Гуляет ветр свободный

Уже почти полночь, когда Икер проникает на Бернабеу. Иногда он приходит сюда в ночной тишине, когда не может заснуть или когда ему нужно целое поле, чтобы подумать. Никогда прежде он не размышлял об этом, как о проникновении, потому что это его дом, а ты ведь не проникаешь в собственный дом. Но возможно, сегодня это ощущается почти как проникновение. Как будто — возможно — это больше не его дом. Это всего лишь едва уловимая мысль, но стоит ей промелькнуть, как стены в его сознании рушатся, отчаяние накрывает с головой и проливным дождём утягивает на дно. Икер стоит у кромки поля, на линии ворот, пройдя лишь четверть пути после выхода из тоннеля, и сейчас он делает ещё несколько шагов, чтобы прижаться к штанге, совершенно ясно осознав своё положение. Возможно, это больше не его дом. Господи, он так привык быть дирижёром, создавая симфонию, которую играли Реал, его игроки и болельщики, повинуясь движениям его рук и заданному им темпу. Разве он не отдал этому месту всё, что у него было? Разве он не истекал кровью, потом и слезами за эту команду, этих людей и этот город? Разве он не смирился со всем дерьмом, которое получил в ответ за последние месяцы, терпеливо сидя на лавке и ругая самого себя сильнее, чем мог бы хоть кто-то из толпы? Он запрокидывает голову, ударяясь головой о штангу, и разглядывает ночное небо с безмятежно плывущими по нему тёмными облаками, равнодушными к мелким трагедиям, что разыгрываются где-то под ними. Поле освещают серебристый лунный свет и приглушённые огни Мадрида, пробивающиеся над трибунами. Над трибунами его стадиона, его дома. Его выгнали из его собственного дома. Он устал избегать этого, игнорируя враждебно настроенные газеты и журналы, расталкивая не особо известных журналистов, которые вились мошкарой и подстерегали на каждом углу. Он бесился, кусал губы и вставал в ворота, сжав руки в перчатках в кулаки, а потом отвечал на свист и оскорбления тем же самым. Теперь он думает, как убого это выглядело. Возможно, он и правда скорее мешает, чем помогает. Возможно, он лишь балласт, который тянет Реал всё дальше и дальше на дно, как он сам всё дальше и дальше от своей лучшей формы. Облака всё так же плывут над стадионом. Будь это кино, неодобрительно думает Икер, он бы проникновенно кричал в небеса — что-нибудь поэтичное и пронзительное. Что-то, что целая команда сценаристов придумывала бы несколько часов, чтобы найти правильный баланс между эмоциями и глубокомыслием. Что-то о бессмысленности всего происходящего. Но внутри Икера нет такой команды. Он просто футболист, и с него хватит. Поэтому он говорит лучшее, что может сказать, и вкладывает в это всё, о чём сейчас думает: — Блядь, блядь, блядь, бл… — Не могу не согласиться, — раздаётся над ним голос, и Икер немного дёргается от неожиданности, но даже не поворачивается, потому что прекрасно знает, чей это голос. Пусть он удивлён, пусть он хотел побыть один, неосознанно Икер всё равно тянется к нему, точно цветок к солнцу. — Что ты тут делаешь, Икер? — нежно спрашивает Серхио, но Икер всё равно различает скрытое беспокойство, и ему совершенно не нравится слышать это. Мгновение он думает, что надо бы подняться, пожать плечами, извиниться и проигнорировать беспокойство Серхио. Он думает, что надо снова окружить себя стеной безразличия, которую он так долго выстраивал вокруг себя, и отправить Серхио заниматься своими делами. Думает, что надо стать капитаном Реала, невозмутимым и безучастным, как облака над ними. Он думает обо всём этом, и будь рядом кто угодно другой, он именно так бы и сделал: поднялся бы на свинцовых ногах и снова заковал себя в доспехи — тонкие и треснутые. Но это Серхио, поэтому Икер остаётся на месте, лишь запрокидывает голову, чтобы посмотреть Серхио в глаза. Он ничего не говорит, но серьёзность на лице Серхио сменяется чем-то похожим на панику. — Ох, Икер, — голос Серхио звучит так, словно его напугало что-то в выражении лица Икера. Он опускается на колени и садится рядом. — Икер, ты не можешь всех их слушать, не можешь. Он так расстроен и так не похож на самого себя, что всё, чего хочет Икер, это снова натянуть свою капитанскую маску, выдавить из себя улыбку и убедить Серхио, что всё в порядке, но он просто не способен на это. Он вымотался и его покинули последние силы, которые заставляли его продолжать двигаться и игнорировать ядовитые шепотки, превращающиеся в рокот, и теперь он совершенно беззащитен. Сомнения и страхи, которые всегда были рядом, но долгое время подавлялись, вырываются наружу, и Икер качает головой. — Это всего лишь, — Икер обрывает сам себя. — Всего лишь я. Это был длинный сезон. — Они понятия не имеют, о чём говорят, — яростно говорит Серхио, вцепившись в колено Икера. — Легко быть диванным критиком. Сложно играть на поле. Носить форму. Они нихера не знают. Ты не можешь их слушать. — Я знаю, — Икер почти что шепчет, сам в ужасе от слов, которые застревают в горле, но всё же вырываются наружу. — Всегда будут люди, которым что-то не нравится, но Серхио, чтобы так много? Будто весь мир, и все кричат и освистывают. Я знаю, что растерял форму, я просто хочу игнорировать это, отбросить от себя, но возможно… возможно они правы, возможно мне и правда нужно уйти, пока меня не выгнали, от меня уже нет никакой помощи, я просто… Икер начинает паниковать, разглядывая свои прижатые к груди колени и нервно сжимая траву, но Серхио не позволяет этого, привычно обнимая за плечи. — Не делай этого с собой, Икер, — это похоже на мольбу. — Ты… у тебя были ошибки. И там, и тут. Как и у меня, как и у всех. Это нечестно, что ошибки голкипера более, ну, заметны, чем, скажем, ошибки полузащитника. — Ты имеешь в виду, что я привожу гол, а вратарь просто теряет мяч, — Икер слабо улыбается, произнося это. Это не утешение в традиционном смысле, но он рад, что Серхио сказал именно это. Он рад, что Серхио не спорит с ним о его плохой форме, не пытается утешить бессильными фразами, не пытается на время подлатать его. Именно в этом Серхио и хорош: он всегда знает, что Икеру нужно услышать, а что нет. Однако, Серхио ещё не закончил. — Ошибки вратаря подвергаются большей критике, чем ошибки других игроков. Но так же и ошибки Реала критикуются сильнее, чем провалы других клубов, — Серхио выводит на шее Икера небольшие круги, показывая, что он рядом, такой надёжный и мучительно верный. — Это порядок вещей, — голос Серхио звучит жёстче, чем обычно. — Но ещё это означает, что наши победы гораздо ценнее. Всё, что мы делаем правильно? Это значит куда больше. Потому что мы Реал, — Серхио заставляет Икера повернуться, чтобы видеть его лицо. — И у тебя есть победы. Ты так много сделал правильно. Гораздо больше, чем могло бы быть достаточно. И ещё, Икер? — Серхио обхватывает подбородок Икера, чтобы встретиться с ним взглядом. — Ты и есть Реал. Икер открывает было рот, но Серхио быстро трясёт головой и прижимает палец к его груди. — Ничего не говори. В кои-то веки услышь, что я говорю. Икер слышит. Он ничего не говорит, только смотрит на Серхио, который обнимает его и прижимает к себе. Несколько минут они сидят так, не произнося ни слова. Икер просто концентрируется на своём дыхании, а Серхио просто обнимает его. Обычно из них двоих именно Серхио шумный и несдержанный (и Икер любит его за это, даже когда с трудом сдерживается, чтобы не задушить), но когда это нужно, он может быть и таким: спокойным, непоколебимым, готовым укрыть Икера от целого мира. — Похоже, всё совсем плохо, раз ты раздаёшь хорошие советы, — разрывает тишину Икер, говоря чуть приглушённо из-за того, что уткнулся в плечо Серхио, но не позволяя своему голосу дрожать. Говоря откровенно, последнее, что ему нужно, так это начать плакать в на удивление приличную рубашку Серхио. Серхио смеётся, и этот звук совершенно иррационально напоминает на вкус бренди. — Ну что же, ведь кто-то из нас должен быть благоразумным. Ничего, скоро мы вернёмся к миру, где ты на меня орёшь. — Кстати, как ты узнал, что я здесь? — От Сары. Я… Я пошёл к тебе домой. Она сказала, что иногда, когда тебе нужно, ты приходишь сюда. Икеру хочется спросить, почему Серхио вообще пошёл к нему домой, но он чувствует, что этот вопрос забросит их на неизведанную территорию — эта тема не была под запретом, но неявно избегалась ими все эти годы, — где он не хочет оказаться. Точно не сейчас, когда он шмыгает носом в рубашку Серхио и максимально не похож на капитана, каким должен быть. Это так неловко, когда между ними повисает этот незаданный Икером вопрос, и Серхио прочищает горло, прежде чем сказать: — Жаль, что звёзд не видно. Они буквально в шаге от бессмысленного разговора о погоде, и Икер внезапно понимает, что он должен был спросить. Он ненавидит, когда Серхио вынужден переходить на все эти околопогодные темы, общаясь с ним. У них не такие высокопарные отношения, чтобы обсуждать подобное. Икер давно отказался от маски капитана рядом с ним. Серхио — его защитник, как на поле, так и вне его. Серхио, на которого он кричит и которого бьёт перчатками, когда тот не обращает на него внимания. Серхио, который постоянно висит на нём на тренировках и который ищет его посреди ночи, чтобы сказать, что всё в порядке, даже когда очевидно, что это не так. Серхио. — Почему ты искал меня? — внезапно спрашивает Икер, торопясь произнести вопрос, запоздавший на минуту, но всё-таки спрашивая и не давая себе передумать. Очевидно, что Серхио ждал этого вопроса, но тогда, а не сейчас. Икер чувствует его напряжение и разрывает их полуобъятие, чтобы посмотреть Серхио в глаза. — Я твой второй капитан, и мы не поговорили, ну, наедине, после матча. Я хотел… хорошо, я… Я подумал, что тебе не помешала бы компания. Я беспокоился. Ну, ты знаешь, из-за всего, — уходит от ответа Серхио. Икер склоняет голову набок. Он был бы почти разочарован таким ответом, если бы не знал, что Серхио что-то не договаривает. — Сесе. Почему ты искал меня? — Икер не совсем уверен в том, чего ждёт, но знает, что поймёт, когда это случится. — Я же сказал. Я беспокоился. Я не… Я беспокоился. И я искал тебя именно сейчас вместо того, чтобы просто подождать, потому что я беспокоился не о своём капитане и не о своей команде — я имею в виду, что конечно же я беспокоюсь об этом, но прямо сейчас — сейчас я беспокоился о тебе, Икер Касильяс, я беспокоился о своём друге, — колено Серхио касается колена Икера. — И смотри-ка, я оказался прав. Это не то, чего ждал Икер, но пока что этого достаточно. Он поднимается, и Серхио следом за ним, его рука безотчётно ложится на поясницу Икера — не то успокаивая, не то поддерживая. Они отходят от вратарской, но когда Икер делает шаг в сторону тоннеля и выхода, Серхио качает головой. — О, я пришёл по-другому. — По-другому… Как ты вообще сюда попал? — Икер хмурится, а Серхио смеётся. — Икер, только то, что ты капитан, не означает, что ты единственный, кто знает, как проникнуть на стадион. У меня свои ходы, — но тут его ухмылка уступает место серьёзности. — Ты прислушаешься ко мне, Икер? Что ты собираешься делать? Он говорит уже не о выходе. А может и о нём — только в другом смысле этого слова. — Я не знаю, — тихо отзывается Икер. — Ещё не знаю. Серхио убрал ладонь, когда они пошли к выходу, но сейчас он снова протягивает её, чтобы взять Икера за руки. — Ты же знаешь, что я поддержу тебя, что бы ты ни делал. Это не вопрос. Это уже ответ. Икер улыбается. — Да. Я знаю. Коротко сжав его ладони, Серхио подаётся вперёд, чтобы поцеловать Икера в обе щеки. Знакомый жест успокаивает. — Ну, хоть что-то ты знаешь, — усмехается Серхио, а затем колеблется долю секунды, прежде чем в третий раз поцеловать Икера — на этот раз в губы. По идее этот поцелуй не сильно отличается от предыдущих двух, он ничем не отличается от сотен поцелуев Серхио — в щёки, в лоб, а иногда и в кончик носа, стоило Серхио выпить. По идее, этот поцелуй не должен значить что-то большее, чем остальные поцелуи: это безопасность, доверие, поддержка. По идее, нет ни единой причины, почему дыхание Икера оставалось ровным, когда Серхио поцеловал его первые два раза, но сбилось на третьем поцелуе. Прикосновение к губам короткое и невыносимо нежное, а затем Серхио отстраняется и легонько пихает Икера. — Иди домой, капитан. Тебе нужно поспать. Слова простые и совершенно обыденные, несмотря на то, что только что произошло. Икер наблюдает за тем, как Серхио уходит к ближайшему угловому сектору, перепрыгивает через заграждение и взбирается по ступенькам. И только когда Серхио исчезает за трибунами, Икер понимает, чего именно он ждал.