Valhalla

Лёгкий туман, дотлевшая сигарета, где моя чёртова Вальхалла? Ash Island - Valhalla (feat Hash Swan) Ночь перед рассветом темнее всего. Эти пара часов любимое время тварей. Их приближение невозможно не почувствовать. Первый признак – исчезновение звуков. Тотальная, неестественная тишина, что выкручивает мысли, преображая и приумножая все потаенные в глубине души страхи. Не та, о которой говорят обычно. Просто в один момент ты сидишь перед костром и из всех звуков, что нарушают твою тишину, только треск сухих поленьев, которых пожирает огонь, стрекот цикад и совиное уханье раз в несколько минут. Эта тишина успокаивает Доквана, дает крошечное чувства правильности. В следующее мгновение наступает другая тишина, неправильная. В ней не остается ни единого звука. Докван по старой привычке пытается выдохнуть, чтобы убедиться, что звук собственного дыхания теряется в вакууме. В этой тишине кажется, что каждая из его миллионов мыслей обретает форму и вес, голова раскалывается под давлением многотонного катка. Он закрывает глаза и считает про себя до десяти. Пустоту нельзя победить не погрузившись в неё полностью. К моменту, когда он открывает глаза, мир успевает измениться. Краски исчезают, превращая все вокруг в одну сплошную серость. Костер, что горел в полуметре от Доквана, выглядит так, будто его потушили еще неделю назад, он знает, что стоит только тронуть остатки поленьев и они рассыпятся в пыль, такую же серую, как и все вокруг. Листья на деревьях, окружающих его исчезают, сами же деревья иссыхают, как будто несколько десятков лет назад этот лес объяло чудовищное пламя, и он так и не смог восстановиться. Докван оглядывается в попытке найти местоположение твари, но видит только засохший неживой лес. Пепел заслоняет глаза, мешая рассмотреть что-либо. Он повсюду. Это целый пепельный град. Крупные серые хлопья кружатся в только им одним понятном ритме. Наверное, если бы обоняние не вырубило вместе с другими чувствами, в этом месте пахло бы горелым, может еще противным запахом разложений. Он даже рад, что в реальности тут нет никаких запахов. Докван замечает тварь буквально за несколько секунд до нападения. Тварь принимает образ Докгаб хена. Та же подтянутая, высокая фигура, дурацкая козлиная бородка, над которой так любил подшучивать Чанмо. Если бы не глаза, залитые чернотой, Докван не смог бы отличить. Тварь медленно ступает в его сторону, набирает скорость и переходит на бег. Только вот достигает Доквана совсем не она. Знакомая фигура в полете превращается в густой черный дым, окутывает им свою жертву, чтобы через секунду она потеряла последнее свое преимущество - зрение. Докван закрывает глаза, собственный мрак под веками всяко привычнее и приветливее. Среди воинов не принято говорить приободряющих фраз на подобии «стоит только выжить первые десять раз, потом привыкнешь». Не привыкнешь. Ни после первых десяти раз, ни после сотни. К этой беспомощности невозможно привыкнуть, страшно каждый раз, как в первый. Самое главное в этом ужасе - заставить конечности двигаться и не упустить момент для атаки. Рука с заранее подготовленным мечом легко рассекает воздух, пара резких движений, вплоть до того момента, пока не почувствуешь, как лезвие вонзается во что-то плотное. Темнота рассасывается так же внезапно, как и наступает. В руках Доквана лежит тварь, успевшая поменять свой облик. Лучше бы это был Донгаб хен. Светлые волосы юноши в его руках испачканы в крови и липнут ко лбу, массивная фигура еле помещается в объятиях Доквана, а черные глаза смотрят в саму душу. Докван вынимает меч, и фигура рассыпается пеплом. Пепла вокруг становится еще больше. Он смывает серость, возвращая краски и звуки. Ветка березы в костре издает треск и Докван выдыхает. Это шестая тварь за неделю. В три раза больше, чем месяц назад. Докван ведет расчеты и это единственное, что не позволяет ему развернуться и направиться домой. Вальхалла* находится в самой северной точке земли. Докван держит курс на север. *** - В Вальхалле самые красивые, тёмно-пурпурные закаты и высокий золотой потолок. В огромной хрустальной люстре в центре зала отражается свет от мечей тысячи воинов. Там вообще очень светло, нет места серости и всем этим тварям. Чанмо смотрит на звездное небо, улыбается своим же россказням. Они только вышли из очередной заварушки с оборотнями у Южного моря. Заработанных денег хватило настолько, что можно побаловать себя вином. От этого и редкое, но такое хорошее настроение у обоих. Рассказы о Вальхалле в исполнении Чанмо всегда очень интересные, Докван мог бы слушать их ночи напролёт. Чанмо красивый, когда говорит о своей мечте. Доквану хочется сделать эту мечту общей. – Она ведь откроет нам с тобой свои ворота, верно, Доквана? В мыслях эхом проносится тихое «Доквана», сотни раз произнесенное таким родным голосом. Доквану кажется, что он начал забывать, как звучал голос Чанмо. Это пугает страшнее тварей из тьмы. В жалкой попытке вспомнить он губами повторяет вслух эхо остывших воспоминаний. «Верно, Доквана?». Затем сам же себе отвечает - «Верно». Другого выхода просто не может быть. Эта жизнь задолжала ему с десяток приветливо раскрытых врат, бесконечные кубки вина, за которые не приходилось бы платить нахождением на грани жизни и смерти. За все то дерьмо, что произошло в его жизни, вселенная просто обязана ему пару вечностей с Чанмо. Ближе к рассвету огни костра гаснут, отчищенный меч отзывается в руках привычной тяжестью. «В хрустальной люстре в центре зала отражается свет от мечей тысячи воинов». Аккуратный и легкий, его меч столько раз вытаскивал его жизнь из лап смерти. Острие не очень длинное, выкованное специально под комплектацию Доквана, а лезвие острее любого из оружий лиги стражников. Хан помнит первый раз, когда взял в руки свой меч. - С днем твоего рождения, Доквана, - бодро произносит знакомый голос, после чего сонное тело самого именинника вытряхивают из постели и беспардонно закидывают на широкие плечи. Любой другой человек мог бы поплатиться за это жизнью Готовый к нападению в любую минуту Докван всегда держал свои ножи под рукой. Впрочем, обладателю широких плеч тоже хотелось вломить, хотя бы за то, что исчез на целый месяц. В деревне неподалёку тогда набирали желающих в поход на клан демонов. Любой дурак знал, что эта миссия равна самоубийству, Докван даже на секунду не задумался, рассмеявшись в лицо жрецу, что собирал отряд. Деньги, что он обещал, конечно, были баснословны, но искал бы других идиотов. Через два дня он проснулся один. Чанмо оставил все припасы у ночлега, забрав с собой лишь оружие, несколько склянок бодрящего зелья и обезболивающее. Докван думал убьет его, когда тот вернется. Он не позволял себе допускать мыслей, что Чанмо может не вернуться. И вот виновник его бессонных ночей стоит перед ним и выглядит при этом смертельно уставшим. Докван тянется к перевязанной руке, но Чанмо неуловимо ускользает, улыбается своими глазами щелочками, - Взгляни лучше на свой подарок, - протягивает небольшой меч в ножнах. Доквану достаточно одного взгляда, чтобы понять, что меч его. От оружия тянет знакомой энергетикой, лезвие отзывается в руках чувством чего-то родного. На самом деле он не особо жалует мечи, эти массивные оружия всегда смотрелись нелепо в его руках. Ножи привычнее. Только вот это не мешает ему прятать глаза каждый раз, слыша слова Джункён хёна о том, что оружие настоящих воинов - мечи и ничего более. Докван делает уверенный взмах и поражается легкости своего нового помощника, хочется похлопать искусности кузнеца. Чанмо смотрит на него в ожидании все так же ярко улыбаясь и Докван уверенно зеркалит его улыбку. Тень улыбки отображается на лице. Это было лучшее день рождение в жизни Хана. Воспоминания, такие яркие начинают понемногу отпускать, реальность вонзается в сердце острыми иглами, стискивают его очередной волной тоски. Докван убирает меч обратно в ножны. Если бы не вся невозможность такой вероятности, он бы думал, что острие меча было закалено огнем дракона, уж больно это оружие могущественно, но у них никогда не было лишних денег, а оружие, закалённое драконом было сложно достать еще в давние времена. Он бросает последний взгляд на меч и укладывается спать. Чем дальше на север продвигается Докван, тем чаще во снах к нему приходит Чанмо. Тепло от костра приятно греет тело, вино бьёт в голову. Он сильнее кутается в куртку Чанмо. Такой большой и теплый предмет гардероба смотрится на костях Доквана до больного нелепо, в ней могли бы поместиться еще два Даквана, но того это не сильно волнует. Он давно не чувствовал себя таким расслабленным, хотя, казалось бы, расслабиться после такой насыщенной на события ночи дело невозможное. Тварь выходит на них с Чанмо неожиданно. Докван слишком сонный, позволяет ей утащить себя под озеро. На дворе стоит февраль и поверхность озера покрыта толстым слоем льда. Докван потерялся в попытках выбраться на поверхность, тьма наступала необратимо и казалось вот он - конец, из таких ситуаций не выбираются живыми. После, было ощущение сильных рук и холод, пробирающий до костей. Чанмо справился с тварью сам, пробил во льду брешь и успел спасти Доквана. Чанмо, который всегда рядом, подставляющий свое плечо в любой ситуации. Докван смотрит на своего вечного спутника и улыбается своим мыслям. Чанмо ловит взглядом его улыбку и хмуриться сильнее. Улыбка на лице Хана после этого становится только шире, Чанмо впервые выглядит недовольным и, кажется, немного растерянным. Он правда думал, что потерял Доквана. Думал, что видел его в последний раз. Сон горчит на губах давно забытыми улыбками и отдает в сердце моментами, что уже не вернуть. Докван старается игнорировать навернувшиеся на глаза слезы. Воинам не положено плакать, только оплакивать, но этот вариант ему не подходит, ему еще рано оплакивать. Необходимо выбраться из леса до наступления темноты, ему предстоит еще один долгий день. До Вальхаллы осталось совсем немного. Вальхалла – холл павших, прибежище и маяк для всех воинов. Конечная станция. Чанмо говорил, что на Вальхалле ты наконец останавливаешься, перестаешь выживать и начинаешь жить. Докван уже и не может представить какого это – жить. Игнорировать беды, сошедшие на небольшие поселения, происки демонов и маммонов, быть уверенным, что завтрашний день не принесет тебе очередное сражение со смертью. Докван слишком давно живет войной, слишком давно варится в этой каше. Представить жизнь без тварей уже невозможно. Говорят, чем ближе Вальхалла, тем чаще можно встретить тварей. Говорят, они охраняют ее ворота как цепные псы Одина, отгоняют всех неугодных. Только достойные смогут миновать их. Таких достойных находится не так уж много, все знают, что северные леса таят много опасностей, в них нет поселений, их объезжают стороной и стараются не находиться к ним близко на закате. Пару раз в год всё же находятся смельчаки, что ищут путь к золотым воротам, но и те не то чтобы бравые воины, скорее выжившие из ума или отчаявшиеся. Докван и сам такой же, отчаявшийся, или отчаянный. Ему нечего терять, если он не дойдет до Вальхаллы, умереть будет не жалко. С каждой прошедшей ночью, в которой он буквально вырывает свою жизнь из дыхания тварей, одна мысль, которую он так долго и отчаянно отталкивал от себя, возвращается снова и снова. - А что если мы недостойны? Джинен часто говорит, что гроза всех чудищ Докван очень трусливый и неуверенный, когда дело доходит до простой бытовой жизни и выражения чувств. Они с Джиненом знакомы, кажется, сотню лет и наверняка он знает, о чем говорит. К примеру даже сейчас, говоря «мы», Хан имеет в виду «я», у него нет ни малейших сомнений, что Чанмо самый достойный из всех воинов ныне живущих на этой земле, чего он не может сказать о себе. - Ты же говорил, что Один отбирает только лучших. Что если он решит, что мы не подходим? Чанмо медленными и методичными движениями очищает готовую рыбу от костей. За ним приятно наблюдать, он все делает не спеша, но уверенно. Он долгое время молчит и Докван уже думает, что не дождется ответа, но через пару минут Чанмо начинает говорить. - Мы ему понравимся, - он легко наклоняет голову и смотрит прямо на Доквана, - Ты ему понравишься. Обязательно. Улыбка появляется на его лице так привычно и правильно. Докван в который раз удивляется, как в нем может быть столько света с их образом жизни. Он отмахивается от подобных мыслей как от назойливых мух. Он знает Чанмо не хуже самого себя. У него в душе та же зияющая пропасть, не измерить глубину – темно и страшно. Все-таки, счастливые люди не болеют одержимой идеей попасть в царство павших. Чанмо будто замечает его невеселые мысли, натягивает на лицо улыбку шире и пихает ему в рот очищенную рыбу. - Жуй. Ты один из самых смелых воинов, что встречались мне за всю мою долгую жизнь. Мы обязательно туда попадем. Обещаю. За ночь пришло три твари. У него, кажется, сломано колено и сил идти дальше совершенно нет. На севере нельзя остановиться у трактира или попроситься к лекарям. На севере не живут люди. Он не знает переживет ли следующую ночь и сколько еще в силах протянуть. Хан обедает попавшим на самодельную ловушку зайцем и решает сегодня не выходить в путь. Надо собрать трав и сварить отвар, набраться сил. Понятно, что дальше все будет только хуже, только вот, что делать с ногой не понятно. Он ведь выбирался и не из таких ситуаций. Оптимизм, которого у Доквана отродясь не было просыпается совершенно вовремя. Чанмо дал обещание. Обещания данные им всегда исполняются, с его вмешательством или без. Остается надеется на это и сейчас. Больное сознание подкидывает ему всё больше воспоминаний. Говорят, когда в гости стучится Хель*, вся жизнь проходит перед глазами. Год назад, в ночь, когда они с Чанмо виделись в последний раз они сильно поругались. Чанмо снова записался в сомнительного рода поход и не понимал причин подвешенного состояния Доквана. Его одержимость Вальхаллой потеряла для того всякую привлекательность. Доквану было плевать какого цвета небо в этом чертовом месте, будь оно трижды проклято, если Чанмо собирается каждый раз из-за него подставляться. - Вальхалла наш дом. Чанмо в отчаянии всплескивает руками, невольно повышая голос. Он все чаще сталкивается с чужим непониманием, но не может его принять. Между ним и Докваном просто не должно быть места непониманию. Не после того через что они прошли вместе. Докван смотрит на него с горечью. Голос скатывается до еле слышного шепота. - Не наш. – смотрит в глаза Чанмо, пытаясь достучаться если не криком, так взглядом. Разбивается о разочарование в чужих глазах как об острые скалы. Эта ссора абсолютно не к месту. Докван приготавливает свой ночлег под напряженное молчание. Симфония из невысказанных слов пеплом оседает на кончике языка, грузом – на сердце. Когда-то им довелось работать со сновидцем. Они спасали поселение на западе Холвилля. Дело завершилось успешно, заплатили им не так уж и много, но Докван был доволен. Перед глазами стояла благодарная улыбка мальчишки, которого он спас от чудовища в самый последний момент. Сонхва, сновидец, прежде чем попрощаться сказал ему одну фразу, которую тот часто прокручивал в голове после. - Научись говорить о важных вещах вслух. Это важно. Иногда только так они могут помочь не лишиться того, кому предназначены. Перед тем, как сон окончательно окутал сознание, Доквану внезапно вспомнились его слова. Подсознание, раззадоренное воспоминаниями о сновидце, подкинуло дров к размышлению, снова прокручивая их последнюю ссору. «Не наш. Твоя Вальхалла на севере, моя – лежит рядом, и я чувствую, как она ускользает из моих рук». Самые важные слова нужно говорить словами. Докван переворачивается на другой бок и ищет глазами Чанмо. Тело, лежащее на кровати напротив, мерно дышит под большим одеялом. Чанмо уснул. Докван просыпается от странного шороха. Он не заметил, как заснул, не успел поменять повязку на ноге и должным образом приготовиться к атаке. Эта ошибка может обойтись ему слишком дорого. Ночь темна, по ощущениям совсем скоро должны нагрянуть твари. До Вальхаллы осталось совсем немного. Он чувствует это. Надо только пережить эту ночь. Докван прогоняет больные, саднящие воспоминания, ведь есть дела поважнее. Ему жизненно необходимо вернуться домой. Год назад Один забрал себе Чанмо.