Флаффи-паста - Дядькин Склеп

Человек ушел, и Вумник перестал жевать. Пройдя по гремящей штуке на которой лежали раньше угощения, он с площадки осмотрел помещение. Вокруг творился пиздец, иначе не сказать. Флаффи, конечно, такого слова не знали, поэтому у лидера не нашлось должного эпитета, он только пробормотал себе под нос: - Кака... Гвупая кака... Пол цеха был усеян раненными и покалеченными пушистиками, некоторые лежали не шевелясь и просили помощи, другие стремились сбиться в кучу и жаловались на боль и голод, ведь те, кто пострадал во время подъёма - не успели отведать скетти. Вумник искал глазами Сильных Друзей, но те совсем исчезли. Флаффи закричал, привлекая внимание стада: - Я Вумник! Флаффи долвны собваться в пуфифтую куську и отдыхать! Флаффи у которых не бобофки долвны дать обнимавки флаффи у котовых бобофки! - он проследил, что к уже сформированной куче из раненных сородичей начинают стекаться здоровые. Обычно он находился в центре пушистой кучки, но, сейчас он должен отыскать картинки, которые ему что-то расскажут о... Вумник не мог вспомнить о чём именно. Может быть о том, как выбраться. Только вот он абсолютно не представлял, где именно он оставил картинки. Подул ветер и подвешенные бутылки закачались. Из одной из них слышалось сиплое чирпанье, из другой тихий кашляющий голос звал маму. Глядя на бутылки, лидер стада как будто что-то вспомнил, но, никак не мог эти воспоминания оформить в мысль. Думать было сложно, все время что-то отвлекало. Вумник завертел головой, как вдруг увидел картинки. Они были близко к одной из боковин площадки. Подбежав к ним, флаффи застыл, уставившись в каракули на полу. На первой было нарисовано пять полосок из одной точки и завитушка. Вторая картинка пропала, сменившись размазанным следом из смеси каки и бобо-сока. Половина третьей картинки тоже исчезла, на оставшейся ее части были нарисованы две палочки вертикально и над ними одна, чуть наклоненная, горизонтально. Умный Друг ещё раз осмотрел первую и последнюю картинку. Ни единой идеи, что же это значит не появилось. - Кавтинка, позязя, помоги Вумнику, - обратился он к оставшимся каракулям, - куда уфла двугая кавтинка? Шедевр конского импрессионизма безмолвствовал. Его автор обошел рисунок по кругу, пытаясь понять, смысл своего полотна, но безуспешно. Он взглянул на грязный мазок, перечеркивающий его шедевр и ведущий в дальний, мало освещенный угол. Вумник медленно пошел вдоль следа, прикинув, что если картинок тут нет, а след имеется, то тот, кто оставил тут его - забрал изображения себе. В углу царил мрак, а след заходил за кучи деревянных штуковин. Из этого закоулка слышались непонятные звуки. Умный Друг совсем немного ссыканул и ещё медленнее начал приближаться к повороту. Страх накатывал волной, но что бы там ни пряталось - оно украло картинки, а значит нужно было идти. - Нёвый двуг? - без особой надежды спросил Вумник, замерев. Ответа не было, звуки не прервались. Вумник сглотнул и медленно выглянул из-за угла, борясь с желанием зажмуриться от страха. Деревянные штуки образовали короткий тупичок, в конце которого была монстра. Страшилище покачивалось вперёд и назад, различить подробностей не выходило. Размером оно было чуть крупнее флаффи, а звуки, издаваемые им походили на негромкий ритмичный хриплый всхлип. Как будто пытаешься говорить на вдохе. От существа шел сладковатый аромат тухлого мяса и ещё чего-то, но для Умного Друга этот запах говорил лишь о том, что перед ним определённо монстра. Вумник, изо всех сил борясь с желанием немедленно убежать, решил, что подходить ближе слишком опасно, поэтому он с безопасного расстояния обратился к раскачивающийся твари: - Вумник звиняеся... Засем Монства взял кавтинки флаффи. Вумнику нувны кавтинки... - он чуть заикался, поскольку коммуникация с чудищами не входила в его привычное времяпрепровождение. Штуковина ещё пару раз дернулась быстрее и издала звук "хаахоо", что-то чавкнуло, затем глухо всхлипнуло, и монстра сделала шаг в сторону Вумника, заставив того попятиться. При этом существо уменьшилось в размерах до роста флаффи и, Умный Друг не верил своим глазам, разделилось надвое. Та часть, что шагала - развернулась к Вумнику, оказавшись зеленым флаффи с чудовищно искалеченной мордой. Некогда просто поврежденный нос теперь представлял из себя гниющий зоб, обнажающий кости черепа. Кожа вокруг зияющего участка разложения лопнула почти вплоть до рога на лбу. Глаза гноились и подернулись мутной плёнкой, нижняя губа набухла язвами, а верхняя вообще болталась с двух сторон он морды этакими усами из гангренозной плоти. Распухший язык с трудом помещался во рту и мешал дыханию, отчего при каждом вдохе несчастного слышались протяжные хрипы. Дышать зеленый единорог теперь мог только широко открыв рот, отчего по его нижней губе струилась слюна. Вумник попятился от ужаса перед тем, что из себя представлял некогда весёлый сородич. То же, на чем ритмично покачивался этот хрипящий полутруп, оказалось едва созревшей самкой-подростком с перебитыми ногами. Той самой, что пострадала, успешно исполняя роль ступеньки в третьем испытании. Видимо она заползла сюда, спасаясь от страданий и ужаса, а этот единорожек ее обнимал, чтобы успокоить боль... Глаза флаффи привыкли к полумраку и подробности происходившего стали отчетливее. Вумник теперь отчётливо видел, что особое место и место для как у юной кобылки были все в бобо-соке и в каком-то то ли молочке, то ли водичке. Гнев захлестнул Вумника, моментально вытеснив страх. Лежащая на земле беспомощная самка тихо всхлипнула. Вот, значит, каких обнимашек ей дал этот гниющий ублюдок! Особых обнимашек! Последней уликой в расследовании дела об изнасиловании, начинавшегося как дело о пропавших картинках, стала ноно-палка зеленого единорога, ясно видимая промеж его ног и все еще не уменьшившаяся после соития. Ноздри Умного Друга стали раздуваться, и он решительно развернулся к насильнику своим орудием возмездия - задницей. Если бы народец флаффи снимал фильмы, то Вумник мог бы легко претендовать на роль Фудьи Дведда, настолько суров и брутален он был в данный момент. Хвост взметнулся вверх, как отщелкнутый предохранитель, и в следующую секунду густая струя извини-как врезалась в морду нечестивца. Того от силы напора аж усадило на круп, а Вумник, закончив экзекуцию, обернулся полюбоваться результатом. С момента испытания Умный Друг, конечно, успел слегка опорожнится, но, все еще, таскал в себе немалый запас зловонного правосудия. Такая запасливость ни единожды спасала его от бунта в стаде, когда находился очередной флаффи, решивший стать новым Вумным Двугом, а Сильные Друзья были не рядом. Обычно таких выскочек меткий залп извини-как не только поучал, но и заставлял некоторое время тратить на то чтобы убрать с себя липкое едкое говно, боевыми качествами которого Вумник по праву гордился. Субстанция, в разы более липкая и едкая, чем обычные регулярные каки, из-за выдержки внутри кишечника, способна была склеить шерсть противника и копытцами убрать с себя последствия. Приходилось искать хорошую водичку и умываться. А поскольку Умный Друг мог дольше других не освобождать кишечник от содержимого - из-за газов давление внутри так же влияло на поражающие качества его пердушечной бомбарды, позволяя делать поистине мощные "выстрелы". Некогда зеленого цвета единорог теперь был перекрашен в яркий коричневый, он сидел на заднице с чуть запрокинутой головой. Вся его морда была покрыта липким говном, а сам флаффи, вздрагивая, издавал глотающий звук, оканчивающийся тихим присвистом и хрипом. Вумнику не доводилось видеть, как кто-то умирает от удушья, поэтому, ему показалось сперва, что этот единорожек силится проглотить что-то застрявшее в горле, но, на самом деле зеленый пытался сделать вдох. Его покрытые калом глазные яблоки выперли из орбит, рот так широко раскрылся, что челюсть перекосило, а изо рта, как дохлый угорь, вывалился фиолетовый опухший язык. Единорог начал мелко дрожать, а потом неожиданно стал биться головой об пол. Первый удар расколол вывернутую челюсть, второй заставил лопнуть глаз, третий стал последним, но, перед смертью он, как-то очень неестественно запрокинул голову набок и, видимо выпустив остаток воздуха из легких отчетливо сказал слово "боздо...", которое Вумник не понял, но, по непонятной причине эти звуки заставили его на секунду почувствовать леденящий душу ужас. В странной, неестественной позе мертвый единорог и застыл, как будто его вдруг посмертно свело судорогой. Это было очень странно. Перепуганный припадком зеленого флаффи Вумник, немного подссыкнув, остолбенел и некоторое время приходил в себя. Когда же он оправился и подошел к раненной жертве насилия, то услышал от нее лишь безразличное "хосю умеветь", после чего она как будто потеряла интерес ко всему, просто замерев с открытыми глазами и безразличным выражением на испачканной грязью морде. У нее не хватало части зубов, видимо во время "обнимашек" зеленая мразь давила ей на голову копытцами. Вумник вздохнул и поплелся прочь от лежащих в тупичке мертвецов - фактического и потенциального. Но, почти вернувшись к площадке опомнился и стремглав бросился обратно. Картинки! Он же за ними шел! Когда флаффи вбежал в закоулок, то, сразу же проверил все вокруг на наличие картинок. Он посмотрел и у деревянных штук и вокруг лежащей на животе отрешенной от жизни самки, даже спросил у нее, но та не ответила. Обыскав все еще раз Вумник поник и грустно поплелся обратно к тем картинкам, что уцелели. Видимо, зеленый единорог, прежде чем дать специальные обнимашки - отобрал у своей жертвы картинки. Может быть съел их. Умный Друг медленно поплелся в сторону площадки. Быстро темнело и он хотел еще раз изучить оставленные себе послания, но, усталость навалилась внезапно и Вумник вместо места у площадки, с которой все еще тихо что-то гомонил застрявший там ножкой флаффи, лидер направился в пушистую кучку. Сонные сородичи пропускали его поглубже в обитель теплоты и уюта, перед тем, как заснуть Умный Друг крепко зажмурился и улыбнулся. Он любил свое стадо, а оно ценило своего вожака. "Вумнику - лучшее место", - подумалось усталому флаффи, а в следующее мгновение он уже спал. *** Дядька дошел до дома и первым делом принял душ, поскольку у него сложилось четкое ощущение, что одежда и тело насквозь провоняли дерьмом этих пушистых выродков. Затем, облачившись в халат он проследовал на кухню, где разогрел лазанью. Попутно прикинув оставшееся число флаффи чтоб распланировать следующие испытания. Ох, это его самые веселые выходные за минувший год. По прикидкам мужчины сегодня пушистую братву ждало четвертое испытание, а завтра в первой половине для - финальные два. Точнее три, если считать казнь Умнички. Этого уродца ждёт особо изощрённая экзекуция! Дядька был уверен, что незаурядные умственные способности позволят Вумнику дожить до момента, когда все его ебучее стадо пооткидывает копыта. Закончив с трапезой человек пошел собираться. Ему решительно не улыбалось тащить все эти вещи до склепа, но, задуманные им смертельные аттракционы требовали кое-каких приспособлений, материалов и инструментов. Три пункта отделяли его от задуманного. Первый - освещение. В запасе имелось четыре диодных фонаря на три пальчиковых каждый и яркий налобник на двух мезинцах. Налобник, естественно, будет на Дядьке. А вот фонарики осветят склеп. Оставалось придумать, как их подвесить в цеху, не заходя внутрь, да так что бы равномерно осветить главную сцену его театра жестокости. Ещё днём на ржавой раме ворот, загородка которых являлась его трибуной, мужчина заметил множество отсеченных снаружи проводов, когда перекидывал через нее бутылки для второго испытания. Там был и толстый кабель, когда-то ведущий к соседнему зданию, видимо те, кто воровал металл, разграбляя заброшку, очконули лезть на проржавевшую конструкцию чтобы распутывать эту хитрую сеть, и не запариваясь просто срезали его снаружи. Как заметил Дядька этот кабель уходил потом в разные стороны по цеху. От него видимо питали и станки, и свет. Но, первое к чему этот провод крепился до разделения - был висящий под потолком обломок бетонной колонны. Держалась эта штука довольно крепко и провод проходил наискозь от "лобного места" склепа. То, что надо. Имело смысл перекинуть через него все четыре фонарика с небольшим шагом, чтобы осветить помещение изнутри. Лезть на раму ворот или тем более на крышу не придется, если он возьмёт с собой спиннинг и сделает фонарикам из чего-нибудь крючки, которые позволят им занять свое место на силовом кабеле. Отлично, с этим решили. Что дальше? Нужны картонные коробки. Это не проблема, до Метрика тут рукой подать. Там же будет куплена стреч пленка и бумажный скотч. Не забыть про пару строительных ножей - резать коробки ножницами это та ещё пытка. Керосин у него ещё был. Хорошо. Сразу прикупить пару листов пеноплекса для завтрашнего испытания. Дядька глянул на часы. Без двадцати пять. Супер, к восьми нужно уложиться с постройкой из картонных коробок, пленки, скотча и такой-то матери - хомячьего лабиринта. Ух, это будет нечто. Но, ещё осталось третье, найти старую коробку с елочными украшениями. Мужчина лишь условно помнил, что та была где-то на шкафах. Игрушки и шарики там были советские, блестящие и бесполезные. Дядька давно хотел их выбросить, но, вот выдался случай пустить их в дело. Попутно стоило поискать водяной пистолет, алебастр и старую машинку на пульте. Но, это все может и потерпеть, это на завтра. Сегодня главное было успеть с коробками, светом и найти новогодний антураж для елочки. Придется взять садовую тачку, руками он это не дотащит. Дядька закурил и стал собираться. Это будет просто охуенно! Ух, держитесь, высерки. *** Стадо мирно дрыхло. Такова была природа флаффи. Когда вокруг темно и просторно - нужно спать, когда темно и тесно - ты в извиняй-коробке. Те, кому не удавалось уснуть от боли, постепенно находили положение в котором у них не так сильно болело и тут же засыпали обратно. Несильный ветер шуршал листвой по крыше цеха, ставшего домом и тюрьмой для этого стада. Воздух полнился промозглыми запахами осени, а иногда принимался редкий дождь, выбивающий нестройный ритм на металлических листах крыши. Сбившись в уютную кучку, делясь теплом, флаффи прижимались плотнее друг к другу, по возможности обнимаясь, ведь как известно, обнимашки могут вылечить что угодно. Среди редких туч показалась луна, вычертив из темноты и спящее стадо, и площадку, похожую на поле боя, и три подвешенных пятилитровых бутылки, где доживали последние часы два самых живучих малыша. Первый, серого цвета пегасик, полулежал на груде разлагающихся малышей, нижней частью находясь в холодной зловонной жиже. Он почти не шевелился и еле дышал. Его окружали лишь холодные силуэты мертвецов, а сам он был изможден и отравлен трупным ядом. Его животик уже не урчал, превратившись в бесконечную ноющую боль. Губы слиплись, язык распух, глаза еле шевелились. Малыш смотрел через прояснившийся от испарины пластик на единственное пятно света в окружающей его со всех сторон темноте. Он смотрел на луну. Холод кусал тело со всех сторон, но мелкий не шевелился. Пегасик понял, что хочет умереть ещё пару часов назад, когда в своей борьбе за жизнь, вынужденный хвататься за любую возможность выжить, он лишился последнего живого существа рядом, оставшись наедине со смрадом и трупами. Его братик тоже пытался не захлебнуться дерьмом, но, не был так удачлив, как живой ещё пегасик. Потом он безуспешно звал мамочку, но та не спасала свое чадо. Видимо, малыш был плохим. Так ему казалось тогда. Теперь же малыш ни о чем не думал. Приняв решение перестать жить юный флаффи уже не мог думать, анализировать, реагировать, наполнившись безразличием. Веки начали тяжелеть, и он заснул навсегда, так и не отведя полуприкрытых глаз от холодного свечения луны. Вторым, в другой бутылке, был совсем крохотный единорожек. Он был настолько юн, что ещё не говорил, а мог лишь издавать чирикающие звуки. Память у него была на удивление короткой, хотя хорошей памятью не мог похвастаться ни один из флаффи. Малой не помнил маму, не помнил братьев, вкус молока и песенок перед сном. Его память хранила только боль и вонь, только то, что было сейчас. Мелко трясясь всем телом малышок стоял, уткнувшись лбом в пластиковую стенку бутылки, склонив мордочку, и пытался издать крик, посасывая ушко мертвого единорога, голова которого располагалась под передними ножками карапуза. Зачем кричать? Он не знал. Когда-то знал, а потом просто кричал потому что мог. Точнее пытался закричать. Но, горло выдавало только сиплое "и", вместо звонкого "чирп". Зачем он посасывал ухо? Тоже не знал. Раньше были моменты, когда он делал что-то подобное и что-то происходило. Что-то отличное от страданий и зловония. Но, ничего не происходило. Может, потому, что он не мог закричать? Может, и не было ничего, кроме боли и вони? Ведь это все, что он ощущал и не мог сказать было ли иначе. Кусок кожи трупа, на котором он стоял, подгнил и начал отходить от черепа. Мертвые флаффи на удивление быстро сгнивают. Ножки единорожка потеряли опору. Мелкий почувствовал, как холодная жижа принимает его тело, усиливая боль, заменяя даже вонь этой новой, жгучей волной ощущений, будто он не погружался в холодную субстанцию, а медленно прокручивался в мясорубке. Бурый зыбун почти скрыл малыша, когда тот в последний раз набрав в крохотную грудь воздуха, распахнув ротик издал громкий "чирп" и тут же захлебнулся зловонной жижей, в которой тонул. Теперь стало ещё тише. Только где-то вдали, приближаясь, скрипело колесо садовой тачки и слышалась насвистываемая Дядькой мелодия. *** Прежде чем установить иллюминацию в цеху, Дядька использовал все источники света, разместив их вокруг небольшого бетонного постамента рядом со склепом. Для его работы сейчас необходим был свет, а стадо будить рано. Сперва нужно построить для них веселый лабиринт, полный приключений. Мужчина стал складывать коробки и, ловко орудуя канцелярским ножом, принялся делать у них внутри проходы и пандусы. В каждой коробке прорезалось два проема в которые мог пролезть флаффи. В некоторых коробках, а именно в каждой девятой, Дядька вырезал покатый подъем, ведущий как бы на уровень выше. Пришлось не только проклеивать эту "лесенку", но и армировать каждый кусочком фанеры. Наверх коробки с пандусом крепилась еще одна "комната" у которой был открытый верх. Кроме того, в каждой второй коробке было проделано небольшое отверстие в потолке по центру. Таким образом у Дядьки в распоряжении оказалось 36 коробок, которые он начал собирать в секции по 9, стягивая и приматывая их, пока перед ним не оказалось четыре картонных коттеджа. Каждый такой "домик" насчитывал девять соединённых последовательно коробок-комнат. В каждой второй встречалось небольшое потолочное окошко, способное хоть немного, но рассеять кромешную тьму, царившую внутри. А в пятой по счету комнатке-коробке, равноудаленной от каждого входа в секцию, был пандус ведущий на второй этаж в комнату без крыши. Для укрепления конструкции использовался бумажный скотч и строительная стреч-пленка, позволяющая не только накрепко стягивать отдельные картонные коробки между собой, но и защищать их от накрапывающего дождя. Мужчина тихонько насвистывал, соединяя коробку за коробкой, то и дело проверяя не слишком ли тяжелой получилась итоговая конструкция. Напоследок он соединил все "домики" между собой. Отлично, пришло время убрать паллеты. Для этой процедуры Дядька надел большие резиновые перчатки и без лишнего шума по одному убрал засранные, пропитанные кровью платформы. К самой верхней намертво пристал окоченевший труп флаффи со сломанной ногой, застрявшей в досках. Один из призового топа идиотии. Закончив с этим мужчина, подсвечивая себе налобником, выцепил граблями все прочие тушки, валявшиеся вокруг места испытаний. Следом он осторожно втиснул в дверной проём получившуюся конструкцию из картона, разместив её прямо под своей "трибуной". Следующим шагом было снятие бутылей с малышами. Все детёныши были мертвы, что и ожидалось. Пятилитровки, закрытые крышками, отправились ждать завтрашних испытаний. Дядька поставил на огонь котелок с макаронами и бережно извлёк из отдельной секции рюкзака ёлочные игрушки. Произведенные в Союзе эти штуковины были крайне хрупкими, сделанными из цветного стекла, либо, покрытые специальной глазурью. В основном там были шарики, но, встречались и ёлочки, и какие-то ангелы. Игрушки были разложены по открытым секциям с пандусом. Получилось по три штуки на один такой сектор, и осталось ещё по две в запасе. Приготовленные макароны он специально держал подальше от входа, чтобы запах лакомства не разбудил жителей склепа раньше времени. Ну, все, настало время вешать лампы. Мужчина в пять минут с помощью спиннинга, железных дуг и такой-то матери расположил уже включенные фонарики над картонным лабиринтом. Мохнатая братия все ещё спала, сбившись в пушистую кучу. Неяркий свет от фонариков не разбудил измотанных паразитов. Человек глянул на часы, хмыкнул, закурил, и приготовился к побудке. Суммарно со спящими в общей куче раненными - флаффячье сообщество насчитывало около тридцати тварей. Докурив, Дядька ещё с минуту полюбовался на дрыхнувших флаффи, а затем во все горло гаркнул: - Подъем, уроды! Четвертое испытание!