И убедившись, что это ее добросердечие совершенно искренне, Блад и проникается к ней особыми чувствами. Вторая черта, сопровождающая первую, это прямота и даже некоторая дерзость суждений Арабеллы. Когда она раскладывает угощения для испанцев, то делает это не просто вопреки мнению своего дяди, но вопреки мнению всех дам Барбадоса! Эта те смелость и дерзость, позволительные даме ее положения – она ни с кем не дерется и не грубит, она поступает так, как считает справедливым, вне зависимости от мнения света, но притом полностью в рамках этикета – ее нельзя обвинить в нарушении приличий. Но есть и третья – регулярно ставящая в тупик многих. Почти каждый разговор Блада и Арабеллы – это непонимание и обиды, в основном, с ее стороны. При этом мало кто хочет встать на позицию Арабеллы. Что мы видим в ситуации в бараке с больными моряками? Блад фактически напрямую сказал, что считал ее жестокой и трусливой – конечно, она обиделась и была не очень-то расположена слушать после этого его извинения, действовала-то она искренне! Следующая его попытка извиниться – не столько извинение, сколько похвала самому себе: «Я, конечно, только раб… но ведь и вы когда-нибудь можете заболеть». После чего он прямо говорит, что он лучший. Это, несомненно, правда, но такая формулировка плохо годится для извинения, она звучит примерно как: «Мне и вправду жаль, но вам придется меня извинить, вы без меня ничто». И лишь при следующем разговоре им удается как-то понять друг друга. Но только потому что Арабелла напрямую говорит, что ей обидны его насмешки, которые она воспринимает на свой счет, а Блад на этот раз воздерживается от иронии. Но все же можно предположить, что это болезненное восприятие его насмешек и привлекло внимание Блада к ней – он желал разобраться, что же не так, как она видит мир и отчего так понимает его слова. …и нуждающаяся в помощи Среди рассказанных Сабатини историй есть парочка, в которых Блад «лезет» со своей помощью туда, где не просят, либо когда эта помощь становится ловушкой – в частности, в историях с мадам де Кулевэн и попыткой мести Каузака. Вообще «рыцарь до идиотизма» искренне полагает, что ни одна женщина, от губернаторской дочки до дешевой шлюхи, не в силах справиться в проблемами в своей жизни, если ей не помочь. Отчасти это – мировоззрение того века. Которое позволяет женщине быть дерзкой – но лишь в разговорах, смелой – но лишь духом, умной – но лишь в рациональности поступков. Любое отступление от этих правил приписывается только женщинам вроде той же мадам де Кулевэн (из-за которой был разграблен целый город) или леди Корт (которая сродни женской ипостаси полковника Бишопа). Либо же это проявление глупости, которая бросает девушку в объятия возлюбленного, вопреки разуму и воли семьи, как это происходит с Мадлен д’Ожерон или Изабеллой Сотомайор. А вот Арабелла как раз проявляет все названные «правильные» черты характера: сильная духом, дерзкая в пределах этикета. Она не сбегает из дома вслед за Бладом (вопреки отечественному фильму) и не кричит о своих чувствах, проявляя рациональность мышления. Наконец, именно Бладу доводится стать ее спасителем (все, как он любит!) из испанского плена. Вроде бы все так, как должно быть? И все же – вор и пират! Главный «негатив» мисс Бишоп обычно все же собирает именно за эти свои слова и свое суждение. Неоправданное? Читатель, следуя повсюду за героем, отлично знает его и его чувства. И потому возмущен тем, что это девица, не разобравшись, выносит свои оценки. Но в этом и ошибка – мы смотрим на всю историю глазами Блада. А что же все это время знала о нем Арабелла? Конечно, до нее доходили слухи о его успехах на морях и побережье. Были ли они объективны и сопровождались ли оговорками, что капитан Блад ведет себя по-рыцарски? Когда капитан сам с собой рассуждает на полуюте, он уверен, что она прекрасно обо всем осведомлена: «То, что он, будучи пиратом, поступал не как пират, а как джентльмен, также не трогало её, и она не нашла у себя в сердце никакого сострадания». Все так? С одной стороны, об этом слышали даже в Англии, лорд Уэйд отлично все знает. С другой же, надо понимать, что в Англию стекаются слухи от разных людей, но все они англичане, которые от Блада не страдают, а потому, в большинстве своем, они настроены его хвалить. Что же касается Арабеллы, то главный источник информации для нее, увы, все тот же дядя, который вряд ли склонен был расхваливать капитана. Наверняка, что-то все же «просачивается» от иных людей, в том ограниченном, но все же существующем высшем свете обсуждают разное и дают разные оценки. Но одновременно эти люди могут быть все же осторожны в этих оценках – наверняка им известно отношение полковника к Бладу, а Бишоп, к сожалению, фигура в этих кругах важная. Итак: Арабелла наверняка знала о том, что Блад удачливый пират, возможно, порой слышала о его благородстве, но вряд ли могла быть уверена в справедливости этих слухов. Арабелла и «Арабелла» Он на весь мир объявил о своих чувствах. Так думаем мы, и думал и опасался Питер Блад. Однако… «Блад долго раздумывал, перед тем как дать кораблю новое имя, опасаясь выдать этим свои истинные чувства. Однако его друзья увидели в новом имени корабля лишь выражение иронии, свойственной их руководителю». Признаться, разглядеть тут иронию сложновато. Для нас. Мы привыкли, что если кораблю дают женское имя, то это либо имя какой-нибудь прославленной королевы, либо имя возлюбленной. Вот только это не просто корабль, а пиратский. Потому он должен либо пугать одним своим названием, либо служить напоминанием об успехах своего капитана. «Карьера» Блада началась именно с побега с Барбадоса из рабства семьи Бишопов. Именем полковника корабль не назвать – в английском языке корабль – «она». А потому… Я не утверждаю, что это объяснение единственно верное, возможно, вы предложите иное. Но факт в том, что друзья Блада (за исключением, может быть, Джереми) увидели в этом исключительно насмешку. А что тогда видели другие? И, следовательно, что видела и понимала сама Арабелла? Логично предположить, что тоже лишь насмешку. Причем для нее, возможно, обидную вдвойне, потому что она с ним вроде бы подружилось, как ей казалось, она его знает как благородного человека, который еще и спас ее подругу – и вот, он на все Карибы «растрепал» ее имя! Как это понимать? И хорошо, если эта насмешка видится всем лишь как насмешка над семейством в целом. Но ведь сюда может добавиться еще и то, что на Барбадосе многие могут помнить, что именно Арабелла предложила купить Блада, что она позволяла себе прогулки в его компании! Только ли прогулки? Злые кумушки могут намекать на то, что успехи капитана и вправду обозначены в названии его корабля! Здесь можно возразить – не все же так слепы. Вот лорд Уэйд заметил! Это так, однако заметил он лишь потому, что «Лорд Джулиан, знавший женскую половину рода человеческого несколько лучше капитана Блада, был занят в эту же ночь решением странной загадки, которую не мог разрешить и корсар. Я подозреваю, что это занятие его светлости было вызвано смутным чувством ревности». Ревность милорда подсказала ему правду быстрее, чем смутные чувства Арабеллы, которая, может быть, и хотела бы в это верить, ведь… Капитан Блад пока не женился Незадолго до спасения от испанцев Арабелла слышит от лорда Джулиана пересказ истории о спасении Мадлен. В очень неприятной для нее форме – якобы Блад делил женщину с Левассером, приз достался более удачливому. И уверенно объявил, что губернатор д’Ожерон – очень скорый тесть Блада. Разумеется, после такого и думать не будешь о каких-то чувствах, уверившись в том, что единственная причина такого названия – насмешка. Кстати, замечу, после Джереми не опровергает эти слова, а посмеивается, что капитан «пока не женился» - он-то знает, что эти слухи лишь слухи, но как это должна воспринимать Арабелла? А затем следует сражение с «Милагросой», причем Арабелла остается наверху и видит все происходящее, в том числе абордаж. «Осторожно пробираясь среди трупов и обломков, по палубе шёл лёгкой и непринуждённой походкой высокий человек с загорелым лицом». Наверное, картинка очень героическая – для нас, воспитанных Голливудом и компьютерными играми, не имеет значения, сколько там вокруг валяется статистов в кетчупе. Однако это не фильм, а реальность. И в этой реальности мисс Бишоп стоит на палубе захваченного корабля, вокруг валяются трупы испанцев с оторванными частями тел от пушечных залпов или удачных ударов сабель, вокруг стонут раненые, корчась в муках. А Блад с самым равнодушным видом идет среди всего этого и вступает в любезный диалог с доном Мигелем. Короткая память мисс Бишоп Что на тот момент должна испытывать девушка? Очевидно, что какой бы храброй она ни была, все же картина сражения и убитых должна была произвести на нее впечатление – не самое благоприятное. Мы помним, как она сокрушалась о моряках с английского корабля, брошенного доном Мигелем. К этому добавляется еще и шок от появления человека, с которым она никак не ожидала встретиться. Причем именно такого появления, которое подтверждает все неприятные слухи и опровергает все хорошее: на захваченном корабле среди умирающих, как пират посреди добычи, а не рыцарь. Раньше она видела, как он лечит людей, а не убивает, теперь все иначе. Арабелла не успевает до конца прийти в себя от этой картины, как он уже направляется к ним и говорит так, словно ничего этого вокруг нет! Если отбросить романтическую мишуру, то это выглядит, как чаепитие на кладбище или бал в морге. Расшаркивания между трупами. Возможно, если бы лорд Джулиан оказался более говорлив и дольше занимал бы беседами капитана, Арабелла смогла бы прийти в себя и уже адекватно оценить ситуацию: что нельзя захватить корабль, никого не убив, что Блад просто старается быть любезным с ними, в том числе с ней, а не шутовски играет щеголя среди поля битвы. Но ей не дают ни минуты времени! Вместо этого Блад обращается напрямую к ней, насмешливо заявив, что у нее короткая память! Это вдвойне обидно оттого, что когда-то он сокрушался, отчего она не забудет о его промашке в лечебном бараке, говоря о ее слишком хорошей памяти! Что она может сказать? Лишь то, что у нее на уме: она хорошо знала доктора Блада, но абсолютно не знает пирата Блада. Выбор Блада АУ-версии обычно строятся на извинении Арабеллы перед Бладом до появления эскадры Бишопа, разговора в саду и прочих событий. Но дело в том, что как минимум до появления эскадры дяди, а как максимум до беседы в саду Арабелла и не понимает всей оскорбительности своих слов и болезненности их для капитана. Как я упомянула выше, Джереми Питт не только не опроверг слухи про мадмуазель д’Ожерон, но скорее подтвердил их. И потому мисс Бишоп ревнует и бросается словами (к счастью, лишь пред милордом) о том, что она его не замечает и не видит причин быть ему благодарной. Конечно, после Арабелла слышит беседу лорда Джулиана с Бладом. Но беда в том, что она не слышит никаких опровержений увиденному. Ясно лишь то, что ему не по душе пиратство, однако… А почему он все же этим занимается? Изначально беглые каторжники намеревались добраться до голландской колонии, рассчитывая на ее нейтралитет. Жизнь заставила их отправиться на Тортугу, но ведь после же можно было продать трофейный корабль и воплотить в жизнь первый план, не так ли? Мы знаем, что Блада на это занятие подбивали многие, включая губернатора д’Ожерона, убеждая, что в Карибском море каперство – вся жизнь. И были еще события, толкнувшие его к тому же выбору. Но этого всего не знает Арабелла. И потому она вполне может судить, что выход у Блада все же был. А он предпочел иное добровольно. Потому нынешние его слова досадны, но ничего не отменяют – капитану очевидно нравится эта жизнь, потому он ничего не делает, чтобы ее изменить, в том числе и не принимает патент. Реального себя Блад показывает, когда ради защиты Арабеллы принимает патент. Только в этот момент она начинает осознавать, что он по-прежнему остался собой, таким, каким его знала она. Потому что ей известно, что служба ему не по душе, но соглашается на это ради спасения девушки. Момент для извинения Что было бы, если бы у них было больше времени на разговор друг с другом? Возможно, они наконец смогли бы до конца разобраться. Но автор вновь не дает им такой возможности. Едва герои перебросились несколькими фразами, как к ним уже спешит посыльный английской эскадры. Блад торопится отправить Арабеллу к дяде, чтобы обезопасить ее, мисс Бишоп тоже понимает, что команда может передумать и превратить ее в заложницу. Момент откровения вновь потерян. А к следующей встрече Арабелла уже избегает капитана. Отчего? Ответ таится почти в начале их беседы: «Она пожала плечами и отвернулась, чувствуя одновременно и обиду и раскаяние. Однако, опасаясь выдать своё раскаяние, она решила прикрыться обидой…». Мисс Бишоп отлично осознает, что виновата перед ним, а вовсе не строит из себя гордячку, как отчего-то принято это толковать. Из-за своей вины она и избегает капитана. Потому что хорошо понимает, что должна бы извиниться перед ним. Но одновременно же полагает, что ее извинения ему безразличны. «Ваше счастье на морях стало пословицей. Были слухи и ещё кое о чём: о вашем счастье и ваших успехах в других делах». Он преуспел на море (и мы помним, что у нее есть основания считать, что его это вполне устраивает, раз он не меняет образ жизни), он преуспел в любви (это все твердят и повторяют), ныне получил офицерское звание – как перед ним извиняться? Тем более, что момент упущен! Одно дело забрать свои слова обратно, когда он в глазах света «де-юре» все еще вор и пират – тогда очевидно, что она ставит его душевные качества выше его занятия. И совсем другое, когда он таковым уже «де-юре» не является! Это будет выглядеть так, словно она извиняется лишь оттого, что он получил патент, сама же считая его разбойником. Что она может сказать? Чтобы почти наверняка не услышать в ответ что-то вроде: «Сударыня, как видите, жизнь куда мудрее нас с вами! Что вы на это скажете?». «Неужели вы не понимаете, что между нами не может быть ничего общего?» В отечественном фильме эта фраза звучит несколько странно, как ответ Блада самому себе, напоминание, чтобы не забывался. Потому что ни о каких отношениях между ними речи не идет! В реальности же обоим мешают два фактора, один из которых Сабатини называет прямо – ревность. Каждый думает, что другой не одинок, и думает исключительно об этом, пытаясь выяснить правду. А Арабелла одновременно и не желает эту правду слышать, надеясь сохранить самой себе иллюзию его чувств: «Я даже не понимаю, к чему вам утруждать себя доказательствами». Второй фактор – все та же эпоха и ее этикет. Этот этикет не позволяет девушке первой говорить о чувствах, поэтому, когда Блад напрямую спрашивает про лорда Джулиана, Арабелла вновь пытается лишь уйти. А что она может ответить, если говорить прямо она не может, а внутри еще и живет обида от того, что этот человек, удачливый в любви, теперь лезет в душу ей? Мужчина, которого она полюбила, преуспел с другой, собирается на ней жениться, а теперь насквозь читает ее чувства и смеется над ними! Все это и выплескивается в ее слова об убийстве и крови на руках. А он, сославшись на Мэри Трейл, попросту уходит, не дав ей до конца все понять. Пресловутый этикет мешает Арабелле и дальше, когда она видит Блада с Бишопом, то не осмеливается к ним приблизиться. Кто знает, может быть, подави она в себе воспитание, то направилась бы к ним и попросила бы вновь разговора. Но ведь у Арабеллы и мыслей не было, что Блад сразу после этого отплывает, она не знала о произошедшем во дворце, а потому считала, что просто вернется к их разговору после. Во всем виноват… сам Блад! Как ни крути, а выходит, что все именно так. Его страсть к некоторой театральности привела к тому, что его увидели именно захватчиком-победителем, чистеньким вельможей среди луж крови. Его насмешки регулярно вели к тому, что ей надо было как-то отвечать на них, желательно столь же насмешливо! И это – после того, как она прямо признавалась, насколько ей это обидно! У него, в отличие от Арабеллы, было множество возможностей поговорить с ней откровенно. Не страдать в одиночестве, грызя себя, что он вор и пират, а попросить беседы. Не вставать в позу, мол, все вокруг и так знают, какой я благородный, а выяснить, что же она-то на самом деле знает. Ведь задумайся он об этом хоть ненадолго, то понял бы, что вряд ли ей кто-то расписывал его благородство, уж скорее поливали грязью, чтобы сделать приятное полковнику, наверняка полагая, что и его племянница думает так же. И не раскидываться упреками – он еще со времен своего рабства знал, как болезненно она на них реагирует. Все это донельзя парадоксально! Именно своей прямотой и дерзостью Арабелла понравилась ему, именно ее болезненное восприятие насмешек привлекло его внимание и он на практике убедился, что если беседовать с ней иначе, то можно добиться дружбы, именно он знал, что девушке известно далеко не все, что творится вокруг нее и что-то ей видится сквозь розовые очки. Но обо всем этом Блад забывает и даже не замечает ее пусть и робких попыток извиниться, когда она раз за разом оговаривается, что ее суждение было ошибочно и поспешно, и даже не дает ей «развить» эту тему. И настоящее объяснение случается исключительно когда Блад вновь становится спасителем (целого города ну и Арабеллы попутно). Однако, пожалуй, именно тут мы можем говорить о некотором изменении не только в ее поведении. Блад находится в Порт-Ройяле не первый день, но не видится с ней – а ведь мог бы, как он любит, в ореоле победителя, а потом еще и губернатора, явиться под любым предлогом (хотя бы просто засвидетельствовать свое почтение). И очень вероятно, что в этом случае их беседа сложилась бы иначе. Хоть Арабелла и понимала свою вину перед ним, но, возможно, его себялюбие заставило бы ее вновь сказать не то, что она хотела. Однако гора к Магомету не пошла, пришлось наоборот – уже сама Арабелла приходит расставлять все точки. В разы успешнее, чем это делал Блад, потому что в этой беседе уже она каждый раз пытается хоть как-то подтолкнуть его к тому вопросу, который он так и не хочет озвучивать. *** В завершение должна сказать, что я очень нежно люблю Питера Блада, ни в коей мере его не осуждаю, а восхищаюсь. Но все же в отношениях с женщинами он и вправду полный болван! И во всех обидах, полученных им, виноват исключительно он сам. Однако именно последняя сцена говорит о том, что у Блада есть все шансы наконец разобраться и, сделав «работу над ошибками», уже выбрать верную тактику общения с любимой.