Часть 1
3 октября 2019 г. в 23:41
23 апреля 1963 года, Рим, Италия
Уютный монастырский дворик буквально утопал в цветах. Запах роз одурманивал любого, кто ступал на аккуратные, мощённые бурым камнем дорожки, по обеим сторонам которых густо росли кусты, усыпанные бутонами самых разных сортов и оттенков. Было заметно, что кусты часто подрезают и облагораживают, чтобы они как можно дольше радовали глаз своим пышным цветением. Разведение роз было маленькой слабостью настоятельницы — матери Клариссы, и она лично ухаживала за розарием вот уже восемнадцать лет, посвящая любимому занятию немало свободного времени.
Посторонние редко попадали за высокие стены обители Тор де Спекки, но сегодняшний гость не относился к числу таковых. Это был солидный, представительный мужчина в дорогом тёмно-синем костюме, явно сшитом на заказ, лакированных чёрных туфлях, с изящной тростью в одной руке и толстой сигарой — в другой. Видимо, в молодости гость был весьма привлекателен, но глубокие морщины, паутинкой собравшиеся в уголках тёмных, как ночь, глаз, да седина, щедро обрызгавшая некогда смоляную шевелюру, красноречиво указывали на то, что ему явно больше пятидесяти.
Дону Паоло Гримальди недавно исполнилось пятьдесят три, и он с каждым днём ощущал это всё острее. Здоровье подводило всё чаще, да и усталость понемногу начинала сказываться. Усталость от жизни в постоянном напряжении. Вот уже тридцать лет, как он единолично управлял огромным капиталом своей семьи, не зная и дня полноценного отдыха. Впрочем, ему было чем гордиться: за эти годы его состояние увеличилось втрое, по сравнению с тем наследством, что Паоло принял после смерти отца.
Семейство Гримальди имело старинную родословную, состоявшую сплошь из чистокровных итальянских аристократов. В начале XX века семья была довольно многочисленной, но эпидемия «испанки», вспыхнувшая в двадцатые годы, и охватившая почти всю Европу, безжалостно прошлась по её рядам. Семейное кладбище пополнилось десятками могил взрослых и маленьких Гримальди, и вскоре Паоло унаследовал состояние отца, как старший из оставшихся в живых представителей своего рода. Ему, двадцатитрехлетнему юноше, на попечении которого остались едва живые после болезни младшие брат и сестра, пришлось нелегко. Финансовые дела покойного отца пришли в плачевное состояние, но Паоло постепенно с этим справился, будучи истинным представителем своего семейства, ведь настоящие Гримальди не ведают, что такое пасовать перед трудностями. Тогда он не знал, что главные трудности в жизни у него ещё впереди.
Сам Паоло тоже перенёс «испанку», болезнь не отняла у него жизнь, но оставила страшный, неизлечимый след: после выздоровления он не мог иметь детей. Может быть это и не было связано именно с этой болезнью, но факт оставался фактом.
Паоло женился в двадцать четыре, на прекрасной, нежной девушке из хорошей семьи, поначалу и не подозревая о своей деликатной проблеме. Шло время, а долгожданный наследник у молодых супругов так и не появился. Сильвия — жена Паоло — страшно переживала, виня во всём себя. А как же иначе, ведь её упрямый и гордый супруг не допускал и мысли, что бесплодным может оказаться он сам.
Супруги ссорились всё чаще, постепенно отдаляясь друг от друга. Паоло, пытаясь забыться, менял любовниц как перчатки, причиняя жене ещё большие страдания. Она быстро узнавала о его похождениях, устраивала мужу бурные сцены ревности, плакала, угрожала наложить на себя руки… В конце концов, через три года Сильвия устала от эгоизма и безразличия мужа и завела тайного любовника, чтобы хоть как-то утешиться. Вскоре она забеременела от него: так Паоло и узнал, что причина бездетности его брака именно в нём, а вовсе не в жене. Эта новость стала куда большим ударом для него, чем измена Сильвии, которую он когда-то боготворил.
Для Паоло Гримальди не существовало такого понятия, как пощада к предателям, поэтому Сильвия вскоре умерла, а точнее, была хладнокровно застрелена. Вместе с любовником и их нерождённым ребёнком, в том же роскошном гостиничном номере, где они тайно встречались. Слухов ходило множество, но полиция не особо рьяно старалась раскрыть громкое убийство, опасаясь связываться с богатой и влиятельной семьёй Гримальди.
Тяжело пережив супружескую измену, Паоло думал, что никогда больше не полюбит и не женится. Он и раньше-то считал женщин не более чем красивым дополнением к интерьеру, а уж после предательства жены и вовсе стал их презирать. Но жизнь быстро опровергла его взгляды, поставив на его пути новую, нежданную любовь.
Через восемь лет, сразу после окончания войны, Паоло встретил Валери — очаровательную молодую вдову с трёхлетним сыном на руках и маленьким саквояжем, вмещающем всё её нехитрое имущество. Она потеряла мужа в конце войны и осталась совсем одна на свете, поскольку была сиротой, а родственники супруга отказались от неё и её сына. Валери была француженкой, и это стало причиной того, что родители покойного мужа не желали видеть ни её, ни своего маленького внука. Они всегда ненавидели «поганых лягушатников» и так и не примирились с тем, что их сын не женился на добропорядочной итальянке.
Доверчивый взгляд её громадных серо-голубых глаз запал в душу Паоло сразу. Он приютил Валери и её сына в своём доме, поначалу предложив место горничной, но уже через месяц сделал ей предложение. Одинокая, всеми покинутая молодая женщина отчаянно нуждалась в поддержке и любви, а Паоло был красив, богат и свободен. Разумеется, она сразу же согласилась, и очень скоро полюбила своего нового мужа, смирившись даже с его вспыльчивым нравом.
С тех пор Паоло стал счастливым семьянином, но, увы, так и не обзавёлся законным наследником. Лучшие доктора столицы только разводили руками, советуя молиться и ждать, но ждать Паоло всегда ненавидел, так же, как жить несбыточными надеждами. Мужественно приняв суровую правду о своей мужской неполноценности, он перестал надеяться и все силы вложил в воспитание пасынка — Маттео. Ребёнок быстро привязался к отчиму и буквально боготворил его. Мальчик рос смышлёным и послушным, и вскоре отчим признал, что из него определённо выйдет толк. Он официально усыновил ребёнка, и Тео получил фамилию Гримальди.
Шло время, Тео рос, блестяще учился в школе, затем изучал финансы и право в университете, радуя родителей успехами и достижениями, с рвением вникал в дела семейного бизнеса — строительство гостиниц на территории Рима, и всё у него получалось легко, словно играючи. Очень напоминая лицом свою мать, Тео вырос красавцем — высоким, отлично сложенным, с цепким, пронзительным взглядом серо-голубых глаз и невероятно пленительной, мальчишеской улыбкой. Строгое воспитание отца (как он называл Паоло) сделало из него настоящего мужчину и, что важнее, настоящего Гримальди, если не по крови, так по манере поведения и жизненным принципам. С той лишь разницей, что Маттео обладал пылким сердцем и пока не научился подлинному хладнокровию в силу своей молодости.
Паоло гордился им безмерно, и часто представлял, что Тео действительно его сын, но… увы, родовая гордыня не позволяла забыть, что пасынок всё-таки не Гримальди по рождению. И хоть юноша доказал, что достоин в будущем занять место отчима и возглавить семейное дело, Паоло не давала покоя мысль, что семейный капитал достанется не чистокровному представителю рода.
Младший брат Паоло — Джулиано, погиб в автокатастрофе вместе с женой ещё в сорок восьмом, но, слава Богу, оставил после себя малышку-дочь, Лореллу. Что до единственной сестры Паоло, она постриглась в монахини сразу после окончания войны, навсегда закрыв для себя дверь в мир обычных людей. Таким образом, юная Лорелла, которой как раз сегодня исполнилось семнадцать, была единственным ребёнком, в жилах которого текла кровь Гримальди. В этом-то и была причина визита дона Паоло в монастырь Тор де Спекки этим погожим апрельским утром.
Старая, сгорбленная сестра Моника молча проводила посетителя в кабинет настоятельницы. Гримальди огляделся: здесь всё было точно так же, как и четыре года назад, когда он в последний раз навещал сестру и племянницу. Ровные, оштукатуренные стены, покрашенные в бледно-зелёный цвет, строгая, почти аскетичная обстановка, состоящая из небольшого рабочего стола, пары жёстких стульев и двух больших шкафов, забитых документами и книгами, да большое деревянное распятие на стене. Единственное, что оживляло кабинет, были горшки с ярко-розовой геранью на узких подоконниках. Паоло едва заметно улыбнулся: в детстве его младшая сестрёнка мечтала изучать растения и самостоятельно выводить новые сорта цветов и деревьев. Похоже, преданное служение богу всё же не истребило в ней этого желания, если судить по размерам розария в саду и десятка цветочных горшков в её кабинете.
С давних времён при обители был открыт детский приют, где росли сироты. Монахини заботились о детях, учили их грамоте и несложным ремёслам, подготавливая к самостоятельной, взрослой жизни. Именно здесь, за стенами старинного монастыря и выросла юная Лорелла Гримальди, о которой после смерти родителей заботилась родная тётка. Паоло не умел обращаться с маленькими девочками и не особо жаждал этому учиться. Останься малютка с ним, он благополучно спихнул бы её на нянек, заботясь лишь о материальных её потребностях. Но двухлетний ребёнок нуждался в женской ласке и любви, поэтому они с Клариссой заключили соглашение — она воспитывает Лори и заботится о ней до совершеннолетия, а Паоло становится её официальным опекуном и обеспечивает материально.
Положа руку на сердце, поначалу племянница не особенно интересовала Паоло, но она была урождённой Гримальди, а значит, он не мог просто отвернуться и забыть о ней, ведь отец Паоло всегда учил его, что семья важнее всего в жизни. Поэтому он перечислял деньги на содержание и учёбу Лори в лучшей школе для девочек в Риме, оплачивал частные уроки танцев и фортепьяно, иностранные языки и художественную школу. Словом, он был рад, что девочка получает достойное образование, хоть и не считал, что оно настолько необходимо ей. Выросший в патриархальной семье, дон Паоло считал, что главная цель девушки из приличной семьи — выйти замуж за достойного мужчину и нарожать мужу наследников. Именно на это он и рассчитывал, глядя, как Лори подрастает.
С годами стало понятно, что девочка унаследовала непростой характер своего отца, с которым у Паоло часто случались бурные ссоры, иногда доходившие до драк. Лет до тринадцати племянница пугала дядю тем, что желает стать монахиней, чтобы служить Господу. Паоло попробовал было спорить с ней, но ребёнок оказался упрямее всех чертей ада, и разговор закончился бурной истерикой и слезами Лори. Живи племянница с ним, Паоло строго наказал бы её за такое поведение, но Кларисса, как всегда вступилась за девочку и напомнила брату, что до совершеннолетия та находится под её покровительством.
Через пару лет Лори стала спокойнее и выдержаннее, она больше не устраивала родственникам сцен, и о монашеской келье не заговаривала. Она всерьёз заинтересовалась древней историей и живописью средневековья и решила после окончания школы поступить в университет, чтобы продолжить своё образование и стать историком или художником-реставратором. Днями девочка просиживала в библиотеке, ходила по музеям, штудировала книги по истории искусства, делала наброски в своём большом альбоме, а по выходным брала мольберт с красками и шла на развалины Форума, чтобы рисовать.
Лишь тягой к знаниям её увлечения не ограничивались: девушка с удовольствием помогала тёте Клариссе в свободное время, занимаясь с малышами в приюте. Лори всегда любила детей, и они отвечали ей тем же. Она одна могла легко управиться с целым выводком четырёх-пятилетних сорванцов, которых за пару минут увлекала в какую-нибудь, на ходу придуманную, интересную игру. Монахини и воспитатели буквально молились на неё, приговаривая, что из Лори когда-нибудь выйдет замечательная мать. Девочка же лишь фыркала, заявляя, что замужество в ближайшие десять лет её точно не заинтересует. Наивная, она думала, что всегда будет сама решать свою судьбу, но… не тут-то было.
Дверь, ведущая из узкого внутреннего коридора, бесшумно открылась, и в кабинет вошла Кларисса Гримальди. Это была молодая, хрупкая женщина, которую со спины можно было принять за молодую девушку, если бы не преисполненный достоинства взгляд и горделивая осанка настоятельницы древнего монастыря. Ей было тридцать пять лет, но строгое чёрное платье и белый головной убор, оставляющий открытым лишь овал лица, не оставляли ей шанса выглядеть моложе, но Кларисса к тому и не стремилась. Вот уже восемнадцать лет, как она приняла постриг и присоединилась к своим тихим, благонравным сёстрам, и ни разу не пожалела об этом, чувствуя себя здесь на своём месте.
Паоло внимательно оглядел сестру: она почти не изменилась, разве что взгляд стал более пронзительным… или это только в его присутствии? Между братом и сестрой никогда не было тёплых отношений. Паоло всегда считал сестру слишком маленькой и глупенькой, и относился к ней снисходительно-безразлично, при этом памятуя, что она тоже из рода Гримальди, а значит, её нужно беречь и защищать. Окончательно их отношения испортились, когда Паоло начал подыскивать сестре жениха, а упрямая Кларисса вдруг сбежала из дома и заперлась в монастыре, приняв постриг без позволения старшего брата.
Он решительно не желал выслушивать её аргументы, поскольку считал, что сестра должна заключить брак, выгодный для своей семьи, и завести мужа и детей. А Кларисса упрямо стояла на своём и утверждала, что после всех ужасов войны видит себя только монахиней, и никем больше. С тех пор брат и сестра почти не общались, разве что обсуждали воспитание и образование Лори, когда девочка попала под их опеку.
— Кларисса, — он встал навстречу сестре, окидывая её неторопливым, изучающим взглядом. — Ты ничуть не изменилась. Это благословенный воздух монастыря так на тебя влияет?
— Здравствуй, Паоло, — бесстрастно поприветствовала его настоятельница. — Увы, не могу вернуть тебе твой же комплимент. Ты изменился… выглядишь усталым и подавленным.
— Ты всегда была остра на язык, — усмехнулся Гримальди, опускаясь обратно на стул. — Это у тебя от матери.
Кларисса проигнорировала слова брата и нарочито невозмутимо присела за свой рабочий стол. Она не любила, когда Паоло так внезапно посещал её обитель, это всегда означало, что случилось что-то серьёзное. И сегодня предчувствие у неё было скверное.
— Итак? Для чего ты пришёл? — осторожно спросила она.
— Думаю, ты уже догадываешься, у тебя же всегда имелась голова на плечах, — полные губы Паоло медленно растянулись в усмешке, обнажая ровные, белоснежные зубы.
— Речь пойдёт о Лори? — уточнила монахиня.
— Верно, у неё ведь сегодня день рождения, — ответил Паоло, закуривая сигару. — Я привёз ей подарок.
Кларисса нервно сцепила пальцы в замок. Она ненавидела дым сигар, но напоминать об этом брату было бесполезно, он никогда не заботился о таких мелочах, как дискомфорт окружающих.
— Почему именно в этом году ты вспомнил о дне её рождения? — монахиня удивлённо выгнула брови. — Раньше ты присылал подарки со своим водителем, не утруждая себя личным присутствием. Что изменилось теперь?
— Но ведь сегодня ей исполнилось семнадцать, — снова сверкнул зубами Гримальди. — Она уже почти взрослая синьорита, и мне захотелось взглянуть на неё. Наверняка, Лори изменилась.
— Разумеется, она выросла с тех пор, как ты видел её в последний раз, — усмехнулась Кларисса. — Но, прежде чем я позову её, ты скажешь мне правду, Паоло. Для чего тебе внезапно понадобилась наша племянница?
— Тебя сложно провести, сестрица, — усмехнулся Паоло, но тут же снова стал серьёзным. — Я приехал, чтобы забрать её из монастыря.
— Что?! — Кларисса тут же вскочила на ноги, мгновенно растеряв всё своё хладнокровие. — Ты не имеешь права, мы ведь договаривались… до совершеннолетия Лори находится под моим покровительством! Ты не можешь нарушить наше соглашение!
— Успокойся, моя дорогая Кларисса, я всего лишь решил выдать её замуж, а не продать на невольничьем рынке, — старший брат снисходительно усмехнулся, с удовольствием затягиваясь сигарой.
— Замуж в семнадцать лет?! — возмущённо воскликнула настоятельница. — Да как ты можешь такое предлагать! Лори совсем ещё ребёнок, а ты уже продал её кому-то из своих партнёров с нечистой совестью, словно она твоя личная собственность?! Я не дам тебе неволить мою девочку, я тоже имею право голоса!
— То, что ты выросла без матери, плохо сказалось на твоём воспитании, Кларисса, — презрительно протянул Гримальди. — Ты так и не уяснила, что не дело женщине перечить воле мужчины, особенно старшему в семье. Ты в своё время совершила безумный поступок и постриглась в монахини, но с Лори этот же фокус я тебе провернуть не позволю. Потому и забираю её, пока она не стала совершеннолетней и не последовала твоему дурному примеру.
— Но она больше не собирается становиться монахиней! — горячо возразила Кларисса. — Если бы ты чаще навещал племянницу, ты знал бы об этом. Вот уже три года, как она мечтает учиться в университете, хочет стать искусствоведом или заниматься реставрацией старинных картин.
— Учиться? Высшее образование девушке вовсе ни к чему, — отмахнулся поначалу Паоло, но, задумавшись на мгновение, продолжил гнуть свою линию. — Впрочем, я не стану возражать, если она захочет поступить в университет. Время идёт, в мире всё меняется, а я вовсе не такой уж старый маразматик, каким ты меня считаешь. Пускай Лори получает образование, раз так хочет, при условии, что она выйдет замуж.
— И кто же у нас жених, позволь узнать? Надеюсь, не какой-нибудь пузатый банкир, старше её лет на двадцать или тридцать? Учти, Лори ни за что не смирится с такой участью. Она, хоть и стала гораздо спокойнее, твердостью характера и упрямством ничуть не уступит нам с тобой, дорогой братец.
— Она ведь Гримальди, — горделиво улыбнулся Паоло. — К тому же, она согласится, как только увидит жениха, уверяю тебя. Ему двадцать один год и он — самый красивый парень, какого я видел, не считая меня самого в молодости, разумеется. А девушкам в возрасте Лори только красота парней и важна, не так ли?
Кларисса побледнела, начиная догадываться о плане старшего брата. Ну конечно, как она раньше не догадалась? Вот почему Паоло настаивал на том, что именно он должен стать опекуном маленькой Лореллы. Уже тогда он распланировал её будущее, словно девочка была не его родной племянницей, а очередным выгодным проектом, обещающим желанную прибыль — ребёнка, в жилах которого будет течь кровь рода Гримальди.
— Ты говоришь о Тео, своём пасынке, так ведь? — спросила настоятельница.
— Именно, — кивнул довольный Гримальди. — Ты же не станешь возражать? Они будут чудесной парой, Кларисса, и родят нам много здоровеньких и красивых внуков, которым я со спокойной душой завещаю всё своё состояние.
— А что об этом думает Тео? — холодно поинтересовалась Кларисса. — Или его мнения ты тоже не спрашивал?
— В отличие от Лори, которую ты избаловала сверх меры, мой сын воспитан мною лично, и воспитан достойно, — ответил Паоло, высокомерно вздёрнув подбородок. — Он знает о своём долге перед семьёй и никогда не оскорбит меня отказом. Он женится на Лори, это даже не обсуждается.
— А потом станет вытирать об неё ноги, как ты это делал с Сильвией? — смело парировала настоятельница. — Этому ты тоже его научил?
— Не смей напоминать мне об этой грязной шлюхе! — мгновенно вскипел Паоло, вскакивая на ноги. — Она получила то, чего заслуживала, спутавшись со своим парикмахером. И довольно об этом, ты знаешь, как я презираю падших женщин! Хватит уже отговорок, Кларисса, я хочу видеть Лори. Немедленно.
— Значит… у меня нет выбора? — еле слышно спросила Кларисса, в отчаянии кусая губы. Она знала, что закон сейчас на стороне брата, как и его обширные связи и деньги. Лори ещё целый год должна беспрекословно подчиняться воле своего опекуна, и она никак не может помешать брату забрать её из монастыря.
— Да, выбора у тебя действительно нет, сестра, — уже спокойно констатировал Гримальди, затягиваясь сигарой. — И не делай из меня кровожадного зверя, я желаю Лори только добра. Я выдаю её за молодого, красивого парня, не чужого, а воспитанного мною, выросшего в нашей семье. Наша племянница будет жить в роскоши, учиться в своём чёртовом университете, и, если будет послушной, её жизнь станет просто раем на земле. Что из этого тебе не нравится?
— То, что ей придётся подчиняться тебе, брат мой, и тому напыщенному, самовлюблённому эгоисту, которым ты вырастил Тео, — горько прошептала Кларисса, направляясь за племянницей.