Рваные раны души

Было больно и обидно. Вэнь Нин околачивался в Облачных Глубинах и раньше, и всё было хорошо. Кто же знал, что запрещено окунать лютых мертвецов в холодный источник?! И вообще, нет на стене такого правила! Вэй Ин проверил. А-Нин был зверски чумазый, а тёплая вода в бочке плохо сказалась бы на остатках тела. Дыра в животе была заделана плохо, расползаясь при малейшей неосторожности. Нельзя было допустить размягчения тканей. Вот и где его ещё было мыть?! Тем не менее, взбешённый Лань Цижэнь не только вытолкал Вэнь Нина за ворота, запретив переступать порог Облачных Глубин, но и приговорил Вэй Ина к пятидесяти ударам дисциплинарными палками. Тот даже воздухом захлебнулся от негодования: как можно бить за то, что технически даже нарушением дисциплины не назвать?! Подумаешь, ранил дядюшкино чувство прекрасного! Не самое большое увечье, если подумать. Но Лань Цижэнь рвал и метал, а заступиться за Вэй Ина временно было некому: оба Нефрита отбыли по делам клана в Цинхэ Не. Пришлось смириться и принять свою горькую участь. Вэй Ин обиженно засопел. Если бы Лань Чжань был дома, ничего этого не случилось бы. Он бы не позволил выпороть Вэй Ина и выгнать его верного друга, пусть сам и не испытывал к Призрачному Генералу тёплых чувств. Спина теперь мерзко ныла, так что больно было не то что лежать на ней, но даже нагибаться. Идти в треклятый холодный источник он зарёкся, а самому мазаться целебной мазью было зверски неудобно. Жизнь в одночасье стала бы такой же отвратительной, как пресная еда Облачных Глубин, если бы не А-Юань, прибежавший излить ему печаль по поводу внезапно изгнанного родственника. Он помазал Вэй Ину спину, выслушал его нытьё, поныл сам, и убежал искать «дядюшку Вэня» за ворота резиденции. Вот спасибо, Лань Цижэнь, удружил! Искать им с Лань Чжанем теперь ребёнка гуй пойми где: не станут же они с Вэнь Нином сидеть всё время у ворот. Печаль эта, впрочем, долго не продлилась. Вернувшийся на следующий день Цзэу-цзюнь посмеялся в ладонь, снял мораторий на пребывание Вэнь Нина в резиденции Лань (с условием, что мыться он будет где-нибудь в другом месте) и, в целом, восстановил гармонию, за что Вэй Ин был чрезвычайно благодарен. Лань Чжань, в глазах которого за время их короткой беседы успели отметиться гнев, боль и жалость, не выпускал руку Вэй Ина. И стоило всем разойтись — немедленно уволок его в цзинши, где деловито раздел по пояс, игнорируя смешки и слабое сопротивление, и со всем тщанием осмотрел пострадавшую спину. — Болит, — капризным тоном нажаловался Вэй Ин, поглядывая через плечо. — Мм, — мрачно ответил Лань Чжань, хмуря брови. — Я поговорю с дядей. — Лань Чжань, не стоит, — ссорить Ланей меж собой совершенно не хотелось, а Лань Чжань явно был настроен не церемониться. Чего доброго, нахамит своему дяде. Не хотелось бы стать свидетелем ещё одного их поединка, а уж провоцировать оный — тем более. — Я был неправ. Наверное, — насколько мог уверенно добавил Вэй Ин. — Стоило бы догадаться, что никому не хочется купаться в одной воде с трупом, пусть даже доблестным и разумным. — Стоило бы, — согласился Лань Чжань. — То есть, ты считаешь, я это заслужил?! — непоследовательно возмутился Вэй Ин. — Всю эту боль? Он сделал жалобные бровки, и лицо Лань Чжаня снова помрачнело. — Нет. Он отодвинулся, словно собравшись уходить. — Эй, Лань Чжань, ты куда? — Поговорить с дядей. — Э-э-э, нет-нет-нет, — Вэй Ин схватил его за рукав. — Ни мне, ни твоему дяде это не нужно. А знаешь, что нужно? — Что? — заинтересовался Лань Чжань. — По-це-ло-вать, — по слогам произнёс Вэй Ин. Лань Чжань положил ладонь ему на щёку и повиновался. Было сладко и нежно. Тёплый рот Лань Чжаня ещё хранил лёгкий аромат жасмина. Должно быть, в Цинхэ они пили чай. Нежный язык ласкал нёбо и прокушенную нижнюю губу, в которую Вэй Ин впивался, чтобы не орать от боли под палками. Ой, да ладно, это было давно, стоит ли вспоминать?! Особенно сейчас, когда его утешают и ласкают. Ему казалось, он никогда не насытится этими двумя вещами. Может, если бы у него была мать, которая мазала бы его ранки после падений и утешала после обид, Вэй Ин не воспринимал бы чужую заботу так остро. Но матери он не помнил. Зато у него теперь был Лань Чжань! А это лучше и матери, и отца тоже, и всех прочих родственников. Наконец-то он вернулся! Вэй Ин так соскучился, Лань Чжаня не было двое суток. Очень долго, между прочим! — Вообще-то, я имел в виду спину поцеловать, — расплылся в улыбке Вэй Ин, когда они закончили. — Но так тоже хорошо. — Вечером поцелую. — многообещающе ответил Лань Чжань и чмокнул его в нос. Видимо, в качестве аванса. Но вечером он пришёл уставший и замученный. Шея его под ладонью Вэй Ина была просто каменной, и рука не поднялась повалить его в постель прямо с порога. Хотелось сделать ему хорошо, чтобы расслабился и отдохнул. И Вэй Ин, недолго думая, набрал в бочку очень тёплой, почти горячей воды и утянул Лань Чжаня валяться. Они сидели в ароматной воде, куда Вэй Ин для пущего настроения накапал соснового масла. Лань Чжань лежал спиной на его груди, откинув голову ему на плечо, и казалось, они оба сейчас растворятся и исчезнут без следа, так было блаженно. Каждая мышца в теле расслабилась. Насыщенный запах хвои втекал в лёгкие божественным бальзамом, и становилось легче дышать. Вода немного парила, грудь Лань Чжаня медленно поднималась и опускалась, его мокрые волосы облепили плечи, а щёки окрасил румянец. «Чудо как хорош», — с замиранием сердца подумал Вэй Ин, проводя пальцем по влажным ключицам. В углублениях над косточками скопилась вода. Они сидели молча, тишина была уютной, и дыхание Лань Чжаня становилось всё более размеренным. Вэй Ин, опасаясь, что он вот-вот уснёт, мягко тронул влажное плечо. — Лань Чжань, давай-ка мыться — и в постель. Лань Чжань поднял на него осоловевший взгляд и смиренно кивнул. Было что-то странное в том, насколько Вэй Ину нравилось мыть своего величественного Ханьгуан-цзюня. Прикасаться к нему без каких-либо страстных намерений, просто вести мочалкой по влажной порозовевшей коже, наблюдая, как она всё больше наливается цветом под шершавым касанием. Втирать мыло во влажные тяжёлые пряди, царапать ногтями кожу головы и видеть, как он прикрывает глаза от наслаждения. Снимать ладонью мыльную пену с высокого лба, чтобы ни в коем случае не попала в глаза. Скрести шершавым камешком его ступни: у Лань Чжаня были очень нежные пяточки, как у ребёнка. Неожиданно и мило. Вэй Ин намывал его неторопливо, с расстановкой, наслаждаясь каждым движением. Это был его любимый акт заботы. Он переложил мокрые волосы со спины Лань Чжаня на плечо и провёл мыльной ладонью по застарелым шрамам. Уже сколько времени прошло, а он до сих пор не мог смотреть на них без содрогания. И хотя Лань Чжань утверждал, что они давно не болят, рука Вэй Ина не поднималась скрести этот ужас мочалкой. Где-то глубоко внутри навеки поселился страх, что он может заставить старые раны кровоточить снова. «Только если с тобой что-то случится», — спокойно ответил на это Лань Чжань когда-то, и Вэй Ин до сих пор вздрагивал, вспоминая тот ответ. Больше они эту тему не поднимали. Но сегодня Вэй Ин смотрел на шрамы и видел по-новому. Собственная спина всё ещё отзывалась резкой болью на малейшее движение, так что пришлось выпить болеутоляющий отвар. А он всего-то и выдержал пару десятков ударов обычной палкой. На долю Лань Чжаня пришлось несоизмеримо больше, не говоря уже о том, что к нему применили дисциплинарный кнут. Одна мысль об этом ужасала. Никогда в жизни он не видел ничего более страшного, чем эта покрытая рытвинами и застывшими уродливыми наростами спина. Местами кожа была будто оплавлена, как воск на свече. Небольшую область у левого плеча окружали короткие и тонкие штрихи, словно кто-то вшивал кусок по-новой, как заплатку на рукав. Когда-то ровную впадину позвоночника там и здесь прерывали бугристые наросты, как выпирающие в русле ручья валуны. Рубец, тянущийся от лопатки к лопатке был настолько крупным, навечно вспухшим, что и вовсе сглаживал углубление. Некоторые шрамы всё ещё были розовыми, пусть и утратили прежнюю болезненную яркость. Вэй Ин сглотнул комок в горле и зажмурился, ведя ладонью вниз. Спина Лань Чжаня ощущалась под пальцами как каменная кладка старой стены. Только неестественная мягкость свежей кожи и едва уловимое движение на вдохе говорили о том, что он прикасался к живому человеку. Боль, которую доставила та порка, была абсолютно немыслима. Вэй Ин как наяву видел рассечённую истерзанную плоть и потоки крови, стекающие к пояснице. Видел, как яростные удары кнута вырывают мелкие кусочки кожи, отбрасывая прочь. Как топорщатся взрезанные мышцы, словно края пропоротого дублёного мешка, обнажая мясо и привлекая мух. От этого зрелища мутило, и к глазам подступали слёзы. Как они могли, демон их всех побери, как?! Это же чудовищно! Дополнительный ужас заключался в том, что виной всему был он, трижды проклятый Старейшина Илина, ради спасения которого Второй Нефрит клана Лань наплевал на все годами почитаемые правила и принципы, пошёл против всего заклинательского мира и своей семьи в частности и едва не лишился жизни. Если бы не он, всего этого не случилось бы. Если бы только Вэй Ин не был так слеп, так безнадёжно нечуток, то страдания Лань Чжаня — физические и духовные — можно было предотвратить. Это знание покоилось в мыслях Вэй Ина в отдельной «шкатулке самобичевания», наряду со смертью шицзе, Вэнь Нина, Цзинь Цзысюаня и последних Вэней. Периодически он открывал её, раскладывал части своей уродливой коллекции перед мысленным взором и пытался как-то примириться с их наличием. Получалось плохо. Он продолжал гладить спину Лань Чжаня ладонями, нежно и бережно, совсем чуть-чуть царапая ногтями и слушая, как тот тихо вздыхает от удовольствия. Глухое раздражение на себя накрыло вновь: все эти жуткие мысли были сейчас неуместны. Они сидят в тёплой ароматной водичке, вдвоём, они оба живы — что невероятно, и оттого лишь более прекрасно — и любят друг друга, а он, вместо того, чтобы наслаждаться моментом, погружается в страдания и мысли о былом. Возмутительная неблагодарность с его стороны! Нужно было срочно подумать о чём-то другом. Наверное, если положить Лань Чжаня на живот и полить вином, можно будет собирать напиток прямо из многочисленных впадинок на спине. «Да, и в них поместится полкувшина!» — промелькнуло в сознании горькое, и Вэй Ин растёр ладонью влажное лицо. Стало сложно дышать, и он шмыгнул носом. Чёртов пар! Уловивший странные звуки Лань Чжань немедленно обернулся. Взгляд медовых глаз утратил всякую томность, сделавшись острым и взволнованным. — Что такое? — ладонь Лань Чжаня со сморщившимися от влаги подушечками легла на щёку Вэй Ина, и тот повернул голову, прижимаясь к ней губами. — Всё в порядке. — У тебя глаза красные и мокрые, — попытался уличить его упрямый собеседник. — Это от жары, — отмахнулся Вэй Ин и немедленно шмыгнул носом ещё раз. Лань Чжань подался вперёд и провёл языком по его щеке. — Щёки солёные тоже от жары? — Да! Это пот. — буркнул Вэй Ин. Во взгляде Лань Чжаня разлилась нежность. Он взял лицо Вэй Ина в ладони, прижался губами к одной брови, затем к другой, нежно поцеловал в центр лба и обнял. — Ты расстроился. Почему? Вэй Ин прильнул к нему, обнимая, пальцы снова нащупали проклятые рубцы, пробежались по ним, и к горлу подступил комок. Он жадно вдохнул, заполняя лёгкие воздухом под завязку. Не хватало ещё расплакаться! В этот момент Лань Чжань, видимо, сложил два и два. — Они больше не болят. Я же говорил тебе. — Зато при виде них болит тот, что у меня внутри! Это просто чудовищно, всеблагие Небеса, как они могли?! Как ты мог? Это просто чудо, что ты не умер и не сошёл от боли с ума! Меня всего лишь слегка поколотили палкой, и я уже не могу обуться, чтобы в глазах не темнело. А ведь это даже сравнить нельзя с тем, как досталось тебе! Просто земля и небо. Лань Чжань, я этого не стою! Никто не стоит. Никто вообще. Лань Чжань отстранился, глядя на него обеспокоенно. — У тебя так сильно болит спина? — ну, как обычно, услышал только самое главное. — Лань Чжань, ты слышишь меня? Не увиливай! — Вэй Ин схватил его за плечи. — Почему ты им позволил?! Ты же сильнее их всех, ты мог бы вырваться. Что это за семья, у которой поднимается рука так истязать своих же? Изгнали бы тебя? Так и пусть! Ты мог бы податься в бродячие, всё было бы лучше, чем терпеть это ради возможности остаться в клане. Почему ты не противостоял им, почему? Под конец его голос сорвался, и он уткнулся лбом в грудь рядом с тавром солнца. «Боги, сколько же шрамов на нём по моей вине? А сколько их на его душе...» От этих мыслей было мучительно горько. Ладонь Лань Чжаня легла на шею, мягко поглаживая. — Бороться не было смысла, — ровно сказал Лань Чжань. — Ничто не имело значения. Вэй Ин поднял на него воспалённые глаза. Лицо Лань Чжаня было абсолютно спокойно, как озерная гладь в безветренную погоду. На нём не отражались ни боль, ни сожаление о пережитом. Как будто всё это случилось не с ним. — Но они могли убить тебя. — Мне этого хотелось. Я был бы благодарен. Это стало бы достойным наказанием за мои ошибки. — Да ты бредишь, — Вэй Ин положил руку на его лоб, но из-за жара, скопившегося в купальне, нельзя было понять, насколько тот горячий. Но глаза напротив смотрели ясно и трезво, и от этого взгляда что-то надрывно звенело внутри. — Нет, — помотал головой Лань Чжань. Помолчал немного и добавил: — Ещё я думал, что заслужил то наказание и за свои недостойные чувства. — Я надеюсь, ты так больше не думаешь? — тихо спросил Вэй Ин, внутренне напрягаясь. «Пожалуйста, скажи, что нет». — Нет, — глаза Лань Чжаня сияли. — Любовь к тебе не может быть недостойной. Она — свет моей жизни. Без неё не будет меня. — Ох, Лань Чжань, что ты такое говоришь, — Вэй Ин повис на его шее, чувствуя, как горят щёки. — Правду, — выдохнул ему в ухо Лань Чжань, обнимая крепче. «Всеблагие боги, пожалуйста, пусть так будет всегда! Пусть я больше никогда не доставлю ему боли. Никакой: ни душевной, ни физической, ни случайной, а преднамеренно я тем более не стану. Пожалуйста, направьте меня в этом стремлении», — речитативом взмолился Вэй Ин про себя. Он никогда не был особенно хорош в молитвах, но это был не повод не пытаться. Они выбрались из купальни совершенно разморенные, и Вэй Ин провалился в пустой сон без сновидений, уткнувшись носом в грудь Лань Чжаня. Было томно и сладко, и Вэй Ин твёрдо был намерен не думать больше о шрамах в таком болезненном ключе. А ещё лучше — не думать о них вообще. Во всяком случае, попытаться. И поэтому, когда следующим вечером Лань Чжань попросил его об услуге, сбросил верхнее ханьфу и достал простой короткий хлыст с широкой лопаткой на конце, каким понукали лошадей, Вэй Ин замер в ступоре. Он отложил гребень, которым до этого распутывал волосы, и осторожно присел на постель. — Лань Чжань… — опасливо начал он, с неприязнью косясь на чёрную змею, вытянувшуюся на покрывале. — Ты что задумал? Чего ты хочешь? Лань Чжань подошёл ближе, опустился перед ним на колени и повернул голову Вэй Ина к себе за подбородок. — Я хочу, чтобы ты меня высек, а потом занялся со мной любовью. Глаза Вэй Ина распахнулись в потрясении. Ужас и возбуждение сцепились в его голове в смертельной схватке, и он был не уверен, на кого разумнее ставить. Это была, пожалуй, самая дикая смесь эмоций, которую ему когда-либо доводилось испытывать. Никогда прежде Лань Чжань не предлагал ему себя вот так, словами. Если он хотел Вэй Ина, он просто сразу приступал к делу. Но просить прямым текстом было абсолютно не в духе его стыдливого любовника. Да он даже слово «трахаться» до сих пор не мог произнести, а они уже добрые полгода как этим занимались! От подобной неожиданной прямоты пах немедленно залило жаром. Но окунуться с головой в поток страсти здорово мешал тот факт, что Лань Чжань предлагал ему над собой надругаться, причинить ему боль. Как он вообще до этого додумался?! — Почему? — сдался Вэй Ин под натиском внутренних противоречий. Лань Чжаня совершенно не смутил направленный на него полный непонимания взгляд. Глаза его горели, и это немного успокоило. По непонятной причине Лань Чжаню нравилась его идея, и Вэй Ин был готов разбираться. — Потому что я хочу, чтобы ты их присвоил, — горячо выдохнул Лань Чжань. — Ты смотришь на мои шрамы и видишь мучения. Знаешь, что вижу я? «Ничего, они же у тебя на спине!» — нервно отметил про себя Вэй Ин, но сумел промолчать. Лань Чжань же, приняв его молчание за смятение, продолжил. — Я вижу подтверждение тому, что любовь к тебе способна провести через что угодно. Через любую боль, страх, отчаяние. Через самое чёрное время. Она наполняет силой. Она лечит и учит. Она приносит свет. Она разжигает желание. Пока тебя не было, мне казалось, я и сам давно мёртв. Только они напоминали мне, что я жив. Пока они болели. Когда ты касаешься их, я схожу с ума. Ты — моя любовь, они — твоё отражение на мне. Присвой их, как ты присвоил меня. Вэй Ин не мог понять, чего ему после этой речи хотелось больше: трахаться или плакать. Горячее дыхание Лань Чжаня оседало на губах. Золотистые глаза смотрели голодно и жадно. Он хотел Вэй Ина, совершенно точно хотел, но всеблагие боги и тысяча гулей, что если Вэй Ин его ранит?! — Я не хочу делать тебе больно, — тихо сказал он. — Ты не сделаешь, — глядя ему в глаза, ответил Лань Чжань. Его взгляд гипнотизировал. — Ты начнёшь медленно и слабо. Будешь держать ритм. Кожа нагреется, станет красной. Тогда ты ускоришься. И будешь продолжать. Потом моя спина заалеет, станет чувствительной. Очень чувствительной. Ты сможешь проверить. Я не выдержу и малейшего касания. Когда я пойму, что всё правильно, я остановлю тебя. — А если будет не правильно? — слабо возразил Вэй Ин. Но зыбучие пески этого взгляда уже не оставили ему шансов. Он сделает всё, о чём просит Лань Чжань. Демоны, да он что угодно для него сделает! Только бы не навредить, всевидящие небожители да направят его руку. — Будет правильно. В конечном итоге, будет, — без тени сомнения ответил Лань Чжань, и Вэй Ин кивнул. — Хорошо. В золотистых глазах вспыхнуло предвкушение. Лань Чжань поднялся и в несколько скупых движений сбросил оставшиеся одежды. В лицо ударила кровь. Вэй Ин несмело протянул руку и дотронулся до хлыста. Короткая рукоятка, обтянутая гладкой кожей, приятно легла в ладонь, и он выдохнул. На орудие пытки это было пока не похоже. Он осмотрел хлыст со всех сторон. Тонкий и гибкий, можно не замахиваться слишком сильно. Плоский кожаный наконечник был довольно упругим, но всё же достаточно жёстким. Вэй Ин на пробу ударил себя по руке. Внезапная боль, пусть и не сильная, возмутила, однако её сразу сменила слабая вспышка тепла. Это был определённо не дисциплинарный кнут и даже не обычный. С этой мыслью тревога рассеялась, оставив только лёгкую настороженность: как бы то ни было, следовало быть аккуратным. Он встал над постелью. Лань Чжань растянулся лицом вниз, абсолютно обнажённый, уложив лоб на сцепленные в замок руки. Волна ничем не связанных угольно-чёрных волос покоилась над его левым плечом, открывая взору нефритово-белую шею с беззащитно выступающими позвонками. Вэй Ин не мог оторвать взгляда от этой спины: широкие плечи и тонкая талия с двумя чарующими ямочками на пояснице. Он сглотнул набежавшую слюну. Даже шрамы не портили вид. Пожалуй, они делали его только лучше, добавляя красок в идеально сбалансированные пропорции. Длинные ноги, слегка разведённые, позволяли увидеть край тяжелой мошонки. Руки зудели при виде круглых, белых ягодиц, таких сочных на вид. Шрамы смотрели на Вэй Ина в упор с любимой спины, провоцируя и вызывая на бой. Внутри всё свело от паники и предвкушения в равных долях. Руки охватила нервная дрожь, дыхание сбилось. Лань Чжань лежал, замерев в ожидании, рёбра ходили от размеренного, пока что ровного дыхания, и только пальцы на ногах поджались, выдавая нетерпение. Вэй Ин усмехнулся, призывая эмоции к порядку, и поднял руку в замах. «Хорошо, моя любовь. Раз ты так хочешь». — Готов? — на всякий случай уточнил он. — Мгм, — донеслось тихое. И он с силой опустил руку. Слуха достиг тихий резкий вдох, и на белой лопатке проступил красный след. Вэй Ин выдохнул, переводя дух. — Ещё, — отозвался Лань Чжань через мгновение. И он ударил снова. И снова. И опять. Стоило замешкаться, как Лань Чжань напоминал: «Ритм!» И Вэй Ин повиновался. Кожа на спине приобретала всё более насыщенный оттенок, часть шрамов растворялась в цвете. Лань Чжань дышал сладко, прерывисто, то и дело срываясь на тихие вскрики. Однако боли в его голосе не было. Вэй Ин старался не бить в одно и то же место слишком часто, но следить за этим становилось всё сложнее. Истязаемая кожа становилась всё розовее, и это беспокоило всё больше. Не справляясь с неожиданным всплеском паники, Вэй Ин направил следующий удар на беззащитную ягодицу. С губ Лань Чжаня сорвалось чувственное «Ах!» и он запрокинул голову, хватая воздух ртом. — Лань Чжань, всё хорошо? — обеспокоенно спросил Вэй Ин. — Да. Продолжай, — хрипло ответил тот, глянув через плечо, и Вэй Ин оторопел. Взгляд у Лань Чжаня был совершенно поплывший, в нём плескалось неприкрытое, манящее желание и тягучее, томное наслаждение. На щеках играл нежный румянец, как у юной невинной девушки. Губы, которые он, очевидно, прикусывал, полыхали оттенком спелой вишни: надави зубами — и брызнут терпким соком. Они, наверное, тоже были горячими. Вэй Ин против воли представил, как эти огненные губы могли бы сейчас сомкнуться вокруг его члена. Это можно устроить, Лань Чжань не откажет: слишком сильно он заведён. Он будет сосать, жадно и самозабвенно, как он любит. Будто слыша его мысли, Лань Чжань прикрыл глаза, проходясь языком по своим немыслимо притягательным губам, и все сомнения Вэй Ина испепелило пожарищем вожделения. «Он наслаждается. Он этим действительно наслаждается! Боги, какой же он горячий, сколько в нём неприкрытой страсти», — билось в голове безумное. Он был готов отбросить проклятый хлыст прямо сейчас, скинуть мешающие одежды, встать на колени перед зардевшимся лицом, обвести головкой развратно припухшие губы и позволить им ласкать себя. Потом накрыть Лань Чжаня своим телом и взять, грубо и жадно, наматывая на руку волосы и обхватив ладонью за шею. Их обоих унесло бы в считанные мгновения. Но они договорились, а значит, надо продолжать. Сбросив в качестве компромисса верхнее ханьфу и обувь, Вэй Ин вернулся в позицию. — Продолжай, — ответил на невысказанный вопрос Лань Чжань. И Вэй Ин продолжил. Он осыпал ударами спину и плечи, постепенно ускоряясь. Проходился по заднице, и та наливалась цветом, будто спелый нектарин. Удары становились сильнее и чаще, извлекая из Лань Чжаня всё более непристойные звуки. Нежные выдохи стали сладкими восклицаниями, а затем и несдержанными рваными стонами. Пока от очередного удара Лань Чжань не вскрикнул, наконец, длинно и отчаянно, как раненая птица. Этот крик ударил Вэй Ина в живот, забрав внутренности в железный кулак похоти. Как же зовуще он звучал! Этот страстный, дикий звук рывком поднял в нём что-то тёмное и первобытное. Он смотрел на алую, изнасилованную кнутом спину, на горящие кармином ягодицы, и в мире не было ничего прекраснее, чем этот человек, это тело и эта страсть, которые принадлежали ему. Это было его, никто не мог этого отобрать, не имел права причинять боль. Вэй Ин готов был собственными руками вырвать трахею из горла любого, кто посмеет покуситься. Это его сладкая жертва, покорная и сдавшаяся по собственной доброй воле. Хотелось взять его прямо сейчас, утверждая своё право. Заставить орать от наслаждения и биться в экстазе. Он остановился и легко провёл ногтем по алой спине. С губ Лань Чжаня сорвался упоительно длинный, тягучий стон. Вэй Ин приложил ладонь к горячей коже, впитывая жар. Лань Чжань прерывисто дышал ртом, закрыв глаза. Казалось, он весь отдался на милость ощущениям тела, позволив боли и наслаждению терзать себя, подводя к пику. — Лань Чжань, — срывающимся шёпотом позвал Вэй Ин. — Я хочу тебя. Хочу тебя прямо сейчас. Веки, опушённые густыми черными ресницами, медленно поднялись, словно против воли. Тёмный, полный оголённого желания взгляд потянул словно магнит. Лань Чжань мог ничего не говорить, Вэй Ин и так видел, что он готов отдаться, что хочет раздвинуть перед ним ноги, ощутить в себе член, хочет насадиться глубоко и сильно, почувствовать, как его распирает изнутри, как заполняет горячим семенем. Хочет, чтобы его взяли, чтобы пометили. Хочет принадлежать. Но они договорились, и Вэй Ин в который раз проклял свою внезапно прорезавшуюся принципиальность. Где ты, импульсивность Старейшины Илина, когда ты так нужна?! — Ты обещал остановить меня, — с сожалением и мукой сказал Вэй Ин, проводя большим пальцем по манящей, припухшей нижней губе. Язык Лань Чжаня скользнул по подушечке, заставив скрипнуть зубами. Звериная похоть светилась в золотистом взгляде как факел в ночи. Нечеловеческим усилием воли он отвёл руку. —Я остановлюсь только когда ты скажешь. Хлыст взмыл снова, опускаясь на несчастную задницу. Тело Лань Чжаня тряхнуло. Он опёрся на локти, приподнимаясь. Ещё удар. Протяжный, мучительный стон — и длинные ноги согнулись в коленях, расходясь шире. Теперь Вэй Ину была видна сморщенная, тугая дырка, блестящая от смазки. «Подготовился», — дрожа от возбуждения, понял он. Не получалось даже толком обдумать эту мысль. Хотя картина определённо заслуживала внимания. Стоило только представить, как благообразный Ханьгуан-цзюнь растягивает себя своими длинными, умелыми пальцами, как морщится от лёгкой боли, как разрабатывает свой вход, чтобы насадиться на член после дикой порки. Он ведь наверняка даже многослойные фамильные тряпки свои не снял. А если бы кто-то застал почитаемого Второго Нефрита за этим занятием? Сразу бы понял, какой он жадный до члена в заднице, как ему нравится, когда его берут. И тогда Вэй Ину пришлось бы убить этого человека. Потому что никто больше не смеет видеть Ханьгуан-цзюня таким. Никто! Только он. Член пульсировал от желания, в горле пересохло. Он пожирал глазами раскинувшееся на постели тело и понимал, что долго не протянет. Если Лань Чжань в ближайшее время его не остановит, он кончит где стоит. В штаны, в лучших традициях полузабытого отрочества. Под следующим ударом Лань Чжань коротко вскрикнул, поднимаясь на вытянутых руках, и взглянул на Вэй Ина в полоборота. — Сейчас, — хрипло скомандовал он. И в его голосе было столько порочного, страстного голода, что пальцы Вэй Ина дрогнули, роняя хлыст. — Возьми меня сейчас. В два движения сбросив штаны, Вэй Ин метнулся на постель, накрывая собой горячее тело. Лань Чжань застонал, болезненно и сладко. Его спина обжигала. Вэй Ин нашёл пальцами нежные соски, твёрдые от прилившей крови, и слегка сжал ногтями, срывая ещё один стон. — Лань Чжань, — горячечно зашептал он, — мой сладкий. Мой. Тебе хорошо? — Да, — длинно выдохнул тот, потираясь задницей о член Вэй Ина, так что перед глазами замерцали звёзды. Вэй Ин отстранился, как завороженный глядя на алеющие шрамы. Растревоженные, покрытые каплями пота, они выглядели чувственно и вкусно, как потёки крашеной карамели. Он склонился, обводя каждый языком, покусывая выступающие рубцы, слушая льющиеся с губ Лань Чжаня стоны. Он впивался в узловатые наросты зубами, оставляя следы и ловя губами ответную дрожь. Это было форменное безумие. Глядя на узор округлых меток поверх рубцов, Вэй Ин испытывал странное удовлетворение, переплавляющее боль и сожаление в нечто иное. В груди щемило от восторга и кристаллизовавшейся любви. Он нащупал упругий вход и протолкнул фалангу внутрь: шло легко, и это было очень кстати, он не выдержал бы сейчас подготовки. — Держись, мой свет, — прошептал он в пунцовое ухо и вошёл сразу на всю длину. Лань Чжань длинно застонал, откидывая голову ему на плечо, и Вэй Ин обхватил его поперёк груди, усаживая их обоих. — Давай, покажи мне, как ты хочешь, — срывающимся голосом попросил он, придерживая за бёдра. Мышцы под руками напряглись, и член медленно выскользнул из плена горячей задницы, почти до самого конца, но расстроиться Вэй Ин не успел: с низким стоном, Лань Чжань уронил себя обратно, впуская невозможно глубоко, выбивая стон. Повторив этот манёвр ещё несколько раз и плотно сидя на его члене, Лань Чжань взял руку Вэй Ина за запястье и повёл вверх по своей груди, задел напряжённый сосок и в конце концов втянул пальцы в рот, жадно посасывая. В глазах у Вэй Ина потемнело. Он дотронулся до горячего языка, нащупал острый край зубов. Он трахал этот невозможный рот пальцами, дрожа от восторга. Сил терпеть не осталось. Вэй Ин впился в крепкие бёдра, приподнимая и с силой насаживая снова и снова, чувствуя ответные движения Лань Чжаня. Скользнул рукой к его члену, крепко сжал, собирая с головки терпкие капли. Как же хотелось ощутить на языке их вкус! Движения Лань Чжаня становились всё более рваными. Пах сжимало спазмами, не хватало совсем чуть-чуть. С рыком, Вэй Ин уронил его на постель, вздёргивая чувствительную задницу выше и врубаясь безо всякой жалости раз, другой. Лань Чжань завыл в подушку, вцепившись в покрывало. В ладонь Вэй Ина выстрелило тёплой влагой и по комнате поплыл терпкий знакомый аромат. От этого мускусного запаха выдержка с оглушающим звоном лопнула, как перетянутая струна, и он излился в конвульсивно сжимающуюся задницу. Плечи Лань Чжаня ходили от тяжёлого дыхания, словно он только что добежал до границы с Ланьлином. Вэй Ин дождался, пока перестанет трясти от наслаждения, и аккуратно вышел. Из покрасневшего отверстия сочилось семя. Как завороженный, он склонился и собрал пряные капли языком. Лань Чжань над головой едва слышно, бессильно застонал. Ко второму заходу они сейчас оба точно были не готовы. Слишком всё было… слишком. Поцеловав на прощание нежный вход, Вэй Ин отстранился, вытягиваясь на постели. Спустя пару мгновений он повернулся на бок, приподнялся на локте и погладил Лань Чжаня по спине. — Должен заметить: из всех твоих неожиданных идей эта была самая удачная, — тихо сказал он, блаженно улыбаясь. Лань Чжань вынырнул из плена подушек, глядя тепло и ласково, и провёл ладонью по его щеке. — Я рад, что ты так считаешь. Вэй Ин поймал его руку и перецеловал изящные пальцы. Взгляд скользнул на спину и шрамы, с которых ещё не сошла краска порки. Он смотрел и смотрел, но внутри не шевелилось ничего, кроме сытого удовлетворения. Лань Чжань, пристально следивший за его лицом, едва заметно улыбнулся, и Вэй Ин поцеловал его прямо в улыбку. Определённо, пока они вместе, у страхов и застарелой боли нет ни единого шанса.