***
На улице пасмурно. Тучи густеют, затмевая солнце, слышен чуть еле громкий гром на улице. Возможно, сейчас дети убегут домой под крик родителей, зовущих их, а может и вовсе они скроются под деревьями, несмотря на тот факт, что, может быть, они все равно промокнут до ниточки. Но им всё равно. Они смело смотрят на небо, смеются, продолжают играть в салочки, прыгать на скакалке, хлопать в ладоши, напевая весёлые частушки, что когда-то им напевали сами родители, из-за чего они отлично их помнят, шире открывая рот, чётче распевая слова из их уст. Невольно хочется самим улыбаться, видя эту картинку, которая так напоминает нас самих.. Но в его случае, ему больше не хочется улыбаться, когда он это видит. Не может.Он и вовсе забыл, какого это.. Улыбаться, как они..
***
Мальчишка громко смеётся, бегая за Шрамом, что тот, в свою очередь, спокойно идёт, и вовсе не смотря на беглого парнишку, но тот факт, что тот обращает на него внимание, берёт за руки, дёргая, без конца что-то лепеча и рассказывая, грело его душу, побуждая чувствовать себя намного лучше. Классик, добежа до лидера революционеров, крепко обнимает, доставая своей макушкой только до груди, ведь, увы и ах, маловат в своём возрасте, потому ещё не дотягивается до красноглазого. Командир, соизволив глянуть на него, приобнимает за плечо руками, что скрыты под чёрной перчаткой, хотя когда-то руки были свободно блуждающими, если бы не ожоги.. И, начав осторожно, но с любовью, будто материнской, гладить по голове, подушечками пальцев нежно водя по волосам, заставляя невольного того чуть расслабиться, хлопает несильно по плечам, чтобы тот отстранился, так как не любит слишком близкий контакт прикосновений с кожей. И со всем, впрочем, телом: — Шрам, Шрам, иди сюда! Я сделал подарок тебе, пожалуйста, пойдём! Звонко залепетав, голубоглазый хлопец взялся за локоть парня, чуть подпрыгивая, но уже не стоя при объятиях на носках, теперь тем самым доставая еле-еле до груди брата. Открыто и вызывающе смотря на него, всем сердцем прося его пойти, всё воротился и воротился, просто уж моля его пойти за мальцом: — Классик, ты же ведь понимаешь, что у меня дела? Спокойно лишь наблюдая за "вертушкой-болтушкой", не отдёргивал на себя свой локоть, за который так сцепился Боб: — Ну Шра-а-ам! Я знаю, что у тебя дела, но ты должен это увиде-е-еть! Уже применяя свою юную силу, ей же стараясь уже за собой потащить Шрама, тот даже запыхтел, ведь, чёрт возьми, тот был не малых размеров. Большой же ведь, высокий. Взрослый: — Мх-х, если пообещаешь, что мы посмотрим, и ты тут же сможешь меня отпустить по моим делам. Сдавшись, тяжко вздохнул, уже самим надвигаясь туда, куда и Классик, который сразу чуть ли засветился, чем прежне: — Да-да-да-да!!! Сразу посмотришь, и можешь идти! — Ну тогда договорились. — Ура-а! Радости было полной катушки. И дойдя до назначенного места, а именно до комнаты Классического Боба, мальчишка сразу, словно времени оставалось непременно мало, открыл свою дверь в детскую комнату, впуская туда своего братца, что сам заинтересовался такому напору от кучерявого: — Вот!.. Мы пришли. Здесь. Он невольно даже задыхался, тут же вбирая больше воздуха в свои лёгкие. Но когда и привёл сюда того, чьё мнение настолько важно для него.. Тот даже приятно заволновался, смотря за эмоциями командира. Что же тот скажет? Ему понравится? Он ведь так старался! Так хотел, чтобы и тот обрадовался! — Ох..Классик, это.. — Куклы! Я сам их сшил! Нравится? Смотри! Смотри! Тут же подбежав к своему труду, взял эти две сшитые куклы из тряпок и ваты. Он даже их подушил теми схожими запахами, как сладкие и сосательные конфеты, а также запах сигарет и чего-то слегка прожаренного, как чёрный хлеб. И подбежал к парню, показывая ему этих куколок: — Это мы! Вот твоя красная куртка, а вот и моя голубая. А ещё вот, даже перчатки не забыл! Они только вышли слегка разорвано, но просто ткани слишком мало, пытался удленить. Даже нитки по нашим глазам нашёл, искал целый день в комоде у Джеймса. Ярко всё говоря, на все схожести по внешности указывая, ждал, когда и тот что-то скажет. Не стоять же, как столб, смотря на это. Не со столбом же говорит, а с его любимым командиром! Со Шрамом: — Ну и ну.. Лидер был даже озодачен. Они.. Как живые: —..Это прекрасно. Очень красиво, Классик. И сколько же дней ты их делал? Сумев "проснуться", медленно переведя свои очи на мальчика, проговорил парень. Чёрт возьми, даже смутился от такого. Но виду не подал: — Месяц! Твою мать.. Месяц?! Командир невольно слегка приоткрыл рот от удивления, снова посмотрев на эти игрушки. Ткань, пусть и тряпочная, но привычна на ощупь без раздражений: — Тебе нравится? Я очень старался. Я их не просто так сделал. Вот - Шрам мне остаётся, а тебе - Классик, точнее, вот, ну.. Поменялись, понял? Шрам, не сдержав улыбки, полностью расслабив мышцы, потрепал по голове парнишку, что щедро и с честью отдал игрушку в виде себя: — Ха-ах.. Конечно понял. Но зачем всё-таки? Это большой труд, ты не сильно заморался? — На память.На память...
Память..
***
Сейчас же он просто в тишине держал эту игрушку. Классика уж неделю нет, а казалось, смех милого воробьишки до сих пор был здесь. Шрам видел его только последний раз, когда в лесу они стали играть в прятки под предложением голубоглазого. Всё было довольно весело.. Если бы он не сразу понял, что это - было грандиозной ошибкой.Он исчез.
Парень искал его везде, кричал, бегал, не мог позволить себе опустить руки, по приказу и своих шестерых братьев завёл искать и метаться по поискам Классического Боба.. Но уже неделя. А его нет. Остались его любимые конфеты, их обёртки, которые он так любит собирать.. Командир и сейчас их хранит, оставив в своём шкафу, запрятав очень хорошо эту коллекцию, что парнишка так гордо высчитывал, в своих маленьких и бледных ручках держа, пальцем на них тыкая, перебирая так жадно, как золото, но в то же время спокойно, будто без вопроса сразу бы подарил их кому-то. Сам мальчишка был целым сокровищем, в котором хранилось тысячи страстей к жизни, задорный смех, честные слова, добрые умыслы и мечты, которыми он жил и восхищался, надеялся и ждал, прилагая к этому свои руки. Он всегда особеннее себя вёл при братце. Как-то слишком импровизионно, так внимательно и преданно. Чаще с хозяином седины на кончиках волос проводил время, так лёгко и влюблённо улыбаясь, почтённо ожидая каждого слова парня, каждого действия лидера. А этот взгляд..Этот добрый и разлагающийся к себе взгляд просто подчинял к себе миллионы звёзд.
Он был целым солнцем, что разбавлял печаль и ничтожную грусть, вдохновляя других на битвы и нахождения себя в своих силах, что, казалось, были тщетны малы. Но сейчас.. Несмотря на солнце за окном, что вышло из туч, грея своими лучами.. Истинный свет померк, из-за чего будто в доме началось массовое гниение, как на кладбище. Даже тишина, и то, как раньше, была сейчас ещё ужаснее и убивающе, заставляя многих просто гнаться от тяжести под сердцем. Всех до единого. Всех.. До конца.Где же ты, мой мальчик? Я чувствую, что ты есть, сердце не может умолкнуть.. Но где же ты, где? И надолго?..
***
Он крепко прижимал к себе игрушку, такую грязную и вялую, но такую любимую и дорогую. Несмотря, что она была сделана из платков, она давала какую-то теплоту, как командир когда-то. По щекам шли горькие и чуть сразу коричневые слёзы от грязи, что была по всему, практически, телу на парнишке. Волосы запутаны, одежда порвана. Энергии на жизнь осталось чрезвычайно мало.. Но Классик ждал. Ждал, что его найдут. Найдут, отчистят, согреют, крепко прижмут.. Он ждёт. Ждёт своих героев-братьев. Ждёт своего героя Шрама, что в его глазах полон решимости и воли, храбрости и смелости. Голубоглазый обещал себе, что и он будет таким. Но ненавидет себя за то, что пролил свои слёзы.. За то, что сдался телом, уже никак не сумев передвигаться своими ножками по земле. Он лишь ждёт..Ждёт до последнего вдоха своих братьев.
***
Я ожидаю.
***