when the party's over

      Впервые Чимин встретился с Чон Чонгуком после целой цепочки приятных и не слишком знакомств.       Самым печальным было именно знакомство с соседом по комнате в общежитии в самый первый день его новой жизни как студента. Парень по кличке Твитч за тот вечность тянущийся месяц совместного проживания так и не удосужился просветить Пака насчёт своего настоящего имени, но вряд ли хоть один учащийся здесь человек о таком знает. Это и не обязательно. Имя, данное родителями, не так уж и важно, если твоя кличка на устах у каждого второго студента, что не против расслабиться с косяком между пальцев.       Вот почему это знакомство возглавило список худших: в первый же день буквально час спустя после того, как Чимин кое-как затолкал два чемодана в своё новое жилище, его странный сосед не постеснялся похвастаться его любимым комнатным растением. Как ему удавалось хранить у себя тазик засыпанный землёй и служивший своеобразным горшком для этого дерьма — Пак до сих пор не понимает. Марихуана как комнатное растение. Чимин был не то, чтобы в шоке, но в голове успела пронестись мысль «мама, забери меня скорее».       Несмотря на интересные дни с въевшимся страхом перед комендантом, что мог накрыть незаконную грядку в их комнате, всё же есть за что сказать этому недодилеру спасибо. Его кошмарная жизнь в то время пришла к своей кульминации в студенческом кафе, где долбанный Твитч посчитал правильным и уместным залезть на стол и объявить каждому из посетителей, что этот милашка-блондин со сладкой задницей теперь его сосед и новый, самый любимый, лучший друг.       Какой я тебе друг, чёртов обдолбыш?!       Чимин ничего не сказал тогда. Он со всех сил пытался уйти до того, как румянец возьмёт в плен его лицо. Плевать было на заказ — он делался будто целую вечность. Пак смывался так стремительно, что порцию кофе таки получил. Только не в виде дымящегося американо в бумажном стакане, а как нечто коричневое, расползшееся по его футболке и по рукаву ещё одного парня.       По свитеру Тэхёна, по правде. Не самое приятное знакомство, не так ли? Но что поделать: именно так судилось Чимину встретить своего будущего лучшего друга.       Тот день был богат на встречи и новых людей. Но самое важное — именно тогда Чимин встретил Мин Юнги.       Его сердце отплясывало чечётку при виде этой ангельской улыбки и томного взгляда. В животе бабочки устроили что-то необъяснимое, как только их глаза встретились.       К чёрту. Это слащавое дерьмо не правда. Просто Чимин вдруг осознал, наконец смог рассмотреть того человека, рядом с которым он видит себя неизменно счастливым.       Спустя полгода после Чимин охарактеризовал это чувство как «любовь с первого взгляда», на что Тэхён в ответ назвал его придурком.       Мин Юнги волей-неволей исполнил не менее важную роль. Стал не только причиной заикания и потеющих ладошек, но и поспособствовал ещё одной встрече. Одной из самых судьбоносных.       Юнги был знаком с Чонгуком, Чонгук искал соседа, дабы не было столь затратно снимать личное жилище недалеко от кампуса, а Чимину надо было свалить куда-то, потому что жизнь с Твитчем даже не в одной комнате, а, скажем, через коридор или этаж его больше не злила, а пугала.       Так что вот, что мы сейчас имеем: Чимин живёт с Чонгуком, у него есть человек, что действительно с гордостью носит звание лучшего друга (хотя, будем честными, Чонгука тоже стоит записать в список «лучших», ведь то количество секретов, что хранит его память, не известно даже Тэхёну). И, конечно же, не стоит забывать про огромный краш на парня по имени Мин Юнги.       Скрытая, скажем так, симпатия к Юнги начала выходить на новый уровень несколько месяцев назад. Чимин ни в этой, ни в какой-либо другой жизни не признается в собственной трусости, но позвать самого лучшего на всех имеющихся территориях университетов старшекурсника Юнги куда-то? Нет уж, увольте, Пак лучше вскроется — эти два поступка означали для него примерно одно и то же. Перспектива исполосовать себе кожу до кровавых борозд выглядела даже менее болезненной. Так что… Действовать пришлось Тэхёну. Именно Ким решил взять на себя роль феи-крёстной и сделать первый шаг вместо друга. Вот только он и представить себе не мог, что свидание неожиданно станет тройным.       Тэхён организовывал буквально каждую их встречу.       Тэхён лично звал Юнги каждый раз, когда Чимин придумывал дурацкую и совершенно неправдоподобную отмазку.       Тэхён сидел между ними в кинотеатре и пытался разбавить молчание за столиками кафешек.       Сам позвал беду на свою голову и сам виноват в том, что Чонгук в определённый момент перестал называть его по имени. Теперь для Чона он навечно стал Купидоном.       Шуточки у Чонгука, кстати, всегда были тупыми. И клички, намертво прилипающие ко всем его друзьям, — тоже.       Но была и доля правды. А ещё немного напрягало то, что ярое желание наконец что-то изменить и сдвинуть с мёртвой точки пошло по пизде. До этого момента. До сегодняшнего дня, как успел заверить его Пак раз тридцать во время вчерашнего телефонного разговора.       Что же мы имеем сейчас? Вечеринку. Злого Чонгука, ведь толпа пьяных студентов пытается максимально загадить его квартиру, и Чимина, торчащего в ванной уже почти полчаса, дабы подготовиться.       — Это к чему он там, блять, готовится? — Чонгук кривится после очередного глотка противно-неалкогольного напитка из своего стакана. Парень рядом с телевизором задевает экран бедром, и Чону приходится повысить голос, дабы этот кретин его точно услышал. — К тому, что я начну выкидывать всяких идиотов из окна?       Бедолага быстро поднимает испуганный взгляд, отходит подальше от телека, сливаясь с толпой.       Тэхён закатывает глаза и приканчивает свое пиво.       «Конечно, — думает Чонгук, — ему не надо нести вахту, он может напиться».       — Ко встрече с Юнги. Планируется, что сегодня мой милый Чимин-и уснёт не один, если ты понимаешь о чём я.       Тэхён играет бровями, а Чонгуку вдруг хочется дать ему в нос. Ну что это за дерьмо? Он принёс в жертву свой дом, своё убежище для того, чтобы Чимин наконец завалил Юнги? Наверное, надо плюнуть на временную работу охранника мебели (а так же поддатых друзей, что время от времени пытались с ней слиться) и всё-таки выпить.       Хотя, если подумать, один огромный плюс в этой ситуации имеется. Неловкость буквально становится вторым именем Чимина, прорастает под его кожей как только на горизонте появляется Юнги. Трезвым наблюдать за его попытками затащить Мина в постель будет более чем просто весело.       Чонгук испускает смешок, и Тэхён уже знает, что сейчас произойдёт.       — А ты и сегодня свечку держать будешь?       Получите и распишитесь: тупая шуточка от Чон Чонгука тут как тут.       — Ха-ха, — желание огрызнуться вот-вот победит Кимову сдержанность. — Иди лучше вытащи его из ванной.       Невероятно, но Чонгук слушается. Сначала смеется прямо в лицо Тэхёну в своей излюбленной раздражающей манере, но, оставив свой напиток, всё же без возражений расталкивает по дороге уже неплохо набравшихся людей и награждает парочкой убийственных взглядов растяп, проливших пиво на его кресло. Он не знает как Чимин собирается с ним рассчитываться, но цена будет приличной — это без сомнений. Как минимум месяц ужинов за счёт Пака.       Возле ванной образовывается небольшая очередь, но Чонгуку не слишком есть до этого дело. Хоть какими-то привилегиями владельца помещения он должен пользоваться. Стучит в дверь, отвечая лишь поднятыми бровями на возмущённое «Эй!» от мелкой девчонки в самом начале этой очереди. Та, слава Богу, не пытается больше как-то словесно высказать своё недовольство, понимает немое предупреждение во взгляде, и это наилучший исход для неё, ведь Чонгук правда может начать выполнять идею по швырянию людей с окна прямо с этой крошки.       О чём именно говорил Тэхён и о каком виде подготовки шла речь теперь Чонгук не уверен. Он представлял себе стандартные гигиенические процедуры перед анальным сексом, но Чимин бы точно не оставил дверь незапертой, если бы занимался чем-то подобным. Это же Чимин: он даже когда зубы чистит закрывается на замок. Но сейчас дверь с лёгкостью поддаётся, так что Чонгук сначала просовывает голову в образовавшуюся щель, всё еще не оставляя возможность застать парня за слишком интимными действиями.       Увы, Чимин всего лишь стоит, пялясь на своё отражение.       — Ты, вообще, выходить собираешься? — Чимин подпрыгивает от неожиданности и рефлекторно хватается за сердце, поворачиваясь теперь к Чонгуку всем корпусом. — Тут мой дом почти разрушили, так что будет жаль, если смерть этих придурков от моей руки будет напрасной, а не красивой жертвой для твоего секса.       — Боже, дурак.       Чимин снова отворачивается, снова осматривает свой внешний вид и снова хмурится, пытаясь выискать недочёты. А Чонгуку открывается другой вид.       — Нихрена себе, — присвистывает Гук, и Пак непонимающе на него косится. — Эти штаны, вообще, законные? Твоя задница ещё никогда так аппетитно не выглядела.       Чимин закатывает глаза, будто бы его раздражают такого рода комментарии, но… Боже, храни Чонгука! Почему этот парень единственный в мире умеет успокоить его такой нелепостью?       — Ладно, хорошо, одну минутку.       Но Чонгуку не слишком улыбается ждать его ещё минуту, так что…       — Пак, знаешь историю о парне, что сильно боялся потрахаться, но в итоге пережил самый чудесный опыт?       Чимин качает головой, ожидая продолжение мотивационной речи, что, по идее, должна успокоить его раз и навсегда (или хотя бы до конца вечера), но Чон Чонгук — это не тот тип людей, что будет делать вещи, ожидаемые по всем законам логики.       — И я не знаю, — изрекает Чонгук, открывая настежь дверь, опирается плечом на деревянную раму и ждет, когда Чимин пройдёт в образовавшийся проход. — Так что либо выдохни, либо перестань насиловать сам себя, идиот. А ещё лучше — иди накати со своим Купидоном. Ненавижу то, как Юнги делает из тебя эту странную версию милашки Пака.       Выбора нет — приходится послушать даже сквозь недовольство и не унимающееся плохое предчувствие. Что, если Юнги и вовсе не появится здесь? Ноги по прежнему ватные, а ещё невозможно не признать правоту Чонгука: он себя слишком накручивает, как всегда додумывает и делает хуже, чем есть на самом деле. В этот раз Тэхён своим обществом его точно не спасёт — придётся действовать в одиночку.       — Думаю, тебе тоже выпить не помешало бы.       — Ага, только я сегодня дозорный благодаря кое-кому, так что твой верный собутыльник сегодня вне игры.       Чимин улыбается через плечо и останавливается возле дивана. Хватает Чонгука за щёку именно так, как тот ненавидит, и поддаваясь внезапному желанию, сюсюкается, как с маленьким ребенком.       Чонгук цокает и отшатывается, заставляя выпустить мягкую кожу из захвата пальцев.       — Ещё раз так сделаешь — и я сломаю тебе руку, Пак.       Сломает кому угодно, только не Чимину. Старший очень хорошо это понял за год совместной жизни. У Чонгука имелось немало знакомых и приятелей, но только Чимин имел возможность получить положительный ответ буквально на всё, что может пожелать. Возможно, это привилегия соседа и по совместительству хранителя совместных пьяных тайн. Пак лишь знает, что Чонгук не нагрубит с целью задеть и точно не пошлет его (разве что в шутку) как, например, их теперь общего друга Хосока. С недовольным лицом и ворчливыми причитаниями, но Чон точно сделает то, о чём его попросит Чимин.       А ещё Чон Чонгук — единственный, кто называет его не по имени, каждый раз обращаясь по фамилии. Только к нему. Все остальные получили клички.       У Юнги нет клички. Он просто Юнги. Хотя вот у Чимина есть мысль, что «новое имя» Мина просто держат в секрете ото всех. Чимин, возможно, придумывает лишнего, но у него есть оправдание, пусть и не самое весомое. Ему хочется верить в особое отношение всех к Юнги, ведь он не просто знакомый или друг для Пака. Он даже не сможет ответить, что именно так его зацепило, просто… Мин какой-то единственный в своём роде. Самый особенный и невероятный. Чонгук услышал много признаний в любви Юнги от Чимина под градусом, он не раз шутил по этому поводу, но всё равно подбадривал, заверяя, что Пак получит всё, чего так сильно желает.       Сегодня. Он получит это сегодня. Осталось всего-то побороть собственное смущение и не забыть все те фразы, что он репетировал перед зеркалом. Надо просто завязать лёгкую беседу, перейти к откровениям, а потом к флирту.       Это должно сработать. Тэхён подтвердил.       — Мадонна, — голос Кима звучит чересчур громко и радостно, так что, скорее всего, в нём около двух бутылок пива сейчас. — Неужели-таки ты выполз оттуда? — он заставляет Чимина покрутиться на месте, осматривая его с ног до головы, и вытягивает лицо в наигранном удивлении. — Твои ноги сегодня кажутся длиннее, чем моя жизнь.       Воу, возможно, это больше, чем две бутылки.       — Когда ты успел накидаться?       Тэхён ухмыляется, поднимая одну бровь.       — Я в этом спец.       Чимин смеётся, понемногу расслабляясь в обществе лучшего друга, постепенно возвращая своё самообладание. Юнги по-прежнему никто не видел, так что он может просто побыть собой, не бояться не так встать или повернуться. Может говорить первое, что взбредёт в голову, а не обдумывать буквально каждое слово, может отвлечься от своих грандиозных планов захватчика чужой симпатии.       — Чонгук сегодня кого-то точно прихлопнет, — Тэ горлышком бутылки кивает за спину Пака и тот поворачивается, дабы понять в чём дело. Всего лишь его сосед, что-то шипящий прямо в лицо парню, едва достающему ему до подбородка. — Надеюсь, это буду не я.       Чимин смеётся слегка сгибаясь и встречается взглядом с Чоном. Тот показывает ему средний палец, наконец, отпуская свою жертву, и осматривает комнату в поисках новой (старший в этом уверен). Направление его гнева идёт точно не в их с Тэ сторону.       — У тебя есть кличка, ты в безопасности. Он тех, кого переименовал не убивает.       — Точно. За это и выпьем.       Тэхён протягивает ему уже открытое пиво, но Чимин не сразу принимает любезно предоставленную бутылку. Сегодня ему стоит оставаться трезвым. Пусть алкоголь и расслабляет, но… К чёрту, от пива же его не унесёт как от той фигни, которой они с Чонгуком недавно заливались перед телевизором и заедали всё малиновым мороженым.       Где-то возле чонгуковой полки с какими-то кактусами парень тоже решил открыть еще одну бутылку. Причём открыть прямо об эту полку.       — Это натуральное дерево, блять! — вопит Чон, несясь прямиком к своей теперь новой жертве.       Тэхён хохочет, а Чимин совершенно точно знает — это первая и последняя вечеринка в их доме.       Скорее всего, это из-за пьяного Тэхёна, но одним пивом дело не обходится. И слава Богу! Чимин даже если очень постарается не сможет вспомнить, что такое смущение и какого чёрта его так из-за него трясло в уборной. Уже после второй порции музыка вдруг становится сносной (или кто-то всё-таки отключает телефон Намджуна от колонок), а тело лёгким. Чимин точно не противник алкоголя: в их совместной жизни с Чонгуком часто фигурирует текила или нечто, названное как «посмотри какую хрень я достал», так что то, как быстро его начинает разносить от пива, — чертовски странно. Странно, но удачно. Ведь когда Юнги вдруг появляется в зоне видимости, он в абсолютно идеальном состоянии. Остаётся самим собой, не реагируя на присутствие Мина так, как привык. Остается таким, как знали Чимина все, кроме предмета его воздыханий. Страх напрочь отступил, а речевые способности нисколько не утеряны и даже не искажены.       — Привет.       Тэхён едва не давится пивом, потому что… Чимин, что, первым поздоровался с Юнги? Сегодня поистине особенный день.       Представьте Тэ в одежде его мамы или бабушки (так будет даже эпичнее), с платком в руке и слезами на глазах, потому что именно так он себя сейчас и чувствует. Его малыш встал на путь самостоятельности.       Юнги кивает Паку, посылает улыбку Тэхёну, что сейчас, несмотря на некое ликование внутри, молчаливо наблюдает за каждым действием друга, едва сдерживая рвущуюся наружу довольную улыбку от уха до уха.       — Как у вас дела, ребята?       — Хреново, — слово вылетает изо рта Пака быстрее, чем он может его обдумать.       Юнги лишь усмехается, скорее всего из-за чересчур быстрого ответа, лишённого тех эмоций, с которыми стоит произносить подобное. Забирает стеклянную бутылку из рук Чимина, обхватывает губами горлышко и делает один большой глоток, засовывая руку в передний карман джинсов.       Чёрт возьми.       — Что-то случилось?       Да, мой рот буквально несколько секунд касался того же места.       — Не совсем, — Тэхёну правда интересно, что сейчас в голове Чимина и что он несёт. — Мы тут говорили о всяком.       Юнги подходит ближе и Чимин даже не отшатывается. Не делает шаг назад. Он абсолютно спокоен. Мин опирается бедром на спинку дивана, а потом, чуть приподнявшись на носках, полусадится на него.       — О чём же?       Чимин расслабляется окончательно, потому что Юнги, видимо, охотно ведётся на его план.       Непринуждённая беседа, флирт, а дальше всё продолжается… в более интимной обстановке. Осталось дожать и не испортить ни один шаг.       — О… скрытых желаниях.       Чимин уверен: Тэхён хотел прошептать это «о боже» про себя, но слух всё-таки улавливает голос друга.       Юнги хмурится в неком непонимании, снова подносит пиво ко рту, а Чимин, игнорируя блестящие губы, продолжает:       — Это конец семестра, одна из последних вечеринок в этом году и нужно как-то её запомнить.       — И при чём тут скрытые желания?       Даже Тэхёну интересно, что ответит Чимин. С фантазией у Пака никогда не было туго, но факт того, что он впервые использует нечто подобное на Юнги, шокирует привыкшего завязывать разговор Кима слишком сильно.       — Какое событие ты запомнишь вероятнее всего? — осторожно спрашивает Чимин, но, прочистив горло, продолжает более уверенно, так, будто напротив него не его краш, а кто-то вроде Чонгука. — То, где напился в усмерть или где… признался в любви тому, кто давно тебе нравится?       Юнги испускает несколько смешков, бегая глазами от Чимина к Тэхёну и потягивая пиво время от времени ничтожно маленькими глотками, но с таким горячим видом, будто они не на студенческой попойке, а прямо в Голливуде. А вот Ким сказал бы, что ему неловко. Возможно, он пьян, возможно, всё это действительно лишь плод его воображения, но Юнги от чего-то выглядит смутившимся. Кажется, будто он вот-вот неловко хихикнет и уйдет подальше. Но это участь Чимина в большинстве тех случаев, когда они оставались втроем. Поправка: участь трезвого Чимина. Как оказалось, алкоголь может срывать с человека каждую из масок и не позволять прятать желания за стеснительностью.       — Я запомню оба. Утро после такой вечеринки ты не забудешь, если накануне напиваешься, как ты сказал, вусмерть.       — Да, но что бы ты сам хотел помнить? — не сдаётся Пак.       Мин чуть закидывает голову набок, снова осматривает обоих парней, и уже после этой паузы отвечает:       — Очевидно же, что второй вариант.       Чимин оглядывается на Тэхёна, и тот может поклясться, что впервые в жизни видит этого парня таким. Это не спишешь на пьяное помутнение, потому что приход Юнги вдруг начал стремительно отрезвлять, да и не таким уж пьяным он был до этого. Но, мать его, ему всё сильнее кажется, что у Чимина вот-вот искры посыплются из глаз. Это, вроде бы, называют аурой. Если Пак захочет — он может даже воздух вокруг себя наэлектризовать сейчас. Неужели для превращения из смущенной особенной версии Чимина в хитрого соблазнителя нужно лишь определённое количество алкоголя и один Мин Юнги напротив?       Невероятно.       — Мы с Тэхёном… — Пак делает паузу, пытаясь правильно сформулировать предложение. — Что, если бы у тебя был человек, который очень сильно тебе нравится?       Юнги снова смотрит на Тэхёна, но вряд ли его лицо может дать какую-то подсказку, тот и сам не знает, что следующим извергнет Пак. Поддержку в нём сейчас искать не стоит — он слишком шокирован, слишком сильно хочет узнать, что последует дальше, и даже если бы мог — не предугадал бы следующие действия парней.       Как бы там ни было, но ответ Юнги заставляет замереть как Чимина, так и Тэхёна.       — Что, если у меня такой человек есть?       Мин смотрит Чимину прямо в глаза, и павшее под силой алкоголя волнение начинает возвращаться, судя по сердцебиению, вдруг ставшему громче, чем грохочущая музыка.       Тэхён чувствует, как горло пересыхает и появляется стойкое ощущение, будто сейчас что-то произойдет. Чувство настолько сильное, что если на соседнюю улицу рухнет метеорит — Тэхён удивится меньше из всех здесь присутствующих.       Чимину же, наоборот, кажется, что они сейчас взлетят на воздух. Он так точно. Взорвётся от перенапряжения, если не умрёт после того, что собирается произнести.       — Что, если… — слова даются труднее, — что, если твои чувства взаимны?       Юнги снова делает это: пялится сначала на открывшего рот Тэхёна, а затем обратно на Чимина. Несмотря на бушующий вулкан внутри, Пак стоит прямо и держит спину так уверенно, будто от его безупречной осанки хоть что-то зависит в этой ситуации. Волнение вырывается наружу только когда Юнги спрыгивает с дивана, прищуривает глаза и, как крадущийся кот, начинает двигаться по направлению к Паку.       Боже, боже, боже, это что, действительно происходит?       Чимин сглатывает несколько раз, почти готов закрыть глаза и вытянуть губы трубочкой, ожидая действий, похожих на сценарий диснеевских подростковых фильмов.       Его план удался. Это невероятно! Впервые в жизни он может похвастаться тем, что всё было не напрасно, каждая из неловких встреч того стоила, все приложенные усилия окупили себя.       Юнги, кажется, идет целую вечность.       Но…       Шаги становятся шире и уверенней как только… он проходит мимо Чимина, направляясь прямо к Тэхёну. Ким не успевает даже среагировать, как Юнги хватает его за шею и, слегка приподнявшись, сам целует. Так, как…       Именно так он должен был поцеловать Чимина.       Твою мать.       Тэхён в шоке смотрит на закрытые глаза напротив не в силах пошевелиться. Юнги на пробу двигает губами так осторожно, будто целует не парня, что, кстати, заметно крупнее него, а пятнадцатилетнюю школьницу. Но не дождавшись никакого ответа, просто замирает, прижимаясь к тёплым губам. Опьянение Тэ проходит окончательно и моментально, а на смену ему появляется паника. Когда Юнги, наконец, отстраняется, младшему кажется, что воздух вот-вот полностью выйдет из лёгких. Он сейчас задохнется!       Тэхён переводит взгляд с замершего Мина на Чимина и буквально смотрит в своё отражение. Глаза друга так же широко открыты и с дыхалкой, похоже, такая же проблема. Только вот спустя несколько секунд после того, как Юнги неловко кашляет, Пак лишь опускает голову, закрыв глаза, грустно улыбаясь, а Тэхёну всё еще нехорошо.       — Мне надо… выйти, — это явно не то, что ожидал услышать Юнги, но всё нормально. Тэхён не был к этому готов. Мин и сам не был.       Чимин всё же провожает взглядом тяжело дышащего друга, а потом упирается в спину Юнги, мечтая провалиться хотя бы на этаж ниже. Куда-то подальше от музыки, Мина и раздирающего чувства собственной глупости.       Он так долго шёл к этому моменту. Так долго представлял себе несуществующие счастливые отношения, а реальность просто взял и отобрал его самый близкий человек. Ну не смешно ли?       Это какой-то очень правдоподобный кошмар.       — Спасибо.       Чимин не сразу понимает, что это говорит Юнги, пока тот не поворачивается, смотря на него с благодарной улыбкой. А Чимину вот не до улыбок: ему хочется напиться до состояния овоща и забыть всё, что только что случилось. Прочистить голову и никогда не связываться с Мин Юнги. Да и с Тэхёном тоже. Ведь сам факт того, что ему предпочли Кима, убивает сильнее всего остального.       Лучше бы он их не знал, никогда бы не заходил в тот день за кофе и, вообще, не выбирал бы этот университет. Только Чонгука оставьте ему в этой дрянной жизни. А ещё лучше — заверните в приятно пахнущее одеяло, включите что-то многосерийное и заставьте весь стол арахисовой пастой, чтобы он смог предаться депрессии как следует.       — Вряд ли я бы решился, если бы не ты, — продолжает Юнги.       Блять, хочется рассмеяться и выплюнуть что-то вроде «не благодари», но с доброй долей высокомерности. А ещё — завалиться в комнату Чонгука с рыданиями о собственной никчёмности.       Просто пиздец.       Скажи спасибо сам себе, Чимин-а.       — Он нравился мне ещё до того, как вы оба начали учиться здесь.       Юнги добивает, сам того не понимая. Возможно, старший действительно искренне благодарен, только вот сейчас Чимину это до лампочки. Его добрая сторона вышла покурить или поесть уличной еды.       — Но я никак не мог ему признаться в этом. А последние несколько месяцев у меня появилась надежда, что, возможно, моя симпатия взаимна. Эти наши дружеские встречи, знаешь. Он так волновался каждый раз, приглашая меня куда-то, что я… А сегодня ты всё подтвердил, так что спасибо. Ты — настоящий друг.       Чимин выдыхает, слегка прикрывая глаза. Разве можно было ожидать иного исхода? Если бы ему повезло с Юнги — мир бы рухнул, солнце бы потухло, а люди начали бы ходить на голове. Весь план оказался не для него. Для Тэхёна. Для того, кому вообще никаких планов не надо. Тэхёна хотят все. Чимина…       Чимин хочет свалить, если честно. Ему больно, обидно и впервые в жизни на Юнги смотреть нет ни малейшего желания.       — Я думаю, мне следует с ним поговорить.       Это лишь предлог, на который Юнги точно не сможет возразить.       Пак не влюблялся никогда, а следовательно боль от разбитого сердца ему неизвестна. Сейчас, кажется, это тоже не она: ему не хочется пойти и прыгнуть с крыши, просто намертво обмотать себя чем-то тёплым на несколько недель, так что чувство внутри не менее хреновое, чем боль от разбитого сердца. Это самая сильная обида из всех, что ему когда-либо «посчастливилось» испытать. Да, ему обидно, он разочарован и немного зол даже не на кого-то конкретного. На всё и сразу. На свою судьбу, на Юнги, на собственное невезение, но больше всего — на Тэхёна. Как он это делает? Просто берёт и получает всё, что хочет. В самом деле! Даже то, что ему даром не сдалось, само идёт в руки. Люди, в которых он даже не заинтересован, просто берут и выбирают его.       В нём говорит нечто нехорошее, Чимин понимает это, несмотря на своё состояние сейчас, но всё равно поделать с собой ничего не может. Так что сейчас наименьшее, что ему надо, — это говорить с Тэхёном.       Вместо ванной он поворачивает в свою комнату. Ещё в начале вечера Чонгук заявил, что он повыдёргивает ноги тому, кто зайдёт в их спальни, следовательно, его убежище должно быть пустым и таким, как он его и оставил. Но это было бы везением, хорошим исходом. А везение и Чимин — вещи несовместимые, потому что на полу, опираясь спиной на его кровать, а лбом — на согнутые колени, сидит не кто иной, как Ким Тэхён.       Парень поднимает голову как только Чимин закрывает за собой дверь.       — Я немного… — голос Кима звучит очень тихо и с едва уловимой дрожью. — Что теперь делать?       Желание побыть одному не исполнилось. Вообще, блять, ни одно желание не исполнилось! Ко всему, его ещё и ждут утешающие разговоры? Причём, он должен быть тем, кто утешает? К чёрту. Всех к чёрту, оставьте его в покое, ему в себе разобраться надо.       Чимин очень медленно выдыхает, едва переставляет заплетающиеся ноги по направлению к кровати. Выкладывает телефон на прикроватную тумбочку, а сам садится так же, как и Тэхён на пол, утыкаясь подбородком в согнутые колени.       — Понятия не имею.       Музыку в этой комнате слышно не так громко благодаря закрытой двери, но каждый бит всё равно заставляет кровь в голове пульсировать.       — Я даже не до конца могу поверить, что это реально, — честно признаётся Чимин.       Тэхён откидывает голову на кровать и выпрямляет длинные ноги. Чувствует он себя, мягко сказать, погано. Он не хотел, чтобы так получилось! Всё, что он делал, было для Чимина, для того, чтобы помочь ему, помочь Юнги открыть глаза. Но на деле именно они с Паком были теми, кому требовалась помощь с «прозрением».       Вины здесь нет ничьей, и даже если очень хочется, — крайнего найти не очень-то просто, но чувство вины всё равно заполняет Тэхёна до краёв и вот-вот хлынет через уши или горячими слезами из глаз.       По его скромному мнению всё произошло из-за его благих намерений. Он так желал помочь другу, что забыл самое главное правило: не лезть в чужие отношения.       — Хочешь вернуться в гостиную? — прокашлявшись, спрашивает Чимин.       Ким в ответ лишь мычит, отрицательно мотает головой по кровати. Ему сейчас не до толпы и их веселья.       — Тогда, — Чимин закусывает губу, поворачиваясь к другу, и ещё раз обдумывает то, что собирается сказать дальше, — ты не разозлишься, если я попрошу тебя уйти?       Тэхён поднимает голову, немного шокировано всматриваясь в лицо Пака.       — Я не хочу тебя обидеть, Тэ! Просто… побыть один.       Парень напоминает себе, что Чимину сейчас точно похуже, чем ему. Пак целый год вынашивал в себе эту дурацкую симпатию, а в день, когда, наконец, набрался смелости на важный шаг, удача повернулась к нему задницей. Так что Тэхён точно не имеет права сейчас возразить или давить с разговорами.       Надо же было самолично всё так испоганить…       Он кивает, получая от Чимина тихое «спасибо», и уходит на негнущихся ногах, неслышно прикрыв за собой дверь.       Теперь обида на самого себя превращает внутренности в вязкую кашу. Прозвище, полученное от Чонгука, начинает казаться полным абсурдом, а противные мысли с целью самоуничтожения с неземной скоростью прорастают в голове. Тэхёну едва верится в происходящее. Вечер, что так хорошо начинался, безнадёжно испорчен одним дурацким поцелуем. Ему нужно выбраться отсюда. Подальше от шума, алкоголя и пьяных людей. Подальше от Чимина и Юнги. Возможно, их дружба только что вступила на порог очень неприятного периода. Ким получил эдакий урок судьбы: не делай то, что тебя не просили, даже если действуешь исключительно в бескорыстных целях.       Чтобы когда всё случится не так, как представлялось, не ловить на себе заинтересованные взгляды, пробираясь к выходу с полными глазами слёз. Чтобы не просить так не вовремя взявшегося из ниоткуда Чонгука оставить его в покое и не задавать тысячу вопросов в секунду.       Тэхёна будто накрывает огромная волна и на поверхность выбраться не получается. Дышать нечем… И лишь он надеется, что Чимин не чувствует того же.       Пак же не то, чтобы ощущает какую-то там волну. Он не чувствует ничего. Эмоциональный всплеск, что выбил его из колеи во время поцелуя Юнги и Тэхёна, прошёл и сменился странной апатией. Будто пустота начала расти в его животе и с каждой минутой, проведенной на полу спальни, пожирала всё больше участков тела. Он тоже выпрямил ноги и сел так же, как сидел Тэхён, закинул голову, немного сминая покрывало под ней, и впился взглядом в потолок. Ничто ещё так сильно не выматывало, как эта вечеринка. В его жизни успели побывать вечера, когда он измотанный едва находил силы, чтобы умыться, но это физическая усталость. Не то, что происходит сейчас. Желание остаться одному в комнате навечно никуда не уходит. Лишь бы Чонгук не завалился к нему. Душевных разговоров сейчас он точно не выдержит.       Вселенная, решившая смилостивиться над пережившим эмоциональные горки Паком, действительно уберегает его от нежеланных гостей. Но спустя около получаса разглядывания идеально ровного потолка и дёрганий шнурков на его мартинсах он улавливает какой-то грохот и, боже, лучше это бы к нему в комнату завалилась целующая парочка. Даже поверх звука колонок слышится треск разбитого стекла, а потом вдруг всё стихает. Кто-то выключает музыку и уши привыкшие к шуму вдруг закладывает как под водой.       — Всем спасибо, что пришли, а теперь выметайтесь. Вечеринка окончена.       Голос Чонгука первое, что слышит Чимин после продолжительного молчания всей толпы и стереосистемы. Он, позабыв про расшнурованную ранее обувь, подрывается с места, оставив переосмысление всей жизни и каждого из действий на потом.       В гостиной творится полный хаос. Везде валяются крышки и пробки от бутылок, причем ими усеян не только пол, в воздухе стоит стойкий запах сигарет. Прямо в центре комнаты между их диваном и телевизором причина стремительно уходящей толпы и прервавшегося веселья. Стеклянный столик Чонгука купленный всего лишь неделю назад так бережно оберегаемый от пятен и царапин рассыпался на миллион осколков.       Сам Чон, закусив щеку изнутри и сложив руки на груди, ждет когда уйдут все гости. Его свободные штаны и футболка придают и так не нуждающемуся в этом парню дополнительных габаритов и Чимин должен признать, сейчас его сосед выглядит действительно устрашающим. Никто даже не пытается возмутиться насчет прерванного веселья. Все послушно плетутся к выходу, в то время как Чонгук провожает взглядом каждую удаляющуюся спину и, скорее всего, не поленится пнуть того, кто посмеет сказать в его сторону хотя бы слово.       Пусть катятся быстрее. Это был новый столик, Чонгуку нужно побыть один на один со своим горем.       Чимин ведь буквально только что размышлял о своих чувствах, боли и подобном дерьме. Начало даже казаться, что душевные раны не идут ни в какое сравнение с физическими. Но судя по взгляду Чона, он скоро сможет сравнить всё на практике. Кажется даже понадобится мазь против синяков.       — Ты мне должен новый стол, Пак.       Просто угрожает, слава Богу свой тон Чонгук действиями не подкрепляет. «Он не хочет трогать меня при свидетелях» — думает старший, теперь специально избегая зрительного контакта, и снова осматривает безнадежно испорченный предмет интерьера. Это чем нужно долбануть, чтобы осколки были такими уж мелкими? Чонгук его точно прибьёт. И всё ради чего? Парня, что плевать на него хотел?       Только когда дверь закрывается за последним человеком, Чимин осмеливается поднять голову на Чона, который по-прежнему не сдвинулся с места. Отлично, этот дерьмовый день еще и станет датой его смерти.       Но Чимин пытается не допустить такого исхода.       Он слегка улыбается закрытым ртом, почти прижимает подбородок к плечу в эдакой стеснительной манере и переплетает руки перед собой, всем видом пытаясь излучать энергию милашки.       Будем откровенны, Чонгук обожает эгьё, а значит у Пака есть шанс на спасение. Пусть попытка выглядит действительно довольно паршивой, но все же младший перестает убивать его глазами и, раздраженно выдохнув, направляется в сторону кухни.       — Гуки?       Это запрещенный прием. Такое сокращение использует мама Чонгука каждый раз когда собирается сказать что-то слащавое в стиле любящих родителей. Чимин не раз заставал соседа разговаривающим по видеосвязи без наушников, так что… У короля кличек тоже есть особенное имя. Он всегда смущается, когда Чимин называет его так. Пытается скрыть это и всячески отмахнуться, но Пак уверен ему нравится.       — Даже не пытайся, — строго произносит Чонгук, но слава богу явной злости Чимин в его голосе не распознает и осмеливается снова принять позу взрослого парня, а не аниме-косплеера. — Иди сюда.       Чимин вдруг боится, что рано расслабился. Можно ему подсказку пощадят его или нет? Ему тратить деньги на гроб?       — Зачем? — осторожно спрашивает Пак.       — Покажу кое-что.       Пока старший колеблется с решением стоит ли ему подходить так близко, Чонгук хлопает дверцами кухонных шкафчиков, а потом чем-то стеклянным.       После нескольких робких шагов Чимин узнает, что за звуки слышал. Чонгук наконец освобождается от должности единственного вменяемого человека среди всех надравшихся гостей и с чистой душой может отминусовать кое-что из их алкогольного запаса. Пак не уверен, что это за напиток, но оно зеленое и с непонятными надписями на обертке.       Бутылка ещё запечатана. Значит дело плохо. Чонгук новые напитки просто так не открывает.       — Что? — спрашивает Чимин после того, как Чонгук наполняет один из стаканов.       Младший не поворачивается, лишь кивком головы указывает налево и Чимин наконец видит это.       На их холодильнике прямо на всей белоснежной дверце не поленились черным маркером нарисовать самую оригинальную надпись «Чимин + Чонгук = ♡»       — Вот же блядство, — выдыхает Пак.       — Именно, — Чонгук не кричит, даже не предпринимает никаких попыток хоть пальцем задеть Чимина, но от его тона мурашки все равно бегут по позвоночнику. — Мой стол уничтожили, холодильник разрисовали и наша полка для обуви, кстати, теперь одноярусная. Какой-то умник на нее сел.       Код красный. Он всё еще не уверен, что доживет до утра, несмотря на очень мирную на первый взгляд грядущую попойку только для двоих.       Чонгук протягивает стакан, без слов чокается своим и, не дожидаясь Чимина, делает один большой глоток. Чимин уже сам тянется к своей порции как вдруг его сосед морщится и, втянув носом воздух, начинает кашлять.       — Иисус Христос, что же мне не везет так сегодня?!       Чимин оставляет свой напиток, приближается к Чонгуку уже без всякого страха и несколько раз стучит того по спине, пока сам младший, согнувшись, продолжает пытаться побороть приступы кашля.       — Слишком крепкое?       — Сам попробуй.       — Я что-то расхотел. Давай я лучше текилу вытащу?       Чонгук кивает, упираясь руками в колени, и делает несколько глубоких вдохов через нос. Чимин выуживает из верхнего ящика уже начатую бутылку с прозрачной жидкостью, а ту зеленую убийцу прячет в самую глубь, хотя вряд ли придет день подходящий для такого пойла. Чон тем временем приходит в себя, выпрямляется и, хватая сразу два стакана, выливает оставшееся в раковину. Он выглядит всё еще напряженным и ни грамма не веселым. Не тем Чонгуком, с которым Чимин любит проводить время после дерьмовых событий.       — Кажется, моё невезение заразно, — Пак испускает смешок и это похоже работает, потому что Чонгук хоть и криво, но улыбается.       — О, думаю у меня всё не так глобально. Я говорил с Юнги.       Ох, блять, просто отлично. Чимин со стоном садится на свободное место рядом с раковиной, помогая себе руками, и опускает голову вниз. Ему теперь не отвертеться от чего-то унизительного со стороны Чонгука. Смешки и тупые шуточки обеспечены минимум до нового масштабного провала. А что может быть хуже сегодняшнего инцидента Чимин даже не представляет.       — Пожалуйста, давай ты начнешь издеваться завтра?       Чонгук хмыкает, поворачиваясь к Чимину, подходит ближе с уже чистыми стаканами.       — Только если ты сам ототрешь эту хрень на холодильнике.       — Ну хоть новый купить не требуешь.       Чон наливает две равные порции и придвигается еще ближе, опираясь на чистое место рядом с чиминовым бедром. Пак поднимает свой стакан, снова чокается с младшим и тот вместо тоста вдруг качает головой, абсолютно серьезно произнося:       — Откуда у тебя деньги на новый холодильник? Ты висишь на моей шее.       Смерть прячет свою косу и уходит из их квартиры, потому что Чонгук шутит, а значит Чимин проживет еще один день.       Чон выпивает под громкий хохот Пака, никак не реагируя на несильные удары в плечо и наливает снова. Улыбка сама прорисовывается на его лице и он не знает как это контролировать. Чимин выпивает тоже и придвигает стакан вплотную к чонгуковому, наконец, чувствуя, что всё не так уж и плохо. Всё еще может быть хорошо, он сможет всё пережить. Лишь бы Чонгук со своим чувством юмора всегда был на расстоянии вытянутой руки.       Может быть, он снова начал пьянеть (что совершенно невозможно после первых же парочки грамм), но Чимин вдруг чувствует прилив сентиментальности и не сдерживается, проводит ладонью снизу вверх по щеке ко лбу стоящего рядом парня, а после зарывается пальцами в его волосы на макушке, несильно оттягивая их.       — Ты давно так не делал, — блаженно выдыхает Чон, наслаждаясь приятными мурашками побежавшими вниз по позвоночнику.       Чонгук опускает голову ниже, позволяя Чимину добраться до самого затылка. Младший вот-вот начнет мурлыкать, когда Пак вдруг с грустной улыбкой шепчет:       — Теперь буду. Ты теперь мой лучший друг, — Гук выпрямляется, выгибая одну бровь, тем самым требуя подробностей. — В смысле не один из. Мой самый лучший друг.       Наконец до Чимина доходит окончательно. Его не связывало с Юнги ничего, кроме редких встреч и пустых разговоров ни о чем. Но вот Тэхён… Похоже придется потерпеть немалое количество времени, прежде чем они снова смогут вернуть то, что между ними было. Да и вернется ли всё в полной мере? Между ними теперь всегда будет стоять эта ситуация. Что, если Тэхён начнет отношения с Юнги? Их встречи втроем будут настолько неловкими…       Чонгук несколько тянущихся вечность секунд наблюдает как эмоции сменяются на лице его соседа и только когда Чимин встречается с ним взглядом накрывает осознание.       — Не-е-ет, — тянет Чон, закатывая глаза. — Ты ему что-то ляпнул. Вот почему он плакал. Не из-за Юнги, а из-за тебя.       Как бы там ни было и что бы между ними с Тэхёном не происходило слова «он плакал» всё равно заставляют внутренности скрутиться. Неужели просьба уйти так сильно задела? Блять, Чимин даже не думал его обижать. Что бы внутри его головы не происходило и как бы он себя не чувствовал, Тэ не тот, кто заслуживает уходить из чужого дома в слезах.       — Что ты сделал, придурок? — не унимается младший.       — Ничего я не сделал.       — О, я должен в это поверить?       Чимину вдруг хочется спрыгнуть с этой гребаной столешницы и самому двинуть Чонгуку. Если он сказал, что не делал ничего плохого, то так оно и есть. Какого хрена?! Может сегодняшний вечер хотя бы закончится без упоминаний его неудачного любовного треугольника и без угрызений совести? Пак даже не сомневался, что Чонгук поднимет эту тему, но, пожалуйста, господи, почему именно сейчас и почему он вышел виновным?       — Я ничего ему не говорил, что за чёрт?! Просто попросил его оставить меня одного.       Чон отходит от Чимина и вместо своего нагретого места становится прямо напротив. Паку вдруг не по себе из-за этого прожигающего взгляда и широко раскрытых глаз.       — То есть, — сталь в голос младшего снова вернулась, — ты разозлился или что-то типа этого и решил сорваться на Купидоне, выставив его из квартиры?       — Всё было не так, боже, какого хрена ты мне не веришь, — Чимин стонет, запрокидывая голову назад. Почему Чонгук его обвиняет? Он всегда был на его стороне, так почему сейчас? — Ни на ком я не срывался. Почему ты обвиняешь меня?       — Может, потому что хорошо тебя знаю? Ты любишь сказать что-то не подумав.       Чимин хочет возразить, возможно даже начать ссору и доказать этому говнюку, что он не такой плохой как Чонгук какого-то черта смеет думать, но внезапно в голове появляется другая мысль. Она настолько ошарашивает, что Чимин смотрит с открытым ртом на своего соседа, собирая пазл.       — Тебе, что, тоже нравится Тэхён?       Чонгук поднимает брови, слегка наклоняясь вперед в немом удивлении.       — Что?       Чимин осматривает лицо напротив, будто видит впервые.       Чонгук часто подшучивает над Тэхёном, если они в компании чаще всего Чонгук садится между ними с Тэхёном или просто трется неподалеку.       В этом вообще мире существуют люди равнодушные к Ким Тэхёну?       — Ты что, совсем рехнулся? — снова задает вопрос Чон.       Ответом служит опущенная голова и слишком натянутая улыбка. Все те стереотипы о лучших друзьях (девушка и её страшная подружка, вероятно, все знают о таком тандеме) начинают оживать в голове Чимина и он пугается того, насколько киношные клише на самом деле реальны. Только почему на его судьбу выпала участь уродца? Разве он так плохо выглядит?       Чонгук всё еще пораженно разглядывает Пака, когда тот прочистив горло, вдруг негромко спрашивает:       — Чонгук… Тэхён, что, правда настолько красивее меня?       Чонгук открывает рот, уже собираясь ответить, но вдруг вместо этого с шумом выдыхает через нос и встает напротив парня почти вплотную. Едва ощутимо ударяет костяшкой указательного пальца по подбородку Чимина, тем самым пытаясь заставить того поднять голову и посмотреть в глаза. Но Пак лишь отмахивается и быстрым движением вытирает нос тыльной стороной ладони.       — Не реви.       Это совсем не то, что Чимин ожидал услышать в ответ на свой вопрос.       — И не думал.       Но взгляд по-прежнему устремлен в пол, так что Чонгуку не верится. Он больше не предпринимает попыток наладить зрительный контакт, вместо этого подходит ближе, позволяя Чимину уткнуться лбом в свою ключицу и придвигает один из стаканов ближе к парню. Появляется ощущение будто не он отчитывал этого мальчишку пару секунд назад. Все наверняка из-за того, что Чимин вот так доверчиво сопит ему в грудь. Чувство заставляет злость поутихнуть, хоть этот идиот наверняка строит в своей голове идиотские теории о любви Чонгука к Тэхёну.       — Мне не нравится Тэхён. Думаешь, я не рассказал бы тебе?       Это заставляет Чимина поднять голову. Его нос слегка покраснел, но никаких следов от слез, слава богу, не наблюдается. Так что возможно всё не так плохо.       — Тогда почему ты обвиняешь во всем меня? Почему всегда виноват я?       Хочется добавить «кого из нас ты выбираешь», «чей ты вообще друг» или нечто подобное, но Чимин уверен, после такого Чон его просто засмеет.       Чонгук отходит теперь когда наверняка знает, что старший в порядке. Настолько, насколько позволяет всё происходящее. Он прихватывает свой стакан и опирается бедром позади себя на стол с горой мусора.       — Потому что я часто бываю с твоей пьяной версией. И с пьяным и одновременно злым Пак Чимином мне тоже довелось познакомиться. Иногда эмоции захлестывают тебя и ты не до конца понимаешь что несешь.       Чимин несколько раз моргает, пялясь на младшего в немом шоке.       — Ого, — пораженно выдыхает Пак, снова вытирая нос, — ты действительно хорошо меня знаешь.       В ответ Чонгук лишь закатывает глаза. Он играет со своим стаканом, кажется пытаясь оставить следы от прозрачной текилы на стенках, но ничего не получается. Чимин же просто наблюдает. Он знает много всего об этом парне, вплоть до его секретной клички полученной от мамы, но такие мелочи это… Это приятно. Чимин сам не замечает как смущенная улыбка вырисовывается на его лице.       — Чонгук?       Младший отвлекается от своего незамысловатого занятия, отдавая все свое внимание Паку. Тот улыбается чуть шире, но всё равно как-то несмело, продолжает:       — Я рад, что ты мой сосед. Думаю из всего, что происходило в моей жизни, наше сожительство это самое лучшее событие.       Чонгук выпячивает нижнюю губу, а потом рисует губами перевернутую улыбку, морща подбородок, поднимает руку с текилой вверх и деловито кивает несколько раз, будто общается с невидимой толпой с трибун.       — Наконец-то ты признал моё величие.       Чимин зажимает рот ладошкой, сдерживая икающий хохот, но в этом нет никакой необходимости, потому что младший тоже начинает смеяться и атмосфера снова становится приятной и легкой. Настроение на небольшой кухне успело смениться столько раз за такой короткий промежуток времени. Но это они. Это часть жизни Чонгука и Чимина. Они могут ссориться из-за сущего пустяка, но через секунду будут хохотать над неправильно произнесенным словом или странным выражением лица. И, боже, пусть хоть это не меняется до тех пор, пока они могут делить на двоих одну площадь и так хорошо уживаться.       — Ты меня бесишь, но я рад нашему знакомству.       Чимин отхлебывает своего напитка, будто это всего лишь газировка. Текилу так не пьют, ну и пусть, кто посмеет его упрекнуть?       — Очень вовремя, — ехидничает Чонгук. — Прожить вместе столько времени и только сейчас сказать это. Реакция у тебя, Пак, полный отстой.       — О боже, завались.       Чонгук вливает в себя алкоголь и снова подходит к Чимину, чтобы налить еще. Это всего вторая порция, голова всё еще остается светлой и намека на опьянение нет. Чимин действует осторожнее, потому что мешать пиво и что-то покрепче слишком быстро не стоит, если только вы не хотите уснуть под унитазом. Младший снова пятится к столу и упирается бедром в его боковую часть, а взглядом в Чимина.       Они проводят в такой тишине некоторое время. Чимин медленно потягивает содержимое нагревшегося в ладони стакана, Чонгук задумчиво выискивает что-то на лице Пака. Чон настолько увлекается этим, что даже не обращает внимания на ответный взгляд. Чимин закусывает губу, молясь, чтобы их настроение снова не сделало скачок от «хорошо» к «приближение урагана», но так и не сдерживается от повторного вопроса.       — Чонгук?       — М?       — Ты не ответил. Кого ты считаешь красивее?       Чонгук тянет раздраженное «бо-о-оже», прижимая пока нетронутый стакан с алкоголем ко лбу, съезжает вниз по ножке стола, опираясь на нее всем позвоночником.       — Сколько тебе лет? Двенадцать?       — Просто ответь, что сложного?       — Ты ведь ещё даже не в стельку, почему начинаешь ныть уже сейчас?       Чимин недовольно цокает, замахиваясь стаканом в Чонгука. Они оба знают, что это пустая угроза и никто ни в кого ничего не запустит, но по мнению Пака так его недовольство становится ощутимей.       — Ты упертый баран.       — Как я вообще могу выбирать, придурок?       — Легко. Говори…       — Зачем мне сравнивать Тэхёна и тебя? — Перебивает Чон.       То, с какой интонацией он произносит это «тебя» почему-то заставляет смутиться, а сердце пропустить удар. Разве их сожительство может быть причиной для подобных отмазок и ударений? Больше подходит людям связанным другими отношениями.       — Потому что хочу понять, почему всем так нравится Тэхён, а я не нравлюсь никому.       — О боже, — снова повторяет с тем же раздражением.       — С чего ты так упрямишься?       — Потому что большего бреда я от тебя еще не слышал. Думаешь, если Юнги не клюнул на тебя, значит ты никому не нравишься?       В точку. Возможно Чимин и не до конца признает это, но все его самокопания из-за Юнги. Стоит одному человеку значащему для тебя слишком много не разделять твои чувства, как вдруг начинает казаться будто в нем сосредоточен весь мир и все отнесутся к тебе точно так же. Только Чонгук с этим не согласен.       — Возможно, если бы ты не был так одержим Юнги, смог бы увидеть прямо у себя под носом парочку заинтересованных в отношениях с тобой людей.       Прямо под носом? Внимание останавливается именно на этих словах и он пропускает мимо другой посыл чоновых слов. Неужели кто-то из их компании питает симпатию к Чимину не как к другу? Он начинает копаться в собственных воспоминаниях, выискивая там что-то, что возможно упустил из виду. Объятия, длящиеся чересчур долго, слишком изучающий взгляд или прямой намек на совсем не дружеские чувства. Но хоть убей, не может вспомнить никого кто перебарщивал с вниманием или прикосновениями. Ну разве что Тэхён. Но это же Тэхён! Его даже как вариант не стоит рассматривать, они в первые пару месяцев выяснили, что абсолютно асексуальны по отношению к друг другу.       Даже если Чон прав и это кто-то из их повседневного круга общения, пожалуйста, пусть это будет не Намджун! Он не заслуживает умереть в полном расцвете сил и каким бы хорошим человеком Ким не был, Чимин знает точно, его бывший (или время-от-времени-бывший как любит заметить Чонгук) придет по Пакову душу если это так!       Но это всё лишь догадки.       — Что ты имеешь в виду?       Чонгук допивает после тяжелого вздоха и поднимается на ноги.       — Забей, ты слишком тупой.       — Эй!       Чонгук поднимает руки в примирительном жесте, таким способом пытаясь дать понять, что обидеть не намеревался, подходит к раковине, и, быстро ополоснув свой стакан, ставит его на верхнюю полку. Поворачивается лицом к Чимину, поджимая губы, и снова осматривает всю кухню. По сравнению с гостиной здесь всё не так уж и плохо, но на свалку всё равно смахивает.       — Пак, — начинает Чонгук, чуть прищуриваясь, — ты же понимаешь, что это последняя вечеринка в нашем доме?       Чимин допивает всё до конца и, имитируя скучающий голос, отвечает:       — Конечно-конечно. Иначе кто-то поцарапает твой телевизор и тебя увезут в больницу с инфарктом.       Он начинает смеяться неожиданно даже для себя, немного из-за собственного, как ему кажется, остроумия, но по большей части из-за сжатых в тонкую полоску губ и нахмуренных бровей Чонгука.       — Что ж, — младший отряхивает несуществующие пылинки со своего плеча и направляется к выходу из кухни. — Раз у тебя такое хорошее настроение, то ты с легкостью сможешь справиться с уборкой за пару часов. Спокойной ночи.       Чимин поднимает ногу, блокируя проход, тут же избавляясь от улыбки и вообще веселья.       — Ты собираешься свалить всё это на меня в одиночку?       — Эта вечеринка случилась из-за тебя.       — Гуки…       Чонгук не пытается обойти препятствие в виде конечности его соседа, ему кажется проще заставить его опустить ногу, так что это он и делает. Только план не совсем удачный, потому что Чимин вместо того, чтобы послушаться обвивает ногой талию младшего, жалобно хныча, и тянет обеими руками за локоть. Своеобразные объятия получаются нелепыми и неудобными. Чимин закидывает вторую ногу туда же и Чонгук с вырвавшимся смехом сдается, когда руки Пака вместо локтя захватывают его шею и похоже пытаются лишить возможности дышать.       — Ты не можешь оставить меня один на один с этим мусором!       — Это ещё почему? — Чонгук звучит задавлено, пытается расцепить мертвую хватку на горле, но из-за мешающего смеха всё кажется нереальным. — Я же убираюсь один.       — Да, но еще ни разу эта квартира не напоминала мусорный пакет изнутри!       — Ага, потому что я не позволял тебе всё засрать!       Чонгуку наконец-то удается разорвать замок из пальцев Чимина, а пройдясь кончиками пальцев по бокам парня с помощью щекотки, полностью освободиться и отойти на безопасное расстояние. Пак брыкается, хохоча, и даже не пытается придумать предлог для того, чтобы не разбираться с последствиями гулянки в одиночку. Вообще-то он уверен, что это лишь пустые угрозы со стороны младшего и он никогда не будет просто сидеть на месте, пока Чимин что-то делает. Чонгук чаще всего наоборот вызывался добровольцем на войну с грязью, пока Чимин дремал перед телевизором или в своей комнате. В один из таких случаев Чимин назвал его Золушкой и не мог перестать смеяться от того, как скривился Чонгук с жидкостью для мытья стекол в руках. Тогда же Чон заявил, что он скорее Крестная, потому что его фишка — это давать имена всем и вся, даже если одно у тебя уже имеется. И он прав. Только есть один человек, что несмотря на близкие отношения и даже совместный дом так и не получил особого прозвища.       — Гуки, почему ты не дал мне клички как всем остальным?       Этот вопрос как и резкая смена темы, видимо, застает младшего врасплох, потому что он вдруг делает небольшой шаг назад и в одно мгновение расстается со своим озорным настроением. По такой реакции можно подумать, что Чимин спросил его что-то из ряда вон выходящее.       — Ты никогда об этом не спрашивал.       Улыбается будто пойманный на краже в магазине подросток и Чимин не может понять, что в его вопросе такого страшного прозвучало.       — Ну ты же сам сказал, у меня плохая реакция.       — Давай мы сначала займемся наведением чистоты?       Чимин хмурится, окончательно ничего не понимая. Чонгук пытается уйти от разговора? Они точно текилу пили? Возможно, это было кем-то забытое зелье, от которого Чонгук вдруг начинает избегать дискуссий, а Пак, возможно, в скором времени полюбит девочек.       — Почему ты переводишь тему? — дуется, ни на секунду не отвлекаясь от наблюдения за другом.       — Потому что ты будешь считать меня странным, если мы продолжим.       Бровь выгибается сама собой, когда он с недоверием смотрит на младшего и засовывает руки себе под бедра.       — Чонгук, я прожил с тобой бок о бок не один месяц, я и так знаю, что ты странный.       — Это другое.       — Хуже чем то, что ты стираешь вещи детским мылом, потому что порошки воняют?       Чонгук качает головой, но все же легко улыбается, кидая тихое «завались» после того как делает еще один шаг назад. Теперь он полностью вышел из личного пространства Чимина.       — Я всё равно не думаю, что ты хочешь это знать.       Ему не отвечают. Чонгук может догадаться, что бы сказал Чимин. Он ведь не спрашивал бы если бы не хотел услышать ответ.       — Я не контролирую это, — начинает Чонгук. — Просто в моей голове вдруг появляется образ. Ассоциация с человеком, которого я неплохо знаю. Он ходит за мной и это становится невыносимым, так что… я просто начинаю называть людей не их именем. Даже если это их раздражает.       Чонгук высматривает любую реакцию, но лицо друга непроницаемо. До тех пор пока Пак не сжимает губы в тонкую полоску, пытаясь удержаться, но уголки всё равно неумолимо ползут вверх и парень, опустив голову будто это его спасет, начинает беззвучно хихикать. Его плечи мелко подрагивают. Он пытается не издать ни звука, но и на это его хватает ненадолго. Он резко поднимает голову, тут же запрокидывая ее назад, и высвобождает руки из-под бедер. Одной прикрывает рот, а второй несколько раз шлепает себя по коленке.       — О мой бог, — убирает руку от рта. — Ничего глупее я еще не слышал.       Чонгук цокает, и быстро приблизившись щипает старшего за шею, заставляя того поежиться, но смех это всё равно не останавливает. Чимин ведь как никто другой знает, насколько Чонгук ненавидит это. Он терпеть не может, когда над ним смеются или выставляют в дурном свете. Но Паку слишком весело для того, чтобы остановиться и не дать запуститься уничтожающей всё на своем пути машине под названием «раздражение» внутри Чона.       К несчастью обоих, Чонгук начинает закипать.       — Это всё равно не объясняет почему у меня нет клички.       Текила всё еще открыта и стакан Чимина по-прежнему рядом с бутылкой, так что Чонгук усмехается, теперь не глядя на Пака, и, цокнув, утыкается языком в щеку. Смех Чимина утихает. Чонгук наливает себе в два раза больше чем было до этого. Что-то другое появляется в его взгляде и веселье снова хоть и слегка запоздало испаряется как дымок в приоткрытое окно.       — У тебя нет клички, потому что ты не ассоциируешься с чем-то конкретным.       Чтобы выпить свою новую порцию горячительного напитка Чонгуку потребовалось всего один заход. Чимин не знает, как он вообще соображает после двух глотков подряд, но каким-то чудом Чон даже виду не подает.       — Ты всё и сразу, Пак. Ты все вещи, которые мне когда-либо нравились, я не могу охарактеризовать тебя чем-то одним, ясно?       Чимин вдруг чувствует вину за то, что надавил и буквально вынудил Чонгука сказать о чем тот умалчивал всё это время. Дерьмовое чувство. Так же как и то, что появляется после осмысления всего сказанного.       Ты все вещи которые мне когда-либо нравились.       Чонгук снова тянется к выпивке и Чимин, возможно, возразил бы и попросил его прекратить так остервенело вливать в себя алкоголь, но Чон делает это сам. Он вдруг с грохотом ставит бутылку обратно и засовывает руки в передние карманы своих штанов, и по-прежнему натягивая щеку языком изнутри, осматривает Чимина, видимо решая что-то для себя. Раздражение не превращается во что-то большее, особенно сейчас, когда Чимин вдруг притих. Он не зол, не расстроен, просто… Эта ночь должна была стать решающей для Пака, не так ли? Она стала, потому что он наконец осознал насколько абсурдным было его необоснованное влечение к Юнги, но сейчас похоже пришло время для еще одного откровения. Чонгук уверен, это испугает его. Возможно, шокирует. Может быть даже сильнее чем целующиеся Юнги и Тэхён.       — А теперь спроси меня, почему я не называю тебя по имени.       Чимин хмурится. Зачем он должен спрашивать и почему Чонгук не может просто этого поведать?       — Что?       — Давай. Скажи «Чонгук, почему ты не называешь меня по имени?».       Теперь и Пак начинает раздражаться. Он терпеть не может, когда Чонгук вдруг превращается в задиру и думает, что говорить таким тоном это уместно и приятно для обеих сторон.       — Ебать. Почему ты не называешь меня по имени, Чонгук?       Получается почти по слогам, настолько его начинает выводить данная ситуация.       — Потому что оно меня возбуждает.       Чимин неловко выдыхает, и сам того не желая, испускает смешок. Он ждет продолжения, но Чонгук всё так же стоит, оценивая реакцию на свои слова, и поджимает губы.       Что, блять, возбуждающего есть в его имени? Два слога, не одного его на этом свете так зовут и о существовании списка сексуальных имен Чимин тоже не слышал. Даже если бы слышал… Что такого в имени Чимин?       — Я не понимаю… — начинает Пак, но Чонгук перебивает, не дав закончить предложение.       — Сразу на первой же неделе твоего пребывания здесь ты мне приснился. Вернее не ты, а мы.       Ой, нет, Чимин, кажется, не хочет знать содержание сна.       — Я простонал твое имя сразу перед тем как проснулся. И как бы я не пытался забыть об этом случае, каждый раз произнося это даже про себя, я видел картинку того, как ты выгибаешься, сидя на мне.       Румянец расползается по его щекам так стремительно, что Чимину кажется он в старом анимационном мультфильме, где такая смена цвета проходит очень резко и контрастно. Он по-прежнему не может выдавить из себя ни слова. Единственное, на что его хватает — это сглотнуть и заметить блеск в глазах Чонгука.       — А теперь вернёмся к началу этого разговора. Я предупреждал, что покажусь странным?       Кто же знал, что всё будет… таким. Откровенным. Грязные секреты или желания это чаще всего то, что выходит наружу во время пьяных посиделок, но у них до такого не доходило. И Чимин лучше чем кто-либо другой знает почему. Всегда их разговор начинался с Юнги и заканчивался им же. Чонгук гордо выполнял роль жилетки с ушами, в то время как Чимин растекался по дивану, расхваливая Мина, будто его сосед нуждался в этом так же как и он. В конце концов километры нытья привели Чимина к тому, что у Чонгука оказывается есть секреты касаемые их обоих, а у Чимина «кое-кто прямо под его носом, кто не против отношений».       — Вот о чём ты говорил? — вопрос получается едва слышным. — Я нравлюсь не какому-то нашему общему другу. Я нравлюсь тебе.       Чонгук почему-то считает, что лучшим ответом будет снова поднятая бутылка и небольшой глоток прямо из горла.       Сколько усилий прилагает Пак для того, чтобы не отключиться и нормально переварить всю полученную информацию знает только Бог. Появляется желание написать Тэхёну не хочет ли он случайно прогуляться с ним за очками с линзами толщиной в стену, потому что хоть убейте, но симпатии Чонгука он не замечал. Они были друзьями! К тому же соседями. Особое отношение друг к другу происходило как само собой понимающееся. Ведь как бы он ни любил Тэхёна, еду из ресторана или их излюбленной булочной он нес Чонгуку. На Чона можно было лечь или позволить тому сесть на колени, никак не заморачиваясь по этому поводу. Обниматься пьяными в лифте, чтобы не свалиться на пол? Конечно. Они ведь чертовы друзья! В романтических мечтах всегда фигурировал только Юнги, для Чонгука места там не то, что не нашлось бы, это выглядело бы полнейшей чушью. Чимин никогда не смотрел на него как на человека, которого можно держать за руку не только когда он практически висит на карнизе, пытаясь достать до каждого уголка чертового грязного окна снаружи. Он никогда не рассматривал его как вариант для того, чтобы влюбиться. Для него Чон никогда не был человеком, которого можно хотеть… А Чимин был им. Тем самым человеком для Чонгука и от этого не по себе. Пак так долго скрывал свою симпатию к Юнги, а прямо за стенкой в его квартире жил тот, кому приходилось держать свои чувства к нему самому. Но Чонгук ведь не Чимин?       — Почему ты ничего не сказал мне? — неловкость пропитывает каждое слово и Чимину приходится прочистить горло, чтобы его голос не выдавал его состояние сейчас. — Почему ничего не делал?       Чонгук сглатывает.       — Помнишь вечер, когда вы с Тэхёном ходили на открытие ирландского паба? — смутно, если честно. Но Чимин не говорит, лишь кивает. — Я забирал тебя и в такси ты сказал, что хотел бы, чтобы на моем месте был Юнги. Ты бы поцеловал его в знак благодарности, а если бы ему не понравилось, ты списал бы всё на выпитое.       Чимину становится стыдно. Мало того, что он этого не помнит, так еще и не знал, что Чонгуку такое говорить нельзя.       — Так что я подумал, что, если я проверну это с тобой? Но потом я испугался, что ты начнешь меня сторониться и лучше уж я буду довольствоваться статусом друга, чем поставлю крест на нашем легком общении.       Это какой-то кошмар. Каждый раз, когда Чимин возвращался с их тройного свидания, Чонгук был здесь, чтобы выслушать и даже выкинуть пару шуточек. Он знал зачем ему понадобилась вечеринка в их квартире и к чему именно Пак готовится этой ночью. Он же сам подбадривал его комплиментами в ванной. Как можно относиться так… беспалевно ко всему, что происходило? Немудрено, что Чимин даже не подозревал до этого момента, что Чонгук не просто друг.       Ебать… Когда его жизнь уже станет нормальной?       В голову лезут всякие мысли, но Чимин цепляется только за одну. За собственное воображение и варианты того кем бы они были сейчас, решись тогда Чонгук на этот поцелуй. Несмотря ни на что, представить себе Чонгука, что целует его пьяного в машине проще простого. Это неплохо бы смотрелось со стороны, хотя парень не совсем уверен, кто и в какой ситуации смотрел бы со стороны на их пьяный поцелуй.       — Чонгук… Ты… Целый год…       — Я знаю, что в некотором роде это неправильно, но ты ведь тоже скрывал от Юнги правду. Причем столько же времени.       — Это другое. Ты никогда не вел себя со мной так, как я с Юнги.       Вот почему Чимин ничего не замечал. Будь они с друзьями или же наедине, Чонгук всегда оставался Чонгуком. Немного грубым и раздражающим, но всегда самим собой. Не было версий Чонгука. Даже пьяным он был всё тем же чистюлей с тупыми шутками (хотя Чимина они смешили каждый раз).       — Мне кажется, твоё тело и характер… или что это вообще! Боги давали тебе шанс понять, что это не твой человек. Ты становился другим рядом с ним.       Чимин всё еще не может справиться с одной единственной мыслью: Чонгук на него запал. Причем это высший уровень, раз даже имя его ассоциируется с пошлым сном и возбуждением. Черт, это так странно. Вечеринка уже закончилась, а все в его жизни продолжает разрушаться, оставляя вместо себя чистый лист. Только хочет ли он начинать на нем рисовать что-то другое? В смысле, он боится отвергнуть Чонгука, потому что сам испытал это чувство не так давно. Но представить себя в отношениях? Каково ему будет просыпаться с Чонгуком? Делить настроение на двоих, проводить бок о бок каждый день.       Смешно. Разве не этим они занимаются последние месяцы? Люди пришедшие в их дом даже решили написать о них математическое уравнение, подходящее младшему школьному возрасту и их приколам, прямо на дверце холодильника.       — Мне кажется, у меня не было бы с ним шансов даже без Тэхёна, так что плевать.       Чонгук присвистывает, бросая удивленное «ого». Но понимает, что Чимин не пытается приободрить себя, эта фраза не несет в себе смысл «пошло оно всё, буду двигаться дальше!». Это значит воображение Чимина начало работать с удвоенной силой и режим нытика активировался. Так что Чонгук спешит на помощь, как это было всегда.       — У тебя есть шансы, буквально, с каждым у кого есть хоть капля ума.       Чимин усмехается.       — Ты говоришь это, потому что я тебе нравлюсь.       — То есть это не причина? То, что из всех людей вокруг только с тобой я хочу попробовать что-то большее.       Боже, Чимин будет очень грубым, если попросит перестать говорить такие смущающие вещи?       — Даже несмотря на то, что весь год я только и говорил о другом парне?       — Ну это ведь не изменило того, что я чувствую к тебе.       Перестань…       — Ты же понимаешь, что пару часов назад я готовился переспать с ним?       — Да.       — И ты понимаешь, что я не перестану на него смотреть так, как привык просто по щелчку пальцев?       Чонгук едва улыбается, вытаскивая руки из карманов и складывая их на груди. Чимин снова чувствует что-то нехорошее в его взгляде.       — Думаю, я могу попытаться заставить тебя о нём забыть.       Когда Чонгук включал самоуверенного засранца раньше (не для того, чтобы выбесить своего дражайшего Пака), Чимину это нравилось, ведь такой Чонгук смешил его так чертовски легко. Но сейчас всё приобретает другие цвета. Потому что они наедине в пустой квартире и теперь Чон Чонгук не просто его сосед. И Чимин что… собирается…       — Ладно, — шепчет Пак, наблюдая как руки Чонгука опускаются, а рот слегка приоткрывается, избавляясь от ухмылки.       Но больше ничего не происходит. Чимин мнет свои пальцы, выкручивая их под всевозможными углами, а младший просто пялится. Он едва улавливает, когда настроение Чонгука с дерзкого превращается в настолько искреннее. Возможно, это благодаря распахнутым глазам Чона, возможно, из-за по-детски открытого в удивлении рта. Видно слово «ладно» имеет большую силу, чем люди привыкли считать.       — То есть, — наконец снова обретает речевые способности Гук, — если я тебя поцелую, ты не сорвешься на бег?       Чимин от чего-то хихикает, хотя его сердце колотится точно как на американских горках.       — Мы оба знаем, что ты бегаешь быстрее меня, Гуки.       Отчего-то Паку казалось то, на что он только что дал добро будет грубым и небрежным. Но Чонгук двигается так невыносимо медленно, что хочется поторопить. Чимин выпрямляется когда младший подходит к нему вплотную, и столешница, на которой он сидит, дает ему небольшое преимущество в росте. Чонгук теперь ниже. Странно смотреть на него с такого ракурса. Они оба не совсем уверены куда им стоит деть мешающие ладони, так что когда Чонгук приближается, заставляя Чимина наклониться, руки Пака по-прежнему у него на коленях, а младшего неловко мотыляются вдоль туловища. «Это похоже на первый поцелуй» — думает парень, когда после затянувшегося колебания Чон таки прижимается теплым ртом к его. Касание настолько осторожное, что это никак не вяжется с образом Чонгука. Его губы теплые, мягкие и Чимину хочется, чтобы это действительно был его первый поцелуй. Если бы возможно было забыть тех немногих, что были «до» он сделал бы это с пребольшим удовольствием. Если бы только знал, что целовать Чонгука оказывается даже приятней чем наваливаться поверх его одеяла после тяжелого дня и требовать горячий чай, возможно всё случилось бы немного раньше.       Чонгук не двигается. Он едва шевелит губами, всё еще ожидая, что Пак оттолкнет его и скривится. Но этого не происходит, так что Чон решает действовать дальше. Слегка приоткрывает рот, помещая нижнюю губу Чимина между своими, но по-прежнему не пытается задействовать язык.       «Он сейчас отскочит» — продолжает крутиться в его голове, но этого никак не происходит. Время замерло за пределами их кухни и сузилось до размера двух тел. Чонгук кладет руку Чимину на бедро, и немного не рассчитав, оказывается слишком близко к паху.       Он сейчас отскочит…       Но Пак всего лишь легко посасывает чонову губу, а потом, осмелев, несильно кусает за нее же и издает при этом такой звук, что Чонгуку кажется он готов продолжать даже если Чимин наутро возненавидит его. Это похоже на мечту. Когда старший, решая сделать еще один шаг, осторожно касается кончиком языка чужого, Чон отстраняется так резко, что парень едва не теряет равновесие.       — Блять…       Но Чимин никогда не был любителем поговорить, когда можно было просто действовать.       Каково это — целовать Чонгука? Каково это — хотеть Чонгука, Чимин? Охренительно и невероятно. Настолько, что руки Чимина вдруг перестают бездействовать и обвиваются вокруг шеи младшего, возвращая его туда, где он должен быть. В этот раз это не похоже на невинный поцелуй подростков. Сейчас в ход идет язык и хоть Чимин сам выступает инициатором, сдается слишком быстро, когда Чонгук, пережив секундный ступор, наконец дает себе волю и обхватывает Чимина за талию, придвигая ближе к краю его импровизированного сидения. Ближе к себе. Если бы он мог, то попытался бы запихнуть его под ребра.       Пак провокатор. Он сам нарвался, именно по его вине Чонгук вдруг становится голодным зверем, дорвавшимся до желанного. Все меняется слишком быстро. Чонгук касается языком зубов, и они даже несколько раз с противным щелчком сталкиваются ими, но кому до этого есть дело? Чимин пытается немного сбавить обороты и пытается отстраниться, но всё на что его хватает это неловкий чмок в по-прежнему приоткрытые губы Гука и младший снова вовлекает в это безумие. Он слишком долго этого хотел, для того, чтобы сейчас остановиться. Ему мало всего этого. Чимин прямо в его руках, отвечает на каждый из его поцелуев и даже, кажется, пытается отвоевать первенство, но хочется еще больше. Это уже точно не назовешь невинным, но всё превращается в полных хаос из бурлящих эмоций, когда Чонгук отстраняется глотнуть воздуха полной грудью и на выдохе разрушенным голосом шепчет проклятое «Чимин».       Каково это — хотеть Чонгука, Чимин?       Он вдруг понимает, почему столько времени был просто Паком. Возбуждение поднимается по бедрам оттуда, где расположилась теплая рука Гука и двигается выше, заставляя член ощутимо дернуться, а ведь всё, что они делали это целовались. Старший пытается успокоиться, пока Чонгук дышит в его скулу, возобновляя запас кислорода. Чимин не совсем уверен в том, что должен сделать в эту минуту, но ему эгоистично хочется продолжить.       Потому что хотеть Чонгука просто восхитительно. Хотеть во всех смыслах.       Так что он продолжает. Оставляет совсем невесомый поцелуй на виске Чонгука и спускается ниже по щеке до тех пор, пока снова не находит манящие губы. Только вот к чему Пак точно не был готов это к тому, что Чон вдруг разведёт его колени и буквально впечатает в себя, на этот раз точно не оставляя ни сантиметра лишнего пространства. В этот раз поцелуй даже сложно назвать таковым. Похоже мальчишку действительно намереваются съесть. Гук зубами оттягивает пухлую губу Пака, за что получает в ответ недовольный стон. Недовольный ли? Будто извиняясь лижет место укуса широким движением и ныряет в податливый рот. У Чимина наверняка едет крыша, потому что он кусает в ответ. Куда сильнее чем укусили его, но Чонгук не из тех кто будет жаловаться на боль, ко всему, Чимин может поспорить, младшему это нравится. Грубость вдруг кажется приятной, укусы заводят еще больше, но будем откровенны, с поцелуями Чонгука не сравнится ничто. Это всего лишь чужой язык сплетается с его собственным, но чувство уже получше некоторых случаев его сексуального опыта. Что будет если они зайдут дальше? Все пути назад точно оборвутся, хотя они и сейчас перечеркнуты ярким красным, потому что даже при большом желании Чонгук теперь не станет просто другом, с которым он живет. Этот парень слишком хорошо умеет свести с ума, всего лишь прикоснувшись губами, чтобы иметь возле своего имени неуместное «просто».       Чон кладет обе руки на задницу старшего, закрывая ладонями все доступные из-за положения Чимина участки, за что его награждают неожиданным вздохом. Чонгук различает в нем одобрение. Только уверен ли Пак на что именно это одобрение дает? Гук проталкивает ладони ниже, заставляя Чимина буквально сесть на свои пальцы, и старший реагирует на это по-своему. Ныряет языком глубже, заставляя Чона шире приоткрыть рот, а руками ведет вниз по спине до тех пор, пока локти не проходят линию плеч Гука. Он будто знает, что Чонгук собирался поднять его, будто мысль, что это неподходящее место для их занятия появляется в двух головах одновременно. Младший наверняка намеревался отнести его, но у Чимина другие планы. Он спрыгивает, почти разрывая поцелуй, потому что гостиная в том состоянии когда самому сложно пройти, не говоря уже о дополнительной ноше загораживающей обзор. Пак пятится назад, позволяя Чонгуку быть ведущим, и кое-как переставляя ноги шаркающими шагами, опускается поцелуями на крепкую шею. Младший стонет, когда Чимин засасывает кожу прямо у него под подбородком, пытаясь попробовать на вкус его всего, и Пак сначала думает, что он всё-таки во что-нибудь врезался. Но это всего лишь реакция Чонгука на него. Их шаги вдруг становятся шире и быстрее благодаря торопящемуся Чону и Чимин на время забывает о чужой шее, ведь сейчас всё, на что его хватает это вцепиться в футболку Чонгука, пока тот, обвив его руками, торопится добраться до спальни. Когда Чимин перестает хихикать и бояться снести что-либо на своем пути, они оказываются у двери в его комнату. Вваливаются они туда по-прежнему цепляясь друг за друга и самозабвенно целуясь. У обоих контур губ уже смазался, но ни одного это не заботит.       Они провели в этой комнате столько вечеров. Чонгук даже спал здесь не раз (всё потому что одна серия Мистера Робота — его максимум, а Пак в восторге посмотрел сезон за ночь). Но Чимин даже не представлял, что однажды они окажутся здесь, делясь слюной друг с другом.       Покрывало остается забытым когда Чимин валится поверх него и утягивает за собой Чонгука. Тут же обвивает его ногами, блокируя все пути к отступлению. Чонгук не хочет чувствовать себя говнюком, но даже в такой момент он умудряется заметить, что наволочка на подушке пахнет порошком сильнее обычного. Значит Чимин заменил постельное сегодня. Конечно он поменял белье, он ведь планировал оказаться здесь сегодня с Юнги.       Мысль отрезвляет и бесит одновременно. Это не совсем мечта, просто желание Пака отвлечься пока Чон несется в пропасть с открытыми глазами. В нем говорит ревность, когда он засасывает кожу на шее Чимина с идеальной силой для того, чтобы наутро всё еще цвела его отметка. Он лишь надеется, что Чимин никогда не забудет, кто эту отметку оставил и как дыхание участилось пока Чонгук ласкал его.       Младший запускает руку под свитер Пака, наслаждаясь тем как его живот подрагивает в ответ на невесомое прикосновение, и возобновляет поцелуй. Чимин слишком сосредотачивается на касании пальцев к своей коже, поэтому отвечает торопливо и невпопад, ожидая, что последует дальше. Чонгук распрямляет ладонь на горячей коже и двигается поглаживающими движениями по ребрам, задирая свитер выше, и останавливается аккурат на соске, надавливая на него большим пальцем. Чимин дергается, врезаясь пахом в Чонгука, и поцелуй прекращается. Чон загнанно дышит, всматриваясь в глаза напротив, и видит в них такое же желание как испытывает сам. Младший лишь надеется, что никаких сожалений на утро не будет, пока, выпрямившись настолько насколько это позволяет положение, подцепляет ткань на лопатках и тянет футболку, желая поскорее избавиться от мешающего слоя одежды. Чимин вторит ему, бросая свитер в сторону, не слишком заботясь куда он приземлится. Футболка Чонгука летит туда же, а потом он, жадно проводя взглядом по новым открытым участкам кожи и растрепавшимся волосам, со стоном наклоняется ниже.       — Я сам хочу тебя раздеть.       Оставляет дорожку из несильных укусов от подбородка по шее, плечу, а затем спускается к груди, наслаждаясь дрожащими вздохами Чимина.       Пак облизывает губы, наконец выдавливая:       — Тогда займись джинсами. Они чертовски неудобные.       Чонгук слушается тут же. Оставляет влажный поцелуй, затрудняя и так сбившееся дыхание и тянется к пуговице. Та поддается с трудом, поэтому младший снова отрывается полностью и сползает с постели. Вид, который ему открывается компенсирует отсутствие контакта с теплой кожей. Чимин не сводит с него глаз и Чонгук вдруг напоминает себе, что его ревность к Юнги совершенно дурацкая. Мину никогда не посчастливится увидеть Чимина таким как сейчас: тяжело дышащим, растрёпанным и совершенно невероятным. Хочется сфотографировать. Но Чонгук лишь негромко смеется над своими мыслями, заставляя Пака вопросительно нахмурить брови, пока стягивает его ботинки по одному вместе с носками. По-прежнему не возвращаясь на кровать, снова тянется к неподдающейся застежке, наблюдая как в нетерпении елозят бедра Чимина. Двумя руками с пуговицей справиться проще простого. Он опускает язычок молнии до упора, не отказывая себе в удовольствии слегка подразнить застывшего в ожидании старшего. Накрывает рукой вставший член, слегка сжимая его через ткань боксеров, и Чимин давится воздухом. Но вдоволь насладиться желанным прикосновением ему так и не дают. Чонгук снова переключается на его одежду, поддевает пальцами свободные в районе ремня джинсы и тянет вниз, заставляя Пака снова ожить, пытаясь помочь. Старший прав, они действительно узкие до невозможности и даже немного трещат то ли из-за нетерпеливости Чона, то ли сами по себе. Приходится их вывернуть наизнанку, чтобы снять окончательно, но это не важно. Единственное, что остается на Чимине это черные боксеры, натянутые вставшим членом, и в этой картине больше эротизма чем во всех просмотренных порно. Чонгук даже не помнит возбуждал ли его еще кто-то так же сильно как растрепанный Чимин с опухшими губами. На шее виднеется засос, а на плече тянется цепочка из красных пятен оставшихся после укусов и Чон уверен, если сегодняшняя ночь когда-нибудь сможет получить повторение он определенно вооружится камерой. Младший, опираясь на деревянный каркас кровати коленом, не отказывает себе в удовольствии попробовать на вкус кожу под пупком, прямо поверх тугой резинки белья.       — У тебя же есть смазка? — спрашивает, двигаясь выше, и шепот щекочет Чимина в районе солнечного сплетения.       — Да, нижний ящик.       Чонгук игнорирует снова лезущие в голову мысли о Юнги и что баночка лубриканта завалялась там не просто так, и несильно укусив выступающее ребро, снова отстраняется. Ящик оказывается полупустым, всё, что имеется внутри это новый пузырек смазки и несколько презервативов. Чонгук вытаскивает последних две штуки, бросая их вместе с еще запечатанным пузырьком на соседнюю подушку, и разувается, торопясь вернуться, снова ощутить под пальцами гладкую кожу. Он снимает свои штаны, с удовольствием выдерживая пристальный взгляд Пака, что слегка приподнимается на локтях, видимо, ожидая продолжения шоу. Но шоу предназначалось не ему. Сам Чонгук остается в белье, а с боксерами Пака вдруг решает расправиться. Слишком неожиданно тянет вниз по ногам и не дает времени насладиться себе полной наготой Чимина, сразу же накрывает собой, снова врезаясь в истерзанные губы. Старший жмется ближе, целует в ответ с таким же желанием как получает от Чонгука и не может перестать спрашивать себя, почему всё происходящее чувствуется так естественно. Будто Чон не впервые уже нависает над ним и языком касается его тоже уже будто в миллионный раз. Ему комфортно от каждого действия, видно всё дело в самом Чонгуке. Пак настолько погружается в свои мысли, что пропускает тот момент, когда младший отвлекается на смазку и начинает соображать, только чувствуя, как входа касается прохладный палец. Он вздрагивает от неожиданности и непривычной прохлады, никак не от боли, потому что был готов к подобному развитию событий еще со второй половины дня, растягивая себя в душе.       Чонгук добавляет второй палец почти сразу же, потому что стенки поддаются слишком легко и страха причинить боль нет. Младшему нравятся рваные вздохи, что издает Чимин, прикрыв в удовольствии глаза, позволяя подготовить себя как следует. Но Чонгук не уверен, долго ли сможет сохранять самообладание. Ему всегда думалось, будто после случившегося поцелуя он не будет столь одержим этими губами, но после каждого прикосновения к ним потребность всё в новых и новых касаниях только возрастала. Чимин похож на наркотик и Чонгук думает это единственная кличка подходящая ему. Он будто олицетворение желания. Желудок Чона сжимается, когда он, попав пальцем по простате, слышит первый робкий стон. Господи, в следующий раз ему потребуется не только камера, но и диктофон. Он стонет в ответ так же, как во сне произносит на выдохе заветное имя, но теперь размытая картинка его воображения приобретает четкие линии и дополняется незабываемым ощущением блаженства, когда Чимин впивается пальцами в кожу на спине и всё еще пытается быть не слишком громким, млея от удовольствия. Чонгуку эгоистично хочется именно с Паком испытать тот самый легендарный одновременный оргазм, но для этого стоит притормозить и перестать каждый раз попадать пальцами точно по простате, а такое кажется невозможным. Если Чонгук прекратит, Чимин в свою очередь перестанет произносить это сладкое «а-а-а» каждые несколько секунд.       Когда Чон наконец добавляет третий палец, и не удержавшись снова целует, Чимина выгибает на постели и ладони со спины съезжают ниже. Минуют резинку боксеров и сжимают задницу, одновременно давя на нее. Чимин хочет ближе и теснее, так что Чонгук дает ему это настолько насколько позволяет его по-прежнему находящаяся между двух тел рука. Он кожей живота чувствует как его касается сочащийся смазкой член и через несколько секунд влажные пятна на коже охлаждает воздух. Чимин не отказывает себе в удовольствии провести руками по всем открытым участкам чонгукового тела, позволив поцелую снова стать ленивым и неторопливым. Он не хочет кончить раньше времени, но это всё больше и больше кажется невероятным, особенно когда пальцы в нем не останавливаются ни на секунду, а тяжесть другого тела ощущается так чертовски приятно. Пак ведет рукой по теплым бокам, заставляя Чонгука улыбнуться в поцелуй, почти разъединив губы, когда становится щекотно. Сползает подрагивающими пальцами на напряжённый живот и, даже не пытаясь запретить себе подобную шалость, щипает младшего за сосок, заставляя вздрогнуть.       Всё останавливается сразу же. Пальцы внутри него вдруг исчезают, оставляя после себя чувство неудовлетворенности и лишь влажную дорожку на ягодице и бедре. Чимин наконец открывает глаза полностью, когда Чонгук оставляет в покое его рот и проводит рукой по члену несколько раз, высматривая любые изменения на чужом лице. Выражение лица Пака не меняется, всего лишь мурашки расползаются по коже аж до кончиков пальцев. Чонгук смотрит пристально и кажется если бы мог, то даже не моргал бы, чтобы ничего не пропустить. Чимину так невыносимо хорошо, что он готов прошептать «я сейчас кончу», когда Чон надавливает пальцем под уздечкой и желание, томящееся в нем столько времени, готово наконец взорваться оргазмом. Но именно в этот момент Чонгук убирает руку, и вдруг поднимая голову, тянется за презервативом. Старший лишь надеется, что его выдержки хватит еще хотя бы ненадолго, но картинка приспускающего трусы Чонгука и его длинных пальцев раскатывающих презерватив по налившемуся кровью стволу только подливает масла в огонь. Чимин устраивается поудобнее, готовясь к тому, что всё наконец произойдет. Это будет похоже на его первый раз так же, как их поцелуй на кухне? Чимин уверен, что после года просто фантазий и скрытых желаний Чонгуку захочется двигаться максимально медленно, прикасаясь к каждому миллиметру его тела как в последний раз, чтобы на его коже отбился образ Чимина.       Гук действительно медлит. Он добавляет еще смазки, выливая её на обтянутый латексом член, падает на вытянутые руки по обе стороны от Чимина, а потом вдруг почти полностью ложится сверху. Дышать становится труднее то ли от тяжести крепкого тела, то ли от того, что Чонгук снова так близко и снова весь эмоционально открытый перед ним. Младший всё еще упирается руками в матрас когда Чимин, не сдержавшись, коротко целует его снова, перемещаясь руками на гладкую кожу ягодиц. А потом это наконец-таки происходит. Чон, высвободив одну руку, направляет себя, одним коротким движением толкаясь вперед, в Чимина. Входит даже не на половину, дает обоим привыкнуть, но Паку мало. Ему непривычно и как всегда это бывает в начале немного дискомфортно, но этого недостаточно. Старший пытается приподнять бедра, но его беспардонно останавливают. Чонгук упирается в выпирающую тазовую косточку серединой ладони, удерживая Пака на месте, и пытается расмаковать этот долгожданный момент, но придерживаться такого темпа получается до тех пор, пока Чонгук не входит до упора, заставляя Чимина подавиться шипящим звуком и дрожать, облизывая губы. Выходит так же медленно и повторяет всё несколько раз, до тех пор пока Чимин не запрокидывает голову отдаваясь полностью. Именно с того момента начинается сумасшествие. Они начали так, как по законам логики должен выглядеть первый раз, но всё кажется абсурдным, когда Гук, отпустив поводья, начинает вколачиваться даже не задумываясь про возможную боль или неудобство для Чимина. Это не похоже на медленное смакование, больше смахивает на дикий секс наконец воссоединившихся возлюбленных. С одной стороны это действительно так. Чонгук влюблен. Это не просто симпатия или притяжение, он влюблён и он наконец получил то, что так желал. Не Чимина стонущего под ним, а возможность на взаимность. Шанс стать не просто другом. Но и тот факт, что они сейчас буквально одно целое, делят на двоих каждый глоток кислорода и все вспышки удовольствия.       Чонгук наконец дает больше свободы, убирая руку пригвоздившую Пака к кровати и ведёт ей по бедру, помогая закинуть ногу себе на талию. Угол меняется и Чимин чувствует как член проходится по простате особенно сильно. Комната вдруг наполняется тяжелым запахом секса, старший чувствует, как кожа под его ладонями становится влажной, а на собственном лбу начинают проступать капельки пота. Уже ранее маячивший на горизонте оргазм начинает возвращаться так же стремительно, как Чонгук выбивает из Чимина новые стоны. Больше нет ни поцелуев, ни укусов, просто дикий темп и тяжелое дыхание разбавленное вырвавшимися восклицаниями. Скрип пружин служит своеобразным саундтреком происходящего, изголовье кровати грохочет о стену, но даже если начнет сыпаться штукатурка никто не обратит на это внимание. Руки Чимина не могут задержаться в одном месте ни на секунду дольше, они трогают всё, что попадается на пути, будь то крепкое бедро прикрытое сползшим бельем, влажная поясница или напряженная грудь с возбужденными сосками. Чонгук чертовски чувствительный сейчас. Каждый раз когда Чимин касается мошонки или основания члена в ответ получает глухое рычание в свою шею и обжигающее дыхание. Низ живота горит, но Пак продолжает сдерживаться, пока младший тоже не начинает трогать его будто бы сразу везде. Ему и без того было жарко, но когда Чонгук запрокидывает ему голову рукой, снова заставляя выгнуться, и присасывается к шее с намерением оставить очередную метку, температура поднимается до критический точки, Чимин кончает. Чон чувствует как их животы пачкаются горячей спермой, но не останавливается, продолжая трахать старшего сквозь оргазм до тех пор, пока тот не начинает протестующе хныкать.       Гук вдруг выходит так резко, что Чимин едва не вскрикивает от слишком неожиданного ощущения пустоты. Чон садится на пятки, запуская пятерню в волосы и осматривает раскрасневшегося Чимина с поблескивающей кожей, опускается на белёсые разводы на его животе и лишь потом осматривает себя: он запачкан точно так же. И это ни разу не противно.       — Блять, — Чимин изо всех сил пытается вернуть себе самообладание после оргазма, но даже взгляд получается сфокусировать с трудом. — Не знаю, что это было, но Чонгук сорвавшийся с катушек это определенно твоя новая другая сторона.       Как оказалось, Чон тоже умеет меняться рядом с определенным человеком. Чимин хорошо знал своего друга. Своего временами грубого и слишком откровенного друга. Но такого Чонгука он действительно увидел впервые.       — Я не хотел, чтобы всё закончилось так быстро.       Пак не двигается. Всё так же лежит с раздвинутыми ногами, не смущаясь абсолютно, у него красные щеки, шея с расцветающими воспоминаниями об этой ночи и полный беспорядок на голове и внутри нее. Сперма стягивает кожу там, где начинает подсыхать, а тело, что всего пару секунд назад обливало потом понемногу начинает холодить. Чонгук же не может оторвать глаз. Помните он говорил о камере? Идея смотаться за ней сейчас чертовски привлекает. Он сглатывает, снова наклоняясь. Руки, которые он снова выставляет в качестве опоры начинают слегка дрожать от перенапряжения, Чимин всё еще не в силах придумать ответ награждает его мягкой улыбкой. Он получает в ответ то же самое.       — Я рад, что ты кончил, Пак, — Чонгук наклоняется непозволительно низко, снова играясь: касается губами, но поцелуем это назвать нельзя. — Но я хочу еще.       Чимин улыбается шире, пятками стягивая чоновы боксеры вниз по бедрам. Чонгук высвобождает одну ногу, как только они оказываются в районе колен, а потом второй кое-как спихивает с кровати и мешающая вещь присоединяется к остальным на полу. Покрывало под ними собралось в некоторых местах и Чонгук уверен, теперь неприятно впивается в кожу Чимина, но он не пытается ничего сделать до тех пор, пока Пак молчит. Он не идиот, он не позволит себе разрушить момент и оторваться от пылающего тела.       — Не думаю, что мне вообще когда-либо станет достаточно.       Чимин хихикает и Чонгук вдруг меняется во взгляде, давая понять, что не шутит.       — Я серьёзно, Пак, — рука младшего пролезает под голову парня и зарывается в волосы, сжимая их в кулаке, это должно быть отрезвляющим действием для парня, но всё, что делает Чимин это улыбается шире. — Мне будет мало одной ночи.       Чимин отвечает то же, чем согласился на это безумие.       — Ладно.       Выглядит, если честно, как пьяный. Глаза едва держатся открытыми и он готов отключиться, потому что время уже за полночь, а его только что одарили ошеломляющим оргазмом, так что…       — Что «ладно»? Ты понимаешь о чём я говорю?       Хватка на его затылке становится слабее, а выражение лица Чонгука более расслабленным. Будто он говорит с ребенком и пытается быть снисходительным.       — М-м-м, — почти мурлычет Чимин. — По-моему, ты только что предложил мне стать твоим парнем, а я согласился.       Чонгук осматривает довольное лицо, сам у себя спрашивая, вспомнит разнеженный старший завтра то, о чем они говорят или ему придется рыться в его памяти, заставляя признать, что это не сон.       — И ради всего святого, перестань называть меня Паком. Привыкай к тому, что я Чимин.       Теперь приходит очередь Гука растягивать губы в улыбке. Он наклоняется, награждая Чимина глубоким поцелуем, и всё еще чувствует просящееся наружу освобождение. Член оставленный без внимания по-прежнему требует разрядки, особенно когда касается теплого бедра, а потом соскальзывает в сторону, задевая мошонку Чимина и тот от неожиданности дергает ногой. Ему не больно, это не вызывает какой-то ток по телу, просто сейчас он вдруг превратился в один оголенный нерв и слишком чувствителен к любому прикосновению. Пак смеется над своей реакцией, Чонгук подхватывает. Они улыбаются в поцелуй, смакуя это новое чувство веселья в объятьях друг друга не как близких друзей, а как любовников. Чимину кажутся смешными его размышления на кухне о том, что такие отношения с Чонгуком у него могут не получиться. Им хорошо кем бы они не являлись друг для друга, но Чимин безбожно соврет если скажет, что после того, что только что испытал, хотел бы называть Чона по-прежнему другом.       Он очень хочет, чтобы Чонгук заставил его забыть о Юнги. Настолько загорается этой мыслью, что готов пойти на всё лишь бы ответить взаимностью как можно скорее. Потому что это кажется реальным. Потому что последний час младший справлялся с этим заданием на отлично. А еще… Чон Чонгук похоже тот, в кого Чимин может позволить себе влюбиться.       Ему хочется смеяться громче от этого осознания. С Чонгуком он точно не осознает в один день что поторопился, потому что, оказывается, у них была медленная и мучительная прелюдия длинною в год. Год для того, чтобы Чимин доверился человеку всецело и всего одна ночь, чтобы посмотреть на него совершенно другими глазами.       Пак не сильно толкает младшего в грудь, заставляя того снова сесть на пятки, а когда поднимается сам, хлопает замешкавшегося Гука по бедру, молчаливо прося выпрямить ноги, и садится сверху, как только тот находит удобную позицию. Из-за смены положения сперма начинает стекать с живота по направлению к паху щекочущими движениями. Член Чонгука оказывается зажатым между ними, когда Пак, найдя для себя наиболее комфортную позу, трется своим полу твердым о его и выдыхает невинное «Гуки» прямо на ухо. Чонгук закрывает глаза, потому что трение не прекращается и в этот раз он просто наслаждается, ничего не делая. Сон оживает прямо в его руках и он позволяет себе это, стонет любимое имя громче, чем сам того хотел, но плевать, у него мечта сидит обнаженной на коленях, сейчас ему позволено всё.       — Таким я снился тебе?       «Чёртов засранец» — думает Чонгук, но ответить так и не успевает. Чимин приподнимается и сам садится на член, вновь обволакивая жаром тугих стенок и тяжелым дыханием в губы.       Чонгук рад бы сорваться на прежний темп, но идея заставить Пака извиваться в нетерпении слишком сладка. Ему приходится сдерживаться снова и снова, это же не впервой, но именно данный момент того стоит. Потому что неторопливо с Чимином это так же охренительно как дикий трах.       Ночь к сожалению заканчивается быстрее, чем презервативы и смазка, оставляя их в полудреме встречать первые лучи нового дня, пробивающиеся сквозь незашторенное окно, и спорить о чертовой уборке. За стенами этой комнаты обоих ждет полный хаос состоящий из мусора и чужого удивления (Чимин уверен, на каждом шагу он будет слышать «я думал вы просто друзья») из-за их только начавшихся отношений.       Чонгук моргает всё реже, а глаза держит закрытыми всё дольше, но со сном продолжает упрямо бороться, потому что Пак по-прежнему с улыбкой пялится на него. У него не осталось сил даже на пару слов. Они оба измотанные, но Чимин все же не иначе как чудом умудряется не зевать каждые несколько секунд и даже пальцами выводить незамысловатые рисунки на широкой спине своего теперь не просто друга.       Чон открывает глаза, снова проверяя не вырубился ли Чимин, но тот непреклонен. Это напоминает тупое соревнование на звание самого выносливого, хоть никто подобную чушь даже не оглашал. Всё получилось само собой. Чонгук сглатывает слюну, что вот-вот должна была вылиться из уголка рта и наконец собирается с последними силами, чтобы заговорить.       — Засыпай уже.       Чимин закусывает губу, рукой массируя гукову шею, за что получает тихий стон одобрения.       — Мне нужно, чтобы ты уснул первый.       — Зачем? Хочешь вылизать гостиную пока я сплю?       Пальцем Пак ведет по скуле и подбородку, просто наслаждаясь моментом, едва подавляет смешок предугадывая реакцию парня прежде чем ответить.       — Нет, хочу рассказать Тэхёну.       Чонгук стонет, поворачивая голову в другую сторону, причитая, что они два придурка, а Чимин, приняв это за одобрение, тянется к по-прежнему покоящемуся на тумбочке мобильнику.       — Вы же типа в ссоре? Или что это между вами?       Чимин хмурится, сосредоточенно печатая, будто содержание не состоит из простого «Я переспал с Чонгуком».       — Поверь, такое вне ссор.       Чон снова беззвучно смеется и поворачивается обратно. Старший засовывает телефон под подушку, позволяя Чонгуку закинуть на себя руку и прижать ближе.       — Ты весь грязный и липкий, — бормочет Гук уже на грани реальности.       — Ты тоже.       — И квартира загажена.       Чимин хихикает младшему в плечо.       — О нет, кажется твой худший кошмар сбылся.       Возможно Чонгук уже спал, возможно просто не хотел напоминать, что сбылся как раз не кошмар, а один из самых желанных снов. Но через минуту, когда телефон оповещает о новом сообщении, а следом о еще одном, дыхание Чонгука размеренное и тихое, так что он не смеет тревожить его зная наверняка кто отправитель и примерное содержание. Короткие «Что?!» и требовательное «Ты должен рассказать мне, что, блять, произошло, в мельчайших подробностях!» остаются проигнорированными. Тэхён видимо уже встал, в то время, как они только только засыпают. Пак надеется, что после пробуждения не будет никаких неловкостей ни с ним, ни с Чонгуком.       Чимин хочет верить в то, что всё будет хорошо. Перестать сетовать на удачу, судьбу и высшие силы и довериться этому слепому желанию счастья. Чтобы позволить себе перестать строить воздушные замки и быть тем, кем его учили самые близкие друзья. Пак Чимином. Самим собой. Человеком, что в скором времени сможет сказать ответное «я люблю тебя» парню слюнявящему сейчас его подушку.       Даже, казалось бы, самые отвратительные вечеринки могут закончиться неожиданно и совершенно невероятно.