Один объектив на двоих

Заходя в успевшую уже стать какой-то… родной, что ли, фотостудию со светло-серыми однотонными стенами и без единого окошка, слегка поёжилась, встретившись с внимательным взглядом шоколадных глаз. — Пришла? — только и произнёс он, привычно опуская глаза к своей, пожалуй, единственной страсти в этом мире — фотоаппарату. Как и обычно, я молча кивнула, прошла в дальний угол за его спиной, где стоял небольшой столик. Развязав узелки на лёгком платье, позволила струящейся ткани сползти к ногам, а затем подняла и аккуратно повесила на спинку стула. Я ни капельки не боялась вот так запросто раздеваться, находясь в одном помещении с мужчиной. Знаю, что он всё равно не посмотрит. Никогда не смотрел. Хотя каждый раз я так сильно желаю, чтобы он хоть на долю секунды оторвался от фотоаппарата и окинул взглядом меня. Каждый раз у меня всё валится из рук. И я даже не знаю, случайно ли роняю всё или же хочу привлечь его внимание… Чонин встретил меня на улице, когда я сломала каблук на любимых туфлях. Ничего не говоря, он подошёл ко мне и протянул свой фотоаппарат с моим изображением. Сначала я хотела накричать на него, назвать извращенцем, но, столкнувшись с безразличным взглядом, передумала. А фотография… Несмотря на то, что я сидела в самой неудачной позе, а на лице отражалась всемирная скорбь, она была прекрасна. Не знаю, что могло так сильно зацепить в обычной фотографии, но на неё хотелось смотреть вечно. После этого он протянул мне свою визитку и попросил прийти на следующий день по указанному на карточке адресу. Я долго сомневалась, но ноги в итоге сами принесли меня сюда. Вот уже полтора года я прихожу сюда стабильно раз в неделю, когда он может посвятить весь вечер одной только мне, не отвлекаясь на коммерческие съёмки. Достав из небольшой сумочки белую рубашку и упаковку с чулками, слегка покраснела. До этого я ни разу не фотографировалась в чём-то настолько… развратном. Все образы Чонин заранее скидывал мне на почту. Они могли быть как милыми и невинными, так и сексуальными (но не переходящими черту). Вчера же, получив очередное письмо от Чонина, я была очень удивлена, увидев лишь список, состоящий из белой рубашки, чулок, туфель на каблуке, чёрного ремня и яркого макияжа. И вот, сейчас, застёгивая ремень и приоткрывая тем самым вид на чёрное кружевное бельё, к которому привязаны чёрные чулки, я чувствую себя настолько некомфортно… Посмотрев на себя в зеркало, стыдливо покраснела. Я сейчас была больше похожа не на студентку престижного ВУЗа, а на какую-то порноактрису, играющую роль студентки-отличницы, которая зарабатывает себе пятёрки… по-своему. Критично осмотрела призывно выглядывающий из выреза рубашки чёрный кружевной лифчик. Может, всё-таки застегнуть на все пуговицы?.. — Готова? Вздрогнув, замерла на месте, слегка зажмурившись. — Проходи, я уже всё настроил, — после этих слов свет в студии погас, а вместо него зажглись софтбоксы*. Набравшись смелости, забралась на высокий барный стул и попыталась принять как можно более расслабленную позу. И всё пошло своим чередом. Он говорил, как лучше сесть, куда повернуть голову, корректировал мои позы и переходил из одного угла в другой, таская за собой освещение. И я даже немного успокоилась и отвлеклась от своих мыслей о том, что приличные девушки таким не занимаются. — Нет, это не то, — задумчиво потёр подбородок Чонин, осматривая меня с головы до ног, от чего я невольно покраснела и попыталась натянуть пониже рубашку. — Этот образ тебе совершенно не подходит. Стало немного обидно. Самую малость. А моё женское начало было недовольно в квадрате: во-первых, этот мужчина занимал все мои мысли уже около года, а во-вторых, каждая девушка в душе хочет быть желанной, а тут… Обидно, одним словом, обидно. Чонин кружился вокруг меня, что-то прикидывая в уме, то соглашаясь с чем-то, то отрицательно мотая головой, а я просто сидела полуголая на высоком стуле и изо всех сил пыталась не расплакаться. Наконец он остановился передо мной, сделал пальцами «рамочку», тот самый любимый жест всех фотографов, а затем негромко спросил так, что я даже не сразу поняла, мне ли это было адресовано. — Попробуй сделать эффект зацелованных губ. Что?.. Какой эффект?.. Осоловело похлопав глазами, всё же встала и подошла к своей сумочке, доставая из неё зеркало, помаду и телефон. Если верить интернету, то создать эффект зацелованных губ не так уж и сложно. Но есть одно но. С собой у меня лишь ярко-красная помада-стик, даже не блеск или тинт, нет никаких кистей и тем более консилера. Хотя… Для полевых условий, в которых я оказалась, получилось очень даже ничего, вполне… правдоподобно… — Нет, это совсем никуда не годится, смой. Должок этого парня перед моим женским началом растёт в геометрической прогрессии. И если бы я не любила его до одури, давно закатила бы скандал и ушла по-английски, громко хлопнув дверью. Но с ним я не могла позволить себе быть такой. С ним вся моя бравада сходила на нет. Это бесило и расстраивало одновременно. Мне казалось, что та неуверенная в себе девочка с двумя косичками и круглыми очками на носу осталась в далёком прошлом, но, когда я была с ним, она снова вылезала из далёкого тёмного шкафа, в который я её заперла. С ним я не умела быть уверенной, как это было с одногруппниками и друзьями, даже с предыдущими парнями я была в разы увереннее. А с ним так не получалось… Стянув неудобные туфли, от которых уже порядком болели стопы, засунула ноги в любимые полукеды и уже потянулась к платью, когда на плечи опустилась мягкая тёплая ткань, насквозь пропахшая им. — Не собираешься же ты идти в таком виде по коридору, — он слегка улыбнулся, поправляя очки-нулёвки на носу. Обычно он носил рубашки и мешковатые свитеры, сегодня был как раз такой день. И как же ему шла эта простая белая рубашка. Чертовски хорош собой. Незаметно вдохнув запах его одеколона, исходящий от мягкого свитера винного цвета, благодарно улыбнулась и вышла из студии. Чонин был прав: идти в таком виде по довольно-таки оживлённому, несмотря на поздний час, коридору было бы очень и очень глупо с моей стороны. А его свитер был вполне похож на короткое платье, которое как раз прикрывало борта чулок. Вернувшись в студию, на секунду замерла, любуясь полусидящим на столике и потирающим переносицу Чонином, который расстегнул свою рубашку на три пуговицы. Чертовски хорош собой. Прочистив горло, поспешила стянуть с себя чужой свитер и вручить его владельцу. Однако мужчина лишь махнул рукой в сторону стола и попросил взять помаду и сесть на стул. Весь его вид был каким-то уставшим, задумчивым и самую малость потерянным. Будто он принимал в голове какое-то очень важное решение. Вновь забравшись на стул, вручила помаду мужчине, позволив колдовать над собой. Но вопреки всем моим ожиданиям, он нанёс помаду самым обыкновенным образом, как и было с самого начала. Положив её на столик, он снова подошёл ко мне. — А зачем?.. — Заранее прошу прощения, — перебил меня он, а затем в мгновение ока оказался в паре сантиметров от меня. Сердце остановилось, а в горле тут же встал ком, не дающий ни вдохнуть, ни сказать хоть что-то. Но мои слова и не требовались. Чонин сам всё решил. Он провёл своей тёплой ладонью по моей шее, зарываясь пальцами в волосы на затылке и слегка надавливая, вынуждая тем самым меня выгнуться ему навстречу. Горячие мягкие губы коснулись моих, пробуждая в животе целый рой бабочек, которые так долго томились в своих коконах. Он нежно, почти невесомо, касался моих губ, но с каждой секундой становился всё напористее. И вот его губы уже жадно сминают мои, вторая рука опускается на мою поясницу, придвигая к самому краю стула, вплотную к нему. Мысли вихрем проносились в моей голове, и было совершенно невозможно вычленить из этого урагана что-то одно. Я просто отдавалась ощущениям, зарываясь пальцами в его волосы цвета кофе со сливками и со всей готовностью отвечая на поцелуй. Лёгкие жгло огнём от нехватки воздуха, губы болели от многочисленных покусываний, но всё это было совершенно неважно по сравнению с тёплым языком, очертившим контур моих губ и слегка надавившим на них, прося разрешения зайти дальше. И разумеется, он получил его. Я не могла отказать Чонину решительно ни в чём. Наверное, попроси он меня вырвать своё сердце и отдать ему, я бы так и сделала, не раздумывая ни секунды. Я погрязла в этом мужчине с головой. Его неподвижные до этого момента руки в ту же секунду начали гладить мою спину, опускаясь к ягодицам и слегка сжимая их. Пальцами он пробежался от колен вверх к бортам чулок, чуть оттянув их и тут же отпустив, и продолжил путь до самой кромки чёрного кружева. Когда его рука чуть задрала мою рубашку и коснулась рёбер, я невольно застонала в поцелуй, прижимаясь к мужчине ещё сильнее. Я слишком долго этого ждала, слишком долго жила фантазиями и мечтами. Оторвавшись от меня на долю секунды, он расстегнул рубашку до самого пояса, спуская её вниз и оголяя мои плечи и грудь под тонким кружевом. И впервые я видела в его глазах страсть, вызванную не фотоаппаратом, а мной. Я была его любимой моделью, но не более того. До этого момента. Горячие губы коснулись шеи, оттягивая и покусывая тонкую кожу, на которой вскоре непременно расцветут синяки. И мне это нравилось. Чертовски нравилось. Предыдущим своим парням я запрещала оставлять подобные метки на моём теле, считая это дикостью, но ему хотелось позволить всё и даже больше. Когда его руки накрыли мою грудь, чуть сдавливая, я не удержалась от громкого стона, выгибаясь в спине ему навстречу. Он посмотрел в мои глаза с наверняка опьянённым взглядом и ухмыльнулся. Он продолжал смотреть на меня и следить за малейшими изменениями во взгляде и мимике, проводя пальцами вокруг набухших сосков сквозь тонкую ткань лифчика. Это буквально сносило крышу. Не удержавшись, я потянулась к его рубашке, рывком расстёгивая её и отбрасывая куда-то в угол комнаты. Она была сейчас до неприличия лишней. Чонин снова ухмыльнулся, перехватив мой полный восхищения взгляд. Это тело никак не могло принадлежать обычному человеку. Под чертовски сексуальной бронзовой кожей перекатывались мышцы, крепкая накаченная грудь вздымалась, когда он делал вдох. Руки сами легли сначала на плечи, а потом проскользили вниз по груди, к настоящей плитке шоколада, именуемой прессом. Восемь прекрасных кубиков. Такое тело я не видела даже во снах и самых смелых фантазиях, а сейчас так запросто могу дотронуться, поцеловать… Взгляд зацепился за выступающий кадык, который дёргался, когда Чонин сглатывал. Было до одури приятно осознавать, что он сглатывал слюну так часто из-за меня. Повторив его ухмылку, прижалась губами к адамову яблоку, а затем чуть отстранилась, чтобы провести по нему языком. Слишком долго я мечтала об этом. Руки на моей пояснице непроизвольно сжались. Ему было приятно. Он испытывал то же самое, что и я. Подняв мою голову за подбородок, он снова впился в мои губы, а его руки вновь начали скользить по телу, изучая его. Рубашка уже висела где-то на бёдрах, когда горячие руки с лёгкостью расстегнули лифчик, отбрасывая его в сторону, чтобы тут же прижаться кожей к коже, грудью к груди. И это было так волшебно, необычно и в то же время правильно… Несмотря на всю постыдность ситуации я могу с уверенностью заявить, что в жизни ещё не делала ничего более правильного, чем это. Я не смогла сдержать очередной стон, когда Чонин припал губами к моей груди, и тут же улыбнулась, чувствуя кожей его улыбку. Хотелось кричать в голос, смеяться и плакать, но в итоге я лишь зарывалась пальцами в его мягкие волосы, оттягивала их и говорила что-то бессвязное. Перед глазами пронёсся сноп искр, когда его пальцы сначала прошлись по бортам чулок, а потом нырнули под кружево трусиков, касаясь там, где было желаннее всего. Было уже так плевать, что кто-то может услышать мои громкие стоны, какое это имеет значение? Они всё равно не смогут зайти, потому что мы всегда закрываем дверь: Чонин не любит, когда ему мешают работать. Когда сначала один, а потом и второй палец вошли в меня, тело прошил электрический разряд. Если бы не сильная рука, удерживающая меня, я бы уже давно упала с такого высокого и чертовски неудобного стула. Резко вытащив пальцы и не дав мне успеть показать своё разочарование, мужчина прижал меня к себе, позволяя в полной мере почувствовать его желание. И от этого перед глазами потемнело. Губы снова сошлись в страстном, глубоком и чертовски развратном поцелуе, а мои руки потянулись к его ширинке, но были тут же перехвачены. А уже через секунду я сидела на стуле, пытаясь с него не упасть, и смотрела полным недоумения, неудовлетворения и разочарования взглядом на Чонина, который поднял с пола свою рубашку, накидывая её, но не застёгивая, и мой лифчик, которым с победной ухмылкой помахал практически перед моим лицом, а затем спрятал его в задний карман своих джинс. Нужно было надевать с чашечками. — Наденешь завтра утром, — ухмыльнулся, снова подходя ко мне вплотную и поправляя на мне рубашку, а затем, ещё раз прижавшись к моим губам, отстранился и подошёл к фотоаппарату. В голове начали крутиться шестерёнки. Эффект зацелованных губ, неподходящий образ, помада, поцелуи… Перехватив мой возмущённый взгляд, он облизнул свои пальцы, вгоняя меня в краску. Вспышка света. Я осоловело посмотрела по привычке прямо в объектив. Снова вспышка. И ещё, ещё, множество вспышек, множество поз, которые сменялись одна за другой, пока я пребывала в некоей прострации. Очнуться меня заставил выросший прямо перед моим лицом мужчина, оставивший свой фотоаппарат на штативе. Вновь положив свою руку мне на поясницу и прижимая к себе вплотную, он нажал на кнопку маленького пульта. Вспышка. Наклонился к моей шее. Ещё одна вспышка. Спустил рубашку с плеча. Погладил рукой бедро. Оттянул волосы на затылке. Каждое его действие сопровождалось вспышкой света. — Надеюсь, ты не обидишься, если эта фотосессия останется между нами, — прошептал он мне на ухо. — Я не обижусь, если каждая наша фотосессия будет именно такой, — прошептала в ответ, кусая его за мочку уха. — Так на чём мы остановились?.. — Не помню, — захотелось хоть немного отомстить. Он играет со мной? Или же… Или же я для него некто более важный, чем просто любимая модель? Могу ли я рассчитывать на место в его сердце, а не объективе?.. Мне мало одного объектива. Впервые в жизни хочется побыть жадной эгоисткой. Впервые в жизни так отчаянно хочется надеяться на лучшее и делать то, что нравится, не оглядываясь на чужое мнение и моральные установки. — Тогда начнём сначала, — выдохнул мне в губы.