Le bleu, le blanc et le rouge

Шепот, переросший в крик отчаяния и решимости, зашелестел по стране еще задолго до судьбоносного 1789 года. Возможно, первые его звуки стали слышны еще когда король заставил сеньоров преклонить колено перед его троном. А когда улицы Парижа, а потом и всей Франции, окрасились алым, на который Карл и Екатерина смотрели задумчиво-брезгливо, шепот перерос в недовольный гул и едва не стоил Бурбонам их короны. Потом, спустя тридцать лет непонятной и бесплодной войны, терпение народа вновь истощилось, вот только ведомый знатью он так и не получил ничего для себя, лишь новые разорения. И снова войны. Бесконечные, изматывающие войны. Всё больше трупов, всё пустее казна. И пока шестеренки государственных умов крутились, чтобы найти способ выкрутиться, народ, склоненный под бременем налогов, растущих цен и приближающейся зимы, скалил стиснутые от боли зубы в сторону первых двух сословий. Буря становилась неизбежной. 1788 год. Конец октября. Ветер пробирал до костей, иглами впивался в кожу, и даже плащ не спасал от ярости его ледяных порывов. Лазар запахнул полы и придержал треуголку, которая так и стремилась улететь вслед за потоками и затеряться среди бесконечных улочек предместий. Фонари не горели в таких отдаленных районах, но света луны, изредка перекрываемой быстро сменяющими друг друга рваными облаками, хватало чтобы рассмотреть кособокие дома в два этажа и грязные проходы между ними. Как и следовало ожидать, в такую ночь ни один здравомыслящий человек не вышел на улицу и, судя по наглухо закрытым ставням и дверям, и не собирался. Ему не стоило выбирать рабочий район, но кто знал, что поднимется такой вихрь, а завсегдатаи питейных заведений уже успеют скрыться за надежными стенами своих домов. С каждым поворотом в новый пустынный закуток уверенность в бесплодности и этой ночи крепла, но он продолжал поиски, не оставляя без внимания ни один звук, хоть как-то схожий с человеческой речью, ни одну тень, напоминающую силуэт позднего прохожего. Тщетно. Очередная узкая улочка закончилась тупиком, и раздраженное рычание вырвалось из горла, тут же унесенное резким порывом. Спокойно. Впереди еще несколько часов, в Париже много людей, и кто-нибудь обязательно не будет спать в эту ночь. Он не знал, сколько еще минут было потрачено впустую на метания между становящимися все более бедными домишками, но похоже сегодня провидение отнеслось к нему благосклонно: незаметный в темноте проход вывел его к чему-то вроде внутреннего дворика, образованного несколькими домами, стоящими вплотную друг к другу. Защищенный со всех сторон от ветра, в такой час он представлял собой почти что уютное место, с одиноким деревом по центру и лавочкой под ним, на которой в данный момент в непринужденной позе лежал человек. Издалека сложно было сказать наверняка, мужчина это или женщина, но логика подсказывала, что женщина едва ли спала бы столь беззаботно на открытом воздухе. С каждым шагом лунный свет открывал все больше деталей: общие очертания одежды сложились в рабочие штаны и куртку; ноги, свисающие с края лавки, одеты в поношенные башмаки; одна рука подложена под голову, другая закинута на мерно вздымающийся живот; на шее небрежно повязан яркий платок; короткие темные волосы обрамляют молодое плохо выбритое лицо. Особо яркий луч осветил черты, и внезапно лицо показалось очень знакомым, словно выхваченным когда-то в толпе и навсегда оставшимся в памяти. Лазар застыл в шаге от спящего юноши, стараясь вспомнить, где и когда они могли предположительно встретиться. В Париже ему нечасто приходилось контактировать с гражданскими лично, особенно с бедняками, а за пределы Парижа он выезжал редко вот уже лет пятьдесят, и то только по особым случаям. И последний такой раз был… Неосознанно протянутая рука не успела коснуться знакомо-незнакомого лица, резко перехваченная за запястье. -Убери от меня свои руки! - молодой человек, явно раздраженный пробуждением, приподнялся на лавке с готовыми сорваться с языка ругательствами, но замер, безмолвный, стоило их взглядам встретиться. Узнавание, удивление, неверие, страх, ярость сменили друг друга в темных глазах за несколько секунд, которых хватило, чтобы достроить логическую цепочку. "В июле. Я убил его отца." Спешно вырвав руку из ставшей болезненной хватки, он отступил от разъяренного юноши, который вскочил следом с занесенным кулаком. Увернувшись с легкостью от удара, он не ожидал мгновенного толчка в корпус и потерял равновесие. Подножка, и спина приложилась об землю, а воздух вырвался из легких. Дезориентированный, он едва успел сделать рваный вдох, когда вес чужого тела прижал к земле, а чужие руки сомкнулись на шее. Он рефлекторно вцепился в запястья, пытаясь сбросить хватку, но перчатки заскользили по коже, не давая нужной опоры. Сдавленный хрип вырвался из горла, и сознание подернулось легкой пеленой, сквозь которую четко проступали только черты перекошенного от ненависти лица. Не нужны были слова, чтобы почувствовать ее, когда ладони сильнее сдавили трахею. "Я выполнял свой долг" Мысль вернула чувство реальности: вместо того чтобы пытаться разжать хватку, он выбросил вверх бедра, стараясь скинуть с себя тяжелое тело. Застигнутый врасплох сопротивлением, юноша действительно ослабил давление и едва не упал. Теперь выбить руки с горла оказалось просто, а еще один толчок повалил противника набок. Не теряя ни секунды, он сам занял позицию сверху и зафиксировал вырывающиеся руки. Юноша угрем завозился под ним, стремясь вновь завладеть инициативой, но быстро выбился из сил и теперь лишь злобно смотрел вверх, тяжело дыша. Туман в голове уже почти рассеялся, горло все еще пульсировало, треуголка давно слетела, плащ только чудом уцелел, и все это из-за какого-то мальчишки, слишком остро переживающего потерю отца. "Возможно, стоило убить его еще тогда." Но ни к чему думать о прошлом, когда нужно решать проблемы настоящего. Потому что слабость усиливалась с каждой секундой, которую он тратил на этого идиота, который, судя по решительному виду, собирался снова попробовать прикончить его. Простой и логичный выход напрашивался сам собой, но он все равно колебался. Даже если мальчишка в итоге умрет, он уже заслужил эту участь своей дерзкой выходкой, и это не считая событий в июле, и все же… -Чего ждешь?! - дрожащий от гнева голос привлек рассеявшееся было внимание. - Давай, убей меня! Также как ты убил моего отца! - и прожигающий взгляд который невозможно игнорировать. "Зачем все эти размышления, когда он сам только что дал разрешение? Ты знаешь, что это не так. Это неважно. Лимит уже близко, и ты это знаешь. Чувствуешь. И когда ты перестанешь себя контролировать, жертв не избежать. Пускай пострадает он, зато никто больше. Это же твой принцип: обходится меньшей кровью, не правда ли? В таком контексте это звучит иронично. Но ты прав." Что-то неуловимо изменилось, словно та пелена наконец сошла, и миру вернулась вся его четкость. Тело больше не сковывала слабость, лунный свет больше не казался тусклым, а живое тепло, исходящее от человека, чувствовалось куда сильнее. Похоже, юноша тоже заметил изменения, когда попытался в очередной раз вырваться, но не смог даже пошевелить руками. И стоило их взглядам вновь встретиться, как к ярости прибавилось замешательство, быстро переросшее в страх. -Глаза зверя…- еще минуту назад он не услышал бы этого шепота, но теперь даже ускорившееся дыхание было громким звуком в тишине ночных парижских предместий. -Не советую дергаться. Ты уже доставил мне немало неприятностей, - голос хоть и вышел несколько хриплым, но прозвучал достаточно угрожающе, чтобы человек сделал ровно противоположное - начал активно извиваться, безуспешно пытаясь найти выход из положения, в которое загнал сам себя. -Отпусти меня, монстр! - несмотря на явную панику, мальчишка все еще смотрел на него так, словно снова собирался вцепиться в глотку, только дай возможность. Но ее больше не будет. Довольно быстро ему надоела эта возня, и одним мощным рывком он приложил парня затылком об землю. Игнорируя болезненный стон, он прикинул варианты. "Руку слишком легко вырвать, и придется закатывать рукав. А вот шея почти что открыта, не считая этого отвратительного платка." Не тратя больше времени, он выбрал удобную точку и наклонился вперед, почти касаясь губами ключицы. Вспышка боли в деснах, и клыки проткнули кожу между шеей и плечом, добираясь до заполненных алым сосудов. Резкий вдох над ухом закончился вскриком когда клыки вонзились глубже, но он едва ли услышал его: после опасно долгого перерыва одного глотка было достаточно, чтобы приглушить все ощущения кроме терпкого металлического вкуса и жажды, больше не контролируемой сознанием. Le sang est vie* Важнее еды, важнее воды, красная, алая, багряная, она дарует жизнь и возвращает силы. Спустя несколько десятков быстрых ударов сердца, эйфория, опьянившая после мучительно долгого ожидания, постепенно ослабла, и реальность стала мазками замещать ее: теплая кровь и прохлада ночи, ткань одежды и мягкая кожа, растерзанная клыками, неподвижность и лихорадочный пульс, тусклый свет луны и нелепый яркий платок, маячащий на периферии. Жажда уже не была такой острой, но все еще отказывалась отступать, подчиняя разум и требуя больше, и он, словно послушная хозяину собака, не выпускал своей добычи. Пока рано. Еще недостаточно. Очередная, хоть и слабая, попытка вырваться была той гранью что отделила жизнь от смерти. Отвлекшись, он заметил прерывистое дыхание и неровный пульс, а потом и затуманенный взгляд, едва ли способный сфокусироваться. "Еще немного и он умрет. Это не то чего я хочу." Ему не нужны были лишние жертвы, даже если они до этого пытались его убить. Париж огромен, и они вряд ли еще встретятся. Рели точно не понравится если мальчишка умрет. Он мог придумать сотню и одно оправдание чтобы оставить его в живых, и никак не находил достаточно веских причин от него избавиться. Это было…необычно. Решение, абсолютно взвешенное и никоим образом не спонтанное, было принято спустя долгих десять секунд размышлений. "Я еще не раз пожалею об этом." Но если это и произойдет, то намного позже, к примеру, на завтрашний день, когда юноша проснется в чужой кровати и после едва не доведет до нервного припадка его горничную. А пока что ему придется искать обратный путь, пробираясь через темные окраины с нелегкой ношей и ориентируясь только по свету луны и редким звездам. *кровь это жизнь