Сумрачные воспоминания возлюбленных

      Черные, обугленные деревянные балки, торчащие из белоснежного снега, усеянного трупами и окропленного кровью, замерли, словно надгробия. Запах гари в воздухе, мертвая тишина на ли окрест. Еще один незначительный, малоизвестный орден пал под натиском могучего титана Цишань Вэнь. Его попросту стерли с лица земли, не пощадив даже юных адептов и грудных детей. Вэнь Жохань карал инакомыслящих беспощадно, не оставляя после них даже праха. Лишь грубые горы, высокие молчаливые сосны и серое небо видели, как горели стены строений, как проливалась невинная кровь, как погибали мужья, братья, сыновья, матери и дочери.       Здесь среди снегов и сожженных строений, в бессилии упав на колючий снег на колени, испачкав руки в чужой крови, задыхалась от рыданий заклинательница, сжимая в озябших пальцах походную сумку, наполненную различными травами, снадобьями и бинтами. Нет, эти люди были чужими ей, никто из них ничего не значил в ее жизни, да и видела она их лица впервые. Но сердце ее разрывалось от боли: разрубленные, исковерканные тела, лица, искаженные судорогой, раздирали на части ее милосердную душу. Ее, казалось бы, стальные нервы выдерживали любые виды ранений, выдерживали картины смерти и прочее, но… В последнее время видеть такое количество убитых становилось просто невозможно. Хотелось вырваться из цепких лап дьявола и бежать. Как можно дальше, чтобы не видеть этого произвола, этой жестокости, этого бесчеловечного отношения к живым людям.       Аккуратные ногти вонзились в замерзший наст до порезов на коже, и от этого казалось, что под ногтевую пластину словно бы загоняли тонкие иглы… Она рыдала в голос, не узнавая саму себя, выплескивая все, что накопилось в ее нежной, такой чистой, но измученной душе. Пока никто не слышал ее плач, можно было позволить всем этим чувствам упасть в снег, растапливая его кристаллы соленой, обжигающей жидкостью.       Но больше всего она страшилась за своего любимого брата. Такой неопытный, мягкий, непутевый, добросердечный – случись что, он бы ни за что не смог противостоять влиянию и мощи Вэнь Жоханя. Добрая, беззлобная сущность и простота подвели бы его, и тогда уже он оказался бы раздавлен огненным колесом войны. И кто знал, возможно, именно целительнице Вэнь Цин предстояло обнаружить его бездыханное, остывшее тело, чтобы потом прекрасный женский голос охрип и надломился, а глаза вылились вместе со слезами. Чтобы несравненная, строгая красота угасла, словно нежный бутон в зимнюю стужу. Едва подумав об этом, девушка упала на снег, ослабевшим кулаком стуча по земле, проклиная тех, кто затеял это бесполезную, безумную войну.       Внезапно вместо холодного, студеного ветра плечи ей обдало мягким, приятным теплом. Она тут же распахнула опухшие, влажные глаза и с удивлением обнаружила на себе заботливо накинутую чьей-то рукой подбитую мехом мантию. Озябшие, побелевшие пальцы судорожно вцепились в мех, зарываясь в него; целительница подскочила было на ноги, но колени, основательно промерзшие в снегу, подогнулись, и она рухнула обратно. Или же нет?.. Сильные руки в черных перчатках и кожаных наручах подхватили ее, не давая ей вновь очутиться на земле. Машинально схватившись за них, она ошарашено уставилась на снег, в котором лежала еще мгновение назад. Кто-то не позволил ей упасть вновь. Но… кто?       Девушка, сглотнув соленые слезы, постаралась обернуться на внезапного свидетеля ее минутной слабости, но когда взгляд ее зацепился за черный цвет одежд, она внезапно беззвучно вскрикнула и словно раненная птица вспорхнула из крепких объятий, с силой, появившейся вдруг из неоткуда, ударяя пришедшего. Никакой реакции не последовало. – Убери свои гадкие руки! Отпусти меня немедленно! Слышишь?! Немедленно! – она вырывалась, отпихивала от себя этого человека, изо всех сил била его по рукам, кричала и бранилась. Вэнь Цин уже не старалась как-то сохранить лицо перед ним: ей было решительно все равно, как после этого молчаливый слуга посмотрит на нее. Сейчас нервы ее были оголены. Но все усилия были напрасны: хватка не ослабла, вырваться и вновь упасть наземь ей не позволили. Она рыдала, срывая голос, проклинала его и его хозяев, поливала грязью, не боясь самых безобразных слов и выражений. Словно бы только человек, стоявший за ее спиной, был виной этим убийствам и смертям.       Чжулю благоговейно держал ее в своих руках, принимая все то, что она кричала ему, про себя соглашаясь с каждой фразой, но не имея возможности высказать свои истинные мысли в их первозданном виде. Телохранитель лишь молча наблюдал за ней, но во взгляде его не было того льда и безразличия, которые можно было увидеть там по обыкновению. Может, нельзя было понять по его виду, что и внутри него сейчас вскипают волны отчаяния, что и его сердце разрывается от ужасного чувства вины за эти бесполезные смерти. Да, он убивал, но едва ли противиться приказу господина было в его силах?.. С того самого дня, который судьба избрала поворотным в его жизни, он был обязан Вэнь Жоханю. Он лишился свободы и перестал чувствовать вкус этой жизни – он просто существовал, не зная счастья, тепла истинной любви, обыденных мелочей, что радовали бы его в повседневной жизни. Он похоронил свои желания, оставив в живых лишь долг. Служение господину, почитание его, приравнивание его образа к небесным божествам – больше ничего не существовало и не могло существовать. – Как ты можешь жить?! Чудовище! Умри! Умри! Умри! – состояние истерики охватило целительницу: ее трясло и от холода, и от переполняющих чувств, она окровавленными ногтями вцеплялась в его крепкие руки, колотила его слабыми кулаками и даже решилась зубами впиться в наручи. Аккуратные ряды зубов девушки столкнулись со стальной пластиной, что, невидимая глазу, скрывалась под кожаными наручами, защищающими руки Чжулю. Обеспокоенный этим мужчина тут же прижал Вэнь Цин спиной к своей часто вздымающейся груди и пальцами поднял ее голову за подбородок, обездвиживая, заставляя отстраниться от наручей и держать голову прямо. Он не мог смотреть на то, как она мучается, тщетно пытаясь причинить ему боль, вместо этого истязая и травмируя себя. – Убери свои грязные руки, убийца! Почему ты продолжаешь жить, а все они должны умирать?! Убей себя! Хоть умри с честью, чертов преданный пес!       Когда он развернул ее к себе лицом, все так же смотря в ее наполненные слезами и ненавистью глаза, в его скулу метко прилетел кровяной плевок. И наступила тишина. Они смотрели друг на друга, не произнося ни слова. Колючий ветер трепал ее успевшие заполститься, пока она билась в истерике, волосы, развевал полы белых и черных одежд, как полотнища знамен и флагов. Сжигающий Ядра, все еще крепко держа целительницу в своих стальных объятиях, медленно поднял руку и стер плевок с лица, размазывая кровь. Его лицо не выражало ничего – он заслуженно принимал все эти оскорбления. Внезапно Вэнь Цин спохватилась и обмерла: тело ее ударила крупная дрожь, ноги вновь подкосились, а глаза наполнились непередаваемым страхом и ужасом. Что-то было во взгляде Вэнь Чжулю, что-то такое, что будто бы рассказывало ей – ему тоже больно. Точно это он хотел колотить снежный наст руками, кричать во все горло из последних сил, обвинять кого-то в происходящем вокруг, в смертях войны. Но он не мог, и девушка видела лишь сдержанный взгляд, где-то далеко в котором плескались страдание, боль, чувство вины и нежелание простить самого себя. – Ты… ты!.. – только и смогла выдавить она, испуганно всматриваясь в телохранителя. Но он по-прежнему молчал, не сводя с нее свой тяжелый, пронзительный взгляд. Вэнь Цин тряслась в его холодных руках словно замерзшая в снегах ласточка, поранившая свое крыло и теряющая последние силы. Ясность разума уже вернулась к ней, но она не пыталась вырваться из объятий. Его грубые губы, не знающие ласки, такие же холодные, как и замерзшие вершины гор, прикоснулись к ее нежным весенним, побелевшим от холода, лепесткам. Она смотрела на него в момент поцелуя: как он не сразу закрыл глаза, отмечая ее реакцию, как дрогнули его ресницы, когда девушка от неожиданности приоткрыла рот, обдавая его горячим дыханием. Пошел снег, и, подхватываемый ветром, он кружил вокруг них, путаясь в волосах и в складках одежд. Чжулю стоял на холодном ветру лишь в одном своем ханьфу, а на плечи Вэнь Цин была накинута его зимняя мантия, защищающая от холода хрупкое тело девушки. Когда поцелуй прервался, она все еще дрожала, пораженно смотря на него, но все-таки не рвалась из объятий прочь. – Спасите мою душу, молодая госпожа Вэнь… – произнес он после длительного молчания, и эта фраза колокольным звоном отпечаталась в ее сознании. Она с минуту тоже молчала, порываясь в ужасе отпрянуть и убежать далеко от этого человека, но его странный взгляд словно бы приковал ее. Он пробудил в ее голове все те страшные образы войны, землю, закапанную кровью, убитых людей и охладевший труп собственного брата – Вэнь Цин бросилась ему на шею, позабыв о том, кто был этот человек и что он сделал за свою жизнь, и навзрыд заплакала, лицом уткнувшись в крепкую грудь. Затылка ее нежно коснулась его рука, успокаивающе поглаживая, аккуратно перебирая длинные волосы. – В норме. Ты можешь одеваться, – твердо заключает Вэнь Цин, строго сводя к переносице брови и начиная собирать разложенные перед собой медицинские принадлежности. Чжулю, сидевший в одних штанах напротив нее, медленно поднимается с места и берет оставленные аккуратно свернутые верхние одежды. Осмотр личного слуги Вэнь Жоханя и по совместительству телохранителя младшего молодого господина Вэнь на предмет сбившегося течения энергии, физических внутренних и внешних повреждений был прерогативой лучшего лекаря ордена Цишань Вэнь, которую в народе именовали не иначе, как Золотые Руки. Этот ритуал она совершала раз в три месяца – способность Вэнь Чжулю его повелитель находил очень занимательной и полезной, а потому регулярно отправлял его на обследование к своей родственнице.       Когда он поворачивается к ней спиной, девушка все-таки решает взглянуть на него краем глаза. Тело у Чжулю крепкое, подтянутое, в нем нет юношеской щуплости, какая наблюдалась у ее младшего брата – все-таки Сжигающий Ядра был вполне сформировавшимся молодым мужчиной. Прямая спина, широкая грудь, невероятно сильные руки – видимо, им он уделял особое внимание. На этой мысли Вэнь Цин криво усмехнулась и тихо хмыкнула, заставляя мужчину прекратить свои действия и неторопливо обернуться на нее. Они долго смотрят друг на друга. В ее взгляде можно прочитать многое. Например то, как она ненавидит все эти распоряжения Вэнь Жоханя, которые обязывают ее совершать бесполезные осмотры, ведь зачастую, к ее великому сожалению, обнаружить что-нибудь у Чжулю не удавалось – был здоров и даже болеть не собирался. Она ненавидит это пустое выражение безразличия на его суровом лице: в ее сознании к этому безразличию тут же пририсовывалось и презрение, и высокомерие, и прочие пороки, делая из мужчины какого-то правителя-демона, нежели простого человека-слугу. – Ты хотел что-то еще? – недовольно, полным раздражения голосом спрашивает целительница, звонко, но как бы невзначай роняя ладонь на деревянную поверхность столешницы. Этот жест должен дать понять мужчине, что ему здесь не место, что необходимо ускориться и покинуть эти покои. Желательно навсегда. Сейчас она непреклонна – гордо вскидывает подбородок и прожигает его сердитым взглядом. И Вэнь Чжулю еле заметно качает головой, возвращаясь к своему занятию и продолжая завязывать пояс на черных одеждах.       Они не говорили о том происшествии под холодным, хмурым небом, когда колючий ветер, уносивший запах гари с места битвы, столкнул их вместе, заставив отчаянно вцепиться друг в друга. Вэнь Цин не напоминала телохранителю, что он имел дерзость коснуться ее губ в тот день, а Чжулю учтиво молчал о том, как тесно прижималась к нему целительница, разбитая мыслями о грядущем горе. Разумеется, об этом не узнала ни одна живая душа и, в первую очередь, Глава Ордена, их повелитель. Эта была их маленькая тайна, которую они похоронили тогда под слоем снежного наста, залитого кровью.       Едва только вспомнив о том дне, девушка справляется со своим гневом – черты ее лица смягчаются, на них набегает тень грусти и сожаления. Забыть взгляд, которым смотрел на нее Сжигающий… нет, Вэнь Чжулю, не было абсолютно никаких сил. Тем днем она поняла: он тоже был человеком – под его толстой, промерзшей до самого нутра кожей, еще теплилась добрая, сострадательная душа. Вэнь Жохань не смог загубить ее в нем, истребить на корню, лишь утопил там, глубоко в водах холода и безразличия к миру и людям. И Вэнь Цин умудрилась это разглядеть. – Вэнь Чжулю. Ты пойдешь с ним до конца? Ты так предан ему? – устало спрашивает она, вставая со своего места. Мужчина долго не оборачивается на ее голос, неподвижно стоя напротив выхода. И кажется, что в этой тишине слышно, как торопливо в груди девушки бьется сердце и как размеренно и громко вторит ему сердце телохранителя. – Да, – тихо, словно шелест почерневших листьев при первых заморозках. И Вэнь Цин отчего-то горестно оседает на свое место, судорожно сжимая ханьфу на груди, поднимая измученный взгляд к потолку, словно ища какой-то милости у того, кто смотрит на них с высоты небес. Неужели в этой войне всем суждено умереть? Неужели исчезнут все?..       Однако она лучше, чем кто-либо другой, понимала, что уготовила судьба Главе Цишань Вэнь и адептам ведомого им Ордена. Ни одна сильнейшая империя не стояла так долго. Не выстоять и Ордену Цишань Вэнь. Дева прекрасно знала и ответ, который упадет с губ Чжулю, но смириться никак не могла. Прошло несколько минут молчания, прежде чем она, вновь подскочив на ноги и взмахнув руками так, что рукава ее одеяний взметнулись к верху, в два больших шага настигла мужчину и обрушилась на его спину сильными ударами. Сильными, как ей казалось. – Ненавижу! Ненавижу тебя и твоего господина! – она била его что было сил, однако это не вызвало никакой реакции. Чжулю обернулся к ней и тут же получил три звонких пощечины, но с невозмутимым видом продолжал смотреть на нее, отчаявшуюся и взбешенную. Не получив никакого ответа, девушка остепенилась, гнев начал потихоньку отпускать ее. – Глыба льда! Ты невозможен!       В следующее мгновенье она уже страстно прижималась к его губам, поднявшись на носки, и, обхватив его лицо руками, рвано выдыхала в промежутках между поцелуями. На тонкой талии, затянутой алым поясом, сомкнулись крепкие руки, и Чжулю настойчиво прижал ее к себе, закрывая глаза и углубляя поцелуй. Им обоим казалось, что комната, в которой они находились, будто бы полна галдящих на разный лад людей, какого-то пчелиного жужжания, суматохи, шума и прочего. В их головах стоял непонятный гул, сметающий все разумные и здравые мысли, воздух был раскален, заставляя их плавиться в его невидимых слоях.       Сжигающий Ядра, не разрывая поцелуй, начал наступать, вынуждая ее отходить назад вглубь комнаты. Когда они добрались до стола, целительница отстранилась от его губ и резким, суетливым движением сбросила на пол все, что там лежало. В руках этого человека уходил страх – словно бы он окружал самой надежной защитой ее и ее неспокойную душу. Чжулю подхватил ее на руки, ухватившись за упругие бедра, и усадил на стол, нехотя отрываясь от сладких губ и начиная покрывать поцелуями нежную кожу шеи и ключиц. Она вздрагивала от сжигающего ее изнутри странного чувства, крепче обнимала его за плечи, глухо постанывала, когда грубые пальцы касались ее бедер или груди. – Не уходи! – внезапно вскрикнула она, плотнее обхватывая его ногами, прижимаясь всем телом к воителю. – Останься… Ты же можешь остаться со мной?.. – Я с вами, – горячим шепотом выдохнул преданный слуга Вэнь Жоханя, влажными губами касаясь ее уха, нежно лаская его. Чжулю неторопливо освобождал девушку от одежд, оголяя стройное тело. Его нежности, о существовании которой в нем она даже не знала, не было предела: он снова и снова покрывал чувственными поцелуями ее тело, оставляя влажную дорожку от тонких ключиц до солнечного сплетения, ласково оглаживая ее грудь, обводя ореолы затвердевших сосков. Руки, которые до сего момента не внушали ей ничего, кроме отвращения и липкого страха, сейчас дарили ей необычайное удовольствие, равное которому она никогда не знала. Они уверенно, но неторопливо коснулись внутренней поверхности ее бедра, поднимаясь выше, и Вэнь Цин еле слышно вскрикнула, закусив губу и прильнув к нему так близко, насколько это было возможно. Она растворялась в его объятиях, шумно выдыхая, запрокидывая голову, не боясь стонами выражать то наслаждение, которое окутывало ее, заставляя раскрываться навстречу мужчине больше, отдаваясь целиком. А Чжулю надежно держал ее в своих руках, сжимая пальцами нежные бедра, осыпая поцелуями лицо, тонкую шею, пышную грудь – все, чего мог коснуться. Вэнь Цин не думала, что произойдет с ними через день или через два: она жила именно сегодняшним днем, согреваясь в объятиях человека, которого ненавидела все свою жизнь с момента появления того в Ордене. Пальцы волшебных, золотых рук целительницы переплетались с пальцами рук беспощадного убийцы, и не было никакого диссонанса – эти двое тянулись друг к другу как полные противоположности, сожалеющие об одном и том же, скорбящие по незнакомцам, нежно любящие и по воле других обреченные расстаться раньше положенного срока. Однако успевшие оставить друг другу в сумерках трепетные, режущие сердце нещадной тоской воспоминания.