Услышь мой голос.

- Не стоит всерьез воспринимать слова миледи Эллис, сир, - покачал головой мейстер Тримелл. - Почему же? - После смерти своего отца, лорда Харрена Вольного, бедное дитя совсем лишилось рассудка. Ей видятся вещи, которые больше никто не видит. Ей слышится то, чего больше никто не слышит. - Как печально… А выздоровеет ли она? – похоже, сира Тауэла действительно волновала судьба такой маленькой, а уже умалишенной леди. - Разве что, когда солнце взойдет на западе. Слова эти были воистину смертным приговором. * * * Юная миледи Эллис все свое свободное время проводила в Южной башне, куда ее отправили, когда узнали о болезни. Она была крайне одинока; никто не желал с ней разговаривать, а те немногие, решившиеся перекинуться с ней парочкой слов, не воспринимали ее ответы всерьез. «Умалишенная, странная, несчастная», - эти гадкие слова в свой адрес юная миледи слышала практически ежедневно. Сама она не считала себя больной. Больной человек не может передвигаться и нормально существовать, думала она. Эллис старалась не слушать глупых сплетников, но с каждым днем это становилось все труднее и труднее. Очередной тяжелый день начался. Небо заволокло свинцовыми тучами, такая погода держалась уже третий день. Мейстер говорил, что все это из-за того, что боги сердятся на них. Эллис так не считала. «Боги не должны сердиться на людей, боги должны им помогать», - так говорила сказальщица Аара, когда юная миледи жила еще на Белом Утесе. И она верила Ааре; мудрая женщина из Асшая не могла врать. Люди говорили, что асшайцы способны предсказывать будущее, насылать порчу, а некоторые из них и вовсе – воскрешать людей. Но Белый Утес разгромлен, и сказальщица мертва. Юная миледи подошла к небольшому окошку. Сквозь стальные прутья ей удалось различить человеческие фигурки, движущиеся к Алым Воротам. Значит, сир Тауэл все-таки уводит свое войско на восток. Мысль эта несколько расстроила девочку. Она предполагала, что он останется здесь хотя бы до начала сбора урожая. Сир Тауэл был ненамного старше ее, и Эллис было очень приятно общаться с ним. Он, в отличие от остальных, не считал ее умалишенной, напротив, он всегда прислушивался к ее мнению. Раздался стук в дверь. Юная миледи не знала, который сейчас час, поэтому предположила, что это могла прийти служанка, с приглашением пройти в трапезную. Девочке не разрешали кушать в комнате; они боялись, что она нанесет себе вред каким-то столовым прибором. Конечно, такое отношение к ней обижало саму Эллис, но она старалась вести себя как ни в чем не бывало. «Пусть они увидят, что я такая же, как и другие девочки. Быть может, тогда они согласятся дать мне чуть больше свободы». Она не ошиблась; пришедшей действительно оказалась служанка, вот только звала она ее не к приему пищи. Мейстер желал видеть юную миледи. Сказать по правде, особой любви к этому пожилому человеку девочка не питала. С темно-красной бородой, щуплого телосложения, обладатель белых глаз, он пугал ее так, как не пугал прежде никто другой. Да и манера говорить у этого человека была странной – он тянул гласные, словно завывал какую-то песнь, и от этой песни холодок пробегал по спине. Именно мейстер был больше всех уверен в том, что Эллис – умалишенная, и он убеждал в этом всех. А как его не послушать? Он ведь все-таки носил цепь, подтверждающую его образованность и ум. В коридорах замка было непривычно тихо. Служанка шла впереди; за ней шла и сама Эллис. Шаги ее глухим эхом отдавали где- то там, позади. Как только они подошли к двери, ведущей в солярий мейстера, сердцебиение девочки ускорилось. «Спокойно, он не сделает тебе ничего плохого. Он не заточит тебя в башне навсегда, он видит, что ты хорошая девочка», - мысленно успокаивала себя юная миледи. Хрупкие пальчики обвили чугунную ручку, и она слабо постучала ею об дверь. «Войдите», - ответили изнутри хриплым голосом. Служанка помогла девочке открыть дверь, так как та была слишком тяжела. Мейстер сидела на небольшом балконе, держа в руках какой-то свиток и внимательно изучая его. Он не обернулся, когда девочка вошла в помещение. Словно бы не замечая ее, он полностью был сосредоточен на этом клочке пергамента, вероятно, новом. - Лето окончилось, - произнес он, обращаясь к самому себе, и отложил кусок пергамента на стол, а после повернулся к Эллис, - Вы пришли, миледи. - Да, - девочка быстро кивнула. Вновь сердце, словно бешенное, заколотилось в ее груди. - Чудесно, милое дитя. Прошу, присядьте,- он кивнул ей в сторону оббитого красным бархатом стула. Разговор, должно быть, будет долгим, подумала юная миледи. Ранее мейстер никогда не предлагал ей садиться. Обычно он просто спрашивал ее о самочувствии, а после отпускал, чиркнув перед этим что-то в своей книжечке. Юная миледи выполнила его просьбу. - Лето кончается, Эллис, - впервые за все время этот человек говорил с ней серьезно, - а потому, мне нужно кое-что знать. - Что именно, мейстер? - Действительно ли Вы больше не слышите того, чего не должны слышать? Вот он, шанс к спасению! Конечно, мейстер ожидает услышать утвердительный ответ. И вряд ли он воспримет его всерьез. Каждый раз, когда он спрашивал ее о голосах, Эллис отвечала, что уже давно не слышит их. Но он не верил ей. Поверит ли сейчас? Ответ пришел к ней самим собой. - Признаюсь, ранее я лгала Вам. Но тогда я была просто глупым ребенком, а сейчас я выросла. Та настойка, которую Вы дали мне, сотворила чудо. Голоса в моей голове умолкли навсегда. Мейстер улыбнулся своей обычной слащавой улыбкой, и девочка уже было подумала, что он не поверил ей. Но сегодня удача была на ее стороне. - Я верю Вам, дитя. И посему прикажу служанкам собрать Ваши вещи, завтра Вы отправитесь в Вышесад. Мейс Тирелл любезно согласился принять и содержать Вас ровно столько, сколько потребуется. Девочка едва сдержалась, чтобы не расцеловать мейстера от накатившей на нее радости. Сколько дней она ждала этого, и вот – теперь она свободна! Теперь ее больше не назовут умалишенной, а благородные дамы с удовольствие поддержат с ней беседу, ведь ей есть, что сказать, и слова ее будут наполнены смыслом. И все же, вежливость – ее главное оружие. Поэтому, девочка лишь легко поклонилась в знак благодарности. - Это столь любезно со стороны лорда Вышесада. Могу ли я идти? - Конечно, не смею Вас задерживать. Уже покинув солярий мейстера, Эллис позволила себе выплеснуть эмоции. Слезы радости катились по ее бледным, впалым щекам. Она не отправилась в свою комнату, ставшую для нее тюрьмой. Девочка села на гранитовые ступеньки, ведущие в Высокую Башню, и еще немного вот так поплакала, а после предалась фантазиям о своей грядущей жизни в Вышесаде. - Я стану леди, и все будут уважать меня. Ведь так? - Так-так, Эллис, - ответил ей первый голос. - Именно, - вторил ему второй. - И почему все думают, что я не должна слышать вас? – девочка поднялась со ступенек и разгладила подол своего платья, - вы ведь желаете мне добра.