For Fear of Losing You

      B-52 проснулся от того, что кто-то плакал, и, хоть это был не незнакомый звук, он был сильно удивлен, когда плакал не он. B-52 провел мгновение, лежа в замешательстве, прежде чем начал осознавать что происходит, он перевернулся и включил лампу рядом с кроватью. Комната наполнилась теплым светом, и B-52 прищурился, ожидая, пока его глаза привыкнут. Он повернул голову и увидел, что Брауни свернулся в клубок рядом с ним, прижимая одеяло к груди, плечи вздымались, а глаза блестели от слез. Он выглядел шокированным и подавленным, но как только он понял, что B-52 наблюдает за ним, он натянул одеяло на голову, пробормотав что-то неразборчивое.       «Брауни?» Обеспокоенный, B-52 осторожно отодвинул одеяло от Брауни, который отпустил его почти не сопротивляясь. «Ты в порядке?»       В тишине он услышал неровное дыхание Брауни и небольшие хныканья, которые он издавал каждые несколько секунд. Прохладный ночной воздух дул через открытое окно, неся с собой запах земли, влажной от дождя. Где-то вдалеке пели сверчки, хотя ему приходилось прислушиваться, чтобы расслышать их почти меланхоличное щебетание среди шелеста веток за пределами комнаты и шепотом листьев, качающихся на ветру. Всё в порядке, подумал он, чувствуя, как холодный ветер касается его кожи. По крайней мере, было бы в порядке, если бы не явные страдания Брауни и беспокойство B-52.       «Я-я… я… в п-порядке». Брауни наконец нарушил тишину, задыхаясь так, чтобы было ясно, что он совершенно не в порядке.       B-52 прикусил губу, пытаясь что-то быстро придумать. Он был плох в разговорах. Не в том же смысле, что и Брауни. Когда Брауни говорил, что он не очень хорош в чем-то, а затем делал это безупречно, оставляя всех вокруг него ошеломленным или раздраженным или и тем, и другим, даже если он продолжал настаивать это было не так впечатляюще. Нет, B-52 был действительно крайне ужасен в разговорах. Слова не пришли к нему естественно, как к Брауни — B-52 пришлось ломать голову над всем, что он хотел сказать, очень долго, чтобы это прозвучало хоть малейшим красноречием. Так и сейчас он понятия не имел, как помочь, но был уверен, черт возьми, что постарается сделать все возможное. и решил, что лучше всего будет повторять действия Брауни.       «Хей». Он нежно положил руку на плечо Брауни чтобы просто показать что он рядом. «Все в порядке. Быть расстроенным… это нормально, я имею в виду, ты не должен пытаться сказать, что ты в порядке. Ты можешь поговорить со мной.»       «Это не профессионально», — прошептал Брауни, раскрыв глаза. «Это... Я… я…»       «Ты ищешь оправдания, чтобы скрыть свои чувства», — сказал B-52. Наверное, глупо, но это была правда. «Ты… не должен быть профессионалом, Брауни… Это совсем не профессиональная ситуация. Я твой… парень… — он запинался каждый раз, когда произносил это слово, — со мной ты можешь быть честным.»       Фыркнув, Брауни, присел. В-52, не колеблясь, воспользовался возможностью, чтобы обхватить Брауни так крепко, как только мог. Его живот сжался, когда он понял, что Брауни дрожит, как лист, все его тело дрожит. Когда он поднес руку к груди Брауни, он почувствовал, как сердце Брауни колотится так, что вот-вот выпрыгнет. Он ни разу не видел Брауни таким расстроенным — честно говоря, он даже не видел, чтобы Брауни вообще терял самообладание — но В-52 слишком хорошо знал приступы паники, и это, без сомнений, было оно. Вид, Брауни в панике, вызвал холод в позвоночнике B-52. Он почувствовал ледяной ужас, охвативший его сердце, и вскоре, заставивший его дрожать от беспокойства — в то же время его кровь начала кипеть от ярости, и он боролся с огромным желанием уничтожить любого, кто осмелился причинить боль его возлюбленному. Но B-52 знал, что злость сейчас не принесет ему пользы. И Брауни, конечно же, не принесет пользы, если его окружит насильственная энергия, когда он и так на грани. Кроме того, если причиной паники Брауни, было то о чем думал B-52, причин для гнева не было.       «Не б-беспокойся», — вздохнул Брауни, стараясь сдержать всхлипы. «Я просто… это просто… кошмар»       Это подтвердило его подозрения. B-52 притянул Брауни еще ближе, насколько это было возможно, и начал гладить спину медленными ритмичными кругами. Он понял, что это работает, когда почувствовал, что напряженное тело Брауни немного расслабилось, его напряженные плечи начали опускаться, а кулаки разжимались. Его руки лихорадочно искали, за что можно держаться, и успокаивались, переплетаясь друг с другом за чужой спиной. Брауни спрятал свое заплаканное лицо в изгибе шеи B-52, а свободная рука B-52 потянулась, чтобы погладить его волосы.       «Хочешь поговорить об этом?» — спросил B-52, используя тот же мягкий тон, который Брауни всегда использовал, чтобы утешить его. Честно говоря, почти все, что он делал, так это повторял действия Брауни, так что это чудо, что это и правда помогало. Однако он не возражал, а просто благодарил любого бога, который повозил быть полезным в этой ситуации.       Долгое время единственным звуком был приглушенный плач Брауни и стук дождя на крыше, который, должно быть, снова зазвучал, пока B-52 отвлекся. Ритмичный стук был довольно успокаивающим и позволял ему мыслить более четко. Все еще потирая спину Брауни, он начал бормотать слова утешения, такие мягкие, что они были почти не слышны; это был просто беспорядочный поток мыслей, просто бесконечные заверения, что все в порядке, что все будет хорошо, хотя это было почти бессмысленно. Каждое слово, которое он говорил, было искренним и Брауни, должно быть, знал это, потому что B-52 чувствовал дыхание Брауни, возвращающееся к обычной скорости. Наконец дрожь почти прекратилась, сердцебиение замедлилось, а зубы перестали стучать, но он не сделал ничего, чтобы вырваться из объятий B-52.       «Он был о тебе», — внезапно сказал Брауни, его голос все еще был хриплым. «Кошмар был о тебе».       Теперь настала очередь B-52, чтобы его сердце начало колотиться как бешеное, и он отошел от Брауни, так быстро, что чуть не упал с кровати. Мысль о том, что Брауни боится его, настолько напуган, что ему снятся кошмары, точно так же, как ему снятся кошмары о Спагетти, заставил его живот завязаться в узлы, а грудь болеть. Ему казалось, что его вырвет, он сглотнул ком в горле, пытаясь сдержаться, даже когда слезы потекли из глаз, и его разум гудел от тысячи разных мыслей, бегущих по его голове — что должен сделать? Что он мог сделать? Что он сделал не так? За что ему нужно было извиниться? Он будет извиняться столько раз, сколько потребуется, он сделает все, абсолютно все… Может было бы лучше просто оставить Брауни в покое? Он хотел, лучшего для Брауни — даже если при этом он не мог не испустить болезненный вздох при мысли об этом. На секунду Брауни выглядел совершенно сбитым с толку, затем на его лице появилась вспышка осознания, он схватил руку B-52 и сильно сжал ее.       «Я-»       «Нет!» Брауни прервал запаниковавшего B-52, прежде чем успел что-либо сказать. Рука, которая не сжимала B-52, мягко коснулась подбородка B-52, наклонив его лицо, и он был вынужден смотреть в глаза Брауни. «Нет-нет. Ты ничего не сделал… или сделал, но не для меня.»       «Что?» B-52 чувствовал, что его рука была липкой и влажной от пота — это было еще более заметно с теплыми пальцами Брауни, обернутыми вокруг его ладони, — но Брауни, казалось, не заметил, или сделал вид что не заметил.       «Ты пошел… ты пошел в катакомбы». Брауни сглотнул, резко опустив взгляд и опустив руку. Странная, покалывающая жара задерживалась там, где он прижимал пальцы к лицу B-52, и даже сейчас это приносило B-52 некоторое утешение. «И в этот раз… я пришел… слишком поздно. К тому времени, как я туда пришел… Его голос прервался на последнем слове, и он замолчал, позволив тяжелой тишине повиснуть межу ними.       «Ах», сказал B-52. Он знал, что это было далеко от адекватного ответа, но его охватило облегчение, что Брауни не ненавидел его, не боялся его — и в то же время ему было трудно понять слова Брауни.       «Даже мысль…» Брауни понизил голос до шепота.Его взгляд был не сфокусирован, и В-52 виднелись слезы. «Я не смогу этого вынести. Я не хочу думать о том, что с тобой такое произойдет. Я даже не могу… представить это.       Все эти страдания, боль и страх — все это было связано с мыслью о смерти B-52? В этом не было смысла. Не имело смысла, что кто-то будет так заботиться. Ничего из этого не имело смысла — доброта Брауни, его нежные прикосновения, его постоянное беспокойство по поводу благополучия B-52. То, как он защищал B-52, когда другие Души становились слишком осуждающими, и крепко держал B-52, когда мозг B-52 был особенно жесток, и теперь он ломал голову от одной мысли о том, что с B-52 случится что-то плохое. Как бы он ни старался, B-52 даже не мог понять. После всего, что он сделал, после того, как с ним обращались всю его жизнь, после всего, через что он прошел, он действительно не знал, как кто-то может посмотреть на него и увидеть что-то — хорошее. Однако он знал, что доверяет Брауни без вопросов. Если Брауни сказал, что он заботился о B-52, то он поверит ему, даже если он пока не мог понять, почему. Вырвавшись из своих мыслей, он наклонился вперед и снова обнял Брауни, жест, на который Брауни с радостью ответил взаимностью. Он почувствовал, как голова Брауни прижалась к его груди, и услышал тихий, дрожащий вздох удовлетворенности, и внезапно его не слишком волновало, понял ли он все или нет.       «Я не собираюсь возвращаться в катакомбы», — сказал B-52, его подбородок уперся в голову Брауни. «Обещаю. Я никогда не вернусь туда. Я имею в виду, если мы не на миссии или что-то в этом роде, конечно … но я не вернусь сам… ты же знаешь.»       Брауни тихо хихикнул, что заставило сердце В-52 замереть и вызвало прилив тепла к его щекам. Он редко смеялся, но каждый раз, когда B-52 что-то говорил, Брауни был доволен, B-52 чувствовал, что он на вершине мира, поэтому он, конечно, не собирался сомневаться в этом. B-52 отстранился и нежно поцеловал лоб Брауни, одновременно потянувшись, чтобы выключить свет. Темнота, окутывающая их, была прохладной и утешающей. Когда они легли, чтобы наконец поспать, Брауни прижался к B-52, его голова упиралась в грудь B-52 — осознание того, что он слушал его сердцебиение, заставило B- 52 снова чувствуют прилив тепла, несмотря на свежий ночной воздух вокруг них. Он провел рукой по Брауни и начал рисовать легкие узоры на спине Брауни кончиком пальца, мягко напоминая, что B-52 был с ним, и он никуда не уйдет. По правде говоря, ему нравилось чувствовать тепло рядом с ним, это было своеобразное напоминание, что Брауни напротив него был реальным, что он был его       «Спокойной ночи», — пробормотал B-52, закрыв глаза. «Я люблю тебя.»       «Я тоже тебя люблю», прошептал Брауни. Его голос все еще немного дрожал, но теперь B-52 чувствовал его улыбку. «Ах, большое спасибо. Я имею в виду, что успокоил меня. Мне так жаль, что я-»       «Не извиняйся», — отрезал B-52. «Не нужно благодарить меня. Я… я знаю что я плох в в этом, но я всегда буду рядом и помогу, хорошо?»       «Ах…» Брауни помедлил секунду, словно размышляя над словами B-52. «Хорошо. Я не могу выразить словами, как сильно я ценю это. Спасибо, любимый.»       «Чт-» Глаза B-52 распахнулись, когда он чуть не задохнулся, и ему пришлось приложить усилия, чтобы, буквально, не загореться. «Т-ты же знаешь, что меня смущает, когда ты так меня зовешь, к тому же так внезапно!»       «Зачем, по-твоему, я это делаю?»       «Боже мой», — простонал B-52. Несмотря на свои слова, он признал, что ему было приятно узнать, что он единственный, кого Брауни дразнит подобным образом. «Пожалуйста, ложись, прежде чем я сожгу тебя».       Брауни громко рассмеялся, и даже если бы В-52 был действительно раздражен, раздражение растворилось бы в одно мгновение. Смех Брауни — не просто тихий смешок, а громкий, искренний смех — был вещью, которую слышал только B-52, и каждый раз, когда он смеялся, B-52 чувствовал, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Это было замечательное чувство, которое он никогда не испытывал до того, как встретил Брауни. Он хотел бы жить с этим чувством вечно.       «Хорошо, хорошо». Брауни зевнул и прижался еще ближе к B-52, который снова закрыл глаза и уже начал засыпать. «Ах, я хочу сказать ещё одну вещь… Ты же знаешь, что ты очень важен для меня, да?»       Вопрос Брауни заставил его задуматься, но через мгновение он вспомнил события случившиеся этой ночью и ответ сорвался с кончика языка: «Конечно».