Игра окончена. Попробовать снова?

Заходя в собственный офис, нормально ли перезаряжать пистолет и крепче сжимать его в руке? Нормально ли, от каждого шороха пропускать удар и вжиматься в спинку скрипящего старого кресла, чуть ли не теряя сознание от недостатка витаминов в теле и жуткого недосыпа? Что ж, сейчас каждый второй работающий человек скажет, мол, конечно, это норма, и Майк готов этих людей послать, прежде всего, на три веселых буквы, а после усадить за своё рабочее место, похлопав по головке со словами: «Мы не несем ответственности, если вы получили телесные или психические повреждение в нашем заведении. Хорошей рабочей недели, новичок!» Но, кто врач Майклу? Он бы еще давно бросил всю эту затею и устроился в любой другой забегаловке. Да… В какой-нибудь параллельной вселенной всё бы так и было, но здесь ему остаётся лишь вдохнуть отвратительный запах гнилой плоти и включить планшет с встроенным видеонаблюдением. Слышны шаги, тяжелые и громкие. Можно было даже уловить краем уха, как что-то хлюпает и будто кто-то шепчет что-то неразборчивое детским тонким голоском. Если первое можно было счесть за больную фантазию, то второе становилось всё громче и громче, вводя в некий транс, и только звонок старенького, но не менее громкого от этого телефона вывел Майкла от собственного начинающегося кошмара. Голос не был похож на человека, обучающего его. Более хриплый, насмешливый, и до боли знакомый. «Ты все еще здесь и не собираешься отступать, не так ли?» Знал бы ты, почему. «Перестань корчить из себя что-то стоящее, ты всего лишь груда мяса и костей, твоя прогнившая плоть и даром никому не нужна, и от реальности глупо убегать, Майкл.» Почему же ты не можешь просто замолкнуть? У тебя ведь это так прекрасно получалось раньше, Так что же тебе мешает теперь? «Но, раз ты тут, могу посоветовать вот что: Забудь все страхи и включи смекалку, впереди еще полночи» Собственное сердцебиение оглушает, будучи таким неспешным и неживым. Дуло пистолета приставлено к виску, а палец тянется к курку, когда слышится очередной топот и гомон. Прикрыв глаза, улыбка Майкла тянется почти до ушей, когда тот проваливается в воспоминания вновь и вновь, ведь это всё, что остается делать воспаленному мозгу. «Папа, папа! Смотри, что я нарисовал!» Мальчик лет так пяти бежал спотыкаясь к своему отцу и держа лист А4, который на данный момент был для него очень большим, как и работа «юного художника», а детский смех разносится эхом по большому дому семьи Афтонов. Сидящий на кресле и что-то чертящий мужчина обернулся на возглас сына, а рядом сидящий с ним другой парень лишь посмеялся, когда в очередной раз тот чуть не упал из-за собственной неосторожности. «Весь в тебя, Уилл!» Смеясь, говорил мужчина Наконец, преодолев гору испытаний, Майк добрался до своей цели. Их дом был большой, и иногда маленькому Майки казалось, что это квест-комната, и надо бежать и прыгать по коврикам/диванам/подушкам, и никоем случаем не наступать на пол! Почему? Ну, в фантазиях мальчика это была бурлящая лава. Протянув отцу свой рисунок, Майк широко улыбнулся. На листочке был изображен красного цвета Лис, с повязкой на глазу как у настоящих пиратов и крюком. Красный, возможно из-за того, что оранжевого цвета попросту не нашлось. Не хватало еще маленького попугайчика, но птиц Майк пока не умел рисовать. — И вправду, весь в меня — с улыбкой произнёс мужчина, потрепав сына по каштановым непослушным волосам. Уильям тоже имел такой волос, только намного длиннее, из-за чего низкий хвост был жутко неопрятным, да и как-то наплевать. — Такое произведение искусства даже я не смогу переплюнуть! Ответ Майка вполне устраивал, но убегать обратно в комнату он не собирался, как и перестать отвлекать отца и его друга от важных дел. Каких именно — непонятно, но Майк был уверен, что это будет что-то помпезное. — Это Фокси! — уверенно произнёс паренёк, сжав маленькие ручки от волнения в кулачки — Лис-пират, который преодолел все моря и океаны, дабы рассказывать всем свои интересные истории! — Ну, с именем ты не заморачивался, как я погляжу.— скорее констатировал факт, чем спрашивал, Уильям все равно повесил рисунок своего сына на доску с собственными чертежами, закрепив кнопкой. Это показывало его мальчику, что работа Майкла такая же важная, как и его собственная. Майк же просто пожал плечами, глядя своими большими голубыми глазами на отца. Он хотел быть таким же, как и он! Таким же умным и изобретать что-то крутое! Образ отца и вправду был как некий идеал. Конечно, когда Майк вырастет, у него не будет настолько неопрятный вид, но это всё мелочи! От сладких воспоминаний его отвлекают. Фокси врезался в дверь, но после он не уходит, скребет дверь своим крюком творя омерзительный звук и стучится. Да уж, случается, однако. Цифры на планшете уже стремились к отметке двадцать процентов, на часах лишь четыре утра. Два часа. Осталось лишь два часа. Но Майк снова и снова проваливался в глубины сознания, слыша шепот, чувствуя, как что-то стекает по лбу и где-то в уголках глаз. Майклу шестнадцать, и он ненавидел свою семью. Если бы это было просто подростковым максимализмом и объяснялось всё термином «Меня никто не понимает, и поэтому я всех ненавижу», но тут сам Майк не понимал свою семью. Не понимал, почему отец нашел какую-то суку и женился на ней, а та в свою очередь высрала еще двоих детей. Не понимал, почему отец перестал обращать внимания на него. Не понимал, какого хрена ОН должен со всем этим возится. Майкл также не мог понять, почему его младшая сестра пропала. Почему отцу всё равно, а его брат начал истерить при любом виде роботизированных животных, обнимая свою тупую плюшевую игрушку. Да даже эта новая жена куда-то делась! Жизнь превращалась в ебучий быт. Все дни были наполнены серостью и хотелось взвыть от этого. Хотелось кричать и послать весь мир куда подальше. Послать и такого ненавистного младшего брата, и этот огромный дом. Но, Майкл также ненавидел себя. Ведь он был неправильным. Неправильным человеком, неправильным братом и в первую очередь неправильным сыном. «Неправильным сыном?» Не так давно, Майкл начал замечать в себе это. Это чувство, от которого «бабочки в животе», хотя в случае Майка, это были червяки. Этим болеют многие подростки, и Афтон не стал исключением. Любовь. От одного названия хотелось блевать, но совсем не от человека, от которого прежняя холодность Майкла пропадала, а сам он покрывался багряной краской. Уильям. Это Уильям Афтон. Боже, какой же Майкл омерзительный! Как же отвратительно было, смотреть отцу в глаза, пока у самого всё сжималось в ком. Да просто в зеркало было отвратительно смотреть! Майк хорошо помнил, как он в очередной раз домой пришёл с явным перегаром по одной причине, которая имела фиолетовый оттенок. Майк хорошо мог помнить, как на кухне сидел отец. Майк не знал, что отец придет домой, поэтому не ожидал встретится с ним взглядом. Он помнил весь гнев Уильяма за этот самый перегар, а также он помнил его взгляд. Он был устремлен ни на какую-то шалаву, ни на его долбанную работу, а только на него. Будто Майк — самое важное, что у него только было. Майк прекрасно помнил свой первый поцелуй и взгляд Уильяма, который нельзя было описать словами. Прекрасно мог помнить и то, как его губу прокусили, но в тот момент это только больше заводило. Он понятия не имел, что двигало отцом, и почему он отвечал, почему не оттолкнул и только ближе прижал к себе. Быть может, это из-за того, что Майк был пьян, или просто дабы тот отстал, но Майклу и этого хватало. Майк не до конца мог помнить, как лишился девственности, из-за чего он проклинал свою память и то, что был пьян. Он лишь помнил чувства, как грудь вздымалась и сердце бешено колотилось, как тело покрывали ранами самыми необычными способами, как постепенно становилось холоднее и холоднее из-за недостатка одежды на своём теле, и как ему хотелось рыдать от счастья. Также Майк мог помнить взгляд Уильяма, когда он увидел, что натворил Майк с братом на его же день рождения. Как руки вновь единственного ребёнка были все в детской крови, и как по лицу уже что-то стекало. На лице Уильяма не было сожаления или ужаса. Улыбка отпечаталась как клеймо в сознании подростка. Слышен шум из коридора, рука крепче сжимала орудие и глянув в камеры, Майкл понял — его окружили. «Они знают, ты здесь» Майка накрыл нервный срыв, он закрывал то левую дверь, то правую. и оказалось, что зря. Более кнопки отказывались работать. Звонкий детский смех, казалось, окружал. Хотелось биться головой об стену, вырвать себе, черт возьми, уши, лишь бы не слышать этого. Потому что и в этом смехе он узнавал брата. Оставалось от силы процентов пять, и Майкла накрывает с новой силой паника, дрожь в теле мешала. Тело переставало слушать своего хозяина. Мозг совершенно не хотел принимать эту реальность. «Они видят тебя» Майкл молчит, не двигаясь, его взгляд устремлен в одну точку. После, скрип стула и он поворачивается назад, видя перед собой Его. Фредбера. Улыбка застыла на устах Майкла, а вонь гниющей плоти отрезвляла, заставляя понять кое-что настолько очевидное, что хотелось смеяться. «Ты мертв, Майк, как и я. Только есть небольшая разница: Я мертв душой, а ты — телом» Звук выстрела разнесся по всей пиццерии, а тело глухо упало на пол, пока на стене красовались раздробленные мозги парня. Часы зазвенели, оглашая то, что уже наступило шесть часов. Игра окончена. Звук чужих, человеческих шагов теперь разносился эхом по зданию, а вскоре в комнату охраны зашли. Бездыханное тело было поднято, а после Майка погладили по непослушным каштановым волосам, которые были такие же, как и у него. «Весь в тебя, Уилл!» Мертвые, чуть синеватые губы Майка, накрыли теплые и такие родные губы отца. Уильям бы продолжил ту маленькую игру, которую когда-то начал шестнадцатилетний Майкл, если бы только от него не несло гнилой плотью. — И вправду, Генри. Весь в меня. Только существует одно огромное отличие между нами: Я мертв душой, а ты, Майки, душой и телом.