Мозаика в три тысячи деталей

Аллен — это заумные фразы, долгие ночные дискуссии и запах горького кофе без сахара. У Аллена волосы закатного солнца и глаза раннего рассвета — если бы Неа умел рисовать, то исписал бы десятки холстов и занял бы все стены в доме. У Аллена хитрый-хитрый взгляд и добрая-добрая улыбка, только для них, Неа и Маны — брат способен улыбаться также, отвечая что-то доброжелательное, а Неа способен только замереть, не в силах помешать чему-то приятному, родному, прекрасному в этом общении, только наблюдая и запоминая. У Аллена идеальные манеры и мягкие прикосновения — Неа хочет позволить себе чуть больше, когда чужие руки убирают ему мокрую чёлку с лица, стоило не успеть прибежать до дождя к укрытию. И Аллен всё понимает, всё видит, всё чувствует, но улыбается, делая шаг чуть в сторону и помогая снять тяжёлое пальто. Пальцы у него горячие на фоне озябшей от осеннего холода кожи; пальцы разматывают на нём шарф, раздаётся добродушный смешок, ему обещают тёплый чай с мёдом; пальцы у Аллена длинные тонкие, покрытые старыми мозолями от физической работы — Неа смотрит на них и ему хочется прижаться к чужим рукам синеватыми губами. Аллен лишь усмехается, смотрит-смотрит в глаза снизу-вверх и ловко, близко, легко, проходит рядом с Неа, мимо него, на кухню, за чёртовым ненужным чаем. Идеальность доброты образа ломает тёмный взгляд. По-хорошему, по-логичному, по-благожелательному, от Аллена надо бежать. Сходу на низком старте и без оглядки и полукруга, ровно в противоположную сторону. Аллен манит тихим всезнающим смехом, привязывает к себе нитями-паутинами и с такой же лёгкостью их режет: ты свободен, — говорят действия; а зачем?  — спрашиваешь ты и остаёшься. Рыжий-рыжий умник усмехается, прячась за книгой, и, не глядя, называет фигуру, номер и букву шахматной клетки. Шах и мат. Снова. Играть против Аллена воистину бесполезное занятие — не выиграешь, даже не пытайся; лишь хлопнут книгой по голове на правах победителя и отправят в кондитерскую за свежей выпечкой. С Алленом в карты не играют — проигрывают; в шахматах — в пух и прах; в головоломки — это даже не смешно. И Аллен зевает, провожая долгим взглядом, который расшифровать в едином посыле невозможно — его нет. Всегда есть три, четыре, десять смыслов несказанных слов, о которых собеседник может или должен догадаться. Аллен на любое последующее слово лишь улыбнётся. Аллен — это головоломка с пятью замками и ни одним ключом. Аллен — это огромные полки прочитанных книг, составлявшие всю библиотеку Ковчега, и чернильные кляксы на манжетах белоснежной рубашки. Аллен — это работа-исследования-работа-книги-работа-любопытство и, конечно, усердная работа на износ. Аллен трудоголик до мозга костей и именно потому у него всегда есть ответ, всегда есть совет, всегда есть решение, всегда есть дельное предложение, всегда есть шанс выбраться живым откуда это считалось невозможным. У Аллена отсутствует само понятие «невозможности» в лексиконе — магия тоже наука, Неа — и лихорадочный блеск живого огня Интереса, скрываемый толстыми линзами очков. Аллен скрыт собственными образами, накладываемых друг на друга, сливаясь с серой толпой так, что найти становится нереально — Неа долго не понимал, как ему это удаётся при такой ярко-рыжей макушке; разумеется, ему ответили снисходительной улыбкой и тихим смехом. Аллен изучает весь мир под микроскопом, запоминая микроорганизмы, выстроенные клетками дома и рушившиеся от дуновения ветерка отношения; ему было бы смешно, если бы не было так грустно; Неа чувствует что-то такое в чужом взгляде, который притупляется тенью длинной чёлки, и вновь тонет. У Аллена взгляд без очков острый, яркий, до жути оценивающий и разбирающий тебя по кусочкам; у Аллена тяжёлое детство и несколько невесёлых шрамов, оставленных добрыми ровесниками, которые проявляют страх через агрессию; у Аллена разум запутан так, что поклонникам сюрреализма и не снилось. Но улыбка настоящая, каждая из них; и отношения построенные на эмоциях тоже; и желания у него такие же настоящие — а вот мир вокруг ненастоящий, неправильный, который стоит подкорректировать. И у Аллена есть план, сотня планов, далеко не одна сотня; а ещё Аллен знает о Ноях, Чистой силе, экзорцистах, Сердце и Графе. Аллен знает слишком-слишком много, беззаботно улыбаясь Неа и вполуха слушая причитания Маны, в укор брату; Аллен слишком-слишком умный, чтобы не знать как распоряжаться ценной информацией; Аллен очень-очень любит своих близких людей, но, пожалуй, этого недостаточно, чтобы не думать об открывшихся возможностях. Неа чувствует, как внутри холодеет от взгляда на не-совсем-друга; Неа буквально слышит с какой бешеной скоростью крутятся в чужой голове шестерёнки, да так, что и мысли никто бы не смог прочесть; Неа думает обо одном: Аллен — самый опасный представитель человечества. Аллен — это мозаика в три тысячи деталей, просто потому что одна — слишком мало, а две — предсказуемо скучно; число три имеет магические свойства, Неа — звучит полюбившийся поучительно-таинственный голос, а глаза сверкают светло-фиолетовым оттенком.