Контрабанда

Фёдор ждёт в одной из тёмных, неуютных, грязных подворотен Йокогамы, нетерпеливо постукивая носком сапога. Николай опаздывает уже на десять минут, что для него несвойственно. Обычно он является раньше назначенного времени, чтобы подготовить какой-нибудь сюрприз для того, с кем собирается встретиться. Фёдор смотрит на наручные часы, вздыхает и бесконтрольно подносит руку к губам. Он прекрасно осознаёт, что грызть заусенцы — это не гигиенично и уж тем более не эстетично, но не может ничего поделать с крепко укоренившейся детской привычкой. Откусив кожу и зализав ранку, Фёдор слегка успокаивается, по крайней мере, теперь он может спокойно подождать ещё минут пять. — Федя! — Николай появляется резко, шумно и неожиданно, разбрасывая вокруг себя яркие конфетти, теряющие свой цвет, стоит им лишь коснуться земли. — Ты опоздал, — холодно бросает Фёдор, недовольно смахивая разноцветные бумажки с шапки. — Извини, — Николай наигранно понуро опускает голову. — Хочешь угадать, что меня задержало? Фёдор отрицательно качает головой, задумчиво разглядывая тусклые, но всё-таки цветные пятна на асфальте. — Правильный ответ: кошка. Она так жалобно мяукала, что я не смог пройти мимо, пришлось купить ей молока, — Николай размахивает руками, вертится, нагибается, пытаясь заглянуть Фёдору в глаза и всеми силами пытаясь передать важность причины задержки. Фёдор понимающе кивает: он сам частенько помогает братьям меньшим, подкармливая, отогревая или делясь скупой лаской — животные безгрешны, их не за что судить. Николай улыбается и радостно частит, описывая и молоко, и кошку, и улицу, и мимо проезжавший автобус, и облако, которое плыло по небу и было чем-то похоже на нос Пушкина. Фёдор прячет ответную улыбку за широким рукавом пальто: его, в отличии от многих, бесконечная трескотня Николая умиротворяет. — Ты принёс? — спрашивает он спустя пару минут, пристально вглядываясь в лицо Николая. — Разумеется. Только я вам её не отдам! Потому что у вас документов нету, — Николай изо всех сил старается сдержать хохот и сохранить серьёзный тон. — Усы, лапы и хвост — вот мои документы! — фыркает Фёдор, маскируя вырвавшийся смешок. Николай счастливо улыбается, приобнимает Фёдора за плечи и склоняется к его уху. — Смотри внимательно, сейчас вылетит птичка, — низким шёпотом шепчет он, якобы случайно губами касаясь мочки Фёдора. Николай взмахивает плащом, и из воздуха прямо перед Фёдором возникает футляр для виолончели. Фёдор осторожно касается прохладного пластика, отстраняется от Николая, опускается на корточки, изучает состояние привезённого из дома инструмента. Тащить его через границу самому было бы слишком тяжело, поэтому пришлось обратиться к Николаю, как к специалисту по проносу чего угодно куда угодно. С виолончелью всё в порядке, она так и просится в руки, умоляя сыграть что-нибудь, чтобы отпраздновать воссоединение после неприлично долгой разлуки. Пальцы слегка подрагивают, вспоминая множество мелодий, которые обязательно надо исполнить. — Сыграешь мне? — тем же искушающим шёпотом спрашивает Николай. — Извини, но в этот раз я запланировал концерт совсем для другого человека, — Фёдор закрывает футляр и встаёт в полный рост. — Ну, почему? А как же моя награда за доблестно доставленный аж из самого Петербурга инструмент? — по-детски обиженно тянет Николай, за секунду растеряв всю свою серьёзность, возвращаясь к образу легкомысленного клоуна. — Не беспокойся. У меня есть один вариант, — Фёдор улыбается, и в улыбке его невероятным образом смешиваются ехидство, искренняя нежность и капелька шаловливости. Его поцелуй отражает те же чувства, лёгкий, игривый и дразнящий. Николай прижимает его к себе, не давая вырваться или отстраниться через несколько секунд, как Фёдор любит делать. — Мне нравится такой расчёт, — выдыхает он спустя минуту. — Надеюсь, меня ждёт такая же награда за контрабас, скрипку и арфу. Просто я был не уверен, что правильно запомнил, что именно нужно привезти, и решил взять всё.