Жемчужина

Королева часто удивлялась, как богом забытая деревушка на окраинах Калегии смогла подарить миру такое совершенство, как золотоволосая девчонка по имени Клэр. Наверное, это было единственное, в чем Сале мог с ней согласиться. Но где бы еще могло родиться такое чистое создание, как не в Сульце, рассаднике идеалистов, твердо убежденных, что между хьюма и гаджума может царить мир? От подобных мест к горлу Сале неизменно подкатывала тошнота. Пожалуй, Клэр, безропотно смирившаяся со своим похищением, была настоящей жемчужиной невзрачного Сульца. И этим бы все и ограничилось, но на жемчужины дно оказалось поразительно щедрым. Сале нашел там как минимум еще одну, по его мнению, сияющую во сто крат ярче. Снежно-белые волосы, голубые глаза, полные решимости, имя ненаглядной возлюбленной на языке и... Сила льда. Действительно, кто бы мог подумать. Такой же непробиваемый, как глыба замерзшей воды, если дело не доходило до Клэр. «И такой же чертов идеалист, как она. Да будь проклят ваш Сульц!», — мысленно негодовал Сале. Его действительно раздражало то, насколько Вейгу удалось его заворожить. — Твоя жизнь ничего не значит, — бросил он тогда, но моментально понял: не такой подход требовался, чтобы вывести Вейга из себя. Тому было плевать на свою жизнь, когда Клэр в опасности. Все его эмоции были связаны с этой девчонкой, и, чтобы заставить его страдать, пытать следовало ее. Какая жалость — Королева отдала приказ доставлять девушек в целости и сохранности. Сале всегда считал чужие страдания поистине восхитительным зрелищем. Ему доводилось причинять боль огромному количеству людей и наблюдать самую разную реакцию: слезы, мольбы о пощаде, смирение; некоторые стоически терпели, некоторые просто ломались. Но из всего этого эмоционального калейдоскопа самым потрясающим он находил ярость — неистовую, яркую, пылающую огнем. Те, кто посылал в его адрес проклятия, кому удавалось возненавидеть его до глубины души, те, кто поднимал на него оружие, грозился вновь найти и отомстить, при удобном случае отрубить голову и выпустить кишки — те забавляли его больше остальных. Вейг оказался как раз одним из таких людей и в одиночку с лихвой утолял его жажду веселья. Не нужно было делать ровным счетом ничего: лишь упомянуть его прекрасную подружку, и все предохранители слетали на раз-два. — Клэр, Клэр, Клэр... Звучишь как полный идиот! — возмутился Сале однажды, не выдержав. Но на самом деле он был готов смириться даже с этими дурацкими выкриками. Он прежде не видел такого человека, ему было слишком весело, слишком интересно. Он был готов растерзать эту Клэр на части, чтобы просто посмотреть на реакцию. «Сила сердца? Широта души? Какая сила сердца, придурок? Какая, к чертям, душа? Кому это все нужно в мире, где хьюма и гаджума непрестанно будут грызть друг другу глотки до скончания времен?», — не мог прекратить думать Сале с того самого момента, как первый раз проиграл пестрой компашке друзей Вейга. «Сердце» было для него пустым звуком, ему впервые захотелось это кому-то доказать. И он не смог. Эта «сила» отобрала у него самое любимое развлечение. Он хотел выбить из Вейга эмоции любым способом, даже если бы для этого пришлось отдать жизнь. Обиден был не проигрыш, обидно было то, что Сале в конце концов увидел безразличие в его глазах. «Кажется, теперь мы поменялись местами». Сале не привык сдаваться и считал, что ему еще выдастся шанс обратить на себя льдистый взгляд. — Без обид, приказ леди Зильвы. А может, и нет. «Действительно, могло ли быть иначе». Сале с радостью принял бы смерть от руки лишь одного человека, и это был явно не Тома, подло воткнувший меч ему в спину. «У моей смерти должны были быть белые волосы и голубые глаза, а ты просто лишил меня этого, идиот. Ну и ладно. Лови бумеранг, который запустил». Тома и сам не ожидал, что кара будет мгновенной. — Мирное существование хьюма и гаджума? Не смешите меня. Вот она реальность, Вейг. И ты просто болван, если веришь в иное. Полнейший кретин, тошнотворный идеалист, не в меру упертый баран. — Но клянусь, среди всех лиц, искаженных болью и яростью, твое было самым прекрасным.