***
Ненавижу белый. На кровати, застеленной белоснежными простынями, лежала Мэйбл. Помнить её такой живой, весёлой, неунывающей оптимисткой, и видеть сломанной, сломленной было невыносимо. Такая непередаваемо спокойная и такая безвозвратно мёртвая… В памяти всплыл момент первого брошенного взгляда, когда меня подвели к телу сестры. Неестественно вывернутая правая рука с сжатыми пальцами. Поразительная белизна и острота переломанной кости, чудовищным, оскаленным клыком торчащей из левой ноги. Её прекрасные, всегда аккуратно уложенные каштановые волосы сейчас были спутаны. На них, словно украшение, подаренное самой Смертью, виднелись мелкие веточки и травинки, странным узором окружающие тёмное пятно запёкшейся крови. Мой воспалённый разум отказывался верить в то, что видели мои глаза, а тело согнуло пополам удушливой горечью рвоты. Кинулся прочь из этого кошмара и очнулся уже от холода краёв унитаза, в которые вцепился побелевшими пальцами и задыхался, выдавливая из горла эту отвратительную слизь и зажмуриваясь от нестерпимо жгущих глаза слёз. Надеюсь, ты умерла быстро. Эта мысль была мне противна, но я надеялся, что сестра не мучилась, что не затухала бесконечно долго там в каньоне, пока я обнимался с Пасификой. Что погасла так же мгновенно, как сгорают сорвавшиеся с небосвода звёзды. Она и была моей яркой звёздочкой. Самая сильная из нас сломалась быстрее всех. Я не знал, в какой момент всё пошло наперекосяк. Не мог понять, в какой момент я потерял её. Просто хотелось выть. Я помнил, как она успокаивала меня, как поднимала на ноги. А что я? Я не смог её спасти! Я дал ей упасть, в прямом и переносном смысле. Мне хотелось свернуть Джеффу шею, раскрошить его кости, разрушить всю его жизнь, как он разрушил мою. Как же противно от этих взглядов! Не хотелось никого видеть. Хотелось исчезнуть так же, как исчез мой внутренний мир.***
Два дня спустя были похороны. Мэй похоронили здесь, в Гравити Фолз. Гроб, с невероятно красивой девушкой в свадебном платье, которая казалась лишней в этой деревянной тюрьме, медленно опускали в глубокую яму. Я стоял и чувствовал, как моя душа испаряется из тела, разделяется с ним и ложится рядом с сестрой, мягко обнимая безжизненную фигурку, нежно защищая от того, от чего защитить уже невозможно. Больше я не ощущал ничего, кроме пустоты, которую уже нельзя заполнить. Не спасали ни дяди, ни родители, ни Пасифика. Все смешались в одну серую массу, ничего не значащую для меня. Я брёл по заброшенным лесным дорогам. Куда? А чёрт его знает. Просто шёл. Вперёд. Как можно дальше от них. От тех, кто пытается жить дальше. Но как можно жить без неё? Деревья расступились, и я сощурился от невероятно яркого солнца. Во всех фильмах безбожно лгут. Это место казалось знакомым. Я делал всё новые и новые шаги, пытаясь вспомнить где я. А поняв, не смог сдержать смешка, который с каждой секундой становился сильнее, превращаясь в сумасшедший хохот. Это было место, где Мэй шагнула в неизвестность и в мягкую тьму небытия. Место — Рубикон. Граница между «жизнь, радость, счастье» и «смерть, тишина, забвение». Ноги несли меня всё ближе к краю. И я поддавался этому желанию. Оставался всего метр до края, но кто-то схватил меня за плечо. Кто бы ты ни был, я тебя уже ненавижу. — Далеко собрался, Сосна? — поинтересовался Билл, сильнее сжимая моё плечо. — Что ты здесь делаешь? — злобно спросил я, всё ещё смотря на бездну, разразившуюся впереди меня. — Это имеет значение? — ответил он вопросом на вопрос. Билл сделал несколько широких шагов к краю и материализовал белую лилию. Её любимый цветок. — Откуда? — вновь спросил я, наблюдая за тем, как роса, будто слёзы, переливается на лепестках. — Я же Демон Разума, — засмеялся Билл и разжал пальцы. Лилия, вычерчивая замысловатые пируэты, медленно полетела вниз. Я подошёл ближе, наблюдая за тем, как цветок повторяет последний путь моей сестры. — Что, если я убью его? — минуты спустя спросил Билл. Мне не нужно было говорить кого, я и так всё понимаю. Меня интересовало другое: — Зачем ты помогаешь мне? Билл задумчиво посмотрел на меня, а после произнёс то, что я никак не ожидал, но что сразу и многое объяснило: — У тебя её глаза. Я сглотнул необычайно вязкую слюну, вглядываясь в даль. — Хорошо, — согласился я, пусть и понимал, чем чревато это в будущем. Но какая разница? Пара минут, и у Билла есть способ выбраться отсюда. Но мне было плевать, что будет потом. Он сделал шаг вперёд, на невидимую платформу, и позвал меня вслед за собой. Без капли страха я пошёл за ним. Под ногами ущелье, но я не ощущал его глубину, лишь явственно видел покорёженное тело Мэйбл на его дне. Интересно, я буду выглядеть так же? — Не передумаешь? — спросил Билл, словно прочитал мои мысли. — Нет, — я слегка улыбнулся. — Мы ведь близнецы. Я расставил руки в стороны, прикрыл глаза и, на выдохе, сделал шаг вперёд. Ветер трепал волосы, выдувая все мысли из головы. Хотя, я был уверен, что ни за что бы не передумал. Вместе навсегда — и этого не изменить.***
Кроваво-красное небо с огромным разломом стало необычайно привычным. Тысячи демонов, снующих туда-сюда, и полное безумие стали основой нового мира. Билл Сайфер — создатель этого безумия, глава банкета тьмы, стоял у двух надгробий — единственного клочка старого мира — и задумчиво смотрел на надписи на них. Мэйбл и Диппер Пайнс. Август 2000 — Июль 2019. Жизнь, слишком непродолжительная даже для людей. Они умерли в один месяц, с разницей в бесконечных два дня, так и не отпраздновав своё девятнадцатилетие. Билл щёлкнул пальцами, и на могилах появились свежие букеты белых лилий. — Он мёртв, Сосна, как ты и просил, — он сжал губы в тонкую полоску и тихо добавил: — Жаль, что всё так закончилось, Звёздочка. Ветер поднимал столбы пыли, уничтожая следы Билла, отделяя это место от всего остального мира. Никто не знает о нём и никто, кроме Билла, никогда не сможет сюда попасть. Это его старая рана, шкатулка Пандоры, которую он никому не покажет. И о которой он никому не позволит узнать.