Гордиться собой

Я столько раз видала рукопашный, Раз наяву. И тысячу — во сне. Кто говорит, что на войне не страшно, Тот ничего не знает о войне. Юлия Друнина

Жара. Чужой город, раскалённый, пропитавшийся зноем и запахом крови. Жар и вонь впитались и в стены, и в желтовато-серый песок дорог; кажется, они останутся здесь навечно. Жара, вонь и пыль. И звуки выстрелов, крики людей, шум машин и вертолётов… Таша Уильямс, капитан вооружённых сил США, стоит на коленях в пыли, поддерживая голову умирающей женщины. Эта женщина — солдат её подразделения, дома её ждут двое детей… муж отговаривал от службы в армии, от участия в боевых действиях в Ираке… говорил, что это не женское дело… Таша помнит, что говорила им всем — всем, кто служит и служил под её началом. Что женщины ничем не хуже мужчин и имеют право сражаться за свою страну, если чувствуют к этому призвание. Что их миссия — миротворческая, что они хотят жителям Ирака только добра. Миротворческая… Мы все вернёмся домой, говорила она. Все без исключения. Я вам обещаю. Она соврала. Соврала тем, кто зовёт её своим капитаном. Тем, кто ей верит. Соврала — не зная, что врёт. Таша смотрит в расширенные глаза, полные слёз, боли и ужаса. Никто не хочет умирать. Все боятся смерти — особенно если есть ради чего жить. Есть ради чего жить. А есть ли ради чего умирать? Возможно, они могли бы стать подругами. Возможно. Огромное кровавое пятно, расплывшееся на форме. Кровь на пальцах Таши — в первые секунды она пыталась зажать ладонью рану. Кровавые пузыри на губах умирающей. С такими ранами не выживают. С такими ранами умирают очень быстро. Быстро — но всё равно мучительно… Таша замечает краем глаза движение у стены дома. Резко вскидывает голову, поворачивается, чувствуя злость — почему ей не дадут даже закрыть глаза женщине, с которой они вместе служили? У стены стоит девочка в чёрном платке. Смотрит на Ташу ничего не выражающим взглядом. И — медленно поднимает худыми руками винтовку. — Брось, — еле выговаривает немеющими губами Таша. — Брось, слышишь? Не надо… Девочка не слышит. Или не хочет слышать. Или не понимает. Поднимает винтовку. Наводит на Ташу. В глазах по-прежнему нет ничего — ни страха, ни ненависти, ни радости. Чувствует ли она хоть что-то? Чувствовала ли раньше? Продолжая поддерживать одной рукой умирающую соратницу, Таша выхватывает пистолет. И — стреляет. Она попадает в горло. Бьёт фонтан крови, слышатся хрип и бульканье; девочка падает на колени, платок сползает с её головы… Кровь… кровь и песок… Таша переводит взгляд на лицо женщины, чья голова всё ещё лежит у неё на коленях. Мёртвые стеклянные глаза смотрят на неё, ничего не выражая. Так же, как и глаза девочки. Когда та была ещё жива. Кровь, фонтаном бьющая из артерий… Убитые сослуживцы… Убитые враги… Убитые дети… Они — миротворцы… они этого не хотели… Обгоревшее лицо солдата, попавшего в пожар… жуткая чёрно-кровяная корка спёкшейся плоти… Таша кричит. Рывком садится на постели — и продолжает кричать, хоть и понимает уже, что всё это ей приснилось. Это сон. Только сон. Если бы — только сон. Если бы — не воспоминания о том, что она видела в Ираке. — Таша?.. Элис. Проснулась. Садится на постели, включает ночник, откидывает с лица волосы. Смотрит встревоженно, касается рукой плеча, тянется обнять. — Таша, это только сон… Таша склоняется в объятия Элис. Вдыхает запах её кожи, отголосок цветочной отдушки лосьона для тела. — Только сон, — пальцы Элис нежно перебирают её волосы. — Только сон. — Если бы, — тихо говорит Таша, не поднимая голову от плеча Элис. — Если бы. Элис тихонько укачивает её в объятиях. Таша привыкла быть сильной, но сейчас Элис сильнее. — Вот почему я не хочу, чтобы ты туда возвращалась, — говорит Элис. — Вот почему. В первую очередь. Не просто… не просто потому что я против войны. Потому что я не хочу, чтобы тебе снились кошмары… ещё больше кошмаров. Не хочу бояться, что тебя убьют. — Я не вернусь, — внезапно говорит Таша и резко выпрямляется. Она не ожидала, что произнесёт эти слова. Не ожидала от себя такого решения. Но, озвучив его, отчётливо понимает, что оно — правильное. Элис смотрит изумлённо. Она тоже не ожидала. — Я подам в отставку, — твёрдо говорит Таша. — А потом… возможно, попробую поступить в полицейскую академию. Элис улыбается — мягко и понимающе. Протягивает руку, гладит Ташу по щеке. — Не можешь не отдавать долг стране, да? Не так — значит, эдак? — Не могу. Но… вернуться туда… кажется, не могу тоже. Таша готова терпеть ночные кошмары. Готова успокаивать Элис, обещать ей, что вернётся. Она знает — дело не в этом. Она привыкла поступать правильно. Привыкла гордиться своими поступками. Но ей всё труднее гордиться участием в боевых действиях. Всё труднее считать то, что она делает, благим делом. А значит, надо делать что-то другое. — У тебя получится, — говорит Элис и целует её. — Обязательно. Ты поступишь. Я в тебя верю. Таша целует её в ответ, и кровавые воспоминания отступают. У неё получится. Она перестанет быть армейским офицером, но станет полицейским. Хорошим полицейским. И снова сможет собой гордиться.