знаешь?

      Ты клешнями вытягиваешь из меня жизнь. Знаешь об этом?       Ты отравляешь мой организм изнутри. Знаешь?       Ты заставляешь желать смерти. Моей собственной или твоей — я ещё не разобралась.       Смотрю в твои притворно-ласковые глаза, на твою улыбку и ловлю себя на ужасающей мысли. Ты знаешь, что если ты завтра пропадешь, никто даже и не заметит? Не заметит соседская бабушка, которой мы часто помогаем, не заметят мои родители (к слову, они очень хорошо к тебе относятся), не заметит даже та девчонка, которая постоянно бегает за тобой. Все забудут о твоём существовании, стоит тебе перестать появляться в центре нашей гнилой деревушки. Все забудут, а я нет. Твоя тень повиснет на моей шее, словно якорь — жаль, что не петля, —заставляя помнить тебя, твои бездонные глаза, твои извилистые хвосты, которые обнимают и притягивают меня к тебе сейчас, твою ф а л ь ш и в у ю улыбку до самой гробовой доски. То, что я стараюсь выпутаться из западни, не значит, что я поступлю по-другому.       Прошёл ч ё р т о в год, а ты всё также превращаешь меня в не пойми что. Я стою на коленях и цепляюсь за подол твоего кимоно. Тишина разрывает барабанные перепонки, сомнения — рёбра, заполняя и делая эту комнату ещё более ненавистной для меня. Ты опускаешься рядом, берешь мои окровавленные руки в свои и успокаивающей мантрой заверяешь, что всё будет хорошо. Я неосознанно верю каждому твоему слову.       Ты осторожно вытаскиваешь из моей руки клыки убитой тобой собаки. Говорю “спасибо”, но не чувствую совершенно никакой благодарности. Ты знаешь, что больше всего в своей жизни я ненавижу собак, притворщиков и лжецов. Неожиданно для себя осознаю, что с каждым днём всё больше и больше становлюсь похожей на каждого из них.       Ты держишь мои руки, искупанные в чужой крови, и смотришь так, будто хочешь её попробовать. Я ничего не говорю, и ты молча приникаешь губами к худым пальцам. Отворачиваюсь. Мне противно. Противно от того, что это делаешь ты. Но тебе, кажется, нравится. Пусть будет так.       Я помню тебя. Снова растворяю воспоминания в сакэ под смех и пляски своих галлюцинаций. Миновало уже полтора года, я обрела смысл в своей никчёмной жизни, а мои родные люди, убитые тобой, до сих пор рядом. Они снятся в кошмарах и посыпают меня обвинениями. Они смеются мне в лицо. Они говорят, что я — никто. Ничтожество. Наверное, меня уже ничего не спасет. А ещё, я вижу тебя. В н ё м. Я вижу тебя во всех е г о действиях, словах, движениях, хоть вы и совсем, до мозга костей разные. Он вспыльчивый и агрессивный, ты — покладистый и тот, с кем бы я никогда не пошла рядом. Видишь? Вы до ужаса разные. Но даже у вас есть одно сходство — заставлять желать смерти. Моей собственной или вашей — я ещё не разобралась.       Ты снова здесь, рядом. Снова обнимаешь меня своими хвостами, которых стало вдвое больше, снова улыбаешься и говоришь, говоришь, говоришь. Ты всё ближе двигаешься, наклоняешься, совершенно не осознавая, что мы уже не принадлежим друг другу, как четыре года назад. У меня есть он и что-то напоминающее желание жить, а у тебя — пустая дорога и скорая смерть. Увы.       В моей крови алкоголь мешается с чужой плотью. Угощаю ею своего приятеля, вручаю в подарок половину хвостов, которым так нравилось меня обнимать. Приятелю нравится, он не показывает этого, но я вижу по его глазам. Приятно. Салютую ему чашечкой сакэ и отправляю в рот ещё один кусочек плоти. Я обещала, что буду помнить тебя до гробовой доски. Твоей.