***
ТОМО — Томо, беги домой, ты не должен весь день бегать с друзьями, — звала мать маленького мальчика, который либо не слышал, либо совсем не хотел замечать вышедшую на улицу уставшую женщину. Матери пришлось еще раз позвать разыгравшегося ребенка, и только тогда, насупившись, Томо подошел к ней, вытирая свои грязные руки о хакама*. — Почему ты зовешь меня так рано? — поинтересовался он у матери. — Скоро придет отец, и ты должен выглядеть подобающе. Ты же не хочешь его расстроить? Больше всего на свете Томо боялся вызвать недовольство отца, потерять его уважение и любовь, но, поскольку был еще ребенком, верил, что его внешний вид никак не расстроит родителя. — Я и так выгляжу подобающе, — произнес он, тщательно выговаривая взрослое, доселе не слышанное им слово — он каким-то внутренним чутьем понял, что мать говорит о его внешнем виде. — Как же, подобающе он выглядит, — усмехнулась мать, подгоняя Томо в сторону дома. — В этом году ты пойдешь в школу, станешь настоящим самураем, как твой отец, поэтому ты должен прилежно учиться и быть опрятным, а не бегать с деревенскими мальчишками с утра до вечера. Ты не такой, как они. — Почему я не такой? — Ты сын самурая, и тоже станешь самураем, запомни это. — А если я не хочу быть самураем? Что, если я хочу быть как эти деревенские мальчишки? — Ты еще слишком мал, поэтому не понимаешь, что говоришь. — То я мал, то уже взрослый. Не пойму, — произнес маленький Томо, входя во двор и замирая возле цветущей сакуры, любуясь ее красотой. — Мама, а правда, что сакура цветет до тех пор, пока жив самурай, посадивший ее? — В год, когда ты станешь настоящим самураем и приведешь в свой дом жену, ты посадишь сакуру. Она вырастет такой же красивой, как твоя жена. Ее аромат будет наполнен нежностью. Пока тебя не будет дома, твоя жена будет ухаживать за ней. Сакура будет напоминать ей о твоей любви. — Она будет ухаживать за ней, как ты ухаживаешь за этой сакурой, которую посадил для тебя отец? — Да, все будет именно так, — ответила мать. — Каждое цветение сакуры будет означать, что вы живы, и ваша любовь тоже жива. Томо наклонил ветку, вдохнул аромат и тут же чихнул — пыльца от цветка осела у него в носу. — Я сам, — ребенок увернулся от рук матери, которая хотела вытереть ему нос. В свои пять лет он считал себя очень взрослым. Поскольку его с самого детства готовили стать самураем, он старался стойко сносить все неприятности, выпавшие на его долю. Томо никогда не плакал, так как отец сказал ему, что это признак слабости. Он старался всегда подражать отцу и стремился владеть своими чувствами — не хныкал, никогда не жаловался, сносил боль, жару и холод. Только порой, когда играл с деревенскими мальчишками, он забывал, что самурай, и был тем, кем он и являлся на тот момент — пятилетним ребенком. — Я вырасту и обязательно посажу самую красивую сакуру, — важно сообщил малыш, вытирая нос. — Идем уже, хвастунишка,- смеясь, проговорила мать. — Ты мне не веришь? — Верю, только подрасти сначала. Вечером, когда со службы вернулся отец, Томо за поздним ужином торжественно заявил: — Я посажу сакуру и всегда буду защищать наш дом, как это делаешь ты. — Ты забыл сказать, что приведешь в дом красивую и нежную жену, — улыбаясь, произнес отец, похлопав Томо по плечу. — Я рад, что у меня растет такой сын и поэтому вот тебе от меня подарок. Мужчина, достав сверток и развернув его, взял в руки деревянную катану и протянул её Томо. — С завтрашнего дня, я начну обучать тебя владению мечом. Чтобы ты смог защищать свой дом, когда вырастешь. — Я не хочу жениться, — воскликнул Томо. — Почему? — удивленно спросила молчавшая до сих пор мать. — Мне казалось, что тебе нравилась соседская девочка. — Вначале нравилась, а теперь — нет. — Почему? — теперь вопрос задал отец. — Она постоянно плачет, если упадет, не может быстро бегать, не лазает по деревьям… — принялся перечислять Томо. — Она же девочка, поэтому и не может быть наравне с мальчиками. — Но она держалась за руки с Тайске! — выпалил Томо. — Он взял ее за руку, а она ухватилась за нее. Родители засмеялись. — А ты брал ее за руку? — Нет, с чего бы мне это делать? Я лучше Тайске возьму за руку. Он не плачет и быстро бегает, хоть и младше меня. — Но ты не можешь жениться на Тайске, — смеясь, произнесла мать. — Почему это? — удивленно спросил Томо. — Потому что мальчики не женятся на мальчиках. — А я женюсь. — Если ты это сделаешь, то все твои друзья от тебя отвернутся. — Даже если мы будем любить друг друга? — Мальчики не могут любить друг друга. Томо задумался над словами родителей и с присущей ребенку непосредственностью заменил непонятные вопросы «можно» или «не можно» на вполне уверенное «решу потом», улыбнулся и выпалил: — Раз нельзя на Тайске, значит я женюсь на тебе, мама, потому, что я тебя люблю. — Ты не можешь жениться на маме, потому что это моя женщина, а ты должен найти свою. — На маме нельзя, на Тайске тоже нельзя. На ком же мне жениться? — Сейчас рано об этом говорить, иди лучше спать. Но маленький Томо все равно хотел на ком-нибудь жениться и, раз на маме жениться было нельзя, ибо она принадлежала папе, оставался только Тайске. — Все равно я женюсь на Тайске, — упрямо пробормотал мальчик, отправляясь спать. Родители посмеялись над глупыми словами сына и уже ночью, в кровати, отец успокаивал свою женщину. — Он еще слишком мал, поэтому и говорит глупости. Госпожа Ямашита не стала спорить с мужем и согласилась с его словами, но в глубине души ее закралось сомнение. Она слишком хорошо знала своего сына. Однажды что-то пообещав, он был верен себе, не нарушая данного слова. Пока госпожа Ямашита была занята размышлениями над поведением своего сына, маленький Томо едва дождался утра, чтобы поскорее выскочить на улицу и сорвать веточку с дерева, посаженного пусть и не им лично, а его отцом, и побежал к Тайске. С торжественным выражением на лице Томо вручил её пораженному ребенку. — Держи, ты должен ее сохранить. Это символ того, что когда мы вырастем, то обязательно поженимся. Тайске взял подарок, не понимая еще значения слова «поженимся», но видя, как серьезно говорит об этом Томо, пообещал хранить несчастную ветку до тех пор, пока они не вырастут. Томо быстро наклонился и поцеловал Тайске в щеку — он видел, что взрослые иногда так делают — и, засмущавшись, убежал. Тайске же, придя домой, достал из-под стола коробок со своими вещами и спрятал там подаренный символ детской, самой чистой и искренней любви.***
ТАЙСКЕ Тайске рос очень хрупким и очаровательным ребенком. Подруги матери часто шутили, что ему следовало родиться девочкой. Мягкие полные губы и темные глазищи, обрамленные густыми и пушистыми ресницами, вызывали умиление. Когда мальчик улыбался, на пухлых щечках выступали ямочки, при виде которых даже фудзин** не могли устоять. А улыбался мальчик постоянно, ибо умел радоваться жизни: яркому солнышку, пению птичек во дворе его дома, журчанию ручейка, пробегающему в нескольких метрах от селения, в котором они со старшими ребятами часто ловили головастиков. Тайске был счастлив со своими друзьями и маленькой подругой Аяко, которая весело щебетала возле него. Он восторгался своим новым товарищем, что был старше его и почти всегда был серьёзен. Лишь когда он обращался к Тайске, его глаза становились мягче, наполнялись каким-то внутренним теплом, а на губах появлялась легкая, немного непонятная Тайске улыбка. Но мальчик радовался тому, что именно с ним Томохиса становился веселым. Веточку сакуры, так внезапно подаренную другом, он положил в коробку. Мама Тайске, увидев, как сын прячет свое сокровище, решила поинтересоваться, что в коробке и почему маленький Тайске, который никогда не был скрытным ребенком, что-то утаивает и не показывает родителям. — Ты не хочешь делиться своим секретом с матерью? — поинтересовалась она. — Это подарок Томохисы, — ответил Тайске. — Когда мы вырастем, мы поженимся. — Вы не можете пожениться, — мама Тайске рассмеялась, потрепав сына за пухлые щечки. — Мама, а что означает «пожениться»? Почему я не могу пожениться на Томо? — Потому что мальчики женятся только на девочках для продолжения рода. — Но Томо дал слово, что когда мы вырастем, то поженимся, и я ему верю. Мама Тайске покачала головой. — Ты так веришь своему другу? — Я верю ему! — воскликнул тот. — Хорошо, давай не будем сейчас говорить на эту тему, — мудрая женщина не стала спорить с ребенком. — Подождем, когда ты вырастешь. Только обещай никому сейчас не рассказывать об этом, чтобы никто не смеялся над тобой. Тайске не мог понять, почему нельзя никому говорить об этом и почему все будут смеяться, но мудро решил уступить матери и пообещал сохранить свой секрет. Шли годы. Они стали подростками. Мужская дружба крепла. Казалось, что юноши совершенно забыли о своей клятве, данной в детстве. Вот только посторонний наблюдатель мог иногда увидеть, как грустна была улыбка Томохисы, когда он смотрел на Тайске, пока тот не видел этого. И как наполняются надеждой глаза Тайске каждый раз при встрече с Томо. Повзрослев, парни поняли причину, по которой им не суждено «пожениться», но каждый раз им все тяжелее удавалось игнорировать то притяжение, что было между ними. Тем более, что в последнее время Томохиса начал обучать Тайске владению мечом. Конечно, Томо не выдавал всех семейных секретов, которые передал ему его отец самурай, но ежедневная практика дала свои результаты, и уже в 17 лет парень претендовал на то, чтобы попасть в один отряд с Томохисой, который был зачислен в него с детства.***
После заключения японо-американского договора в 1862 году, в результате которого были еще больше ущемлены права Японии, в стране образовалась оппозиция правящему правительству. Одним из её организаторов и был отец Томохисы, который погиб одним из первых. Сам Томохиса, следуя суждению своего отца, встал на защиту своего buke yashiki***. Тайске же последовал за Томо. Вести о погибших близких приходили каждый день, и парни, не щадя своих сил, тренировались, готовились стать достойной сменой. Вечерами изможденные, буквально падая на футон, они мгновенно заcыпали, чтобы уже на следующий день продолжить тренировку. Иногда, конечно, у них выдавалась свободная минутка, чтобы заскочить домой. Каждый раз, проходя мимо сакуры, растущей во дворе дома, Томохиса останавливался и тяжело вздыхал. Госпожа Томохиса, видя это, грустно улыбалась. На протяжении всех этих лет она помнила о словах маленького Томо. Несколько раз даже хотела расспросить о том, что чувствует сын сейчас, но все не могла набраться смелости — ее Томо, повзрослев, стал еще более неразговорчивым, чем в детстве. Однако, получив известие о гибели мужа, она отчетливо поняла, что может потерять и сына. Что Томохиса может никогда не жениться и не подарить ей внуков. Томохиса может никогда не стать счастливым, а вот этого ее материнское сердце уже вынести не сможет. Именно по этой причине, увидев вздыхающего возле сакуры сына, она остановила его. — Томохиса, ты уже взрослый, и я хочу с тобой поговорить. Скажи мне, есть ли та, для кого ты хотел бы посадить сакуру? — Мама, ты же знаешь, что сейчас не время говорить о таких вещах. Идет война, и я могу, как отец, не вернуться. Госпожа Ямашита понимала, что это не те слова, которые действительно хотел сказать ее сын. — Томо, ты помнишь, как хотел жениться на Тайске, когда был маленьким? Лицо Томо вспыхнуло. — Значит помнишь, — резюмировала мать. — Твоё желание не изменилось? Томо удивленно поднял бровь. — О чем ты говоришь, мама?! — вокликнул он. — Я не слепая. Думаешь, не вижу, как ты относишься к Тайске? Это отнюдь не дружеские и не братские отношения. Томохиса опустил голову. Он и представить не мог, что мать легко прочитает то, что он скрывал глубоко в сердце даже от самого себя. — Ты думаешь, я не заметила, что каждый раз, останавливаясь возле сакуры, ты вздыхаешь, и твой взгляд наполняется болью? — продолжила госпожа. — Ты не можешь жениться, но я не могу смотреть на то, как ты страдаешь, — продолжила любящая мать. — Поэтому, перед тем, как ты уйдешь в ополчение, я хочу, чтобы ты посадил здесь свою сакуру. — Но Тайске ничего не знает о моих чувствах. Как я могу ему об этом сказать? Он не захочет больше быть моим другом. Мать только улыбнулась. Она-то видела другое. Видела, с какой надеждой смотрел Тайске на её сына, но предпочла ничего не говорить Томо. Пусть мальчик сам наберётся смелости и признается Тайске. Как мать она сделала намного больше… Потому что идет ВОЙНА, потому что она любит своего единственного сына, свою единственную кровинушку и хочет, чтобы он был счастлив. А каждая мать счастлива тогда, когда счастлив ее сын. Она выхватила меч у Томохисы. Резкий взмах меча — и сухая ветка медленно упала на землю. Туда, где уже лежали пожухлые листья. — Здесь, на этом самом месте, ты можешь посадить сакуру для Тайске. Произнеся эти слова госпожа Ямашита направилась на свою половину. Уйдя в свою комнату, Томохиса задумался о словах и действиях матери. Поначалу Томо подумал, что ослышался, и разговор с ней показался ему прекрасным сном. Но, поразмыслив, он убедился в реальности произошедшего и был счастлив, что его мать оказалось настолько догадливой и понимающей. Завтра он непременно откроется Тайске. И будь что будет. Госпожа Фуджигая, в отличие от госпожи Ямашиты, поддерживала чувства сына, который всегда делился с ней своими переживаниями. Поэтому, увидев поникшего сына, каждый раз старалась подбодрить его и всегда предлагала тому не сдерживать своих чувств и потребовать от Томохисы исполнения клятвы, данной в детстве, а именно — жениться на Тайске. И мать, и сын понимали, что это невозможно, но слова матери поднимали настроение Тайске и, уже улыбаясь, он снова превращался в того задорного ребенка, которым когда-то был. Когда вечером на пороге минка **** Фуджигаи появился Ямашита, Тайске удивился. — Что-то случилось? — поинтересовался он. — Ты должен пойти со мной, — коротко произнес Томохиса и, не оборачиваясь, зашагал в сторону своего дома. Тайске, если и удивился, то не подал вида. Он был рад уже тому, что видит парня. Но все же растерялся, когда, ступив на двор Ямашиты, он увидел, что Томохиса подошел к свежевырытой лунке. — Ты помнишь, что я обещал тебе в детстве? — прожигая взглядом Тайске, поинтересовался Томо и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Я обещал посадить для тебя сакуру и жениться на тебе, а я всегда держу свое слово. И сейчас на этом самом месте я посажу ее для тебя, как символ моих к тебе чувств. Только от тебя зависит, как долго будет цвести это дерево. Тайске не верил своим ушам. Детские надежды сбывались. Он подошел к Томохисе и взял из его рук саженец. — Я помогу тебе, мы посадим сакуру вместе. Я принимаю твои чувства и хочу, чтобы ты принял мои. Парни не спеша посадили дерево, притоптав вокруг него землю, полили, а потом, взявшись за руки, направились в комнату Томохисы. Из-за угла дома за действиями парней наблюдали две матери, утирая слезы и поддерживая друг друга. Еще вчера вечером обе получили письма от своего сегуна***** отправить своих единственных сыновей на войну, туда, где погибли их мужья и, быть может, погибнут их дети. Поэтому две женщины, две матери всем своим огромным материнским сердцем пожелали, чтобы их дети были хоть и на короткий миг, но счастливы, а вместе со своими детьми будут счастливы и они.***
— Входи, это мой дом, — произнес Томохиса, пропуская Тайске в комнату. — Да я знаю, — хохотнув, ответил Фуджигая. Томохиса прикрыл двери и повернулся к парню. — Я хотел сказать… — Томо, не нужно ничего говорить, у нас мало времени, не будем тратить его на лишние разговоры. Томо улыбнулся. Он был рад, что Тайске все понимает правильно. Фуджигая был прав — им не нужны были никакие разговоры, ведь все что нужно было, сказано еще в детстве. — Тогда… — неуверенно начал он. И Тайске снова улыбнулся своей нежной и притягательной улыбкой, за которую Томо готов был убить любого, кто посмеет стереть ее с лица любимого человека. — Тогда? — медленно повторил Тайске. — Тогда… — снова замялся Томохиса. Тайске задорно рассмеялся. — Я много лет ждал этого момента не для того, чтобы ты сейчас не знал, что делать. Томохиса вспыхнул, но признал со всей честностью, что он без понятия, а что «тогда»… вернее, как это «тогда» воплотить в жизнь? Тайске рос в деревне и поэтому был не столь несведущ в плане отношений между мужчиной и женщиной. Он часто наблюдал за домашними животными, чтобы понять процесс. Поэтому, видя, что любимый находится на распутье и не знает с какой стороны приступить к действию, решил взять инициативу в свои руки. Медленно, глядя в глаза Томохисе, развязал полы своего кимоно и, откинув его в сторону, не спеша направился в сторону Ямашито. — Разреши мне тебе помочь, — тихо произнес он, чтобы не напугать друга и не лишить себя удовольствия, которого жаждал вот уже столько лет. Томохиса позволил мозолистым и сильным рукам Тайске распахнуть полы своего кимоно. Тот не стал спешить и сбрасывать одежду с плеч друга, а костяшками пальцев заскользил по нежной, упругой коже, продолжая смотреть в глаза Томохисы и наблюдать, как радужка его глаз меняет свой цвет. И как прерывисто начинает вздыматься грудь, на которую он положил ладонь, считывая учащенный стук сердца. — Знаешь, я не верил, что когда-нибудь это произойдет. Сотни раз я хотел прийти к тебе и, как советовала мать, потребовать, чтобы ты на мне женился. — Что тебя останавливало? — поинтересовался Томохиса, немного расслабляясь после слов Тайске. — Я верил твоему слову, что когда-нибудь ты придешь и выполнишь свое обещание, — произнес он, не торопясь наклоняясь к Томо, привлекая парня в свои объятия и зарываясь носом в его волосы. — Но я так устал ждать, что начал бояться, что этого не произойдет никогда. — Я всегда держу свое слово. — Теперь я это знаю, — Тайске накрыл губы Томохисы, вовлекая его в поцелуй, который для обоих был первым. Томохису охватил жар, не стало хватать воздуха от нахлынувших чувств. Он отодвинулся от Тайске, чтобы поймать припухшими после штурма губами немного воздуха. — Тай… — все, что мог произнести он. Но Тайске все понял без слов. Взяв парня за руку, он потянул того в сторону футона, предусмотрительно кем-то расстеленного. Больше не было слов — только жадные руки Тая на теле Томохисы. Они скользили, сжимали, оглаживали, не давали Томо сосредоточиться на чем-то одном. Вслед за руками двинулись пухлые губы Тайске. Его дерзкий язык изучал, дразнил, дарил обоим новые ощущения. Томохиса, казалось, терял сознание, не понимая, где он и что с ним происходит, но Тайске отчетливо понимал и, все интенсивнее лаская, продолжал сводить Томохису с ума. Кожа Томохисы пылала и, если бы не прохладный ветерок, проникающий через плохо прикрытое окно, ему казалось бы, что он медленно сгорает. — Томо, я хочу, чтобы это уже наконец-то произошло, — произнес Тайске, переворачиваясь на спину и вовлекая парня в глубокий поцелуй. — Сделай это, — произнес он, опуская руку Томохисы на свой член. И Томо, больше не удерживаемый никакими запретами, начал ласкать Тайске. Как себя: то нежно с оттяжкой, то увеличивая давление и скорость движений. Тайске задыхался, все сильнее стараясь прижаться к телу любимого, раскрываясь для него, отдавая всего себя без остатка. Влажный член проникал рваными толчками, принося обоим боль и ощущение полного слияния, ощущение того, что они стали единым целым, разделяя на двоих прекрасное чувство, уносящее в нирвану. И то чувство, что зарождалось глубоко внутри и рвалось наружу хриплыми всхлипами, нежными стонами, признаниями, обещаниями и клятвами, было прекрасно. Оно растекалось нежной истомой по всему телу, дарящей забвение и надежду. Это чувство — любовь. Любовь подобна цветущей сакуре. Когда ее хранят и лелеют, она расцветает, как весна, но стоит ее предать — ее цветение угасает, как опадают цветки на дереве. Так пусть всегда будет цвести сакура, как любовь этих самураев. * Хакама — традиционные японские длинные широкие штаны в складку, похожие на юбку, первоначально носимые только мужчинами — самураями и придворной знатью. ** Фудзин — высокопоставленная особа (знать) *** buke yashiki — дом кодекса бусидо **** Минка — традиционный японский дом, жилище ремесленников и крестьян. ***** Сегун — военный верховный правитель в средневековой Японии