Play it Cool

      Его бывшего не должно быть здесь, о, он это знает наверняка. На протяжении последних полутора лет между ними есть негласное правило, ну, по крайней мере, в мыслях Чонгука именно так и есть: Чонгук тусуется в клубах, что находятся рядом с его домом и работой, Югём же - рядом с уже его домом и вообще во всём центре города. И это справедливо. Более чем справедливо, Чонгук не может сосчитать, сколько же ему пришлось отклонить приглашений только из-за того, что те вели куда-то на территорию Югёма. Потому что он уважал это деление. Нет, стоп, он нуждался в этом разделении.       Он нуждался в знании того, что, да, он может вырваться куда-либо, повеселиться, выпить, может даже пофлиртовать (только это, ничего большего, по крайней мере, не через столь короткий срок), без всяких беспокойств по поводу того, что он может столкнуться с Югёмом, увидеть Югёма, поговорить с Югёмом. Может, прошло уже целых полтора года, но ведь это всего-то в два раза меньше того времени, когда они были вместе, и Чонгук рассчитывал на эту дистанцию ради собственного существования.       И. Всё-таки.       Прямо на расстоянии какой-то половины всего помещения от него (в его клубе, который находится рядом с ним) стоит Ким Югём, весь из себя такой красивый, смеющийся и танцующий, и Чонгук замирает, глядя на него с изумлением и чем-то, похожим на страх, в глазах, желая только оказаться где-нибудь ещё, но не здесь, или, может, вернуться на полтора года назад, в их маленькую квартирку, и найти себя там свернувшимся калачиком на груди Югёма, запутавшимся в одеялах...       Но эта мысль (ну и все остальные, что только могли быть в этот момент) немедленно вылетает из его головы, стоит глазам Югёма остановиться на нём. Высокий парниша так же замирает, улыбка его сползает, превратившись в кучку чего-то, скорее всего, слегка нервного. Но нет, в то же время Чонгук видит это, видит дерзкий блеск в глазах Югёма и намёк на улыбку на его прелестных губах.       И это приводит Чонгука в ярость. И да, может, он хочет немножко поплакать, а ещё, может быть, свернуться в клубок и испариться, но Чонгук заставляет себя не отводить взгляда и держать спину прямо (может, он даже немного напряг мышцы, но он всё-таки много трудился, чтобы они у него были, надеясь, что они будут пугающими, ну или по крайней мере привлекательными. Не то чтобы он пытался привлечь Югёма...), дабы попросту не съёжиться под взглядом бывшего любовника.       Однако Югём приближается, и с каждым сантиметром всё сокращающегося и сокращающегося между ними расстояния сердце Чонгука бьётся быстрее.       И вот, наконец, Югём оказывается перед ним с потрясающей улыбкой на губах, а Чонгуку приходится заставить собственный рот не отвечать ему тем же и не следовать чистому инстинкту. — Чонгук-и, - говорит Югём, но его едва слышно из-за музыки, толпы людей и паники, развязавшейся в голове Чонгука. Прошло больше года с тех самых пор, когда он в последний раз слышал голос Югёма, с тех самых пор, когда выносил свои последние вещи из югёмовской квартиры. — Югём, - Чонгук честно старается остановить дрожь в голосе. Да и вообще во всём теле, когда Югём не спеша оглядывает его с ног до головы, задерживая взгляд на бёдрах, скрещённых руках и губах.       Наконец, глаза Югёма вновь возвращаются к его глазам, и парень ухмыляется. — Прекрасно выглядишь, Гук.       Чонгук стискивает зубы, изо всех сил стараясь не заорать, не окунуть его мордой в лужу проклятий, а, может, просто не заплакать. — Ага, - и это всё, что он смог выговорить, при этом немного задирая подбородок, создавая некоторое подобие уверенности. И это, кажется, лишь веселит Югёма, что в следующий момент делает шаг вперёд. А Чонгук - назад. Югём и так находится слишком близко с той самой секунды, когда только вошёл в, окей, неофициальную часть города Чонгука, и если он станет ещё ближе, то это лишь ухудшит состояние Чонгука. — Как ты, Гук? - спрашивает Югём, в его глазах блестит веселье, а ещё нечто тёмное, нечто, чего Чонгук не хотел бы называть. - Давно не виделись, - и ещё один шаг вперёд. — В порядке, - шаг назад. — Не станешь спрашивать, как я? - дразнится Югём. Чонгук не отвечает на провокацию, пытаясь выглядеть как можно более равнодушно. Ему не хочется слышать, как всё хорошо у Югёма, как же прекрасна и совершенна его жизнь теперь, когда в ней больше нет Чонгука. - Я скучал по тебе, Гук.       На следующем шаге назад он немного запинается, но Чонгук делает вид, что это лишь из-за кого-то из толпы, сохраняя выражение лица настолько каменным, насколько мог, игнорируя боль в сердце. — Досадно, - бросает в ответ Чонгук. Югём посмеивается с этого. — Ну а ты не скучал по мне?       Чонгук лжёт сквозь зубы, молясь, чтобы это не выглядело столь очевидно. — Я двигаюсь дальше, Югём. Может, и тебе стоит.       Что-то похожее на любопытство вспыхивает в глазах Югёма, и он, о боже, наконец-то, замирает на месте, позволяя Чонгуку сделать ещё шаг назад, дабы установить хотя бы какое-то подобие дистанции. Кто-то слегка подталкивает его в бок, но он не обращает на это внимание. — Оу, да? - всё ещё дразнит его Югём. Не веря ему. Не веря его наглой лжи. - И кто этот счастливчик?       Дерьмо.       У него, конечно же, никого не было. Ни одного человека. Да, после Югёма он ходил на всякие свидания, флиртовал с незнакомцами в барах и однажды совершил ошибку, отправившись с одним из них домой, лишь чтобы после уйти до восхода солнца, со слезами на глазах, желчью в горле и чувством вины на сердце.       Но Югём не должен этого узнать. Ни за что на свете.       Чонгук оглядывается вокруг, стараясь не выглядеть отчаянно. — Он где-то здесь. Может, вам с ним удастся познакомиться.       Югём вновь улыбается, явно забавляясь с него. — О, я очень на это надеюсь. Пожалуйста, расскажи мне всё. Как его зовут, как вы познакомились и как давно уже вместе?       Чонгук выдавливает из себя ухмылку, не переставая обыскивать толпу (в поисках кого-то, кто выглядел бы его ровесником, кого-то не отвратительного, пьяного и достаточно приветливого, чтобы подыграть). — Расслабься, Югём, - прохладно говорит он. - Немного поздновато для ревности, не так ли?       Эти слова заставляют улыбку Югёма всего-то на секунду, но дрогнуть, и после, когда она вновь расцветает на губах, Чонгук замечает за ней напряжение. Югём, возможно, теперь верит ему чуточку больше. Пожалуйста.       Чонгук замечает кого-то. Он прекрасен, хотя на самом деле не это важно, он танцует с закрытыми глазами так, будто этот чёртов клуб - сцена, а он прямо сейчас выступает перед многотысячной толпой. Ох, и если бы Чонгук был где-то в этой толпе, то он бы точно зааплодировал стоя.       Что ещё более важно, он выглядит примерно на возраст Чонгука, может, капельку старше, и что-то в его лице (несмотря на резкую линию подбородка, слегка нахмуренные брови, сосредоточенно сжатые в тонкую линию губы - всё это, по правде говоря, делало его несколько пугающим) притягивает Чонгука, заставляет выглядеть открытым, честным и, возможно, не таким злым, как могло показаться на первый взгляд.       Чонгук подмечает, где танцует этот парень, прежде чем повернуться и встретить взгляд Югёма с искренней улыбкой (облегчения, но Югёму не нужно этого знать). — Я вижу его. Пойду узнать, хочет ли он поздороваться с тобой.       Прежде чем Югём успевает что-либо ответить, Чонгук уже несётся через всю толпу, направляясь прямо к танцующему незнакомцу. И подходя к нему, он понимает, что вблизи этот человек ещё более прекрасен (и пугающий).       Растрёпанные тёмные волосы разделяются пробором посередине, открывая чужой лоб, за исключением тех мест, где влажные пряди прилипли к коже. Он одет в столь же тёмную узорчатую рубашку с короткими рукавами, несколько верхних пуговиц расстёгнуты, демонстрируя полосу блестящей медовой кожи, натянувшейся на мускулах; узкие джинсы подчёркивают его длинные ноги, обтягивая мышцы бёдер так, что у Чонгука чуть слюнки не начинают течь изо рта.       И он чуть не валится с ног, когда парень открывает свои глаза, острые, раскосые, и смотрит прямо на Чонгука. Должно быть, он замечает, с каким выражением лица пялится на него Чонгук, ибо внезапно ухмыляется, и вот тогда Чонгук действительно спотыкается, ругаясь под нос, когда щёки заливает ярый румянец. Но когда он вновь поднимает взгляд, человек перед ним почему-то стал ещё красивее.       Гигантская сердцевидная улыбка преображает острые черты, когда он смеётся, танец его замедляется до небольших покачиваний взад-вперёд, когда он смотрит на Чонгука. Мальчишка в то время сильно прикусывает губу, отгоняя смущение и заставляя себя продолжать идти, идти прямо к этому прекрасному, сексуальному, пугающему и в то же время будто светящемуся парню, что смотрит на него с потрясающей улыбкой на лице и блеском в глазах.       Чонгук не относится к категории общительных людей. По натуре он довольно застенчивый, замкнутый и предпочитающий сидеть дома, играя в овервотч, либо же тусоваться лишь с близкими друзьями и покупать шашлычки из баранины. Однако прямо сейчас ему необходимо было переступить через свою больную застенчивость. Он должен подойти к этому незнакомцу (красиво-сексуально-пугающе-сияющему незнакомцу) и притвориться, что они парочка. Он чувствует на себе взгляд Югёма, зная, что тот, скорее всего, совсем скоро пойдёт за ним. Так что он не может потерпеть неудачу.       Именно поэтому он подходит прямо к парню, с улыбкой хватая его за руки и разворачивая так, что теперь тот спиной стоит к Югёму и Чонгук может следить за его приближением.       Чонгук игнорирует панически дрожащее сердце, подбираясь ближе, сохраняя на лице то, что, как он надеется, со стороны выглядит как искренняя улыбка, когда убирает руки незнакомца с бёдер и своими руками обвивает его шею (и в то же время стараясь игнорировать, как нежно и, возможно, заманчиво прижимают к себе расположившиеся на его талии чужие руки). — Пожалуйста, умоляю, подыграй мне, сделай вид, что ты мой парень. Меня зовут Чон Чонгук, и я угощу тебя выпивкой или, не знаю, ужином, или ещё чем-нибудь, только, прошу тебя, помоги мне. Мой бывший, Югём, здесь. И кажется, он подходит к нам со стороны T-5. Умоляю тебя, - умоляет Чонгук, с игривой улыбкой на губах шепча слова на ухо парню, зная, что со стороны это скорее всего выглядит так, будто он шепчет сладкие штучки или же всякие непристойные секретики своему возлюбленному.       Он отстраняется, встречаясь взглядом с незнакомцем и надеясь, что в его улыбке в достаточной степени сквозит отчаяние. Другой же парень выглядит несколько шокированным, но всего-то на секунду - в следующий момент в его глазах появляется озорной блеск, и он ярко улыбается Чонгуку, сжимая его в своих объятиях, прежде чем резко оборачивается, двигаясь так, что теперь его рука крепко оборачивается вокруг талии Чонгука, обнимая его и плотно прижимая к своему боку, когда он поворачивается лицом к Югёму.       И улыбка Чонгука больше не кажется вымученной, хоть даже и всего-то на секунду, ибо выражение смеси шока и замешательства на лице бывшего всё же стоило того.       Чонгук быстро переплетает собственные пальцы с пальцами всё ещё незнакомца, понимая, что, на самом-то деле, ему есть за что держаться. И приподнимает бровь, кидая взгляд на Югёма. — Кажется, я говорил, что скажу, если он захочет познакомиться с тобой. Что, ты мне не поверил?       Взгляд Югёма мечется туда-сюда между Чонгуком и парнем рядом с ним, чья улыбка больше не казалась дружелюбной, а наоборот - выглядит он сейчас ещё более устрашающим, чем до этого, хоть Чонгук и может заметить, как подрагивают его уголки губ, пытаясь сдержать смех.       И всё же ему удаётся посмотреть на Югёма сверху-вниз, что на самом-то деле настоящий подвиг, учитывая, что Югём выше их обоих. Но одно присутствие незнакомца рядом ощущается словно присутствие дикого кота, оценивающего, присматривающегося к своей добыче, отчего даже Югём выглядит встревоженным.       Затем незнакомец слегка улыбается, вздёрнув подбородок. — Ты, должно быть, Югём. Не могу сказать, что много о тебе слышал. — Я... Эм. — Я Чон Хосок. Вообще-то я с тобой давно уже хочу поговорить. Знаю, вы с Чонгуки не в самых лучших отношениях, но вообще-то я хотел бы тебя поблагодарить. Если бы вы с ним не расстались, то у меня и шанса не было бы быть с моим Гуки, - он смотрит на Чонгука с нежностью в глазах, так убедительно, что даже сам Чонгук замирает, разинув рот, пока парень не подмигивает ему лукаво, и Чонгук отвечает улыбкой, явно искренней, несмотря на взбесившееся биением сердце. — Хён-ни, - воркует Чонгук, протягивая руку и щипая Хосока за щёку, изо всех сил стараясь не расхохотаться. По выражению лица Хосока и по тому, как в следующий момент его пальцы впиваются в чонгуков бок, он понимает, что тот чувствует то же самое. — Я.., - голос Югёма вновь привлекает их внимание, и они поворачиваются к нему, улыбка испаряется с губ. — Что такое, Югём? - спрашивает Чонгук, невинно наклоняя голову.       Взгляд Югёма практически впивается в Хосока, однако немного смягчается, когда поворачивается к Чонгуку, и в его глазах мелькает нечто похожее на страдание. Чонгук крепче сжимает руки Хосока, стараясь внимание не обращать на внезапную боль в груди. — Я... Я рад, что ты счастлив, Гук . Вообще-то я... должен уже идти, но давай не будем друг другу чужими людьми, ладно? Давай встретимся как-нибудь. Наверстаем упущенное. И ты, Хосок-щи, тоже можешь прийти, конечно же. — Авв, я так счастлив, что меня пригласили, - отвечает Хосок приторно-сладким голоском, он притягивает Чонгука ещё ближе, взгляда не отрывая от Югёма. Его бывший лишь сглатывает, кивая в ответ, и, бросив последний взгляд на парочку, отворачивается и исчезает в толпе, направляясь к выходу.       Чонгук с Хосоком стоят на том же месте, затаив дыхание, пока не убеждаются, что Югём на самом деле ушёл. После Чонгук расслабляется, и дыхание вырывается из его лёгких с громким вздохом, Хосок осторожно высвобождается из его объятий, продолжая мягко сжимать его ладонь в своей и глядя с сочувствующей улыбкой. — Признаться, я думал, что это будет веселее, чем оказалось на самом деле, - наконец говорит Хосок после того, как Чонгук наконец возвращает себе ясность ума. Тот давится смешком, виновато встречая взгляд старшего. — Извини, ты не должен был этого делать. Я вроде как... запаниковал. Спасибо, правда, я действительно не знаю, что бы я делал без тебя. — Хэй, не волнуйся. Мне это ничего не стоило. К тому же, ты сказал, что угостишь меня ужином, верно?       Чонгук кивает с улыбкой. — Ты его заслужил, - шутит он. - Кстати, знаю, он сказал встретиться, но я со стопроцентной вероятностью не соглашусь на это, так что поверь мне, я не пытаюсь втянуть тебя в какую-то сложнейшую схему, где тебе придётся жертвовать своим временем и силами, играя моего фейкового парня. Это действительно была разовая ситуация.       Хосок хохочет, и Чонгуку вдруг резко захотелось оказаться где-нибудь в другом месте, без этой музыки и людей, чтобы вновь услышать этот смех, громче, яснее. — Ох, но, Гуки, я так хотел случайно влюбиться в тебя.       Чонгук солгал бы, если бы сказал, что при этих словах его сердце не споткнулось в груди. Вместо этого он молчит, но пылающий на щеках румянец определённо выдаёт его, когда он чуть наклоняет голову. — Итак, - говорит Чонгук, краснея вновь, пока с заинтересованным видом изучает свои ноги. - Ужин? — Айда.       Им не требуется много времени, чтобы добраться до маленького простенького, примечательного одной лишь едой ресторанчика, который всё ещё открыт и без чересчур высоких цен. Чонгук, уже достаточно много раз бывавший там раньше, считает, что именно у них самая лучшая еда во всём квартале, а само заведение маленькое и тесноватое, но в хорошем смысле, и хозяева всегда ему улыбались и тепло приветствовали. Так что да, это хорошее местечко.       Единственной же проблемой является то, что теперь они с Хосоком сидят за слишком маленьким столиком, коленями прижимаясь друг к другу, и впервые за всю ночь на них падает свет.       Чонгук знал, что Хосок выглядит незаконно потрясающим, он видел это: в красных и фиолетовых огнях клуба, опять же в проблесках света, что падал на них, когда они шли по улице, случайные уличные фонари освещали парня достаточно, чтобы Чонгук уже мог восхищаться им, не всматриваясь.       Но теперь, теперь-то, в этом ресторанчике, сияет настоящий, полный свет, одна из ламп висит прямо над ними, светя Хосоку в лицо, и Чонгук задаётся вопросом, выглядит ли он сейчас так же глупо, как и чувствует себя, ибо его мозг... он как бы... перезагружается, когда он пытается принять Хосока, и, да, он знает, что его глаза сейчас слишком широко распахнуты, да и рот, скорее всего, немножко приоткрыт, но не в состоянии прямо сейчас исправить это, не тогда, когда перед ним Хосок, весь из себя такой красивый, улыбается Чонгуку так, будто он тоже чувствует это восхищение. — Чон Чонгук! - знакомый голос вырывает его из оцепенения, заставляя оторвать взгляд от Хосока и перевести его на маленькую, кругленькую седовласую старушку с широкой улыбкой на лице и изношенным фартуком, повязанным вокруг талии. — Хальмони*! - Чонгук нежно улыбается женщине, что быстро подходит к ним, вытирая руки об фартук. — Где же ты пропадал, мальчик? Я не видела тебя несколько месяцев, выглядишь таким исхудавшим. Даже не заботился о себе, - ворчит она, уперев руки в бока и недовольно хмурясь. Затем она поворачивается к Хосоку, что, кажется, чувствует себя немного не в своей тарелке, но всё же улыбается и вежливо склоняет голову. - А это кто у нас? — Эм... друг, но... — Ну, видимо, дружить ему нужно лучше, он ведь явно не заботился о тебе, Чонгук-а, да на тебе ведь только кожа и кости!       Чонгук краснеет яро и горбится, взгляд опуская на собственные руки. — Мы только недавно познакомились, хальмони, - протестует он. — Хмм, всё равно нет оправданий. Мой Чонгук-а, ты был таким крупненьким, таким сильным, а сейчас посмотри на себя... — Я.., - глаза Чонгука раскрываются от негодования. Ну конечно, у него были не только кожа и кости, он ведь регулярно тренируется, и это вообще-то заметно, так что, возможно, он не является самым уверенным в себе человеком, но он гордится своим телом, ибо знает, каких усилий оно стоило. — Шшш, ничего не хочу слышать. Тебе нужна еда. И новые друзья, ибо этот позволяет тебе голодать, - и, бросив последний подозрительный взгляд на Хосока и смачно ущипнув Чонгука за щеку, она разворачивается на каблуках и с удивительной быстротой мчится через весь переполненный крошечный ресторанчик.       Чонгук с Хосоком в шокированном молчании смотрят ей вслед. Когда Хосок, наконец, спустя несколько долгих секунд поворачивается к нему, на его сердцевидных губах расцветает скептическая улыбка (он действительно так красив при свете ламп, что на это даже больно смотреть), а сам он смотрит на Чонгука, вопросительно приподняв бровь.       Чонгук закрывает лицо руками, чтобы скрыть с каждой секундой усиливающийся и усиливающийся румянец, и стонет от унижения, наклоняясь вперёд до тех пор, пока его лоб не соприкасается с поверхностью стола. — Мне так жаль, - бубнит он в ладони. - Хёна-хальмони хозяйка этого места, и, когда я переехал сюда, у меня было не так уж много денег, но я мог себе позволить еду здесь, поэтому я приходил сюда всё время, она мне даже иногда разрешала кушать бесплатно, если я немного помогал ей, и в конце концов она начала заботиться обо мне, и я не был тут уже в течение нескольких недель, и... я взрослый и, конечно, могу позаботиться о себе, но она просто волнуется время от времени и... — Чонгук-а, - смеётся Хосок, и Чонгуку приходится оторвать взгляд от стола, он ведь ни в коем случае не может пропустить такое зрелище. - Чонгук, всё нормально, не извиняйся. Так мило, что она заботится о тебе. А ещё мне нравится видеть тебя таким взволнованным.       И Чонгук вновь утыкается взглядом в стол, ибо Хосок подмигивает ему, так что его лицо вновь залито румянцем, а Хосок так прекрасен, вообще законно быть таким? Не может быть такого, что да, это было бы слишком несправедливо по отношению к Чонгуку и ко всем, кому приходится мириться со своей среднего уровня внешностью, в то время как Хосок выглядит словно ожившее солнце.       От необходимости ответить его спасает Хёна, что, лавируя между столиками и стульями с нагруженным едой подносом в руках, подходит к ним и выгружает содержимое подноса на их маленький стол с невероятным мастерством, пока на его поверхности не остаётся ни одного пустого места, а глаза Чонгука и Хосока не раскрываются максимально широко вместе с урчанием в животах. — Кушайте. Я ещё принесу.       Чонгук паникует. — Хальмони! Здесь уже места даже нет! Этого достаточно, нет, этого слишком много, я... — Чонгук-а! Ты должен кушать! Ты ко мне месяцами не приходишь, практически в пустоту превращаешься! Заставляешь волноваться, а потом появляешься в виде скелета! Так что ты будешь есть, либо же мне придётся остаться здесь и вручную кормить тебя, ясно? — Да, хальмони, я буду кушать.., - шепчет Чонгук, вновь наклонив голову. Хёна мычит довольно и после уходит, оставляя их наедине со столом, до краёв полным едой. Чонгук тут же морщится, жалея, что больше не осталось места на столе, чтобы стукнуться головой. - Пожалуйста, ешь, - бурчит он, рукой указывая на гору еды, не в силах встретиться с удивлённым взглядом Хосока.       Хосок со смешком качает головой, но, к счастью, ничего не говорит, только хватает палочки и начинает есть. Чонгук следует его примеру, внутренне радуясь, что старший, судя по всему, проголодался, ибо вскоре они оба слишком отвлечены, а рты их чересчур набиты едой, чтобы заводить хоть какой-то разговор, и Чонгук постепенно чувствует, как рассеивается смущение.       Верная своим словам Хёна спустя какое-то время возвращается, убирая пустые тарелки и миски со стола и так же быстро заменяя их новыми блюдами. Парни благодарят её и продолжают кушать.       Они не замедляются ни на секунду, пока за ними вновь не убирают тарелки - на этот раз без замены - и они не начинают чувствовать себя чересчур сытыми. — Итак, а вот теперь ты уже можешь рассказать мне, что было в клубе? - спрашивает Хосок, прежде чем вновь запихнуть в рот немного еды, с любопытством глядя на Чонгука. Тот морщится, но кивает, прекращая жевать. — Я всё ещё сожалею об этом. Просто.., - он прикусывает щеку изнутри, взгляд опуская на тарелки. С тех пор, как они расстались, он практически никому не говорил о Югёме. Ну а теперь он должен, по крайней мере, объясниться перед Хосоком. - Эм, Югём и я, мы были вместе около трёх лет, и я действительно не виделся с ним с тех пор, как мы расстались, наверное...       Он старается говорить как можно ровнее, дабы глупые эмоции не взяли над ним вверх. Хосок же кушает молча, не сводя с него спокойного взгляда. — Это произошло где-то полтора года назад или где-то так, и... это прозвучит глупо, я... вроде как разделил между нами области города? - он морщится после того, как произносит это вслух. Это действительно было глупо. Но Хосок не выглядит как-то осуждающе, так что Чонгук продолжает: - Когда я переехал сюда, я перестал ходить во все те места, что располагались близко к квартире Югёма, и в центр тоже, потому что он работает там, я придерживался здешних мест, а ещё тех, что находятся рядом с моей работой, и это просто... срабатывало? Мне не нужно было беспокоиться, увижу ли я его, он был волен делать всё, что угодно, пока это было вдали от меня... Мне просто необходимо было пространство, понимаешь?       Ответный кивок Хосока является достаточным стимулом, чтобы продолжить, что Чонгук и делает. — Во всяком случае этот клуб... ну, он находится на моей территории. Я хожу туда уже несколько месяцев подряд, так что его можно назвать безопасным местом, мне никогда не приходилось волноваться, будет ли он там. А этим вечером, когда я заметил его, я просто запаниковал? И он подошёл ко мне, спросил о моей жизни, и у него был такой вид, словно он прям знал, что у него всё намного лучше по сравнению со мной, из-за чего я, типа, должен был умолять его вернуться ко мне или нечто в этом роде, и поэтому я испугался и сказал ему, что как бы двигаюсь дальше, что я и делаю, а он подумал, что это значит, что у меня есть парень, и я почувствовал, что если опровергну это, то он победит, что довольно глупо, ибо мне как бы всё равно должно быть на его мнение, но я не хотел, чтобы он думал, что я зациклился на нём и из-за этого не могу найти никого другого. Так что я нашёл тебя, и ты выглядел не как гомофобное мудачьё, который ударил бы меня по лицу, если бы я намекнул на это, и к тому же ты был так горяч, так что я просто скрестил пальцы и мысленно молился, чтобы это сработало, а остальное, думаю, ты и сам знаешь. То есть, я не знаю, как это отразится на будущем, потому что если Югём прекратит все эти "давай дадим друг другу личное пространство"-штучки, то тогда он может приходить сюда чаще и чаще, и я могу сталкиваться с ним вновь и вновь, и вот тогда мне, вероятнее всего, придётся иметь дело с последствиями, но сейчас, на данный момент, ты действительно сильно помог мне, за что я очень благодарен.       Парочку секунд Чонгук сидит молча, переводя дыхание, а затем обрабатывает сказанное и краснеет, сразу же откусывая огромный кусок от еды, отвлекаясь от выборов, что дальше делать, чтобы не смотреть на реакцию Хосока. — Так значит, ты думаешь, что я горяч? - спрашивает Хосок. Чонгук чувствует горящий румянец даже на кончиках ушей, но всё же смело поднимает вверх испепеляющий взгляд, свободной рукой откидывая волосы с глаз. — Это всё, что ты услышал из этого?       Хосок одаривает его ослепительной улыбкой (чёрт, Хосок под лучами света, кажется, собирается отправить Чонгука в больницу). — Это всё, что меня волнует. Без обид, но твой бывший меня не очень-то интересует. — Что, а я интересую? - фыркает Чонгук. — Да, и довольно сильно, - отвечает Хосок, ухмыляясь. И Чонгук мысленно удивляется, как это он ещё не потерял сознание от того количества крови, что прилила к лицу за этот вечер, ибо ведь это точно не здорово - краснеть так сильно.       И они дальше продолжают кушать, болтать и краснеть (ну, только Чонгук), пока не приканчивают всю еду. После Хёна забирает тарелки, а Чонгук пытается заплатить, но выходит лишь поспорить с Хёной, что яростно отказывается от денег, говоря, что теперь он её должник, так что ему придётся приходить туда снова и снова, регулярно, дабы компенсировать этот вечер.       Затем Чонгук с Хосоком вновь сидят в тишине с пустым столиком перед ними и таким же пустым ресторанчиком вокруг, прежде чем согласиться друг с другом, что им, вероятно, уже пора идти, чтобы Хёна смогла нормально закрыться, а после они стоят на тротуаре, обсуждая, куда же идти дальше. — Итак.., - начинает Хосок, ухмыляясь и качаясь взад-вперёд на пятках. Чонгук бросает на него застенчивый взгляд, глубоко засунув руки в карманы. - По правде говоря ты так и не купил мне ужин.       Глаза Чонгука широко раскрываются. — К-Как, я же... Я бы заплатил, но хальмони не...       Хосок лишь усмехается и делает шаг вперёд, прерывая Чонгука, что чуть не давится своими словами. — Я прощу тебя, если, - говорит Хосок мелодичным голосом с дразнящими нотками, и Чонгук очень, очень старается не смотреть на его губы, но они прямо перед ним, и улыбка Хосока действительно сбивает с толку. - Ты купишь ужин мне в следующий раз. Знаешь, чтобы отплатить за услугу. — А? - рассеянно выдыхает Чонгук. А после: - О? - он поднимает глаза на Хосока. Значит ли это то, что..? - Ты... э-э, ужин? — Ммхмм. — Эм, тогда нам стоит обменяться номерами или что-то типа такого? Чтобы... обговорить это? — Это кажется очень мудрым решением, Чонгуки, - отвечает Хосок, с серьёзным видом кивая, и вытаскивает телефон. Возможно, Чонгук вздрагивает от того, как звучит это "Чонгуки" из уст Хосока, но он мужественно игнорирует это, слегка дрожащими руками беря телефон Хосока и, закусив губу, вбивая свой номер.       Закончив, он блокирует телефон и возвращает его Хосоку, сквозь чёлку глядя на собеседника, что всё это время наблюдал за ним с лёгкой улыбкой. Хосок забирает телефон, тут же собираясь его разблокировать, но Чонгук останавливает его, руку положив поверх его ладони и опуская вниз вместе с сотовым. — Позже, - краснея, выговаривает он. Хосок на это приподнимает бровь вопросительно, однако подчиняется и убирает телефон. — Ну что ж, Чонгуки... Ещё увидимся?       Чонгук кивает, опуская взгляд. — Так будет справедливо, - отвечает он, пряча улыбку и на мгновение встречаясь взглядом с Хосоком. Старший (во время ужина они выяснили, что Хосок действительно старше его, да на целых три года) улыбается, сверкая зубами, и Чонгук ну не может справиться с собой и не ответить ему улыбкой. - Ещё раз спасибо, хён. — Если тебе как-нибудь снова понадобится фейковый парень, дай мне знать, ладно? Буду очень рад помочь, если после, конечно, ты оплатишь мне ужин. — Так значит, ты согласен притворяться, что встречаешься со мной, только если после я приглашу тебя на настоящее свидание? - с вызовом спрашивает Чонгук, чувствуя, как к нему вновь возвращается лёгкий румянец. С таким же успехом теперь его щёки могут не расставаться с розовым цветом совсем.       Но, честно говоря, смех Хосока того стоил... — Хочешь сказать, это было свиданием? — К-Конечно же нет, - заикается Чонгук. - Я не заплатил за ужин, помнишь? — Что ж, тогда, наверное, будет не совсем честно, если я поцелую тебя на ночь?       Чонгук краснеет ещё больше. — Я, ух... Ты мог бы. То есть, я имею в виду, если ты хочешь. — А я хочу, - мурчит Хосок, осторожно прихватив своими длинными пальцами подбородок Чонгука и заставляя поднять взгляд. Чонгук чувствует себя так, будто его лицо охвачено огнём. — Я тоже.       А затем Хосок целует его. И это поцелуй из разряда жёстко-страстно-фейерверковых, нет, в нём нет ничего напористого или же яростного, но у Чонгука всё равно захватывает дыхание. Этот поцелуй мягкий и такой нежный, Чонгук предполагал, что Хосок целуется так же, как танцует, то есть всё из себя такое чувственное, сексуальное, греховное, он бы никогда не догадался (хотя, вообще-то, должен был в тот момент, когда Хосок сидел напротив него в ресторане, мягко улыбаясь и ни капли не осуждая его), что Хосок может целовать его так.       Но он целует, его губы прижимаются к губам Чонгука, так сладко, целомудренно и скромно, всего на мгновение, и Чонгук вдруг хочет большего. Хосок отстраняется с широкой улыбкой на лице, со спутанными чёрными волосами, что выглядят отвлекающе шелковистыми, и Чонгуку приходится взять паузу и глубоко вздохнуть, дабы угомонить сердце. — Не хотел бы ты, эм... Не хочешь проводить меня домой? - спрашивает Чонгук тихим, но удивительно ровным голосом. Хосока же эта фраза, кажется, озадачила: его глаза расширились, и нечто, похожее на румянец (но этого не могло быть - это Чонгук взволнован этим хаосом здесь, а не Хосок), окрасило щёки. — Я... да, с удовольствием, - шок Хосока длится совсем не долго, быстро сменяясь нежной улыбкой и тонкой рукой, пальцы которой находят пальцы Чонгука, переплетаясь вместе. И когда Чонгук кивает в сторону своего дома, слишком взволнованный, чтобы произнести хоть какое-то слово, Хосок бодро делает шаг вперёд, раскачивая соединёнными руками между ними.       Чонгук позволяет вести себя (несмотря на то, что он всё же шепчет Хосоку указания, куда идти, после того, как восстанавливает голос) и не может не смотреть: на их раскачивающиеся руки, на волосы Хосока, что мягко подпрыгивали на каждом шагу, на губы Хосока, сжимающиеся, мычавшие тихую мелодию или же едва слышно напевающие её. Хосок такой красивый. Наикрасивейший. Чонгук не может отвести от него взгляд.       Именно таким образом проходит вся их прогулка; здания, уличные фонари - всё это в каком-то невзрачном пятне пролетает мимо глаз Чонгука, что были сосредоточены лишь на одном человеке, и прежде чем он понимает это, они уже оказываются в его квартале. Он останавливается, останавливая и Хосока, возле своего дома и смотрит на свою дверь, однако не отпускает его ладонь.       Хосок улыбается ему красивой, искренней и доброй улыбкой, которую Чонгук тут же хочет сфотографировать, вставить в рамку и повесить дома. Чонгук прикусывает губу. — Хён.., - начинает он, чувствуя, как потеют ладошки. - Хочешь зайти?       И вновь Хосок выглядит удивлённо, Чонгук не может не почувствовать, как сердце трепещет от одной лишь мысли о том, что Хосок согласился проводить его до дома, да и при том с таким энтузиазмом, ничего от него не ожидая. В то время как сам Чонгук чего-то да хочет. И он надеется, очень-преочень, что и Хосок этого хочет. И то, как Хосок смотрит на него сейчас слегка потемневшим, но всё ещё игривым и очень добрым взглядом, заставляет Чонгука думать, что так и есть. — Конечно, - говорит Хосок, взглядом блуждая по чонгукову лицу, словно ища что-то, что в конечном итоге, кажется, так и не находит, прежде чем сверкнуть дьявольской улыбкой.       Чонгук вспыхивает, но ведёт его внутрь, не отпуская руки Хосока, даже когда возится с ключами сначала у двери в дом, а после, когда они уже поднялись на лифте, у собственной квартиры. Только тогда, когда они оказываются внутри и им приходится снять обувь, он отпускает ладонь старшего. — Классное местечко, - комментирует Хосок, как только выскальзывает из ботинок и бредёт в гостиную, осматриваясь вокруг. Чонгук краснеет и шаркает к кухне, огибая островок и глядя на Хосока. — Сейчас тут полнейший бардак, но спасибо. Хочешь чего-нибудь?       Хосок оборачивается к нему и улыбается, топая к нему на кухню и прислоняясь спиной к стойке. — Ага.       Чонгук делает вид, что его совсем не трогает эта близость, а ещё образ Хосока в его квартире, такого домашнего и одновременно соблазнительного. Вместо этого он направляется к холодильнику. — Да? Думаю, у меня есть спрайт или, может быть...       Он тут же замолкает, стоит руке Хосока обхватить его запястье и мягко потянуть назад. Затаив дыхание, он, спотыкаясь, подходит к старшему, оказываясь к нему лицом к лицу, взглядом бегает от груди до лица Хосока и обратно и никак не может решить - что из этого хуже.       Хосок же смеётся, ласково, низко, мурчаще. — Никаких напитков, нет. Я хочу - и ты, конечно, можешь сказать, если это невозможно - я хочу поцеловать тебя ещё раз, Чонгуки, если ты не против?       О. Без всяких сомнений Хосок станет причиной смерти Чонгука так быстро, что он даже притвориться не может, что его это злит. — Я... да, было бы хорошо, хён. У меня в запасе ещё много поцелуйчиков, так что да, - и, может, это немножко глупо, но Хосок хихикает - хихикает, - а после они снова целуются, но этот поцелуй так отличается от первого во всех отношениях.       В этот раз рука Хосока отрывается от стойки и, найдя талию Чонгука, притягивает его ближе, другая же отпускает запястье и ложится на щеку; Чонгук чувствует, как соприкасаются их тела, как грудь Хосока прижимается к его груди, он чувствует Хосока, что, несмотря на тот факт, что он всё же немного худее, чем сам Чонгук, кажется таким крепким и всеохватывающим, из-за чего Чонгук чувствует себя маленьким и защищённым рядом с ним.       Поцелуй тоже не столь нежный: язык Хосока скользит по его губам, а после нижняя губа Чонгука оказывается заключённой меж зубов старшего, тот прикусывает её ровно настолько, чтобы вызвать судорожный вздох, а после скользит языком в чужой рот, и, честно говоря, дальше Чонгук просто отдаёт управление в чужие руки, теряя всякий контроль, изо всех сил стараясь не отставать, несмотря на бешено колотящееся сердце и подкашивающиеся колени.       Должно быть, Хосок чувствует это, ибо в следующий момент Чонгук обнаруживает, что они меняются местами и уже Хосок прижимает его к стойке, за что он невероятно благодарен, ибо, если бы ему и дальше пришлось стоять на своих двух перед таким мужчиной, целующим его, он не знает, как долго бы смог продержаться.       Чонгук не знает, как долго они целуются, глубоко, не спеша, прежде чем им, наконец, приходится оторваться, дабы глотнуть воздуха. Хосок лбом упирается в лоб Чонгука, что моргает, словно совёнок, глядя на старшего, кротко дыша сквозь приоткрытые губы. — Может, я забегаю вперёд, но как насчёт того, чтобы вместо фейковых отношений попробовать встречаться по-настоящему? - голос Хосока воздушный, лёгкий, он так близко, что Чонгук может видеть искры в его глазах и игривую улыбку на распухших губах. У него перехватывает дыхание. - Я не говорю, что ты должен быть моим парнем, по крайней мере пока, - и с этого момента сердце Чонгука заходится в бешеном темпе. - Просто, может, ты позволишь мне как-нибудь куда-нибудь тебя сводить? И мы сможем повторить это, снова и снова, пока не увидим, к чему это ведёт. Никакого давления, никакой спешки. Парнем, парнем, парнем. Да... Чонгуку кажется, что он мог бы дождаться этого. Ради Хосока - определёно. Прошло уже довольно много времени, и Чонгук, вероятно, даже немного устал от того, как всё это работает, но в то же время прошло уже довольно много времени с тех пор, как кто-то заставлял его почувствовать себя таким особенным, таким защищённым и желанным, как это делает Хосок на протяжении той парочки часов, что он его знает. Так что да. Ради Хосока, ради того, чтобы (возможно, в будущем) стать парнем Хосока, Чонгук может подождать. Держать себя в руках. — Да, - бормочет он, чувствуя внезапное желание вновь ощутить губы Хосока на своих. Прямо сейчас. - Звучит классно.       И с этого момента в их поцелуй вплетается что-то вроде срочности, Чонгук не может сказать точно, кто из них, он или же Хосок, переплетает языки первым и начинает дёргать одежду, но ему как-то всё равно, ибо, стоит той самой короткой рубашке Хосока оказаться расстёгнутой и повиснуть на плечах (лишь из-за того, что Хосок напрочь отказывается выпускать из рук талию Чонгука, где его ладони уже нашли себе местечко под чужой рубашкой), Чонгук почти что теряется от открывшегося ему вида, теряется в ошеломляющем пространстве гладкой золотистой кожи и подтянутых мышц, и, боже правый, как Хосок вообще может выглядеть вот так?       Возможно, с кем-либо другим, он бы смутился собственного стона, что непроизвольно вырывается изо рта, но он не может даже хоть как-то осудить себя за это, особенно когда идеальные руки Хосока снимают его футболку, подталкивая наверх, и вскоре им буквально приходиться оторваться друг от друга и снять оба верха уже совсем так быстро, насколько возможно. — Срань господня, Чонгук, - выдыхает Хосок, широко раскрывая глаза, когда разглядывает Чонгука. И, ох да, Чонгук немножко стесняшка, но он знает, что выглядит очень даже хорошо, но, даже если бы это было не так, невозможно спутать взгляд Хосока с чем-то отрицательным, так что Чонгук позволяет ему смотреть на себя и дальше, прикусив губу, борясь с желанием прикрыться. - Ты чертовски великолепен, срань господня.., - повторяет Хосок, глаза его встречаются с глазами Чонгука, когда он подходит чуть ближе, в ладони заключая щёки младшего.       Чонгук дует губки, руки его тянутся вниз и, цепляясь за шлёвки на штанах Хосока, притягивает его к себе. — Хён-ни, поцелуй меня, - он не может сдержать хныкающего тона. Слишком, слишком много этого всего, чтобы держать себя в руках.       Но это перестаёт иметь значение в тот самый момент, как только Хосок целует его. Но теперь, теперь, когда они обнажены и прохладный воздух мурашками облизывает открытую кожу, а тела полыхают огнём, Чонгук хочет большего.       И поэтому он отталкивается от стойки, отстраняясь от Хосока ровно настолько, чтобы прошептать: — В спальню? - и прижимается губами к губам Хосока, начиная подталкивать к ней, пальцами всё ещё цепляясь за чужие джинсы.       Хосок рычит ему в губы, и они вновь целуются, неуклюже, но синхронно двигаясь из кухни в коридор, ведущий в спальню Чонгука. Ни один из них не беспокоится о том, чтобы включить свет - окно пропускает достаточно света от огней города, чтобы разглядеть что-то, и, можно с уверенностью сказать, они более счастливы вместо этого прочувствовать путь.       Чонгук по памяти ведёт его к кровати, пятясь назад до тех пор, пока ноги не касаются матраса, и вот тогда он останавливается, крепко целуя Хосока, прежде чем позволяет себе рухнуть в кровать, после отползает назад на локтях, взглядом вцепившись в Хосока, чей вид, без рубашки, тяжело дышащий, захватывает дух даже в тусклом свете. — Идём, - лепечет Чонгук, голос его слишком хриплый, дабы говорить громче. Но всё хорошо, Хосок слышит его, слушается.       Хосок ползёт к нему, нависая над ним так, что Чонгук оказывается под его грудной клеткой и между ног; прошло уже довольно много времени с тех пор, как Чонгук был под кем-то, с кем-то как-то так, но ему это нравится, очень нравится, и он думает, что ему даже очень нравится сам Хосок, хоть он едва знает его.       И Хосок, похоже, чувствует то же самое, ибо смотрит на Чонгука с каким-то изумлением, взглядом обводя каждую чёрточку его лица, словно не веря своим глазам, лёгкая улыбка играет на его прелестных губах, отчего Чонгук чувствует себя драгоценным.       И, если это вообще возможно, это чувство возрастает, когда Хосок наклоняется к нему, нежно прижимаясь губами к губам Чонгука, прежде чем начать прокладывать дорожку поцелуев по его лицу: кончик носа, лоб, висок, скула, уголок челюсти. А после меняет направление, прокладывая новый путь: адамово яблоко (быстрый поцелуй), ямочка между ключицами (мягкий лизок), плечо (лёгкий засос), мочка уха (нежное покусывание).       Чонгук не осознаёт, что дыхание его становится тяжелее и тяжелее с каждой секундой, пока не начинает задыхаться, закрывая глаза, открывая их, чтобы увидеть Хосока, и вновь закрывая. Руки его скользят по спине к лопаткам Хосока, пальцами впиваясь в мягкую кожу и твёрдые мышцы, позволяя старшему медленно разрушать его.       И, боже, так прекрасно - чувствовать себя так, чувствовать это с кем-то после стольких месяцев (лет, если быть честным) отсутствия. Лет, когда он не чувствовал себя драгоценным, желанным, особенным. Каким-то волшебным образом Хосок стирает эти года каждым своим прикосновением и заполняет пустые места поцелуями. И Чонгук хочет удержать это, желает, чтобы это длилось вечно, но в то же время хочет большего, хочет увидеть, сколько же всего он ещё может почувствовать, сколько же всего Хосок может заставить его почувствовать.       И поэтому он легонько ведёт ногтями по спине Хосока, наслаждаясь стоном и дрожью парня, последующими после, после вновь находит шлёвки на штанах Хосока, но уже со стороны спины, и использует их как некий рычаг, подтягивая бёдра старшего к своим.       И если он и не знал раньше, что у него уже стоит, то теперь уже наверняка понимает это, как только скрытая за тканью джинс эрекция Хосока сталкивается с его собственной; должно быть, его тело уже забыло, как это приятно, ибо только это маленькое трение уже заставляет Чонгука хватать ртом воздух, выгибая спину над кроватью.       Реакция Хосока столь же мгновенна: резкое шипение вырывается с его губ, что замирают на шее Чонгука, затем он отстраняется и вновь целует младшего - уже в губы, - и двигает бёдрами, следуя собственной воле, глотая каждый вздох и сдавленные стоны, высыпающиеся изо рта Чонгука.       И так продолжается, и продолжается до тех пор, пока в голове Чонгука не мелькает мысль, что он может взорваться, ибо, насколько чувствительным ни было его тело, этого всё равно недостаточно, а они уже зашли слишком далеко, чтобы повернуть назад, так что единственный путь - только вперёд, поэтому он вновь тянет на себя джинсы Хосока, на этот раз - целенаправленно, вытянув руки.       Хосок прикусывает его губу довольно-таки ощутимо, когда ладонь Чонгука опускается на его промежность, поглаживая пах чуть с большим нажимом, чем тот хотел, но, когда он понимает, чего же хочет Чонгук, Хосок отстраняется, выглядя при этом немножко ошеломлённым, но тем не менее кивает на молчаливый вопрос и опускается вниз, чтобы разобраться со своими джинсами.       Чонгуку не хочется терять время, именно поэтому он, пользуясь возможностью, тянется к своим штанам, быстро расправляясь с пуговицей и молнией, и приподнимает бёдра ровно настолько, чтобы одним плавным движением стянуть заодно боксеры да штаны хотя бы с задницы, при этом стараясь не столкнуть Хосока, что всё ещё восседает верхом на его бёдрах, расстёгивая собственные джинсы.       Движение это привлекает внимание Хосока, движения его становятся более беспорядочными, нетерпеливыми, когда он взглядом цепляется за чонгуков член, влажный, набухший, лежащий на прессе. Хосок вновь опускает взгляд вниз, кривя губы в сосредоточенном рычании, и, наконец, расстёгивает джинсы, в следующий момент соскакивая с Чонгука, дабы встать на ноги и снять штаны уже полностью. Прежде чем вернуться на прежнее место, он тянет штаны Чонгука, младший помогает ему их стянуть с себя, пока они оба не оказываются обнажёнными.       Чонгук пытается сдержать стон, но тот непроизвольно срывается с губ при виде Хосока, что возвращается на своё (правильное) место над ним; слабо выделяющиеся мышцы подчёркивает тусклый свет, замерший на его коже, словно жидкое золото, тяжёлый, налитый кровью член свисает меж бёдер, выглядя так, словно он был создан для него, для Чонгука, тёмный взгляд скользит вверх и вниз по телу младшего, пока не встречается с его взглядом, и тогда он опускается, соединяя их губы в поцелуе. — Смазка? Презервативы? - голос Хосока хриплый, глубокий, губы касаются кожи Чонгука, и тому требуется пара секунд, чтобы собраться с мыслями, прежде чем он наконец отвечает: — Я- блять, в ванной, здесь они мне уже давно не нужны, - стонет он, закидывая руку на лицо. Оставьте его, он и сам способен попортить всем настроение, заставляя одного из них нестись, сверкая голым задом, да ещё и через холодный коридор, в ванную, чересчур светлую ванную, чтобы поискать смазку.       Но Хосок лишь хихикает, вновь целуя его в губы, и уходит. Чонгук заставляет себя приподняться на локтях и более взгляда с двери не сводит. Проходит несколько секунд, но ощущаются они словно несколько часов, прежде чем Хосок появляется в проёме, держа в одной руке долгожданные смазку и презервативы, а в другой - влажные салфетки и полотенце. — На потом, чтобы нам не пришлось двигаться, - объясняет он, и Чонгук буквально тает.       И, что самое главное, настроение не пропало. Несмотря ни на что, оно было сильнее, это желание, нужда, и не требуется много времени, как губы Хосока вновь находят его. И если Чонгук всё ещё волновался до этого момента, то уже нет, ведь Хосок заботится об этом, свободной рукой обхватывая член Чонгука, заставляя младшего вскрикнуть, подбрасывая бёдра вверх вслед за этим чувством. Хорошо, так хорошо. Но... — Хён, Хосоки-хённи, - стонет Чонгук хрипло, высоко. - Ах, трахни меня, хённи, пожалуйста. — Боже, - едва слышно шепчет Хосок. - Прелестный малыш, такой прекрасный, такой хороший. Я сделаю это, хён сделает это.       Чонгук хнычет, жмурясь, пытаясь успокоить собственные бёдра, когда Хосок вдруг убирает руку.       Он слышит, как открывается смазка, слышит этот влажный звук, когда она капает на кожу, как она хлюпает, когда её растирают меж пальцев, разогревая. И он никогда не мог даже подумать, что такой дурацкий звук способен так сильно на него повлиять, но он уже практически дрожит к тому моменту, когда Хосок касается его.       И когда это происходит, когда это происходит, Чонгук чувствует, что может даже расплакаться, рваный стон, сорвавшийся с губ, почти рыдающий. Пальцы Хосока просто скользят по сжатому колечку мышц, но в то же время его губы оставляют влажные поцелуи и засосы на его груди, иногда задевая соски и тем самым заставляя спину Чонгука непроизвольно выгибаться.       И именно в тот момент, когда Чонгук чуть ли не начинает его умолять, Хосок позволяет пальцу проникнуть внутрь, одновременно с этим захватывая бусинку чужого соска в рот. Чонгук теряет контроль над собственным разумом, если он вообще когда-либо его имел, и крик, что вырывается из его рта, это нечто, что он ещё никогда не слышал раньше, нечто отчаянное, нуждающееся, развратное.       Руки его возвращаются к плечам Хосока, и, честно говоря, он удивится, если позже на чужой коже не останется синяков от его пальцев, так сильно он их сжимает, но сейчас это вне его контроля, за пределами, ибо Хосок двигает пальцем внутри него, вперёд-назад, осторожно сгибая, а после выпрямляя его. — Больше, больше, ещё больше, - лепечет Чонгук, бёдрами покачивая назад. И Хосок слушается его, медленно проталкивая второй палец, Чонгук вздрагивает от растяжки, такой... такой непривычной, но такой желанной.       Хосок трахает его двумя пальцами, разводя их внутри наподобие ножниц, растягивая терпеливо, нежно, до тех пор, пока всем, что он может чувствовать, не становятся удовольствие и жар; после того, как он просит, Хосок добавляет третий, и Чонгук уверен, что это лучшее, что с ним когда-либо случалось.       До тех пор, пока он вновь не просит большего, и вот тогда Хосок вытаскивает из него свои прекрасные пальцы, целуя Чонгука и раскатывая презерватив по собственному члену.       До тех пор, пока Хосок не спрашивает разрешения, и Чонгук даёт его посредством нуждающегося хныканья, направленной к Хосоку мольбы сделать хоть что-нибудь, что угодно.       До тех пор, пока Хосок не входит в него, медленно, безумно медленно, и растяжение чувствуется ещё больше, ещё лучше, намного лучше, и вот тогда Чонгук точно знает, что да - это лучшее, что с ним когда-либо случалось.       И Хосок становится таким заботливым, таким нежным, когда дыхание Чонгука сбивается и глаза закатываются, а сам он замирает, ожидая, когда сможет привыкнуть, старший осыпает его лицо прекрасными крошечными поцелуями, не двигаясь, совершенно не двигаясь.       И когда Чонгук чувствует, что готов, он говорит об этом, или, по крайней мере, хотя бы пытается, в самом-то деле лишь показывая, крепко поцеловав Хосока в губы, быстро поддаваясь бёдрами навстречу, одновременно с этим крича от заполненности, и Хосок стонет от внезапного движения.       Несколько секунд они просто вдыхают воздух друг друга, прижавшись лбами и собираясь с мыслями. — Так тесно, Чонгуки, в тебе так хорошо, - мягко выдыхает Хосок, поцелуем прижимаясь к уголку чужих губ.       Чонгук отвечает ему стоном, поворачиваясь, чтобы захватить губы. — И ты, хённи, я так заполнен.       И затем, после того, как они оба достаточно восстанавливаются, чтобы продолжить, Хосок медленно выходит до тех пор, пока головка едва не касается края дырочки Чонгука, заставляя того извиваться, прежде чем безжалостно толкнуться назад. И это превращает Чонгука в прекрасную кучку разврата, дрожащую на простынях и шепчущую имя Хосока, словно благословение или же проклятие.       Хосок делает так снова, и снова, и снова, пока, наконец, не выдержав, сбивается на более быстрый ритм. Одной рукой тянется к бедру Чонгука, крепко сжимая мышцы, прежде чем поднять его вверх, подталкивая к груди младшего. И в этот момент Чонгук радуется собственной гибкости, ибо едва ли чувствует растяжку, и определённо никак не отвлекается на неё, когда Хосок под новым углом точно попадает по простате, с каждым новым толчком на него набегают волны наслаждения, и Чонгук чувствует, как тонет во всём этом. — Х-Хён, - стонет Чонгук, обхватывая поднятой ногой тонкую талию Хосока. Хосок лишь целует его в ответ, влажно, грязно и так хорошо, двигаясь внутри Чонгука с невыносимой точностью. Чонгук может прочувствовать всё: трение Хосока о внутренние стенки, напряжение мышц Хосока, что так и нависает над ним, губы Хосока, оставляющие жгучие поцелуи, тяжело выдыхающие горячий воздух, как и его собственные.       Хосок трахает его безжалостно, в непоколебимом темпе, с неизменной точностью, и с каждым толчком подталкивая Чонгука всё ближе и ближе к краю, одновременно с этим выдыхая похвалу в его кожу.       Он чувствует, как в низу живота завязывается тугой узел, давнее, знакомое натяжение, коего он так давно не чувствовал, как каждая клеточка тела начинает пылать огнём. И Хосок, кажется, чувствует это, ибо в следующий момент его рука находит дорогу к истекающему предэякулятом члену младшего, лежащему на животе и дёргающемуся с каждым толчком, и... Чонгуку даже не предоставляется шанс предупредить Хосока, ибо всё, что ему требовалось - это прикосновение, так что в следующий момент он рассыпается на части, выкрикивая имя старшего, позвоночник его выгибается дугой, приподнимаясь над кроватью, и закатываются глаза.       Голова его настолько затуманена, что он едва ли замечает сверхстимуляцию, следующую за тем, как Хосок начинает погоню за собственным оргазмом, ладонью свободно обвивая опадающий член Чонгука.       И лишь после того, как кончает Хосок, лбом уткнувшись в изгиб шеи младшего, и выходит из него, вызывая ощутимую дрожь у обоих, туман в голове Чонгука начинает рассеиваться, сразу же сменяясь удовлетворённой усталостью. — Мусорка? - бормочет Хосок, морщась, когда снимает презерватив. Чонгук не отвечает, лениво махнув в сторону двери, и Хосок бросает презерватив в небольшую корзинку и, попадая, торжествующе сжимает кулак. Чонгук хихикает, позволяя собственным глазам закрыться.       Следующее, что он чувствует, это то, как Хосок осторожно обтирает его влажными салфетками, чистит и вытирает полотенцем. Чонгук одаривает его сонной улыбкой - единственная благодарность, которую он может выразить в данным момент.       Но затем, спустя несколько секунд, он слышит шорох одежды и, заставив себя открыть глаза, хмуро смотрит на Хосока, что уже надел нижнее бельё и сейчас тянется за рубашкой. — Ты уходишь? - спрашивает Чонгук, чувствуя холодок. Хосок смотрит на него нерешительно, замирая. — Я... Наверное. То есть, я предпочёл бы остаться, но я не хочу те... не знаю, я имею в виду, если ты не против, я бы остался?       Он произносит это, словно вопрос, и впервые за весь вечер Чонгуку вдруг приходит мысль, что, может, Хосок уже давно не испытывал чего-то такого. Он тянет руку, что начинает дрожать от усилий. — Останься.       И после небольшого секундного колебания на лице Хосока расцветает прекрасная улыбка, он вкладывает свою ладонь в руку Чонгука, падая обратно в кровать.       Чонгук расслабляется, окружённый его теплом, когда Хосок нерешительно накрывает их (к счастью) чистой простынёй. Есть нечто безумно приятное, чтобы засыпать с кем-то другим, вместе, прошло довольно много времени с тех пор, как Чонгук мог наслаждаться этим прекрасным "нечто".       И хотя в последнее время ему особо не с чем сравнивать, он чувствует, что этот раз самый лучший, потому что это Хосок, его кожа такая невероятно мягкая, тело стройное, привлекающее, уютное, а сердцебиение ровно и спокойно отбивает свой ритм под ухом Чонгука; и он даже задаётся вопросом, глупо ли или, может, капельку эгоистично с его стороны желать, чтобы это длилось вечно, чтобы, может даже, это было каждую ночь, но ему всё равно, ибо у него есть сейчас, ну а так же ибо он помнит, как раньше Хосоком было произнесено такое слово как "парень", и, да, Чонгук постарается не быть жадным, не торопиться, но в то же время...       В то же время этим вечером он чувствует себя так, будто кончил после того, как стал его парнем, а не обязательно раньше, и, Чонгук надеется на это, возможно, они ещё исправятся, ведь сердце его и до сих пор немножко неустойчиво; а когда Хосок обнимает его, нежно чмокая в макушку, Чонгук чувствует, как краснеет вновь.       Следующим утром Чонгук просыпается один, в пустой кровати.       Он чувствует странную тяжесть в груди, видя смятые простыни, ямочку на подушке, где ранее лежала голова Хосока, прямо рядом с его головой.       Может... Может, он был наивен. Может, большинство людей в клубах не встречаются со своими будущими парнями, а только с незнакомцами, коих можно впустить в постель на быструю, приятную ночь, а после, на следующий день, вовсе забыть.       Нечто подобное было в его жизни так давно. Может, Чонгук просто забыл об этом...       А после.       После он замечает это.       Это - клочок бумаги на прикроватной тумбочке, бумажки, которой определённо не было там раньше.       Чонгук практически сбрасывает простыни с кровати, пытаясь добраться до записки. Записки?       Да, он убеждается в этом, видя буквы, нацарапанные беспорядочным почерком, который просто не мог быть его собственным. Записка. "Чонгуки, Ты такой милашка, когда спишь, не могу не думать, что хотел бы видеть это чаще. Мне нужно было уйти на работу, но я приготовил для тебя кофе, надеюсь, он ещё будет горячим к тому моменту, как ты проснёшься. Знаю, вчера вечером я сказал, что хочу пойти с тобой на свидание, возможно, с тобой, но не буду лгать - я пытался сохранять спокойствие. Всё зависит от тебя, конечно же, но, может, ты захочешь стать моим парнем?? Я напишу тебе позже, чтобы у тебя остался мой номер, надеюсь на ответ. в ожидании у телефона Хоби."       Чонгук швыряет бумажку через всю комнату, заваливаясь на спину с громким визгом, прозвучавшим слишком по-детски для двадцатидвухлетнего парня, но ему плевать.       Парень - всё, о чём может думать он. - Парень Хосока.       И тут вдруг в голову ему прилетает внезапная мысль. Кто знает, сколько уже сейчас времени и как давно Хосок ушёл от него. Что если Хосок уже написал ему и сейчас ждёт ответа у телефона...       С воплем Чонгук подскакивает с постели и, даже не потрудившись одеться, несётся на кухню, где накануне вечером оставил телефон.       Схватив его, Чонгук мысленно благодарит всех известных ему богов за то, что тот не разрядился.       Он пролистывает несколько уведомлений. Фигня, фигня, фигня. И затем. 1 сообщение с неизвестного номера.       Чонгук тыкает на него дрожащими пальцами и трепещущим сердцем. -xxxxxxxxxx хэй гук это хоби-хён надеюсь, ты нашёл мою записку если же нет просто... дай мне знать и я всё объясню надеюсь, твой день так же прекрасен, как ты :))       Чонгуку кажется, что он сейчас расплачется. Кто вообще дал этому парню право вот так вот ворваться в его жизнь и вести себя так, как хочется? Это оправданно несправедливо. Он читает следующие сообщения: к слову маленький зайка? очень милое имя, думаю, я сохраню его       Чонгук заливается яростным румянцем. Он- Он даже не знает, зачем поставил именно это имя на контакт, просто однажды его друг, Сокджин, сказал ему, что первое, что ему в голову пришло, когда он впервые увидел Чонгука, - это зайка. Так что, возможно, всё дело в панике, из-за которой он и установил его. А может, ему просто хотелось бы, чтобы Хосок называл его малышом...       Но независимо от этого, он печатает так быстро, как позволяют ему его дрожащие пальцы, с широкой улыбкой, что ни на секунду не покидала его лицо.

JJK хён :) я видел записку думаю, "сохранять спокойствие" - тупо и переоценено, ненавижу это будешь моим парнем, хён??

      Каким-то образом Чонгуку удаётся обнаружить кофе, оставленный ему Хосоком (тёмный и горький, как раз такой, какой он любит, хоть и немного холодный), не отрываясь от экрана, и он откладывает телефон, взгляда с него не сводя, пока пьёт. Он хочет увидеть, когда Хосок ответит ему.       И он отвечает.       Когда Чонгук уже допивает половину кофе, звенит телефон, и парень чуть ли не выплёскивает напиток через всю комнату. хёниии могу честно ответить, что ничего не хочу больше не забудь ты всё ещё должен мне ужин ;) скоро увидимся?

JJK как только захочешь может даже раньше