Те, кого приютила "Сьерра-Мадре"

      Но нет, никто не выстрелил парню в спину, а стены не начали сдвигаться, да и сам Трой вспомнил, что старик грозил подорвать его ошейник отдельно, так как он не связан с остальными.       В подвале не было ничего интересного. Ящики, содержимое которых было уже давно испорчено, стеллаж, провода. А вот и дверь. Трой бы взломал её, будь у него отвёртка и пара заколок, но благодаря системе безопасности, избавившей его от столь тяжёлой ноши, дверь пришлось выбивать плечом. За ней оказалась хозяйственная комната, заполненная всяким хламом. Интерес представляла лишь аптечка, висящая на стене. Сбив прикладом навесной замок и открыв её, Трой переложил в сумку два шприца «Мед-Х» и стимулятор.       Самой же ценной находкой парень посчитал невесть как оказавшуюся в аптечке бутылку виски. Двести лет выдержки, если не больше. Можно и рану промыть, и нервы успокоить.       Прикоснувшись к холодному стеклу, Трой ощутил, как на него нахлынули воспоминания.       У них дома не бывало алкоголя: отец был рейнджером, мать доктором. От таких, как отец, зависела безопасность и судьба всей Мохаве, а от таких, как мать — благополучие и здоровье таких, как отец. Серьёзные, по мнению тогда ещё юного Троя, виды деятельности требовали серьёзного отношения. Но всё бывает в первый раз, и однажды к ним всё-таки попало спиртное. Это был восемнадцатый день рождения брата Троя, Чака, или, как без пяти минут взрослый человек требовал к себе обращаться, Чарльза. В тот день отец, переступая порог их дома, впервые нёс в руке не свою именную «Секвойю», а бутылку довоенного шампанского, любезно отданную ему Джексоном, добродушным дядькой с аванпоста. Трою тогда было двенадцать, и он искренне не понимал, что было плохого в том, что в конце празднования он сделал пару глотков из бутылки. Парень мало что помнил из произошедшего после. Помнил брата, прикладывавшего пакет со льдом к лицу. Помнил мать в слезах, кричащую что-то об «особенностях» его организма. Помнил отца, требовавшего пацана подумать над своим поведением. Но как можно о чём-либо думать, когда вся кровь от мозга уходит к саднящей после порки пятой точке?       Мама. Папа. Чак. По щеке Троя скатилась слезинка, оставив светлую дорожку на покрытом пылью лице. Он ведь даже не отправил им ответное письмо из форта Последователей. Он не мог вспомнить, когда в последний раз заглядывал в отчий дом. Всё шатался по пустыне, искал себя. А теперь когда он в следующий раз увидится с семьёй, увидится ли вообще?       Трой вдруг обнаружил, что его рука сжала бутылку так крепко, что побелели костяшки. Опасаясь, как бы она не треснула, парень убрал бутылку в сумку, вытер запястьем лицо и направился к лестнице.       — Я вскрыл ту комнату. Пара шприцев с обезболивающим, стимулятор и больше ничего.       Ромашка откашлялась. Трой тем временем уставился на часы. Он пробыл в подвале около трёх минут, хотя думал, что осматривал кладовку не меньше пяти.       Рука тронула его за плечо. Трой обернулся.       — Я говорю, нам надо идти.       Парень кивнул.       Они прошли через тоннель, освещаемый электрическими лампочками, что удивило парня, ведь даже в Мохаве во многих местах пользовались факелами или керосиновыми лампами. Но это сейчас волновало Троя меньше всего. Молчание его и его спутницы словно давило на мозг. Такой расклад дел его совсем не устраивал, но и дежурный вопрос о погоде был бы не к месту. Храня молчание и полностью погрузившись в мысли о прошлом, Трой не сразу почувствовал, как ошейник на нём завибрировал. Выводя парня из своеобразного транса, мгновением позже раздался оглушительный писк.       Сердце билось в груди, словно птица в клетке. Прежде, чем ошейник запищал вновь, Трой успел осмотреться. Он стоял в какой-то квартире, а точнее, на кухне. В углу. Позади была дверь, через которую он, должно быть, и попал сюда.       Би-ип.       Он вцепился в ручку. Не поддалась. Зараза. Может, надо толкнуть её?        Би-ип.       Да! Но… За дверью оказалась та самая подсобка из подвала Ромашки. А где, чёрт возьми, она сама?!       Бип.       Трой кинулся к кухонному столу. Схватил нож.       Бип!       Да ладно, успеешь ещё снять часы и выложить патроны из кармана, чтобы не утруждать мародёров обыскиванием твоего безголового трупа. «Заткнись!» — Трой сам не понял, кому он это сказал.       БИП!       Точно! В подсобке должны быть инструменты. До следующего сигнала Трой уже успел взять отвёртку из ящика, и вместе с ножом вставить её в щель между концом ошейника и замком. Тот уже пищал всё чаще.       Чёрт!       Из-за дрожи в руках нож скользнул по металлу и лезвием задел шею Троя. Он вскрикнул и отбросил инструменты. А ошейник уже не пищал, он визжал на высокой ноте. Только одно могло спасти барабанные перепонки Троя. И это случилось. Раздался хлопок и всё исчезло.       Нет, это было бы слишком просто.       Парень открыл глаза. Он держал в руках дробовик, дуло которого ещё дымилось. Одну двадцать шестую боезапаса он потратил на старый радиоприёмник, останки которого теперь искрили на столе. Сзади послышалась возня. Трой обернулся. Ромашка что-то искала в кармане.       — Я… Я забыла про эту штуку. Мы чуть не погибли из-за меня, да? Прости…       — … что произошло? — Трой сделал глубокий вдох.       — Когда ошейники запищали, ты взял ружьё, подошёл к рации почти вплотную и выстрелил.       У Троя дёрнулось веко.       — А я что-то говорил, или, может, махал руками?       — Нет, ты просто зашёл в комнату и выстрелил. А… почему ты спрашиваешь?       Стоит ли ей рассказывать о том, что ты… «пережил», если так можно сказать, у себя в голове?       — Да… Я видел… Видел свою смерть.       — Что?! Что именно ты видел?       Трой зашёл за спину Ромашки, как раз на кухню.       — Я зашёл сюда, но… — Трой увидел, что возле двери из его… галлюцинаций была ещё одна. — но здесь в углу не было этой двери. — Он дёрнул её за ручку. За ней была ванная комната. — Здесь была подсобка из твоего подвала! — Парень потрогал кожу под ошейником. На ней не было раны. И никакого ножа на кухонном столе, естественно, не было.       Бросив дробовик, Трой схватился за голову и сел на пол.       — Я что, схожу с ума?       Ромашка подошла к нему.       — Эй! Всё хорошо. Это, кажется, называется «перевозбуждение». Бывают вещи и пострашнее, но и их можно пережить и не сойти с ума. — Трою показалось, что голос Ромашки дрогнул.       Как интересно произошла смена ролей. Теперь ты — плачущая девчонка, а она тебя успокаивает и говорит, что всё хорошо.       — Да, я думаю, ты права. Просто этот город действует мне на нервы. Сейчас, только приду в себя, и двинем.       — Кони?       — Что?       — Двинем кони? — Ромашка была абсолютно серьёзна.       Очень смешно.       — Вполне возможно. Ты ведь в курсе, что это значит «умереть»?       — Ой. Нет. Я не…        — Родители меня учили не говорить того, чего не знаю или в чём не уверен. Хороший совет. Ладно, проехали.       Поднимаясь, Трой обратил внимание на пистолет Ромашки.       — Можно посмотреть твой револьвер?       — Да, конечно. — Она протянула ему оружие. Это был точно такой же револьвер, как тот, что парень забрал у трупа с простреленной головой. Только он выглядел не таким поношенным. Откинул барабан. Да, тот же самый калибр 357. Вернул пистолет девушке.       — У меня для тебя кое-что есть.       С этими словами он достал свой револьвер, высыпал из него патроны, которых там было пять штук, и протянул Ромашке.       — Держи, у меня больше нет.       — Тогда, может, оставишь их себе?       — Бери, они всё равно не мои. К тому же, у меня есть дробовик.       Ромашка забрала патроны с ладони парня.       — Будут взамен тех, что ты потратила… на меня. Хах.       — Спасибо. Теперь ты готов идти?       Трой кивнул. Это «спасибо», сказанное в его адрес, словно отогнало от него все мрачные мысли, и он, почувствовав прилив сил, схватил дробовик и первым покинул дом, ставший сценой для этой, как Трой подумал уже сейчас, комедии. Да он же половину пустыни обошёл. С кем он только не сражался. И он не позволит какому-то заброшенному городку сломать себя. Тогда он ещё не знал, что ждёт его потом. Но Мохаве научила его думать только о том, что сейчас. И сейчас он плечом к плечу шёл с, возможно, самой прекрасной девушкой во всём мире. По крайней мере, на всей Вилле.       — Это не город действует на нервы, это нехватка солнечного света. — вдруг сказала Ромашка. — Всё небо этими красными облаками затянуто.       — Ага. Я в детстве каждый день на открытом (свежем, чистом, не оставляющем медного привкуса во рту) воздухе бывал, под солнышком. — Трой не заметил, как его с головой захлестнули воспоминания. — Мы с братом каждое утро смотрели на восход солнца. Оно так плавно вставало из-за гор. Красивое было зрелище.       Трой ещё много чего хотел рассказать, но вдруг услышал звук, который он слышать совсем не хотел. Второй ненавистный звук после писка ошейников. Механический хрип поломанного модулятора голоса.       — Тише! — шикнула Ромашка, но было уже поздно, и с крыши, преграждая путь к площади, спрыгнул призрак.       — Я разберусь. — В Трое проснулось желание совершить подвиг, и он, уперев дробовик в поясницу, выстрелил в монстра.       Дробь разворотила ему плечо и пробила окуляр противогаза, отчего он погас, но для победы этого было мало, и Трой выстрелил снова.       На этот раз призраку оторвало руку, и парень еле поборол рвотный позыв, внезапно вспомнив о своей первой стычке с призраком.       Но не успели пленники перевести дыхание, как сзади послышалось шипение ещё одной твари. Их что, шум привлекает?!       — Вот чёрт! Надо бежать, иначе останемся тут надолго! — прокричал Трой, перепрыгивая через тело в коричневом костюме. Ромашка вслепую сделала два выстрела в темноту позади и тоже бросилась бежать.       Отдышаться им удалось лишь на площади.       — Они не полезут к голограммам. Боятся.       Девушка откашлялась.       — Откуда тебе знать?       — Старик сказал. Когда я проснулся. Наверно, поэтому меня не прикончили сразу.       Ромашка нахмурилась.       — А он не сказал, чего ему от нас надо?       — Он хочет, чтобы мы… открыли для него это казино. — Парень указал на здание «Сьерра-Мадре», возвышавшееся над ними.       — Мы вдвоём? Но как?       — Не вдвоём. Нам надо найти ещё двух его пленников где-то здесь.       И, сплюнув под ноги, добавил.       — И, кажется, я знаю, как мы это сделаем. Можешь отойти к воротам?       — Зачем?       — Ну, ошейник — это та же самая рация, только без кнопок. Раз я слышал тебя, когда шёл к тебе, то, может, и ты сможешь принимать мой сигнал и отвечать мне. Я тебя убедил?       — Хорошо.       Девушка подошла к воротам, ведущим к Мохаве, а Трой встал у ворот в казино. Взяв рацию, он шёпотом произнёс:       — Эй, это ты тут шатаешься в округе и помогаешь людям, да? Король ценит твою работу, он велел дать тебе это.       — Да, я тебя слышу. — так же шёпотом ответили ему из рации. — Значит, ты был прав.       — Да.       Трой выключил рацию. Тут его взгляд упал на того самого человека с простреленной головой. Он задумался, а затем достал из сумки револьвер и положил его возле мертвеца. Тут в глаза бросилась ещё одна деталь. На шее этого человека не было ошейника. Что же такого случилось с этим несчастным, что, после освобождения от ошейника, самоубийство (а всё указывало именно на самоубийство) показалось ему меньшим злом? О том, что ошейник могли снять и после смерти, Трой как-то не подумал.       — Ну, осталось найти частоту следующего ошейника, и дело в шляпе.       Подойдя к Ромашке, он начал медленно поворачивать колёсико рации. Помехи. Помехи. Сплошные помехи. Неужели носитель вне зоны действия?       Наконец, сквозь белый шум начали просачиваться странные звуки. Казалось, что на том конце кто-то напевал себе что-то под нос. Переглянувшись с Ромашкой, Трой зажал кнопку на боку рации.       — Хм… Приём…