Колдовское зеркало

-Манкольм. -Да, шеф. - Иди сюда. Джонни не спеша расстегнул свою дорогую ободранную куртку, снял и небрежно бросил её в сторону кресла. Неторопливо стащил бандану с головы. Манкольм пялился своими маленькими холодными серо-голубыми глазками на босса с явным недопониманием, пока тот из угла в угол бродил по комнате, стены которой до самого потолка были увешаны гитарами, а светильники напоминали клетки из пролога вторых Пиратов. - Ты знаешь, я чертовски устал от этих презентаций, фестивалей,- наконец произнес Джонни, словно в замедленной съемке плавно падая на чёрный кожаный диван. – И…. мне бы хотелось немного выпить с тобой... и поговорить кое о чем… Самым неправдоподобным образом закинув ногу на ногу, положив руки на спинку дивана и откинувшись назад, Джонни смотрел на охранника из-под полуприкрытых век. - Шеф, я не совсем вас понял. Джонни резко поднялся, и подошел к Манкольму, пронизывая его вопросительным взглядом. - Неужели? - Мы сейчас с тобой совсем одни, и я хочу немного… побаловать себя …- тихо, словно боясь, что его кто-нибудь услышит, легонько приобняв Манкольма за шею и дыша ему на ухо, загадочно прошептал Джонни. Сказать, что Манкольм охренел, было ничего не сказать. С тех тор, как не стало Джерри, шеф, оставаясь один, часто бывал угрюм и подавлен. Казалось, он никому больше не мог доверять. Возможно, что он сомневался в преданности нынешней охраны, и уже не было той непринужденной шутейной атмосферы между ним и службой безопасности, которую он так придирчиво и долго отбирал годами, не только по профессиональным качествам, но и под свой непростой характер. Все конечно догадывались, что Джерри был не только главой охраны, и даже не просто другом Джонни. Но говорить на эту тему никому не приходило в голову, тем более что это было запрещено контрактом. Манкольм видел, что за прошедшую пару недель Джонни опять накрыла ему лишь понятная ностальгия. Пару дней назад в Довиле, он украдкой смахивал слезы. Впрочем, его настроение было удачно использовано фотографом-французом, который тут же окрестил фотосессию «Человек, который плачет». Джонни снял свои синие хамелеоны и положил их на стол, где громоздились разные винтажные вещи, какие-то амулеты, разные сатанинские штучки, череп человека, книги 17-18 веков, старинная бронза, оплавленные свечи в тяжелых канделябрах. Когда Джонни снимал очки, сразу казалось, что он становится лет на 20 моложе. Неожиданно тихо, смущенно и слегка заикаясь, он проговорил: - Понимаешь… У меня давно никого не было… Потом посмотрел Манкольму прямо в глаза, невинно и пронзительно: - Трахни меня. Прямо сейчас. Я хорошо заплачу тебе… Не дожидаясь ответа, заплетающимися ногами сделал пару шагов назад и стал медленно раздеваться. Манкольм стоял как соляной столб, глядя, как Джонни, немного стесняясь, медленно и эротично снимает свои бесконечные платки, шарфы, какие-то стильные драные тряпки, всегда в избытке накрученные вокруг его шеи, кулоны, кольца, браслеты и цепочки, потом рубашку и наконец джинсы, под которыми почти никогда не бывает трусов. Почти уверенный, что ему всё это снится, охранник смотрел на происходящее, открыв рот… Манкольм был в курсе, что несет ответственность за самую офигительно большую в мире секс-драгоценность для всех истерически и безнадежно влюбленных в Джонни женщин и мужчин всех рас и возрастов. Но самому ему никогда не приходило в голову, что он может отыметь это сокровище прямо здесь, у себя на работе. Более того, Манкольм, хоть и бывал по молодости на секс-вечеринках, но как-то не вошел во вкус, и лишь пассивно зевал от скуки или тупо трахал каких-то пацанов чисто из мужской дружбы. Скорее за компанию, чем для собственного удовольствия. Просто потому, что это был обычный вид развлечений продвинутых молодых людей. И он был уверен, что этим никто и никогда больше не сможет его заинтересовать. Джонни стоял перед ним уже раздетый… Его смуглое татуированное тело светилось в полумраке как бронза, источало аромат кедровых лесов Ливана. Что-то вдруг щелкнуло в голове у Манкольма. Он посмотрел в глаза Джонни и увидел в них тот самый невероятно жаркий, таинственный и манящий темный огонь, о котором повсюду постоянно говорят и пишут уже тридцать с лишним лет. Ему начало казаться, что перед ним не взрослый мужчина, а совсем молодой парень лет 25-ти. Такого взгляда он еще никогда не видел, Джонни смотрел на него так впервые. В глазах у Манкольма вдруг потемнело и земля начала уходить из-под ног… «Этот засранец… ещё и шаман…» - всё, что успел подумать охранник, прежде чем ощутил, как горячие тонкие губы легкими касаниями стали нежно и чувственно целовать его онемевший рот. Манкольм не заметил, как его шею обвили удивительно изящные сильные руки и страстный поцелуй накрыл их обоих. - Да, детка… - прошептал Манкольм низким, дрожащим от невыносимого желания голосом, с трудом оторвавшись от поцелуев, - да, иди ко мне… я хочу тебя… давно… Они принялись безумно ласкать друг друга, попутно расстегивая униформу Манкольма. Джонни вдруг сказал: - Нет, не снимай все, я хочу быть голым, а ты в расстегнутой одежде. Манкольму вдруг стало всё равно, он почувствовал внутри себя жуткое, неподвластное никакому контролю дикое желание загнать этому самодовольному красавчику, смазливому извращенцу, этому капризному говнюку по самое горло. Чтоб стонал как сука… чтобы сделать ему больно, Чтобы просил ещё и ещё… Вместо этого Манкольм прошептал: - Только так, как ты захочешь, мое солнце… - Отлично, теперь мы станем лучше понимать друг друга… - прошептал Джонни, слегка покачивая головой и едва заметно улыбаясь усами Джека Воробья. Затем самым наглым образом разлегся на большом чёрном кожаном диване и принялся соблазнять Манкольма. Каштановые волосы падали на смуглое лицо, Джонни шаловливо улыбался, глаза цвета крепкого кофе светились кошачьими искорками и горели томным огнём… Руки его блуждали по собственному телу, лаская пенис, поглаживая плечи, боже, как маняще он сейчас провел язычком по верхней губе. Сволочь. Сука… Джонни издевался, дразнил Манкольма. А он, здоровенный мужик стоял с расстегнутыми штанами и выпирающим членом перед этим маленькими хрупким негодяем, тяжело дыша от возбуждения, дрожа от ярости… Манкольм чувствовал, что сейчас не сможет удержать себя и выебет его ко всем чертям до полусмерти. Внезапно Джонни соскользнул с дивана на вытертый антикварный ковер, какие обычно держат в студиях звукозаписи... Ловко достал из плавок огромный твердый пенис и принялся ласкать («очень профессионально» - заметил про себя Манкольм) своего нового друга. Стоя на коленях и нежно постанывая, Джонни с нескрываемым наслаждением скользил по малиновой от напряжения коже тонкими наэлектризованными пальцами, вибрирующими движениями сверху донизу и обратно водил ладонями по всему члену, иногда чуть сжимая, иногда слегка оттягивая, нежными касаниями языка облизывал пенис, уже сочащийся смазкой. Охранник стоял, почти задыхаясь и закатив глаза. От рук Джонни исходило невероятно теплое и приятно согревающее магнитное поле. Минуты не прошло, как Манкольм не выдержал. Нет, он не думал кончать. Выдержки физической ему, слава богу хватало. Но противостоять колдовству волшебника, который сейчас погружал его в поистине океанические глубины чувственных наслаждений – был сопротивляться больше не в силах. А потому решил взять всё в свои руки. Не долго думая, он схватил своего босса за плечи, грубо швырнул на диван. Джонни резко вдохнул и задержал дыхание, немного со страхом посмотрел снизу вверх на своего доминанта. Полушепотом выдохнул: – Ну, чего ты ждешь? возьми меня, не бойся… я ничего не ел несколько дней… – затем откинулся назад, удобнее устраиваясь на диване, словно собираясь заснуть, и добавил, приподняв указательный пальчик: « … Только пил!» Манкольму стало бы от этой фразы смешно в любой другой момент, но не в этот. Его сердце бешеным пульсом стучало в голове и в других важных частях тела. Он не помнил, как подмял под себя смуглое, тонкое и изумительно гибкое, словно у подростка, тело. Рыча, как дикое животное, сдавил его грудную клетку, прижимаясь сзади. - Где твои наручники? – прохрипел Джонни, - достань, я люблю в наручниках… - Чёрт, вот ты ублюдок… - рассвирепел Манкольм, нервно роясь в заднем кармане брюк, доставая наручники и дрожащими руками одевая на тонкие запястья холодные браслеты. – Там есть крючок, прицепи, – Джонни указал головой за спинку дивана. Тупо матерясь про себя, Манкольм сделал все, как просил Джонни. Теперь он был прикован к спинке дивана и стоял на коленях спиной к Манкольму, медленно покачивая чуть раздвинутыми бедрами. «Ляжки как у красивой девки» – мысленно заметил про себя охранник. Дрожащими от нетерпения пальцами он взялся за ягодицы, раздвинул их и хотел было сразу войти, но сообразил, что может порвать такую маленькую дырочку. Схватил со стола видимо уже давно приготовленную для такого случая склянку с маслом, вылив почти все себе в ладонь, начал нежно и осторожно вводить пальцы в этот смуглый развратный цветок... Одновременно он наслаждался тем, что свободной рукой ласкал мошонку и возбужденный член Джонни, иногда переходя на берда, ягодицы, спину и живот, поднимаясь всё выше, уже лаская грудь, размазывая по ней благоухающее масло, сдавливая и оттягивая маленькие твердые соски. Джонни дрожал от возбуждения, выгибался и стонал под ласками, исступленно просил войти в него. Внизу его живота сладко ныло. Манкольм коснулся членом подготовленного и разгоряченного входа в божественное тело. Прижался головкой к смуглому цветку, уперся в него, затем осторожно, в пару толчков вошёл и начал плавно и размеренно двигаться. Джонни слегка вздохнул, подняв глаза, принимая в себя огромный член. Затем сжал его своими внутренними мышцами и тоже начал двигаться, иногда резко вскрикивая, словно от ожогов, от сильных неожиданных толчков, выгибая спину глубокой волной и покачиваясь против ритма движений Манкольма, чтобы ускорить головокружительное трение. – Да, мой мальчик… да… кричи громче… я выдеру тебя как последнюю шлюху… я буду наказывать тебя… И тут случайно Манкольм осознал, что чуть подальше, за диваном – на пианино среди нот – стоит странный пожелтевший от времени кусок зеркала, и что в нем было отлично видно разгоряченное лицо Джонни … Манкольм впервые увидел то, чего раньше не замечал никогда. Увидел это лицо, которое находилось рядом с ним 24 часа в сутки, а он не понимал , насколько оно прекрасно… Эти брови, этот разрез подведенных смертельной чернотой глаз – высокие худые скулы индейца, ввалившиеся щеки, смуглые и слегка зарумянившиеся от секса – словно это были не черты лица вовсе – а настоящие лезвия, которые теперь бороздили его сознание, не оставляя в нём ни одного живого места. В какой-то момент Манкольм замедлил свой ритм и почти перестал двигаться, всматриваясь через сумрачное стекло, как раскрываются от наслаждения и боли, возбужденно дышат эти божественно очерченные лепестки губ, как горячие словно расплавленный шоколад глаза из-под спадающих темных волос распутно и шкодливо поглядывают на него украдкой. Охраннику показалось вдруг, что он дышит горным воздухом и находится среди бескрайних полей бархатно-алых и малиновых роз, где-то далеко, на юге восточной Европы, в Прикарпатье… - Ну? Чего остановился? - Джонни неподвижным и не очень довольным взглядом смотрел прямо в глаза Манкольма через зеркало. Но Манкольм казалось, потерял дар речи. - Отдохнешь? Тогда отвяжи меня. И принеси вина. Я хочу пить… Манкольм понимал, что его заглючило ко всем чертям. Немного собравшись, он подтянул штаны и удалился, невнятно бормоча себе под нос: «Какой сорт вина предпочитает мессир в это время дня? Или ночи, черт его знает…» Зная любовь Джонни к литературе, и в частности к русской классике, персонал имел возможность льстить своему боссу лишь таким странным образом. «Выбери на свой вкус. Сегодня ты мой господин» - промурчал вдогонку Джонни, сосредоточенно потирая следы на запястьях, доставая табак и сворачивая папироску. Ошалевший Манкольм принес водки вместо вина. Джонни сделал глоток и поставил рюмку. - нет, слишком горькая… - Давай лучше продолжим, - предложил Джонни, доставая из-под подушки плетеный кожаный кнут. Манкольм не знал, что и сказать… В горле у него пересохло. Он налил себе полный стакан водки и залпом выпил, чтобы решительно ответить, что не будет этого делать, но Джонни снова посмотрел на него таким невинными и таким умоляющим взглядом: - Пожалуйста! Я прошу тебя! …я заплачу тебе ещё 10 тысяч долларов... …Ударь меня несколько раз, а потом отымей, как хочешь. - Святое дерьмо… Да ты чертов извращенец… - только и смог пролепетать громадный мужик, принимая кнут из рук Джонни и багровея от возмущения. Джонни в это время опять повернулся к нему спиной и наклонился, упираясь ладонями в диван, широко расставив ноги. «О нет, дьявол, этот парень умеет соблазнять, не зря он получает свои… гонорары…» - пронеслось в голове Манкольма, и мощная эрекция снова дала о себе знать. Забыв про всё на свете, он резко рассек воздух кнутом и полоснул по спине. «Да, мой господин, благодарю вас…» – едва слышно и нежно прошептал Джонни. У Манкольма снова потемнело в глазах, он перестал себя контролировать. Неожиданно для себя он осознал, что ему приятно сечь это безумно красивое тело, и какая-то звериная жестокость все отчетливее просыпалась в нем с каждым ударом. Он не понимал, где он, кто он, кого и зачем он бьет, просто ощущал наслаждение от стонов жертвы и чувствовал, что его член сейчас взорвется от оргазма. -Ты чертов манипулятор – в ярости рыкнул Манкольм и бросил кнут. Схватил Джонни и уже без особых прелюдий мгновенно и грубо овладел им. Джонни почти пополам согнулся от ужасной боли, но сдержался и не закричал. Только слеза скатилась по щеке, но Манкольм ничего уже не видел и не слышал, насилуя бесцеремонно и жестоко, задыхаясь и хрипя в такт резким ударам о ягодицы и бедра своей жертвы: - Ты ! Сейчас… Получишь! Все! что… Ты хочешь!.. - Секс-символ гребаный… - Ебать от тебя бабы прутся… - Да ты никто… Ты просто мальчик для битья, ты понял? - Чертова элитная шлюха !!! Джонни стиснул зубы, лишь изредка продолжая благодарить своего мучителя, в то же время судорожно пытаясь освободиться от его мускулистых рук. Ему было очень больно. Но Манкольм твердо удерживал его за живот, другой рукой вцепившись в каштановые волосы. Джонни был склонен к мазохизму и всегда искал кого-нибудь, кто мог бы заботиться о нем и в то же время жестко доминировать - проще говоря, искал садиста. В силу определённых событий в его жизни, случившихся в далёкой молодости, ему нравилось быть жертвой, а жертве всегда нужен палач. Сначала он добивался, чтобы его жестоко истязали, а потом сквозь слезы умолял о пощаде. В такие моменты его сознание плыло как в тумане, а желание ощущать себя молодым, желанным, избранным и недосягаемым для простых смертных брало верх над любым здравым смыслом и становилось культовым абсурдом… Наконец Манкольм громко прерывисто задышал, затем задержал дыхание, схватив Джонни одной рукой за горло, а другой сжимая его горячий пульсирующий член. С силой прижался к мокрому дрожащему телу и с диким воплем наполнил его горячей спермой. В тот же момент Джонни выгнулся, зажмурился, глухо застонал и кончил - фантастически ярко, одновременно чувствуя внутри себя долгую волнообразную пульсацию оргазма своего господина на одну ночь. Но кто знает, может быть на две и более? Обессиленный и едва живой, он выскользнул из рук Манкольма на пол и прошептал полулежа с закрытыми глазами: - Да, это было… отлично просто… - ты супер … я глубоко благодарен тебе… если ты… понял, о чем я сейчас… и твой член такой большой… просто вау…. Мне понравилось. А тебе? - Джонни открыл глаза, нежно взглянул на Манкольма и немного виновато улыбнулся… Манкольм решительно ничего не нашел, что сказать в ответ, кроме как «Отъебись». Несмотря на ярчайшее физическое наслаждение и несравнимое ни с чем эстетическое удовольствие в качестве бонуса, охранник чувствовал, что отымели именно его… Это было парадоксально. Физически он мог сделать с этим волшебным красавцем всё, что пожелает. Но теперь Манкольм убедился, что Джонни способен вить веревки практически из кого угодно. И что в этом всегда собственно и заключался секрет его ошеломляющего успеха у публики и довольно скорого продвижения в Голливуде. Теперь Манкольм понимал, что провалившись однажды в бездонный омут этих колдовских глаз - любой, даже самый уравновешенный человек будет готов на самое страшное безумие, будет готов сделать все, что прикажет Джонни … и также понимал, что только что подвергся манипуляции, граничащей с самым циничным психологическим насилием. От этой мысли ему стало как-то не по себе. Но самый ужас был в том, что он ещё ни разу и ни с кем не чувствовал себя так легко, естественно и свободно. Словно он был вовсе не человеком, а огромным ревущим оленем в состоянии гона, без единого сомнения в своей дикой природной мощи. - Знаешь, я так скучал… по Джерри. И по Оскару Уальду... – Джонни вдруг весьма странно усмехнулся… Эти люди, эти все люди, которые уже умерли… Но ты … ты мне тоже нравишься. Джонни встал, похлопал Манкольма по плечу, и слегка покачиваясь, отправился за красным вином. Они снова выпили и молча закурили. Джонни прилег Манкольму на грудь и потерся, словно кошак, который хочет, чтобы его взяли к себе, в теплый и уютный дом. Дом Джонни в Лос-Анджелесе был довольно экзотический и всегда производил должное впечатление на гостей, людей как правило с утонченным вкусом. Но у хозяина никогда не было ощущения, что это все принадлежит ему. Джонни почему-то всегда казалось, что в один прекрасный день это всё может исчезнуть. Он поделился своими опасениями с Манкольмом. - Не переживай, босс, на наш век хватит. – тупо глядя в одну точку, на автопилоте ответил охранник. - Окей. - Джонни встал и накинул на плечи покрывало с какими-то индейскими рисунками. – я в душ. Доброй ночи. Манкольм посмотрел на удаляющуюся хрупкую и такую беззащитную фигурку, в глазах и в носу почему-то защипало. «Господи, как же он одинок теперь…» - подумал Манкольм. Джонни долго стоял под струями теплой воды, подняв лицо, с закрытыми глазами, чем-то напоминая кота, стараясь смыть самые гнусные воспоминания, всю ту мерзость и грязь, в которой ему приходилось купаться чуть ли не ежедневно. Потом он решил ещё немножко глотнуть вина и посидеть в теплом длинном халате на террасе, прислушиваясь к шепоту сладко благоухающих магнолий и таинственному хору звенящих цикад, глядя на чёрно-синее ночное небо. Сейчас ночь была лунной, и можно было видеть то, что пишешь, при желании даже без лампы. В такие часы музыка незаметно начинала играть в голове, а слова песен сами приходили на ум, и оставалось их только записывать. *** Манкольм так и не смог уснуть в эту ночь. Он почти до 4 утра простоял у раскрытого окна, стеклянными глазами гладя на огромное полнолуние, окруженное странным кровавым венцом. Он размышлял о том, что если б на Джонни вдруг произошло покушение, то он, охранник, который работает за вполне приличный кусок хлеба, закрыл бы его собой от пули и ножа не потому, что получает за это деньги, а потому что это Джонни… Под утро Манкольм заглянул на террасу и обнаружил там босса, который спал, свернувшись калачиком в большом плетеном кресле. Рядом валялись исписанные листки, пустая бутылка и много пепла от папирос. Манкольм осторожно взял его на руки, стараясь не нашуметь и не споткнуться, отнес в постель и заботливо укрыл одеялом. Он уже хотел было выйти из спальни, но вдруг почему-то вернулся и нежно поцеловал свое сокровище в макушку. В ответ Джонни поежился и сладко улыбнулся во сне.