В первый и последний раз

NITTO ATP FINALS Финал Федерер/Надаль 7-5 / 3-6 / 4-6 Роджер не знал, когда закончится матч, но в какой-то момент он вдруг понял, что не выиграет. Всего мгновение, и он понял, что все кончено. Его соперник, казалось, не знал усталости, и после трудного старта взял контроль над матчем. Всего мгновение — и идеально поданный слева мяч приземлился на дальней линии. Еще мгновение — и Рафа упал навзничь, раскинув руки и заливаясь слезами. Его первый успех в финале АТР. Пока Роджер шел к сетке навстречу сопернику, ему не было так грустно, как должно было бы. Конечно, ему всегда хотелось победить. Но он прекрасно знал, что Рафа хочет этого еще больше. И в конце концов, он был рад, что игрок такого уровня не закончил карьеру, не держа в руках этот трофей. Или не кусая его, в случае с Рафой. Эта мысль заставила его улыбнуться и на мгновение отвлекла от мысли о том, что Рафа сейчас стоит перед ним. Испанец протянул руку, сделав движение для обычного однорукого объятия, но Роджер, к его удивлению, обхватил его шею обеими. Если уж это последний раз, то уместно завершить все настоящими объятиями. Мысль эта на мгновение стала невыносимой, и Роджер еще сильнее сжал Рафу в объятиях. Когда объятия закончились, Рафа смотрел добродушно, но будто не до конца понимая смысл этого необычного, хотя и радушного жеста. Роджер опустил глаза и пожал руку судье. Пока съемочная группа готовила сцену для награждения, Роджер сидел ни на миг не сводя глаз со скамейки Рафы. Испанец выглядел самым счастливым человеком на свете, его знаменитая улыбка не сходила с губ ни на минуту, и Роджер позволил себе подумать, что этого достаточно для того, чтобы не слишком горевать о поражении. Рафа всегда имел над ним такую власть. Хотя счастье одного часто зависело от поражения другого, Роджер умел быстрее и легче принимать неудачу, если по ту сторону сетки находился Рафа. На этот раз все было по-другому. За исключением его решения. На мгновение Роджер задумался, не испортит ли эта новость настроение Рафе, не заставит ли она исчезнуть с его лица эту чудесную улыбку. Он старался думать, что нет. С другой стороны, это витало в воздухе. В тридцать восемь это решение было почти вынужденным. Вероятно, Рафа тоже этого ожидал. Поток мыслей прервал голос диктора, зовущего его на сцену. Роджер присоединился к организаторам, которые вручили ему приз за второе место. Когда настала очередь чемпиона, весь стадион взорвался ревом аплодисментов и радостными криками. Рафа поднял трофей к небу, и Роджер почувствовал, как сжалось его сердце при мысли о том, сколько раз повторялась эта сцена перед его глазами на протяжении более чем пятнадцати лет. Затем оратор предложил ему взять микрофон для традиционной речи, и швейцарец глубоко вздохнул. Время пришло. — Добрый вечер всем. Я постараюсь быть очень кратким, потому что это не мой момент. Я хочу поблагодарить вас всех, вы были невероятны. Я хотел бы сказать вам, как обычно, «увидимся в следующем году», но я не могу. В этот момент аудитория внезапно замолчала. Рафа, который до сих пор не переставал улыбаться, стал серьезным. — Я не могу, потому что это был мой последний матч. С завтрашнего дня я официально стану бывшим игроком. Он сделал паузу, чтобы не дать эмоциям снова овладеть им. Затем глубоко вздохнул и продолжил: — Я решил, что достаточно. Я доволен всем, чего достиг, и ни о чем не жалею. Я хочу наслаждаться временем, проведенным с детьми, с семьей. Пришло время поставить их на первое место, они заслуживают нормальной жизни, и именно поэтому я решил уйти из тенниса и от публичных выступлений. Теперь над трибунами царила нереальная тишина. Ни у кого не хватало смелости сказать хоть одно слово. Каждый смотрел на своего соседа, качая головой, прикрывая рот руками и недоверчиво расширяя глаза.  — Позвольте мне поблагодарить всех спонсоров и организаторов турнира, которые каждый год заботятся о нас наилучшим образом. Спасибо моей команде и моей семье. Спасибо ребята, без вас я бы ничего не достиг. И напоследок, конечно, хочу поздравить и поблагодарить своего соперника и давнего друга. Рафа, ты был великолепен сегодня. Ты заслужил победу, без сомнения. Я желаю тебе всего наилучшего в карьере и благодарю тебя за… О Боже, Рафа… Роджер сразу же остановился, как только — впервые с тех пор, как начал речь — посмотрел в сторону испанца. Лицо Рафы было совершенно мокрым от слез, а плечи сотрясали неистовые рыдания. Швейцарец тут же отошел от микрофона и подбежал к нему, и Рафа, почти бессознательно, обвил руками его шею, крепко обнимая. И публика, и организаторы смотрели на эту сцену удивленными, но понимающими глазами. Новость застала всех врасплох, и неудивительно, что самого крупного соперника Роджера она особенно поразила. С трудом Рафе удалось взять себя в руки и даже произнести краткую речь победителя. Он ничего не сказал, только быстро поблагодарил кого-то, как будто ему было все равно. Как будто он не выиграл финал в первый раз. Как будто он не стремился к этой победе на протяжении всей карьеры. Он выиграл, но чувствовал себя хуже, чем если бы проиграл. Сразу после окончания своей речи он убежал в раздевалку. Через несколько минут Роджер вошел в раздевалку со своей тарелкой в одной руке и трофеем Рафы в другой. — Привет, чемпион. Кажется, ты что-то забыл на корте, — сказал он, натягивая на лицо улыбку, которая не коснулась его глаз. Рафа сидел на скамейке и смотрел куда-то поверх всего. Роджер положил трофеи на землю и опустился на колени, облокотившись на ноги Рафы и пытаясь заглянуть ему в глаза. — Раф, все в порядке. Пожалуйста, перестань. Тебе сейчас полагается праздновать. Рафа вздохнул. — Я знаю. Но я не чувствую себя победителем. Совсем. Роджер знал, что для Рафы это будет не просто новость. Но, конечно, никогда не думал, что испанец может отреагировать так тяжело. Он переживал сильнее, чем он сам.  — Эй… Ты ведь знал, что это рано или поздно…  — Да. Да, я знаю. Я просто не могу думать о карьере без тебя. «О жизни без тебя», — хотел он сказать, но промолчал. Роджер смахнул слезу и положил руки Рафе на колени. Тот прижался лбом к его лбу. — Это просто означает, что на твоем пути будет на одного противника меньше. В голове Роджера это звучало как шутка, фраза, брошенная, чтобы разрядить обстановку. Но Рафа тут же напрягся и отстранился, нахмурившись. — Ты действительно такого плохого мнения обо мне?  — Я пошутил, Рафа… — Ты думаешь, сейчас самое время для шуток? — Какого черта, Рафа, я же не умираю! И ты не можешь всерьез думать, что тебе труднее, чем мне! Ты не можешь думать… не можешь позволить себе думать, что тебя это так сильно касается! Через секунду Роджер уже пожалел о сказанных словах. Если за все эти годы он хоть немного изучил Рафу, то должен был знать, что это худший способ исправить ситуацию. И все же ему не удалось сдержаться. Ситуация стала тяжелее, чем он мог вынести. Испанец внезапно изменился в лице, и Роджер прекрасно понял, что это всего лишь первый кирпич в стене гордости, которую Рафа возводит прямо у него на глазах. — А знаешь, что? Ты прав. Я не имею права ни на тебя, ни на твой выбор. Я не имею права так переживать. Прости, если я испортил тебе важный момент своими глупыми эмоциями, — сказал он с иронией. Затем вскочил и с силой захлопнул за собой дверь раздевалки, оставив позади печального Роджера Федерера. * Всего несколько часов спустя, в своем номере, подобно многим другим, Рафа обдумывал каждое слово, сказанное им и Роджером. Он вспоминал каждый момент прошедшего дня. Вспоминал безмерную радость победы, которая за несколько минут обернулась глубокой печалью и меланхолией. Он вспомнил последние пятнадцать лет. И понял, что с этого момента все изменится. С этого момента он останется один, без своего соперника, друга, любви, невысказанной, но в то же время молчаливо известной. Они всегда знали. Мысль о том, что этот день был их последним днем, заставила его содрогнуться. Но именно невыносимая мысль о том, что последним воспоминанием Роджера о нем будет их ссора, подтолкнула Рафу отбросить гордость и отправить простое текстовое сообщение: «Ты в отеле?» Ответ пришел через несколько мгновений: «Да» «Можно мне прийти?» В ответ Рафа получил только трехзначный номер. Номер комнаты Роджера. Швейцарец даже не успел отложить телефон после отправки сообщения, а Рафа уже стучал в его дверь. Роджер не смог сдержать улыбки. Он открыл дверь и впустил Рафу. — Привет, Раф… — Роджер, мне очень жаль. Ты прав, ты был прав, я не имел никакого права. Прости, я не хотел так реагировать, но… Мне было страшно. Я запаниковал. Я подумал о туре без тебя и… Роджер, я знаю, что ты нужен своей семье, это верно, просто я не знаю, каким все будет без тебя, и теперь я не знаю… — Рафа, остановись… успокойся, все в порядке… Роджер положил руки на плечи Рафы, пытаясь успокоить его. Пытаясь дать ему понять, что ему не за что извиняться. — Нет, не все в порядке. Я ошибся, я не должен был усложнять ситуацию еще больше. Прости меня, я… — Нет, это ты должен простить меня, Рафа. Я очень плохо с тобой обошелся. Я грубо отреагировал, но мне невыносимо думать, что из-за меня тебе так плохо… Испанец тут же замолчал. Вот и знакомые ощущения. Это электрическое напряжение между ними. Та гравитационная сила, которая заставляла их искать друг друга в течение пятнадцати лет, поддерживать друг друга. Рафа с трудом сумел отогнать эту мысль. — Я действительно не знаю, что будет дальше. Может мне тоже стоит уйти на пенсию. — Не смей. Роджер пристально посмотрел на него. — Ты еще не закончил. Ты должен продолжать сражаться. Ты должен достичь моих рекордов и превзойти их, — прошептал он, всего в нескольких дюймах от его лица. — Прежде всего, ты должен помешать Новаку сделать это, — добавил он с полуулыбкой. Рафа расслабился, впервые с тех пор, как вошел в эту комнату. — Я сделаю все, что в моих силах, но сомневаюсь, что когда-нибудь буду так же хорош, как ты. Роджер тут же снова стал серьезным. — Рафа. Он взял его лицо в ладони, чтобы убедиться, что испанец смотрит ему в глаза. — Ты всегда был так же хорош, как и я. Может быть, даже лучше, чем я. С нашего первого матча. Когда я увидел тебя на площадке в тот день в Майами, я знал, что ты не будешь одним из многих. Еще до того, как мы начали играть, я уже знал это… Он замолчал, опасаясь, что может сказать больше, чем нужно. — Рафа, в тот день я нашел себе соперника и друга. Ты усложнил мне жизнь на корте, но чрезвычайно облегчил ее вне его. Ты не должен думать, что ты значишь меньше, чем я. Никогда. Скоро ты будешь лучшим в глазах всех, но в моих глазах ты уже давно лучший. Глаза Рафы увлажнились, но, несмотря на это, он энергично замотал головой. — Я могу превзойти твои рекорды, я могу выиграть больше матчей, я могу взять больше трофеев, но я никогда не буду таким, как ты. Роджер, ты должен понять, что никто, никто никогда не сравнится с тобой… Испанец снова заплакал, поднося руки к лицу. Отчаяние, с которым он произнес последние слова, убедило Роджера, что Рафа говорит уже не только о теннисе. Он ничего не сказал, подождал, пока тот успокоится, но на душе у него было тревожно. Когда Рафа поднял глаза и вытер слезы, Роджер почувствовал комок в горле. Чувство, которое он не мог объяснить. — Боже, ты не мог бы быть красивее, даже если бы попытался… иди сюда. Рафа позволил Роджеру обнять его своими сильными руками, уткнувшись ему в шею и глубоко вдыхая его запах. Эта близость разрушила последние оставшиеся барьеры. Если это действительно был последний раз, когда он мог провести время с Роджером, то был только один путь. Рафа медленно разжал объятия и, недолго думая, поцеловал Роджера в губы. Это длилось секунду, а может, и меньше. Не успели они осознать происходящее, как все уже кончилось. И все же у них обоих перехватило дыхание. Рафа, похоже, не удовлетворился этим и снова потянулся к Роджеру. — Рафа, нет, мы не можем. — Я знаю, — сказал испанец, но снова приблизился, украдкой поцеловав его. На этот раз прошло несколько мгновений, прежде чем Роджер положил руку ему на грудь, снова отстраняя. — Рафа, мы женаты. Оба. — Да, я знаю. Еще один поцелуй. Еще немного дольше, чем предыдущий. — Мы с тобой были так осторожны целых пятнадцать лет, Рафа. Испанец уже зашел слишком далеко, чтобы сейчас остановиться. И когда их губы встретились снова, было чувство, будто пятнадцать лет ожидания были оплачены в один миг. — Раф… — снова перебил Роджер. Рафа остановился. Он посмотрел на него, ожидая продолжения. Но на этот раз швейцарец вздохнул, побежденный. — Мне больше нечего сказать… — он улыбнулся, и на этот раз сам потянулся за поцелуем. Через несколько минут целомудренные поцелуи начали становиться все более и более интенсивными. Роджер обхватил лицо Рафы руками и тихо застонал. Внезапно мысль о том, что их может разделять хоть один дюйм, стала неприемлемой. Роджер начал целовать Рафу в подбородок, потом в шею. Руки скользнули под синюю футболку испанца, и от этого простого прикосновения желание обоих возросло настолько, что теперь ни один из них не мог сдержать стонов удовольствия. Футболка Рафы вскоре оказалась на полу, за ней последовали все остальные куски ткани, виновные в том, что были препятствием между их телами. Рафа попятился, падая на кровать, и Роджер тут же последовал за ним, как загипнотизированный. Стараясь быть осторожнее с больными коленями, он прижался к нему так, что тела их вздрогнули в унисон, соприкоснувшись возбужденными членами. — Рафа… Мой Бог… Ты такой красивый. Роджер посмотрел на Рафу так, словно никогда не видел ничего прекраснее. А может, так оно и было. Он ласкал его руками и глазами. Ему хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась. Но он прекрасно понимал, что должен наслаждаться каждым мгновением, потому что-то, что сейчас происходит между ними, не повторится больше никогда. Эта мысль была невыносимой, и Роджер на мгновение прекратил исследовать совершенное тело Рафы, уткнувшись лицом ему в шею. Испанец сразу заметил перемену в лице Роджера и нежно погладил его по волосам. — Эй, ты в порядке? Роджер отрицательно покачал головой, и Рафа вздохнул. — Что случилось? Если ты передумал… если ты не хочешь, я могу… — Я никогда в жизни не хотел ничего так сильно, — перебил он шепотом, — Вот что случилось. Рафа слегка приподнялся на локте. Он снова начал нежно целовать Роджера, лаская каждый уголок его тела, до которого мог дотянуться. — Все в порядке, mi amor. Швейцарец снова позволил себе отдаться этому необъяснимому чувству, тем чувствам, которые были сильнее разума, сильнее всякой логики. Он отвечал на каждый поцелуй так, словно от этого зависела его жизнь. Каждое прикосновение Рафы усиливало его желание, и в какой-то момент дольше сдерживаться он уже не мог. — Раф… Ты мне нужен. Рафа нежно поцеловал его. — А ты нужен мне. Роджер неохотно отстранился, чтобы достать из тумбочки презерватив. Он быстро надел его, в предвкушении того, что сейчас случится. Он приблизился к отверстию Рафы, но прежде чем войти, наклонился, чтобы поцеловать его снова. После Рафа прижал Роджера к себе, обнимая рукой за шею. — В первый и последний раз, — прошептал он одними губами. — В первый и последний раз, — повторил Роджер, наконец начиная толкаться внутрь. Оба застонали. Через несколько мгновений Роджер начал двигаться, медленно, без спешки. Всякий раз, когда он позволял себе представить подобную ситуацию (а Бог знает, сколько раз он это представлял), он всегда думал, что это будет что-то отчаянное и грубое. Но в этот момент его тело требовало, чтобы он наслаждался каждой секундой этого момента, такого совершенного, такого тайно желанного и ожидаемого. Лежавший под ним Рафа, прикрыл глаза и откинул голову назад. Полуоткрытый рот и тяжелое дыхание. Имя Роджера повторяется, как молитва. Роджер был пьян от этого зрелища. Он слегка изменил угол наклона, и Рафа громко застонал. — Тебе хорошо? — Прекрасно. От нежности глаза Роджера наполнились слезами. Если бы он не был так взволнован, то заплакал бы. — Да, Роджи, да. Вот так. Не останавливайся, пожалуйста. Рафа обхватил руками бедра Роджера, направляя его, чтобы почувствовать его еще глубже. — Это, чёрт возьми, потрясающе, Раф… — Да… Роджер продолжал толкаться в него, но вдруг остановился. — Подожди… подожди… Роджер вытащил свой член, вызвав стон разочарования у испанца. — Родж, почему… — Я не продержусь долго. Я не хочу, чтобы это закончилось так скоро. Рафа кивнул. Несколько минут он ласкал волосы Роджера, пока желание почувствовать его внутри снова не стало невыносимым. Он начал целовать его шею, нежно поглаживая член Роджера, который уже снова становился твердым. Когда швейцарец начал стонать, Рафа мягко подтолкнул его к кровати, усаживаясь к нему на колени. Слегка потеревшись, он снова направил член Роджера внутрь себя, надавливая бедрами, чтобы почувствовать его как можно глубже. — О Боже, Роджер… — Двигайся. Рафа, пожалуйста. Двигайся. Испанец с радостью удовлетворил просьбу любовника, начав скакать на его члене. Одного вида того, как Рафа скользит по нему вверх-вниз, запрокинув голову и сложив руки на груди, шепча слова на балеарском, было почти достаточно, чтобы Роджер кончил. Затем он закрыл глаза, чтобы насладиться каждым ощущением в полной мере и сделать так, чтобы это волшебство длилось как можно дольше. Его руки потянулись к члену Рафы, твердому и покрасневшему. Роджер начал поглаживать его, но Рафа перехватил его руку, переплетая их пальцы и не переставая двигаться. — Не надо меня трогать. Я кончу так. Только от твоего члена. После этих слов мощный оргазм овладел Роджером, и он кончил с громким криком. Рафа продолжал двигаться и кончил через несколько секунд, повторяя имя Роджера и падая на него сверху, пытаясь отдышаться. Немного придя в себя, Рафа поднялся и чмокнул Роджера в губы. Они стояли рядом в молчании, которое казалось бесконечным. Потом Роджер обнял Рафу за талию и притянул к себе. — Рано или поздно это должно было случиться, — прошептал он, поглаживая его по щеке. — Да. — Честно говоря, я даже не знаю, как я сопротивлялся тебе целых пятнадцать лет, — добавил он, улыбаясь, но серьезно. — Я тоже. Рафа крепче обнял Роджера, позволяя ласкам швейцарца увести его в мир грез. Роджер, напротив, знал, что в эту ночь ему не уснуть. Не после таких сильных эмоций. Через несколько минут дыхание Рафы стало ровным, и Роджер несколько минут смотрел, как он спит. Его сердце сжалось при мысли о том, что у него будет только эта ночь. Словно угадав его мысли, Рафа слегка пошевелился. — Ты был любовью всей моей жизни, Роджер, — прошептал он. Роджеру показалось, что он может умереть в этот момент. Он обнял Рафу и прижал к себе, вытирая слезы, которые никак не мог остановить. Проснулся ли Рафа или он произнес эти слова бессознательно, Роджер не знал. Но это было и не важно. Следующие несколько часов он провел, гладя Рафу по волосам и вспоминая все те моменты, когда это могло произойти, но в итоге так и не произошло. Он глубоко вздохнул. — Может, как-нибудь другой жизни, Раф… * Утро наступило слишком рано. Звук будильника никогда еще не был таким неприятным. Роджер машинально выключил его. Затем посмотрел на лежащего рядом мужчину. Ему не хотелось будить его, но ночь уже кончилась. А вместе с ней и этот маленький эпизод между ними. Прекрасный и неповторимый. Он начал нежно целовать бицепс Рафы, и испанец слегка пошевелился и прищурился. Увидев Роджера, Рафа расплылся в самой прекрасной из своих улыбок. Затем его осенило, что произошло прошлой ночью, и он изменился в лице. — Так… это был не сон… Швейцарец улыбнулся и запечатал губы Рафы долгим поцелуем. — Мне пора идти, не так ли? Роджер печально кивнул. Через несколько минут Рафа уже оделся и был готов выйти из комнаты. Он не готов был расстаться с Роджером, но к этому, подумал он, он никогда готов не будет. Он подошел к двери, но прежде чем открыть ее, шагнул к швейцарцу, обнял его за шею, крепко прижимаясь. Роджер крепко обнял его в ответ. — Мы ведь еще встретимся, правда? Это не прощание… Ведь так? — Конечно, Рафа. Все будет по-другому, но… Выход на пенсию не значит, что я исчезну из твоей жизни. — Значит, это не прощание. — Нет. — Хотя, похоже на то. — Я знаю… Обняв Роджера в последний раз, Рафа набрался храбрости и оторвался от его теплого, манящего тела, открывая дверь, чтобы уйти. На этот раз по-настоящему. Швейцарец позвал его еще раз, последний. — Рафа… Он повернулся, и в тот же миг Роджер взял его лицо в свои ладони и прильнул к его губам в последнем, чудесном поцелуе. Через несколько секунд Роджер отстранился с сияющими глазами, гладя губы Рафы, там, где только что были его губы. — Будь счастлив, ладно? Испанец только кивнул и ушел. Роджер закрыл дверь и прислонился к ней головой. Он вздохнул. — Ты тоже был любовью всей моей жизни, Рафа.