Заморская птица

— Ты уже который вечер выглядишь очень усталым. Шу замер с чайником в руке. Поднял глаза. Цзинжуй покачал головой: — Нет, только не говори, что всё в порядке. — Хорошо. Не скажу. Выполняю довольно неприятную работу для императора и наследника. Очень тонкое дело. Прости, не буду разглашать подробности. — Я не требую, ты же знаешь. Шу налил чай в две чашки, пригубил, опустив ресницы. Точно так же он пил чай, вернувшись из похода и обнаружив, что Цзинъянь ещё не закончил выполнять своё задание… Кажется, принц тогда ездил с Мэн Чжи — Цзинжуй помнил плохо, был ещё ребёнком, но вот этот усталый выдох в чашку врезался в память. Между Линь Шу и Мэй Чансу всё-таки больше общего, чем он находил прежде. Когда он начал догадываться? Уж точно раньше, чем Шу соизволил ему сообщить о своей истинной личности. Как все остальные были слепы и не догадывались? Достаточно было спокойно сесть и понять, кому выгодны все стремительные перемены в том году. Кто ещё мог лечь костьми, но обратить ситуацию в пользу Цзинъяня? Злился ли он? Сложно назвать это чувство именно так. «Неужели ты мне не доверяешь?» «Почему ты использовал меня, вывернул мою жизнь наизнанку, пожертвовал мной?» «Я был готов для тебя на всё — а ты? Ты вообще замечал меня?» Глупые мысли. Недостойные взрослого человека, воина. Было очень обидно и больно до тех пор, пока он не понял, что такое Мэй Чансу. Костыли. Хитроумное устройство, позволяющее передвигаться, дышать, говорить почти мёртвому человеку. Построенное с одной-единственной целью и неспособное выбрать другую дорогу. Совершенно ясно знающее, когда настанет срок рассыпаться в прах. Если никак не рассчитываешь исцелиться, даже разумно отталкивать от себя людей, чтобы они не привязались, чтобы не горевали… Глупое, глупое устройство. Оно всё-таки рассыпалось, и Шу перестал видеть перед собой какую бы то ни было дорогу. Молодой Хозяин Архива — великий лекарь, за это Цзинжуй ему был, конечно, благодарен, но… Этот человек не мог продолжать зваться Мэй Чансу, не хотел продолжать зваться Линь Шу, стоял на перепутье с безумными глазами и… словом, был не готов начинать уже третью жизнь. Цзинъянь разрешил это затруднение в своей привычной манере. Твёрдо, не слушая возражений, дал понять, что не желает слышать об отставке. Линь Чэнь уехал, посмеиваясь. Линь Шу сделает всё, что потребует от него император. Линь Шу чувствует почву под ногами, пока нужен императору. — Ему очень повезло, что ты на его стороне. — Кто получит гения, подобного Цилиню… Цзинжуй усмехнулся, пересел ближе, обнял за талию, нащупывая завязки ханьфу. — Не представляю, как ты не сдался, очнувшись в Архиве Ланъя с чужим лицом. — Моя глупая привычка — надо в любой ситуации что-то делать. Если нет плана, всё равно действовать, а план придумается позже. — Когда я путешествовал, то слышал про волшебную птицу — она всё время находится в движении. А если сложит крылья, то взлететь больше не сможет. — Это не всегда хорошо, — Шу поставил чашку, обернулся к нему, взял лицо в ладони, провел большими пальцами по вискам, — порой я успеваю в неведении дёрнуть столько чужих нитей, что едва не рву свои. Как тогда с Нихуан… настолько спешил предупредить её, что даже не подумал, кто именно затеял коварный план против неё. — Ты ведь потом всё исправил. — Не я. Цзинъянь. И если бы я не успел предупредить Мэн Чжи… Легко мог не успеть. Дворцовый комплекс большой. — Ну всё, всё, — Цзинжуй привлёк его к себе, поцеловал, — хватит. Это было давно. Всё уже получилось так, как ты хотел. Зачем волноваться о несбывшемся? — Если не извлекать уроки из своих ошибок, невозможно двигаться вперёд. Птица. Птица, а не Цилинь. — Всё хорошо, Цзинжуй. — У тебя «всё хорошо» может значить что угодно — вплоть до крови горлом. — Если боги подарили мне третью жизнь… А рядом находится молодой господин, который попал в паучье логово и даже не пытается сбежать… — Довольно. Хватит рассуждений, время позднее, начнёшь говорить — и вновь засидимся до полуночи. — Цзинжуй, я не настолько немощен. — Вижу, — проворчал Цзинжуй, помогая подняться. Свеж и полон сил — поэтому прихрамывает, ну конечно. У него ведь «всё хорошо». Вот он и устаёт, и одновременно словно насыщается своей погруженностью в дела. Цзинжуй растер спину между лопаток согревающей мазью, как советовал лекарь Янь. Завтра он с самого утра бросится «выполнять работу для императора и наследника». Кажется, ни на мгновение не останавливается. Пусть так. Могло быть намного хуже.