Я просто хочу сгореть

Джим стоит к нему спиной и зажигает свечи неторопливо, педантично, нарочито медленно. Их уже четырнадцать — Шерлок считает, надеясь хоть как-то вытеснить из сознания весь хаос, что разрастается в присутствии Джима. Больше ничего не освещает комнату, и тени — их слишком много — скользят от одной стены к другой с каждым шелохом горящих фитилей. Шерлок сидит на краю кровати, и на нем нет совершенно никакой одежды. Свечи, как и Джим, — слегка поодаль, на расстоянии вытянутой руки. — Ты живой? — завороженно произносит Шерлок. Это вопрос не к Джиму, а куда-то в пустоту, вглубь себя, словно он не верит, что происходящее реально. Джим замирает; в отличие от Шерлока он до сих пор в рубашке и брюках. Он вообще не любит раздеваться, торопиться, а главное, разговаривать — вот уж что действительно оказалось неожиданностью. — Ты под кайфом? — спрашивает он и оборачивается. Джим еще много чего не любит, в том числе мешать секс с наркотиками — искажает ощущения, — и Шерлок помнит об этом и потому чист, но ему и не нужны никакие наркотики. Все и так давно сделалось искаженным. Не неправильным, просто другим — острым, болезненным. Сжигающим. Во взгляде Джима всегда есть нечто, словно он намеренно вытягивает наружу весь хаос. Отбирает назад нечаянно забытую из-за их близости часть себя. Джим вдруг усмехается, отчего черты его лица разглаживаются и становятся по-настоящему живыми. — У тебя в голове что, опять какие-нибудь нелепые метафоры? — и Шерлок часто моргает, чтобы в очередной раз очистить сознание. — Если бы я знал, что секс сделает тебя таким сентиментальным, ни за что не стал бы с тобой спать. Джим подходит к нему и кладет руки на обнаженные плечи. Его ладони горячие, но недостаточно. — Нравится? Зачем он спрашивает? Зачем он существует? Шерлок медленно моргает — это значит «да». В их распоряжении пустая квартира и целая ночь — Шерлоку нужно, чтобы это была целая вечность. Но он до сих пор не знает, что нужно Джиму. — Разденься, — Шерлок хрипит, потому что голос не слушается. Ничто не привлекает его в человеческой анатомии, но ему жизненно важно видеть кожу Джима, слишком бледную в таком освещении, слишком мягкую и холодную. — Торопишься? — спрашивает тот, усмехаясь. Шерлок держится на грани; он сам не знает, сколько еще секунд пройдет до тех пор, пока он не обхватит Джима, не притянет к себе, не начнет сбивчиво раздевать его сам. Хаос сдерживать нельзя. Однако Шерлок знает, что Джим знает, что делать. — Ложись, — говорит он. Этот его тон, только здесь и сейчас, несравним ни с какими из его известных показушных тонов. Этот — только для Шерлока. Шерлок падает на матрас. Джим берет ближайшую свечу в руки. Заползает к его коленям, как был, не раздеваясь, и какое-то время глядит на пламя взглядом, полным то ли страсти, то ли безумия, а затем проливает горячий воск Шерлоку на живот. — Кто мы? — спрашивает он тихо. Враги. Друзья. Любовники. Возлюбленные. Шерлок не знает, что еще ему ответить. Он перебрал множество вариантов, каждый раз Джим усмехался и продолжал мучить его, разливая горячий воск по всему телу. Затем же он брал его резко, но нежно. Шерлок готов ошибаться вечность, лишь бы это продолжалось. Джим рисует абстракцию из воска на его груди — и он вздрагивает, у него стоит, он чувствует себя живым. — Кто мы? — повторяет Джим. Шерлок перехватывает его запястье. — Ты мне скажи... — И Джим вдруг теряется, оседает на его коленях, и Шерлок понимает, что он тоже не знает ответа на этот вопрос. Дальше происходит что-то неистовое — они словно борются, но не за возможность быть сверху, а скорее за шанс увидеть наслаждение на лицах друг друга. Шерлок больше не может уступать. Он столько раз позволял Джиму урывать эти моменты, что сейчас, наконец почувствовав слабину, он перестает бояться, что все это сон; он видит реальность как никогда четко — и подминает Джима под себя. Тот удивленно выдыхает, но не сопротивляется. Более того — он смеется. Не зло и не лукаво, а как если бы они просто… радовались жизни. Как если бы были никем. Шерлок избавляет его от одежды в считанные секунды, а еще через мгновения ласк, поцелуев и подготовки входит в него в одно резкое, но нежное движение. Джим закрывает глаза, и Шерлок понимает, что нет никакого хаоса. Есть только они и свечи. С каждым толчком он замечает периферическим зрением, что пламя горит все ярче. Джим кончает быстрее, чем Шерлоку хотелось бы, но и ему не стоит труда быстро довести себя рукой. Джим бледен и умиротворен — он лежит рядом, раскинув по кровати руки и ноги, и Шерлок приподнимается на локте рядом, чтобы, не сводя с него глаз, спросить неясное: — Кто мы? Джим улыбается. Они никогда не говорили об этом — об отношениях: Джим не любит, а Шерлок опасался давить, но сейчас Джим сам, первым, задает действительно важный вопрос: — Почему мы? Шерлок медлит, глядя, как тени отплясывают на их телах: — Я просто хочу сгореть.