Одиночество

I. Свой последний разговор с отцом Илья помнил очень живо. Ему тогда было шестнадцать. Через два года он впервые убьёт человека, но в шестнадцать он ещё был ребёнком, выросшим в обеспеченной семье, в окружении такой же золотой молодёжи. А в пятнадцать Илью и его друзей начала привлекать загадочность, которую таили в себе представительницы противоположного пола, или по крайней мере девочки-ровесницы. Это был тёплый летний московский день, раскинувшееся над головой небо, нереально-синее, украшенное редким кружевом тонких облаков, было словно вратами в Рай. Илья ещё не знал, но привычный мир уже качнулся под его ногами. Пройдёт всего лишь месяц, и он вместе со своими состоятельными друзьями окажется в приюте и без гроша в кармане. Однако пока что Илья мог думать только об утренней размолвке, из-за которой Пётр толкнул Василия в пруд. — Отец? Тот обернулся. Он сидел за столом, в последнее время его всё чаще и чаще можно было застать тут, сгорбившегося над бумагами и бесконечно пишущего письма, или выбегающим из дома на очередное собрание, которые так беспокоили мать и вызывали недоумение у самого Ильи. Отец был высоким, почти гигантом, с широкими, по-медвежьи мощными плечами и густой тёмно-русой бородой, а вот бабушки и мать Ильи были светловолосыми, и сам Илья во всём, кроме голубого цвета глаз, походил на свою элегантную красавицу-мать. Отец в последнее время вёл себя очень тихо и выглядел уставшим, щёки ввалились, глаза запали. И всё же он улыбался, потому что, хоть и был неловок в присутствии детей, даже своих, хотел быть мягким. — Что, Илья? — Можно задать тебе вопрос? — Сын, во всём нужна точность, — сухо заметил отец. — Спрашивая, можно ли задать вопрос, ты уже его задаёшь, и получается совершенная бессмыслица. Отец Ильи был академиком, философом и каким-то образом, несмотря на принадлежность к интеллигенции, от которой несколько десятилетий назад избавлялись, смог при Сталине занять в партии довольно высокий пост, который и обеспечил всей семье комфортную жизнь в Москве. Истинная же причина ещё на четыре года останется для Ильи тайной. — Спрашивай, — чуть насмешливо подтолкнул отец, и Илья несмело шагнул в кабинет. Комната целиком и полностью принадлежала отцу, было заметно, что женская рука не касалась ничего в кабинете: только тяжёлая мебель и тщательно отобранные книги, множество книг, одобренных партией. Другие книги были спрятаны под полом, об этом Илья узнает только через два дня, когда придут мужчины в тяжёлых ботинках и обыщут кабинет отца. Сейчас на столе из красного дерева лежали сложенные письма, ручки, исписанные и нет. У самого отцовского локтя валялся карандаш, сточенный до маленького огрызка. Илья вздохнул. — Что значит «влюбиться»? Отец приподнял бровь, а потом начал смеяться, искренне, радостно и немного насмешливо, заставляя Илью буквально замереть на месте от смеси любопытства и жгучего смущения. Больше года Илья не слышал, чтобы отец вот так смеялся, со дня смерти Сталина. И в конце концов Илья решился неуверенно улыбнуться в ответ, дожидаясь, когда отцовский смех превратится в покашливания и отец утрёт выступившие на глазах слёзы и широко улыбнётся. — А почему ты спрашиваешь? Тогда Илья рассказал отцу о ссоре. Пётр заявил, что влюблён в сестру Василия, Софью. Василий нахмурился, и между ними завязался спор о том, что же такое влюблённость, из-за которого Василий в итоге и оказался в пруду, правда тут Илья поспешно добавил, чтобы ни у кого из друзей не возникло потом проблем, что никто не пострадал, а Пётр даже неуклюже извинялся. — Ох уж это детство, — лукаво протянул отец, взгляд его при этом стал очень задумчивым и отстранённым. — В Восточной Азии люди верят в так называемую красную нить судьбы. Китайцы говорят: yīn yuán hóng xiàn, — отец произнёс это очень легко, потому что в совершенстве знал несколько восточных языков, которые были необходимы для его работы в партии. — Они полагают, что двух людей связывает невидимая красная нить, созданная Богами. Тех людей, которым суждено встретиться. И полюбить друг друга. Илья на несколько мгновений задумался. — Если эта нить невидимая, — заметил он наконец, — то откуда люди знают, что она красная? Отец опять рассмеялся, услышав вопрос. А Илья решил, что ему это нравится. Заставить отца смеяться получалось всё легче. Может, стоит попробовать и маму развеселить, которая с каждым днём становится всё более задумчивой и всё реже улыбается, так что это даже пугает. — Ох, сынок, — вздохнул отец, когда отсмеялся. — Ты свет моей жизни. Да, нить, хоть её никто и не видит, красная. В восточной Азии этот цвет обозначает счастье. Понимаешь? Не то чтобы Илья действительно понял, но пожал плечами. — Значит, вы с мамой тоже связаны такой красной нитью? — Может быть, — отец был не против продолжить разговор, хоть и глянул на часы. — И ты тоже связан с той, которую однажды встретишь и на которой женишься. — Не все встречают тех, кто им предназначен, да? — Тот, кто предназначен судьбой, не всегда лучший выбор для тебя. Судьба может быть так же жестока, как и добра. — А почему именно нить? — недоумённо продолжил Илья. — Нити путаются и рвутся. Ими даже порезаться можно, — это Илья добавил, вспомнив, как сам в прошлом году порезался натянутой ниткой, когда помогал Петру со сложным школьным проектом. Ранка была небольшая, но болела сильно. — Потому что иногда любовь приносит радость, а иногда причиняет самую сильную на свете боль, — отец криво усмехнулся. — Иногда от любви задыхаешься, так она душит. Но иногда она – самое прекрасное, что есть в этой жизни. То, ради чего стоит жить. — Тогда я не хочу влюбляться, — твёрдо решил Илья. — Не думаю, что мне это всё понравится. — У тебя не будет выбора, когда в твоей жизни появится любовь, — отец негромко усмехнулся. — Потому и говорят о нитях судьбы. Судьба иногда жестока, иногда добра. Но всегда безжалостна. II. Илья был взволнован, когда узнал, что за ним прислали из Первого Главного Управления. За всё время пути до Ясенева молчаливый бледный мужчина в чёрном шерстяном пальто, водитель чёрной Волги, подъехавшей к самому подъезду московской квартиры Ильи, не произнёс ни слова. После неприметного, никак не обозначенного въезда они проехали мимо знака «Не входить» и оказались на узкой дороге, засаженной тёмными деревьями. Первый пост охраны выглядел, словно в насмешку, совершенно неопасно: небольшие деревянные ворота, яркие фонари среди деревьев, как будто совсем запущенных и разросшихся. Машина остановилась, через пару секунд ворота открылись. Путь продолжился. По внешнему виду никак нельзя было догадаться, что за здания они проезжали, хотя недавно им встретился знак «Научный исследовательский центр». Илья удивился тому, что совсем не боится. Бояться КГБ должны все, даже спецназ. А Илье казалось, что он больше не понимал, что такое страх. Тренировки спецназовцев были очень жёсткими, а будущих бойцов Альфы гоняли чуть ли не до смерти. Сержант говорил Илье, что это самый эффективный метод подготовки. Недостойные либо уходили, либо умирали. Пётр умер, навеки замёрз в сибирских заснеженных лесах. Илья прошёл через все эти тренировки, был лучшим. Пока водитель из КГБ показывал дорогу к одному из высоких домов, Илья подумал, что, наверное, отсутствие страха делало его меньшим человеком. В таком случае здесь он должен чувствовать себя как дома. Окружённый такими же далёкими от приличий монстрами, как и он сам. Его торопливо провели по нескольким этажам, а потом подтолкнули в кабинет. Комната была в беспорядке, повсюду валялись бумаги, книги, на стенах висели большие карты Европы и Америки. Из-за стола посреди этого хаоса поднялся грузный мужчина: широкоплечий, высокий, хотя и не такой высокий, как лёгкий на подъём Илья. Хмурые, угловатые черты лица казались смутно знакомыми. Илья пожал ему руку. — Илья Курякин, — коротко поприветствовал неизвестный. Илья медленно кивнул, и тот, посчитав, что обмен любезностями состоялся, вернулся к столу, чтобы вновь тяжело опуститься на стул. Илья подошёл ближе и сложил руки за спиной, встав свободно. Ведь присесть ему никто не предложил. — Не узнаёшь меня? — спросил наконец мужчина. — Нет. — Олег. — Похоже, хозяин кабинета представился. — Я кузен твоего отца. Моргнув, Илья вспомнил человека из КГБ. — Но… — начал было он неуверенно. Олег фыркнул. — Даже КГБ здорово перетряхнуло со всеми этими антисталинскими настроениями. — Мой отец всё ещё… — Лучше считать, что твой отец умер, — жёстко перебил его Олег. — И так было сложно добиться твоего допуска к подготовке в спецназ. Всего два года, а командир отзывается о тебе исключительно положительно. И вот мы здесь. — Здесь, — машинально повторил Илья, сжимая кулаки. Мысли беспорядочно скакали в голове. Олег опустил голову, но потом опять взглянул на него, чуть хмурясь. — Я не смог спасти твоего отца от лагерей, — сказал в конце концов Олег, и Илья вздрогнул. — Как не смог предотвратить того, что сделали с твоей матерью. Но с тобой можно было поработать. Илья молчал. Теперь он начинал понимать. И должность отца в сталинском правительстве, полученную несмотря на учёную степень по философии. Его нынешнее положение. И чёрную полосу, которая сменила белую. — В КГБ собрались самые искушённые в мирской софистике члены правительства. Потому мы и выстояли, — ровным тоном продолжил Олег, когда понял, что Илья не собирается ничего говорить. — И мы прекрасно понимаем, что такое одолжение и как полезен может быть чей-нибудь долг. Это достаточно ясно? Илья кивнул, почувствовав неожиданную надежду. Возможно, это был выход. Шанс помочь отцу. Очистить своё имя. Сделка с дьяволом. Но это всё же лучше, чем ничего. — Да. — И импульсивно добавил: — Спасибо. За всё. Пройдёт ещё четыре года, умрёт отец, и только тогда Илья поймёт, что в предложении Олега не было ни капли альтруизма. Сделка действительно заключалась с дьяволом и выгодна была только ему. Весь договор — лишь дым и пепел, но всё же он сжигал до костей. Он станет первым уроком доверия для Ильи и, как и все уроки от КГБ, очень жестоким. III. Илья был единственным агентом КГБ в А.Н.К.Л., организация в основном состояла из бывших членов МИ-6 и ЦРУ. Ещё был француз, который не говорил, где раньше служил, и пара ветеранов САС[1] А ещё, как ни странно, был Яир, который вместе с Ильёй и Наполеоном находился в агентстве на условиях «постоянного пользования». Яир был из Моссада. Яир был худым и невысоким, чуть выше Габи, и выглядел так, будто всё детство провёл на улице. Волосы он стриг очень коротко, почти налысо, тёмные глаза всегда были прищурены, кожа — тёмная. Он никогда не улыбался и носил только чёрное, лишь иногда разбавляя цвет серой футболкой. Яир единственный из агентов А.Н.К.Л. работал один и почти никогда ни с кем не говорил. Странно, но они с Ильёй неплохо поладили. До сих пор Илье не доводилось встречать израильских разведчиков, а Яир ни разу не общался с кем-нибудь из КГБ в «дружеском контексте». Один раз они вместе выпили кофе, а ещё как-то сходили на бейсбольный матч. Оба просидели молча всю игру, совершенно озадаченные. Это нельзя было назвать дружбой, как пытался объяснить Илья Наполеону по пути в Алжир. — Он мой коллега. — Я почти уверен, что Яир из Кесарии, — задумался Наполеон. — Ты знаешь, что у него нет напарника? — Ценность напарников сильно преувеличена, — Илья специально сказал так, чтобы посмотреть, как Габи закатит глаза. Наполеон сделал вид, что разочарованно вздохнул, а Илья с преувеличенным вниманием углубился в свои заметки. Члены ОАС[2] что-то украли… — Ты с ним ходил на бейсбол, — немного обиженно заметил Наполеон. — А мне отказал, когда я предложил то же самое. — Ты любишь бейсбол? — Нет. — В чём проблема? — Но ты пошёл с Яиром, — повторил Наполеон. Илья пожал плечами. — Мы с ним раньше не видели бейсбола. Хотели понять, почему он так нравится американцам. Я до сих пор не понял. — Ну ладно, хорошо… — Кроме того, — перебил его Илья, — Яир не любит разговаривать. Я тоже. В этом мы похожи. — Звучит до жути угнетающе, — заявил Наполеон, а Габи бросила в него журналом. — Мне кажется, это замечательно, что Илья решил лучше привыкнуть к обстановке, — с нажимом заметила Габи, — раз уж нам всем придётся работать вместе. Наполеон положил журнал на колени. — Ладно, Габи, не надо говорить с нами как с провинившимися детьми. Это угнетает меня ещё больше. — Ты этого заслуживаешь. — Наше задание, — Илья перевернул страницу, — довольно бестолковое. Украденная вещь вот у этого человека, так? И его семья живёт в Париже, верно? Находим их и… — И что? — Наполеон моргнул. — Предлагаем обмен? — Предлагаем. А потом посылаем палец или два каждую неделю. — Нет уж! — поморщилась Габи. — А как ты себе представляла операции под прикрытием? — насмешливо поинтересовался Илья. — Быстрые тачки и дорогие шмотки? — Или мы можем следовать плану, который предложил Уэверли? — задумчиво нахмурился Наполеон. — Уэверли из МИ-5. Ты работал в ЦРУ. МИ-5, МИ-6, ЦРУ, — вы все малоэффективны. — Наполеон смотрел на Илью со странным выражением на лице, и тот не выдержал: — Что? — Давай просто… Для начала попробуем план Уэверли, хорошо? — дипломатично предложил Наполеон, хоть и прищурился немного. Значит, Наполеон Соло предпочитает цепляться за прежние границы, установленные ЦРУ. Это расстраивало. Илья скривил губы и собрался было уже высказаться не слишком уважительно. — На этом задании командую я, — перебила его Габи. — Так что сначала делаем по-моему. Ясно? Никого пока не надо похищать. — Неэффективно. — Дело не в эффективности или опасности, — Наполеон улыбнулся, включая своё очарование на полную, хотя Илья смотрел на него, специально не отводя взгляда. — Дело в стиле. — Смешно, — пробормотал Илья, и Наполеон только удовлетворённо усмехнулся, откидываясь на спинку стула. Илья раздражённо посмотрел в сторону, в окно. Совершенно нелогично, но на секунду ему показалось, что Наполеон сократит разделявшее их расстояние и попытается его поцеловать, хоть они и не были наедине. Разумеется, Илья оттолкнул бы его. Это не конспиративная квартира в Токио, они не одни, и в крови не бурлил адреналин. Из-за нерациональности разочарование становилось только сильнее. Несколько часов спустя, уже на выходе из самолёта, когда Габи стояла на трапе к ним спиной, Илью неожиданно дёрнули за руку и втащили обратно в салон. — Что? — он резко развернулся, но тут же застыл, потому что Наполеон широко усмехнулся и поцеловал его, игриво чуть касаясь губ языком, чтобы получилось в меру похотливо. — Наполеон, — прошипел Илья. — Весь полёт мечтал это сделать, — Наполеон вновь широко усмехнулся, увидев, как Илья начал краснеть. — Не смеши меня. — Пусть хоть кто-нибудь попробует поцеловать тебя и не выставить себя при этом идиотом, — возразил Наполеон, но в ответ на тихое рычание Ильи только ухмыльнулся. В конце концов, спускаясь по трапу, Илья решил, что Наполеон чересчур раздражал, бесил и вообще был слишком самодовольным для его же блага и… И это действительно было просто смешно, всё, что с ними происходило. Несмотря на инстинкты, зная, кто такой Наполеон и насколько он неугомонный, Илья ничего не мог поделать: Наполеон привлекал его, будто притягивал на свою орбиту. Словно перемещал пространство по собственному желанию. Или это они притягивали друг друга, эдакое необъяснимое взаимопритяжение. Если это так, подумал Илья, когда Наполеон заговорщически подмигнул ему и побежал догонять Габи, тогда судьба не просто жестока или добра, а ещё и обладает отвратительным, чересчур человеческим чувством юмора. IV. Спустя несколько месяцев после исчезновения Наполеона Илья вновь пришёл на бейсбол с Яиром. Он смотрел на подачу, совершенно не замечая её, мыслями Илья был очень далеко. И всё ещё злился, холодная ярость будто заполняла его целиком. Сложно было бы не чувствовать себя преданным, а потому Илья даже не пытался. Он и с прощением был не слишком знаком, ни по отношению к себе, ни к другим. Так что прощать он тоже не пытался. Вместо этого Илья в основном ревновал. Ревновал ко всем тем безликим мужчинам и женщинам, с которыми Наполеон мог флиртовать, которых мог целовать или трахать. Ревновал даже к дороге, потому что, кажется, только дорогу Наполеон мог бы по-настоящему полюбить. Ревновал оттого, что Наполеон выглядел гораздо счастливее в одиночестве. Ревность ворочалась в его душе словно зазубренный нож, и только Илья знал, как именно провернуть рукоять. Наверное, именно так должно ощущаться подступающее безумие — тысячами сводящих с ума порезов. — Если хочешь, — голос Яира неожиданно ворвался в размышления Ильи, — я, наверное, смогу его найти. Илья резко вскинул голову и внимательно посмотрел на Яира, но тот продолжал со скучающим выражением лица наблюдать за игрой. — И оказаться в должниках у Моссада? — он произнёс это очень тихо, только Яир мог бы услышать. — Может быть, мы и не друзья. Но я хотел бы думать, что наши отношения ближе именно к дружбе. — Бессмысленно, — отказался наконец Илья. Да и что бы он сказал, найдя Наполеона? Умолять и просить не станет, а слов, которые могли бы заставить Наполеона передумать, Илья так и не нашёл. — Я думаю, он сам вернётся в А.Н.К.Л., — добавил Илья. — Странно было бы по-тихому отойти от дел. — Эх, ты всё же ещё слишком молод. — Илья вскинулся было, собираясь возразить, но Яир коротко глянул на него. — Тебе стоит убить его. Станешь более эффективным агентом. Резкое утверждение всколыхнуло гнев и удивление. — В этом нет необходимости, — резко ответил Илья. Убить Наполеона? Он бы не смог. Пока не смог. Яир пожал плечами, хотя разговор его, кажется, повеселил. — Так, значит, даже агент КГБ может «влюбиться». — Все могут, — ответил Илья, настороженно задумавшись, не издеваются ли над ним. Настроения для этого совершенно не было. — Люди могут, — поправил его Яир. — Монстры не любят. Мы чувствуем что-то, что сами можем посчитать любовью, если захотим себя обмануть. Иногда это выглядит настолько похоже, что способно обмануть кого угодно. Люди с разбитыми сердцами обычно плачут, жалуются друзьям и слушают грустные песни. А мы? Мы рассуждаем об убийстве. О том, насколько оно «необходимо», — Яир чуть наклонил голову набок. — Когда я предложил, уверен, что ты подумал «Пока что нет». Верно? Илья нахмурился в ответ, но Яир даже не думал на него смотреть. — Ну и что? — На памяти Ильи Яир впервые был так многословен. Пожалуй, за все их предыдущие разговоры вместе взятые он не сказал больше. — Этот Наполеон, — задумчиво произнёс наконец Яир. — Мне кажется, он монстр, который пытается научиться снова быть человеком. Слышал, он не хотел поступать на службу в ЦРУ. — Не все из нас приходят в эту жизнь добровольно. Тут Яир бросил на Илью короткий взгляд, потом кивнул и больше до самого конца матча не произнёс ни слова. На миг Илья представил невидимую ни для кого тонкую красную нить, исчезающую, петляя, вдалеке, стиснул зубы и закрыл глаза. V. Фотографии. Те самые фотографии. Да над ним издевались. VI. Раз разговор наш коснулся до наших чувств, скажу прямо: простить я вас никогда не могла. Как не было у меня ничего дороже вас на свете в ту пору, так и потом не было. Оттого-то и простить мне вас нельзя. Ну да что вспоминать, мертвых с погоста не носят. Надежда Николаю Алексеевичу. «Тёмные аллеи» И.Бунин. VII. И в конце ничего, даже утешения. VIII. Номером Один в Третьем отделе была бывший агент МИ-5, маленькая, ширококостная женщина с самым, наверное, бесхитростным лицом из всех, какие доводилось встречать Илье; в чём-то, пожалуй, она идеально подходила для шпионажа: круглолицая, совершенно обычная, открытая и незапоминающаяся. Элла Мастерс была одной из лучших среди оперативников МИ-5, занимавшихся работой под прикрытием. Об этом Илье рассказал Уэверли, когда впервые их познакомил. Так Элла смогла подняться до высот разведки в А.Н.К.Л. С помощью Яира Илья занимался разработкой шпионской сети для А.Н.К.Л., которая стала бы аналогом широко известных моссадовских помощников. Никак иначе подойти к решению вопроса не получалось, и Илью раздражало, что никто даже не подумал о подобной сети, пока он не добрался до руководства Второго Отдела. Большие агентства вроде КГБ могли себе позволить обходиться без сетей осведомителей, кто-то вроде Моссад сильно зависел от них. Просто удивительно, что в А.Н.К.Л. до сих пор справлялись сами по себе. С другой стороны, они пытались компенсировать это, привлекая к работе исключительно талантливых агентов. Набирающую обороты сеть осведомителей А.Н.К.Л. Илья оставил в руках Эллы, и впервые агентство смогло не полагаться на услуги трейдеров. Так что Илья небеспричинно испытал чувство гордости, когда Элла сообщила ему о том, что кто-то очень хочет встретиться с ним лично. С ним и с Габи. Элла, как обычно, опоздала, протиснулась в небольшой кабинет Ильи с заклеенным конвертом в руках. Габи как раз рассказывала, как прошла её поездка в Боснию, но, увидев Эллу, с улыбкой поднялась ей навстречу. Все трое пожали друг другу руки. Илья — безразлично, а Габи — с энтузиазмом, потому что все женщины-оперативники в А.Н.К.Л. дружили, состояли в одном клубе. Элла с благодарностью расположилась в кресле перед столом Ильи. Она выглядела взволнованной и, судя по тому, как она раскраснелась, явно торопилась, поднимаясь с того этажа, где обычно обитали оперативники Третьего Отдела, среди бесконечных перегородок, новейшего оборудования и людей, прислушивающихся к сердцебиению мира. — Два месяца назад, — Элла сказала безо всяких вступлений, — мы начали выборочно прочёсывать счета Швейцарии и Каймановых островов, которые подозревали в связи с T.H.R.U.S.H., и обнаружили кое-что интересное. Это… у меня просто нет слов, чтобы описать, это чёртов дворец, серьёзно, для королевы подошёл бы. На постройку они потратили двадцать чёртовых миллионов, — простое происхождение Эллы и не самое лучшее воспитание напоминали о себе всякий раз, когда она волновалась, во всяком случае без свидетелей. — Так где это? — спросил Илья. — Мы не знаем. — Что? — удивлённо воскликнула Габи. — Но у вас есть записи всех переводов! — Всё проведено просто мастерски, — возразила Элла. — Но у меня всё же есть зацепка. Как ни странно, её подкинул Моссад. — Яир? — Илья действительно удивился. Яир никогда не соглашался делиться ресурсами Моссада, по крайней мере в открытую. Даже его куратор из А.Н.К.Л. не знал всего, что Яир делал на заданиях. — Да. А ещё он просил передать это лично тебе, — Элла протянула ему конверт. — Похоже, если тебе нужны подробности, придётся самому поговорить с ним. Это всё, что у меня есть, — Эллу заметно расстраивало такое недоверие со стороны Яира. — Почему тогда он не пришёл, чтобы поговорить с Ильёй лично? — спросила Габи. — Он не любит разговаривать, — задумчиво ответил Илья. — Спасибо, Элла. Когда Элла ушла, Илья медленно открыл конверт, легко скользнув пальцами вдоль клапана. Он начал догадываться, что там найдёт, и подозревал, что это ему очень не понравится. На спине выступил холодный пот, Илья едва дышал, когда наконец перевернул конверт и вытряхнул содержимое на стол. Внутри оказались три фотографии. На первой был немного размытый пейзаж с каким-то большим… дворцом, да, пожалуй, это будет самое подходящее название. Большое белое здание, площадка перед ним, большой, тщательно ухоженный сад. Немного в итальянском стиле, чересчур роскошный, напоминал летнюю резиденцию кого-нибудь королевских кровей. Дворец располагался посреди казавшихся бесконечными лесов, которые резко обрывались у высоких белоснежных скал. На второй фотографии был изображён сад, засыпанные листвой дорожки. Не было видно никого, даже охранников. Место казалось заброшенным, несмотря на очевидные новые детали: краска казалась совсем свежей и яркой. Третья фотография была немного мятой, с заломленными уголками, заляпанной отпечатками пальцев. Снимок был сделан где-то в помещении, скорее всего в одной из комнат того самого дворца. Виднелся сводчатый потолок, украшенный золотистыми бортиками, рисунок на которых Илья не мог да и не хотел, в общем-то, рассматривать. Его вниманием завладел небрежно раскинувшийся на тахте с позолоченной спинкой мужчина, которого Илья узнал бы где угодно. Наполеон выглядел по-королевски и очень уместно в идеально сидящем костюме, хотя его лицо на фотографии было выжжено сигаретой. Илья прикрыл глаза и напряжённо вздохнул. — Габи, найди мне Яира. Не говоря ни слова, Габи торопливо вышла из комнаты. А Илья ещё несколько раз глубоко вздохнул, прежде чем вновь взглянуть на фотографию. Неожиданно у него закружилась голова, как будто вся кровь отхлынула прочь, руки затряслись, и он сложил их на коленях. Из-за подступившей тошноты Илья снова начал ровно и глубоко дышать и даже почти успокоился, когда в комнате, подгоняемый Габи, появился Яир. Он, извиняясь, посмотрел на Габи, а потом взглянул на Илью. Габи рыкнула: она прекрасно понимала, когда её ненавязчиво пытаются выставить за дверь. — Я имею право быть здесь, — ровно произнесла она. — Ты не заставишь меня уйти. Илья открыл было рот, чтобы возразить, но через пару секунд лишь вздохнул, и Габи, закрыв дверь, вернулась на своё прежнее место за столом. Яир неодобрительно нахмурился, но ничего не сказал. В конце концов Илье пришлось подтолкнуть его. — Яир, пожалуйста. — Пожалуйста. У этого слова был привкус пепла. — В общем, я не ушёл из Моссада, — проворчал Яир. — Но ты, думаю, и так об этом знал. Илья кивнул. — И что? — Мы несколько лет выслеживали нацистскую организацию. Они называют себя «Операция „Волк"». Ты наверняка уже сталкивался с ними раньше, много-много лет назад. Дело Винчигуэрра, бомбу должны были продать именно им. Они её не получили, но сумели подобраться достаточно близко, чтобы оказаться в чёрном списке Моссад. — Понятно. — Моссад направил меня сюда, — добавил Яир. — Пока что всё не так уж и плохо. T.H.R.U.S.H. не то же самое, что «Операция Волк», но они довольно тесно связаны. Их пути часто пересекаются. — И? — Твой друг Соло, — медленно и задумчиво произнёс Яир. — Мы заплатили ему миллион долларов, чтобы он нашёл базу «Операции». И думаем, что это место как-то связано с делом. Твой друг решил лично в этом убедиться. Но, похоже, прежде чем туда пойти, он анонимно устроил утечку информации в А.Н.К.Л. На всякий случай. — Фотография, — Илья подтолкнул прожжённое фото вперёд. — Когда она была сделана? — Сегодня утром. Воздушная почта. Оперативник, ответственный за Наполеона, был проинструктирован. Поэтому её сразу прислали. — Проинструктирован о чём? — Габи раздражённо потребовала объяснений. — Где это место? И где Наполеон? — Это частный остров в Чёрном море, — совершенно спокойно ответил Яир. — Оперативнику велено действовать очень осторожно. Для Моссад Наполеон лишь наёмник. Мы не знаем, где он, но нам точно известно, что он пропал, исследуя этот остров. Это многообещающе. Несмотря на то, что остров кажется пустым. — Многообещающе, — с тихим рыком повторил Илья. — Был как минимум ещё один человек, — возразила Габи. — Фотограф. — Да, — кивнул Яир. — Фотографом был один из наших осведомителей. Мы послали его с Наполеоном, чтобы подтвердить месторасположение. Потом оба исчезли, а мы по почте получили одну руку фотографа. Мы опознали её по обручальному кольцу. Так что к настоящему моменту твой друг Наполеон, скорее всего, уже мёртв. Но я собираюсь отправиться на этот остров за нашим человеком. Если хочешь присоединиться, встречаемся в аэропорту через час. Скорее всего, уже мёртв. Илья медленно вдохнул. — Убирайся. Яир кивнул, выражение его лица по-прежнему оставалось маской равнодушного безразличия, и вышел из кабинета. Илья медленно потёр лицо ладонями. Его почти не удивляло ощущение пустоты. Злость давно умерла, а от неожиданности не было даже печали. Сейчас он чувствовал только всепоглощающую боль и вгрызавшееся в душу безразличие. Несколько лет назад Илья думал, что его обрадовала бы весть о смерти Наполеона. Но сейчас не мог отделаться от недоумения. Илья всегда думал о Наполеоне, иногда почти машинально, иногда не замечая ничего вокруг, и потеря такой большой части себя казалась просто невозможной. Илья не мог в это поверить. — Илья, — тихо позвала Габи. Илья поднял голову и увидел, что в её глазах блестят непролитые слёзы. — Я поеду. — Нет. — Ты не можешь заставить меня остаться тут, — её взрывной темперамент напомнил о себе. — Я поеду с Яиром в Стамбул. — Ты останешься в Нью-Йорке, — ровно произнёс Илья. — В Стамбул поеду я. И я не хочу, чтобы ты знала, что я буду там делать. — А когда Габи открыла было рот, собираясь возразить, добавил: — Ты мой самый близкий друг. Она нахмурилась, но в конце концов сдалась под его взглядом, посмотрела сначала на стол, потом на свои руки. — Будь осторожен, — вздохнула она и крепко обняла Илью, когда тот уже поднялся с места, собираясь уходить. Илья слышал, как Габи тихо всхлипнула, прижавшись к его груди, но потом она оттолкнула его почти со злостью и торопливо вышла из кабинета. IX. Учитывая уровень подготовки Моссад, ничего удивительного, что осведомитель уже ждал их в неприметном кафе одного из тихих отелей Стамбула, куда приехали Илья с Яиром. Владелец отеля, разумеется, тоже был завербован Моссад. Но Илью полностью затопило осознание того, что здесь же был и Наполеон. Тот смотрел на Илью, открыв рот. Выглядел Наполеон не лучшим образом: под глазами залегли тёмные круги, он был очень бледным и заметно уставшим. Красивое лицо частично скрывал огромный синяк: отёк и переливы фиолетового с зелёным по краям. Одежда была свежая — рубашка, пиджак и явно сшитые на заказ брюки, но всё это не скрывало тугой повязки на правой руке и неестественно прямой позы, будто были ещё какие-то ранения. — Вот, значит, как ты понимаешь распоряжение о секретности. Голос Яира доносился до Ильи словно издалека. — Я устал ждать, пока все соберутся. Оперативник тоже как будто находился за много километров отсюда. — Эстер, ещё раз спасибо, что вытащила меня, — торопливо сказал Наполеон. — Я, эм, потом с тобой поговорю. — Конечно, — Эстер, приподняв брови, переводила взгляд с Наполеона на Илью. Наполеон вымученно улыбнулся и встал. Точнее, попытался встать, но неловко покачнулся и для равновесия ухватился за спинку стула. Позже Илья не мог вспомнить, как они оказались в номере Наполеона и пытались ли вообще скрываться от служащих отеля. Реальность вновь напомнила Илье о себе только сладкой уверенностью в присутствии Наполеона, ощущением его веса в руках, волнами облегчения оттого, что Наполеон здоровой рукой цеплялся за его плечи и жадно прижимался губами к губам. Илья попытался обнять Наполеона, но едва не отшатнулся, когда тот вздрогнул от прикосновения. В конце концов Наполеон оказался на кровати и безуспешно попытался сопротивляться, когда Илья начал целенаправленно его раздевать, избавляясь сначала от пиджака, а затем и от рубашки. На груди выделялись сигаретные ожоги, около сердца на рёбрах виднелись фиолетовые синяки, значит, как минимум трещины, и это не говоря о целой паутине разных ран и порезов, частично затягивающихся, частично забинтованных. Но раньше, чем Илья успел внимательнее его осмотреть, Наполеон запустил руку в его волосы и притянул к себе для ещё одного требовательного поцелуя. Больше Наполеон не играл и не просил об одолжениях. Они прижимались друг к другу, дыхание срывалось. Облегчение было настолько сильным, что даже раны Наполеона не вызывали гнева. Это всё может подождать. Сейчас в происходящее было сложно поверить. — Я думал, ты уже мёртв, — некоторое время спустя Илья наконец обрёл дар речи. Он лежал на боку, чтобы видеть Наполеона. Наполеон заметно вздрогнул. — Вот ещё день или около того, и ты, пожалуй, был бы прав, — Наполеон вымученно криво улыбнулся. — Слава Богу, Эстер оказалась нетерпеливой. Она всё порывалась добраться до новой Кесарии. Сейчас её называют Кидоном. — Как она тебя нашла? — По жучку в ботинке, хочешь верь, хочешь нет. Я очень рад, что забыл проверить обувь. — Я тоже рад, — тихо согласился Илья, голос звучал подозрительно напряжённо. И теперь была его очередь говорить. — Я рад, что ты жив. — А ты правду говоришь, — Наполеон как будто подумал вслух, потом усмехнулся, вздрогнул от боли, кое-как успокоился и поморщился. — Ты знаешь, что раньше я тебя боялся? Ну, разумеется, боялся. — В КГБ… — Это не имеет отношения к КГБ, — перебил его Наполеон. — Ну, то есть, может, отчасти имеет. Может, из-за КГБ всё стало только хуже. То, какой ты… — Наполеон замолчал, как будто не мог подобрать слов. — Цельный, — продолжил он наконец. — Я не… Наверное, я думал… Я всегда думал, что хочу от жизни только одного, но при таком исходе не оставалось места для твоих чувств ко мне. Что-то я не то говорю, — Наполеон нахмурился. — Эстер влила в меня какую-то дрянь. У меня язык заплетается. — Может быть, — Илья не знал, что тут сказать, но Наполеон продолжал, будто и не услышал. — Штука в том… нравится нам или нет… А мне иногда казалось, что мы вроде как застряли, или типа того. Будто мы никогда не сможем отделаться друг от друга, как бы ни бежали. Ну, в общем. Как-то так мне казалось, — неуверенно сказал Наполеон. — Я вижу в толпе высокого блондина и расстраиваюсь, что это не ты. Но я не то чтобы скучаю. И то, какой ты, когда рядом со мной, я не… я не знаю, каково это. Каково чувствовать что-то такое. — Я знаю, — тихо сказал Илья. — А я бы хотел, — продолжал Наполеон. — Знаешь, я именно об этом жалел. Когда решил, что за мной уже никто не придёт. Ну, я ещё жалел, что был таким беспечным. Но вообще было чертовски обидно сдохнуть в середине жизни, так и не узнав, из-за чего всегда бывает переполох. — Какой переполох? — Больше сорока лет, — Наполеон снова криво улыбнулся. — И я вообще-то никогда не пытался кого-то любить. — Это не то, что пробуешь осознанно, — Илья нахмурился. — Оно просто случается. — Не думаю, что всё так просто. Просто невозможно. Все люди сложные, — Наполеон медленно моргнул. — Вообще мне, кажется, стоит заткнуться. Эти моссадские таблетки растворили фильтр в мозгах. Илья бы ничуть не удивился. — Это хотя бы обезболивающие? — Ага. Довольно сильные. Я даже пальцев не чувствую. Которые эти ублюдки сломали после того, как выдрали несколько ногтей. — Я думаю, — осторожно начал Илья, — что об этом нам лучше поговорить утром. — Тебя не будет утром, — расстроенно пожаловался Наполеон. — Не в этот раз, — прошептал Илья, поцеловал его лоб и закрытые глаза. X. На базе T.H.R.U.S.H обнаружился один военный преступник-нацист, который числился в списке разыскиваемых Моссада, и на удивление продвинутая фабрика по производству нейротоксичного газа, который предполагалось распылить над Израилем. Так что и Уэверли, и Моссад были счастливы. Окна квартиры Наполеона выходили на Босфор, поэтому, вернувшись с брифинга, Илья обнаружил Наполеона на балконе, наслаждающегося солнцем и наблюдающего за снующими туда-сюда кораблями и яхтами под сверкающими в лучах вечернего солнца развёрнутыми парусами. Синяки уже почти исчезли с его лица, ходил Наполеон почти так же легко, как и раньше, только рука ещё была зафиксирована гипсом да рёбра напоминали о себе. Илья сел на край опасно скрипнувшего шезлонга. — Всё сделано? — Наполеон не стал открывать глаза. — Да. В Моссаде жаловались, что тебе придётся заплатить полностью. Говорили, что надо учитывать вмешательство Эстер и необходимость твоего спасения от нацистов. — М-м, да, она уже пыталась мне что-то такое объяснять. Когда в следующий раз буду в Париже, просто приглашу её в какое-нибудь классное место. — Ты всё ещё собираешься играть роль посредника? — Прости, конечно, — Наполеон хмуро взглянул на Илью. — Но так уж вышло, что я отлично умею обращаться с информацией. — Хорошим посредником не приходится ходить на задания. — Во всём виноват Моссад, это им понадобились «неопровержимые доказательства». На несколько секунд Илья замешкался, сомневаясь, но потом всё же сказал: — Я возвращаюсь в Нью-Йорк. Наполеон взглянул на него, а потом вновь уставился на корабли. — Доброго пути. — Я хочу, чтобы ты вернулся со мной. — Я больше не живу в Нью-Йорке, — после напряжённого молчания вздохнул Наполеон. — Там живу я. — Илья, — осторожно начал Наполеон. — Я не… Мне понравилось, как мы провели эти несколько дней, не спорю. Но то, о чём ты просишь… Не уверен, что вообще существует «долго и счастливо», если ты именно этого ждёшь. — «Долго и счастливо» больше подходит для молодых и наивных, — заметил Илья. — Думаю, я научился не ставить ультиматумов. Очень глупо было затевать игру с нулевой суммой. Скорее всего, именно это отпугнуло Наполеона. Десять лет научили Илью терпению. — Не знаю, — с сомнением протянул Наполеон. — Мне кажется, ты ставишь не на ту лошадь. — Несколько дней назад, — напомнил Илья, — ты сказал, что жалеешь о своём нежелании попытаться полюбить кого-нибудь. Это всё ещё так? — …Пожалуй, да, — насторожился Наполеон. — Я готов подождать, пока ты пытаешься, — тихо произнёс Илья и направился обратно в комнату. Ему не удалось уйти далеко. Наполеон догнал его на пороге гостиной и развернул к себе, вдвоём они упали на диван и чуть не скатились на пол. Илья замер, помня, что Наполеон ещё не до конца выздоровел, но тот вскарабкался выше и сел верхом на его бёдра, скользнул по щеке поцелуем, а потом наконец нашёл губы. Вот такие неторопливые, почти застенчивые поцелуи напоминали прошлое, словно и не было этих десяти лет — только появившееся понимание намерений и желаний друг друга. Время уничтожило самонадеянность и притворство, вновь свело мосты, любовь неизбежно стала следствием времени. Наполеон скинул ботинки, потом одной рукой расстегнул ремень, вытащил и отбросил куда-то в сторону. Илья, не шевелясь, жадно наблюдал за каждым его движением, а Наполеон задорно и немного неуверенно усмехнулся, потянув рубашку из-за пояса брюк. С играми было покончено. — Мне опять всё самому делать? — Наполеон расстегнул ремень на брюках Ильи. — У тебя вроде неплохо получается. — Светившее из-за спины Наполеона солнце подсвечивало его тёмные волосы золотистыми лучами. Синяков под глазами было почти не заметно, а на лице вместе с улыбкой появился и румянец. — Без твоей помощи, — Наполеон сплюнул на ладонь, крепко обхватил освобождённый из брюк член Ильи и неторопливо провёл рукой от основания до головки. Ухмылка Наполеона стала ещё шире, когда Илья вздрогнул, а его член стал ощутимо твёрже. — Кое-кто по мне скучал. — И что? — Совсем с тобой беда, — Наполеон притворно вздохнул. — Чему вообще тебя учили в КГБ? — В основном, тому… как ценно не тратить время впустую, — пробормотал Илья, толкаясь в кулак Наполеона. — Хочешь, чтобы я говорил? Отлично. На тебе слишком много одежды. Раздевайся. — Вот это действительно трата времени. — Однако Наполеон всё же подчинился и расстегнул рубашку. Раны на его груди и правом бедре были ещё слишком свежими, их приходилось перевязывать. Илья привстал, чтобы помочь Наполеону избавиться от оставшейся одежды, которую они скинули прямо на ковёр. Раздевшись, Наполеон поцеловал Илью как никогда раскованно и одобрительно что-то промычал, когда рука Ильи скользнула ко всё ещё смазанному и растянутому с утра анусу. Пальцы легко оказались внутри, и Наполеон застонал в поцелуй, с готовностью прогибаясь в пояснице и прижимаясь напряжённым членом к животу Ильи. — Я знаю, ты хочешь снова ощутить себя заполненным, — Илья неторопливо растягивал его, двигая рукой и разводя пальцы, он не обращал внимания на нетерпеливые стоны Наполеона. — Утром ты буквально тёк, я помню. Если бы мне не нужно было уходить, я снова засунул бы в тебя мой член. Заставил бы тебя сидеть на мне за завтраком. Чтобы согревать. — Блядь, — Наполеон глухо сдавленно усмехнулся. — Ты сдерживаешься, Большевик. Давай же. Быстрее. — Кажется, ты слишком привык получать всё, что хочешь. А это очень плохая привычка, — но Илья всё же добавил ещё один палец. — Однажды я надену на твой член кольцо и оставлю на целый день. Буду тебя трахать, сосать твой член. До тех пор, пока ты голос не сорвёшь, умоляя. И только тогда позволю тебе кончить. Преподам пару уроков. — Удачи, — протянул Наполеон, упираясь здоровой рукой в его плечо. Прозвучало очень беспечно, но с члена Наполеона уже капал предэякулят, а когда Илья толкнулся вверх, скользнув головкой члена по растянутому анусу, Наполеон задрожал от возбуждения и наконец отбросил все попытки казаться равнодушным: он заскулил и качнулся вниз, насаживаясь на член, рвано вздыхая от облегчения. Лицо расслабилось в выражении болезненного удовольствия. Хоть Наполеон и был растянут, такой подготовки было явно недостаточно. Илья, рыкнув, замер, но Наполеон, кажется, потерял терпение. Он скользнул ниже, принимая член на всю длину и сжимая мышцы. Помня о незаживших ранах, Илья позволил ему вести и удивился, когда Наполеон начал неторопливо покачиваться, всхлипывая, когда член Ильи задевал простату, но не ускоряясь. Илья в том же неспешном ритме начал поглаживать его член, но Наполеон, похоже, не понял намёка, он уткнулся носом в плечо Ильи, рвано дыша. Это не был жёсткий и жадный секс последних нескольких дней, когда они оба пытались насытиться друг другом. Казалось не слишком подходящим называть это даром и слишком избитым — говорить о «занятии любовью». Происходящее было увертюрой к чему-то лучшему. Началом произведения, которое они вдвоём могут написать. Илья закрыл глаза, глубоко вдыхая. Рука между их телами двигалась медленнее, и Наполеон прошептал что-то неразличимое, а потом поцеловал его, давясь стонами. Они давали друг другу урок чувств: для Ильи он будет вторым, а для Наполеона, возможно, первым. Они вновь узнавали друг друга. После, когда они наконец добрались до кровати, Наполеон лежал на спине и задумчиво выводил какие-то узоры на руке Ильи, которой тот обнимал его за талию. — Я не вернусь с тобой в Нью-Йорк, — сказал Наполеон. Илья едва заметно дёрнул плечом. Примерно такого ответа он и ждал, от этого, правда, не становилось менее больно. — Хорошо. — У меня есть ещё дела в Крыму. Вторая зацепка. Вся эта заварушка в замке так и не рассекретила «Операцию "Волк"», только небольшую её часть. На этот раз я буду осторожнее, — добавил Наполеон, заметив, что Илья всё ещё хмурится, ничуть не убеждённый. Теперь Наполеон настороженно наблюдал за Ильёй. Они оценивали ситуацию, это Илья прекрасно понял, оба всё взвешивали. По-прежнему не уверенные. По-прежнему сомневающиеся. — Хорошо, — чуть тише повторил он. — Думаю, недели мне хватит. А потом, может быть, мы с тобой увидимся в Нью-Йорке. — Тогда до встречи, — неуверенно согласился Илья. Наполеон как будто собрался что-то сказать, предупредить или, может быть, пообещать. Но вместо этого торопливо вздохнул и повернулся на бок, чтобы поцеловать Илью в щёку. Примечания: 1 — Специальная авиадесантная служба. 2 — Секретная вооружённая организация — ультраправая подпольная националистическая террористическая организация, действовавшая на территории Франции, Алжира и Испании в завершающий период Алжирской войны (1954—1962) Авторский таймлайн: Смерть Сталина: 1953 — начинается передел власти Кенгирское восстание: 1954 — Илье 18 Начало фильма: 1963 Дорога Ильи в штаб-квартиру КГБ: из статьи «Closing down the KGB»: http://www.nytimes.com/1991/11/24/magazine/closing-down-the-kgb.html?pagewanted=all