Der Kuss

Жаркий, удушающий воздух не является хорошим для очередного долгого боя. Горячий песок попадает в глаза, лёгкие – секунда промедления на откашляться или протереть глаза в попытке избавиться от неприятного зуда – и ты труп. Раз за разом, каждый раз. И чаще глотки вояк надрываются в вопле "Медик!", что из раза в раз игнорируются. Пропали оба. Скрылись подальше от чужих глаз. В отдалённом полуразрушенном домике прохлада и влажность, а ещё насыщенный запах пыли и гнилых досок. Но, задыхаясь, двое тел жадно жмутся друг к другу, позабыв о своих обязанностях и многих мелочах. Людвиг стискивает запястья медика синих и вжимает их в стену, да мокро, жадно вылизывает-ласкает-кусает-метит податливо открытую перед ним шею. По памяти обводит языком небольшую родинку и вбирает кожу чуть ниже. Август стукается затылком о стену, кусая губы и шумно, прерывисто дыша. От падения на пол из-за дрожащих и, по ощущениям, желеобразных ног его удерживает только жадный до собственничества Людвиг. Кусаться и оставлять засосы для него – что-то вроде языка любви, способ показать всем, что Август занят, и любое посягательство или даже намёк на что-нибудь будет с особой жестокостью караться. Медик синих в ответ только с внутренним восторгом податливо обнажает шею, на которой, по ощущениям, скоро живого места не останется. До конца раунда осталось всего ничего, так что респауном они не сотрутся. Людвиг нежно выцеловывает покрытую метками кожу и медленно отстраняется, любуясь. Размеры багровых гематом с примесью оттенков космоса для многих выглядели бы пугающе, но у медика красных это вызывает лишь удовлетворённую улыбку. Пятна смущения и возбуждения покрыли всё лицо, шею и не обошли уши Августа. Глаза в дымке, смотрят на Людвига с истинным обожанием. Низкий выдох напоминал короткий стон, и медик красных растянул губы в усмешке. Резкость черт ему определённо шла. — Могу ли я поцеловать Вас, ein kollege? – вопрос соскальзывает с губ быстрее, чем Август успевает это осознать, но деваться уже некуда. Он медленно приподнимается на носках сапог, чувствуя, как хватка на запястьях слабеет да возникшую неловкость. Черты лица Людвига немного смягчаются. Целовались они редко, да и, в большинстве случаев, это походило на жадные попытки сожрать друг друга и засунуть языки как можно глубже в глотку; жадно, грязно и пошло. Но когда Август прижимается своими губами к его, он мягко подаётся навстречу. Он и вовсе отпускает запястья любовника, прежде чем удобно устроить их на его боках. — Могли и не спрашивать, Mein Lieber, – хмыкает Людвиг уже после поцелуя да коротко трётся носом о скулу Августа, чувствуя, как тот улыбается.